Ваши питомцы живут с ними бок о бок уже более десяти лет.
Кастанаверас: Около двенадцати. После того как наши адвокаты добились для нас права поселиться там, где мы сочли нужным, они решили вернуться во Францию. Как мне сообщили, этот выбор был сделан в основном усилиями Жаклин и Альберта де Ностри. Молодые де Ностри хотели остаться в Америке, большинство из них выросли здесь. (Усмешка) К несчастью, решение доверить моей опеке детей-телепатов точно так же касалось Альберта и Жаклин. У меня создалось впечатление, что им не оставили выбора. В клане де Ностри решения принимаются отнюдь не демократическим путем.
М а к к а н: Почему же они пошли на это?
Кастанаверас: Это очевидно.
М а к к а н: Боюсь, что нет.
Кастанаверас: Взгляните сюда, пожалуйста. Это наши центральные ворота. За ними, по меньшей мере, три тысячи демонстрантов, устраивающих нам обструкцию только потому, что мы решили взять свое будущее в свои руки. Мы, оказывается, виновны в том, что желаем жить как все свободные люди. В основе, конечно, лежит страх — мы опасны, потому что можем читать чужие мысли. За это многие нас не любят. Среди демонстрантов, безусловно, есть и такие люди. Другие ненавидят нас за то, что мы иные, но и в этом случае в основе все тот же страх. Но подавляющая часть протестующих собралась здесь просто потому, что им кто-то посоветовал отправиться к нашему убежищу. Или приказал! Понимаете, каждому образованному человеку на планете, просматривающему какое-нибудь электронное издание, известно, где мы живем. Я имею в виду не точное название улицы, номер дома, но само ощущение, что за полчаса все это можно найти в Инфосети и добраться до нас. Но они почему-то не явились сюда. А эти явились! Забросив свои дела, позабыв о собственном доме. Вот вы считаете себя образованным человеком. Знакомитесь с новостями...
М а к к а н: Кажется, я понимаю, куда вы клоните.
Кастанаверас: Где де Ностри? Во Франции. Я уже несколько раз говорил об этом. Может быть, вы даже знаете, где именно. Вот я и спрашиваю, где?
М а к к а н: Не знаю, но, если бы мне понадобилось, я смог бы через пару минут отыскать их место жительства.
Кастанаверас: Вот именно. Но возле их дома нет никаких демонстраций, никто не пикетирует их ворота. Почему? А у нас здесь ежедневное столпотворение. Полагаете, оно возникло на пустом месте?
* * *
Рычащая, истекающая слюной живая масса, вооруженная клыками и когтями, ударила Карла в грудь и отшвырнула к стене. Сильные челюсти впились в высокий ботинок на правой ноге, затем человек почувствовал сильный рывок. Он выронил карабин, но успел выхватить нож. Вовремя! Пес снова бросился на него — метил в горло, и Карл коротким тычком вогнал в его грудь длинное лезвие. Рука даже сопротивления плоти не ощутила — нож с одинаковой легкостью пронзил шерстяной покров, мускулы, сухожилия, кости. Пес сцепил зубы вокруг запястья, да так и повис, прощаясь с жизнью. Его тело помешало другому псу ухватить Карла. В следующее мгновение что-то смутное, неуловимое для глаз метнулось к нему, на ходу лишив жизни оставшихся псов. Последний, отлетев метров на пять в сторону, даже взвизгнуть не успел. Там и упал с вывалившимися внутренностями. Жаклин де Ностри остановилась, перевела дух. Только теперь Карл ощутил, насколько тяжела была псина, висевшая на его ноге. Кровь уже закапала из-под его челюстей.
Жаклин вздрагивала от ненависти.
Собаки. Ненавижу собак!
Она подождала, пока Карл отбросит пса в сторону, уняла дрожь. Карл, приглядевшись, различил ментальным взором трупы пяти собак.
Ему удалось справиться только с одной, да и то он получил ранение, а эта леопардиха вмиг расправилась со всей сворой.
Когда Карл вытер нож о траву и сунул его в ножны, она еще продолжала вздрагивать. Кастанаверас подобрал карабин, двинулся к спутнице и машинально, совсем по-человечески решил подбодрить ее, но вовремя подавил это желание.
Ни в коем случае не трогай ее! Ее нельзя касаться, если она этого не хочет!
Прячась за деревьями, они двинулись к дому.
* * *
(Редактор обнаружил и пометил очередную вставку: «Следующая часть состоит из интервью, взятого в четверг утром. В тот же день, но позже Джерольд Маккан был убит. Здесь Карл Кастанаверас и наш репортер одеты так же, как и в среду, когда состоялась первая запись.)
Маккан: Карл, ранее вы выразились в том духе, что эти демонстрации перед воротами инспирированы. Не желаете ли уточнить свое высказывание?
Кастанаверас: С удовольствием. Обратите внимание. (Камера задрожала, по объемному изображению чередой поплыли помехи, пропала видимость.) Это...
Маккан: Редактор, внимание! Карл, вам следовало заранее спросить меня об этом. Вы не имеете права вставлять свои кадры.
Кастанаверас: Почему?
М а к к а н: Я не силен в технике, так что поверьте на слово. Здесь обязательно будет расплывчатое пятно. Вы часто включаете свои голографические камеры?
Кастанаверас: Нет.
Маккан: Сделайте мне копию с этих материалов, и я постараюсь вмонтировать их там, где будет возможно, но с обязательной ссылкой, как и от кого эта информация получена.
Кастанаверас: Хорошо. Я могу продолжать?
Маккан: Редактор, интервью продолжается. Итак, не желаете ли уточнить свое высказывание?
Кастанаверас: Конечно. Взгляните на эти кадры, которые мы засняли, когда вы приехали к нам вчера в среду и уехали ночью. Уверен, вы обратили внимание на потерявших сознание демонстрантов, лежавших перед воротами.
Маккан: Да, я заметил на земле каких-то людей.
(Изображение демонстрантов перед воротами Комплекса Чандлера на мгновение перекрыло картинку с Карлом и Джерольдом.)
Кастанаверас: Здесь ясно видно — вот, смотрите, вновь они, а вот несколькими секундами позже — эти люди даже не пытаются уклониться от действия парализаторов. Теперь давайте посмотрим на их лица, вот здесь они все увеличены и размещены так, чтобы было лучше видно. Все это лица тех, кто был оглушен во время вашего проезда. Смотрите внимательнее, сейчас все они подвергнутся воздействию акустического парализатора. Когда упадут, их лица вряд ли можно будет использовать для опознания. Черты искажены, им очень больно, но все же можно догадаться, что это одни и те же люди.
М а к к а н: Похоже, вы правы, но я сразу должен оговориться: мы обязательно проверим эти кадры.
Кастанаверас: Отлично. Не знаю, как бы точнее выразиться... на сегодня, на утро четверга, у нас нет убедительных доказательств, что эти люди входят в состав Миротворческих сил. Но мы установим это к воскресенью, к моменту выхода номера в свет.
М а к к а н: (Наклонившись вперед и заглядывая в объектив.) Черт побери, если вам удастся провернуть опознание, это будет очень интересно. Но, боюсь, Карл, ничего хорошего это вам не даст. Насколько мне известно, не существует закона, запрещающего служащим МС участвовать в демонстрациях против телепатов.
Кастанаверас: Совершенно верно! Но в данном случае, Джерри, готов ли ты с уверенностью утверждать, что эти, люди не при исполнении? Сколько ставишь? Хорошенькое дело — преследовать нас в служебное время и не давать нам покоя! Интересно, сколько им за это платят?
М а к к а н: Не кипятись. Возможно, это какие-нибудь обкуренные молокососы или психи. Я уже сказал, что все досконально проверю, когда буду готовить материал к печати.
Кастанаверас: Трус! Тогда подумай вот о чем. С тех пор как мы переехали в Комплекс, у нас здесь каждый день собиралось от шестисот до полутора тысяч демонстрантов. Сегодня их более трех тысяч, а ты даже не пытаешься поинтересоваться, откуда взялась эта толпа! Они появились в тот самый день, когда судья Саншайн постановил, что телепаты не подпадают под действие законов о государственной тайне от две тысячи сорок восьмого и две тысячи пятьдесят четвертого годов.
Ну что, черт побери, плохого в стремлении стать свободными? (Пауза) Полагаю, я задал риторический вопрос. На нашей планете теперь не найдешь уголка, где терпимо относились бы к рабству в любом его проявлении. Конечно, в Индии, на Тайване или еще в каком-нибудь другом месте есть идиоты, сами продающие себя в рабство на определенных условиях, но даже при этом период действия любого контракта подобного рода ограничен пятью годами. Эти несчастные сами выбрали свой путь, но они получают за это деньги! Нам же никогда не платили за наши услуги. Никто и никогда не интересовался, чем мы хотели бы заняться, я уж не говорю о ненормированном режиме рабочего времени. Аппарат Генерального секретаря ни минуты не сомневается в том, что все касающееся восьмой поправки — результат помрачения рассудка законодателей и даже после принятия этого конституционного закона следовать ее духу — сущее безумие. Объединенные Нации возбудили против нас ряд судебных процессов. Миротворческие силы преследуют нас за то, что мы разорвали устный контракт. Генеральный прокурор за то, что мы нарушили положения законов о соблюдении государственной тайны. Министерство контроля рождаемости вчинило нам иск, что мы якобы не можем создать детям достойные условия для их воспитания. Бюро районирования — что мы позволили себе заниматься бизнесом в жилом комплексе, где этого делать нелыя. А тут еще и Бюро контроля за дорожным движением...
М а к к а н: Ау этого департамента какие к вам претензии?
Кастанаверас: Нарушение скоростного режима на дорогах. Ни больше ни меньше. Ты полагаешь, Джерри, что это все совпадения? Ты же разумный человек!
М а к к а н: Я полагаю, что пришел взять у тебя интервью.
Кастанаверас: Хорошо. Уверяю тебя, совпадением здесь не пахнет. В настоящее время мы являемся жертвами тайного сговора между аппаратом Генерального прокурора в лице Шарля Эддора, Миротворческими силами в лице советника Карсона, являющегося также — я не очень-то разбираюсь во всех этих бюрократических хитросплетениях — Председателем контрольного комитета Миротворческих сил, входящего в структуру Объединенного Совета, и аппаратом Генерального секретаря в лице самого его 'руководителя. Они не в силах установить над нами свою власть законным путем, да и не стремятся к этому, а предпочитают незаконные методы, потому что в этом случае у них будут развязаны руки и в то же время соблюдена видимость законности. Вот откуда эта толпа у ворот.
М а к к а н: Редактор, неплохой сюжет для беседы с мсье Амньером. Карл, как ты отнесешься к идее обсудить все эти вопросы в беседе с Генеральным секретарем? Возможно, такая беседа между вами уже состоялась? Ты не хотел бы дать мне запись?
(Мужской голос за кадром, идентифицируемый с голосом Малко Калхари, энергично выражается по поводу Генерального секретаря. Следующая вставка относится к редактору «Электроник таймс», сообщающему, что в настоящее время запись этой беседы недоступна для них.)
Кастанаверас: Нет. Мы используем ее как-нибудь в другой раз.
М а к к а н: Прекрасно. Но, имей в виду, не получив от тебя этих материалов, мы не сможем включить данный фрагмент беседы в окончательный вариант интервью.
Кастанаверас: Мы не желаем войны, Джерри. Обнародование записи этого разговора может поставить Генерального секретаря в неловкое положение. В конце концов, он не сказал нам ничего нового. У меня нет намерения выдвигать какие-либо обвинения и вообще поднимать шум. Я просто хочу, чтобы нас оставили в покое.
М а к к а н: Тебе не кажется, что вы уже находитесь в состоянии войны?
Кастанаверас: Не знаю. У меня не было возможности ознакомиться с мыслями Генерального секретаря или советника Карсона. Есть разница между мышиной возней и боевыми действиями. В настоящее время мы глядим в глаза друг другу, ожидая при этом, кто моргнет первым. (Легкая усмешка) Ты не находишь, что нет смысла блефовать, если тебе известно, о чем думает парень, сидящий за столом напротив тебя, не так ли? (Пауза) Я лично надеюсь, что мы не воюем. Я не хочу этого. (Кастанаверас вновь помолчал, на этот раз подольше, несколько секунд, затем добавил.) Если у них в головах наличествует хотя бы крупица здравого смысла, они не начнут боевые действия первыми.
* * *
Тио Сандоваль проснулся в темноте.
Некоторое время он никак не мог понять, что разбудило его. Рядом посапывала Карлита, дышала ровно, отчетливо. Единственным источником освещения в спальне был аквариум, занимавший большую часть одной из стен; там, в таинственном аквамариновом полусвете, порожденном творческой фантазией Карлиты, сновали экзотические водные создания. Она любила заниматься на досуге подводным дизайном. Свечение могло меняться в зависимости от движения водных потоков, и эта волна изменений наподобие утонченной цветомузыки легкой рябью отражалась на предметах обстановки. Обнаженная Карлита лежала в изысканной и очень соблазнительной позе — на спине, рука чуть пониже животика. Однако желание так и не проснулось — с того дня, как погибла телепатка, он больше не испытывал влечения к женщинам.
Легкий ветерок пробежал по волосам на груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Кастанаверас: Около двенадцати. После того как наши адвокаты добились для нас права поселиться там, где мы сочли нужным, они решили вернуться во Францию. Как мне сообщили, этот выбор был сделан в основном усилиями Жаклин и Альберта де Ностри. Молодые де Ностри хотели остаться в Америке, большинство из них выросли здесь. (Усмешка) К несчастью, решение доверить моей опеке детей-телепатов точно так же касалось Альберта и Жаклин. У меня создалось впечатление, что им не оставили выбора. В клане де Ностри решения принимаются отнюдь не демократическим путем.
М а к к а н: Почему же они пошли на это?
Кастанаверас: Это очевидно.
М а к к а н: Боюсь, что нет.
Кастанаверас: Взгляните сюда, пожалуйста. Это наши центральные ворота. За ними, по меньшей мере, три тысячи демонстрантов, устраивающих нам обструкцию только потому, что мы решили взять свое будущее в свои руки. Мы, оказывается, виновны в том, что желаем жить как все свободные люди. В основе, конечно, лежит страх — мы опасны, потому что можем читать чужие мысли. За это многие нас не любят. Среди демонстрантов, безусловно, есть и такие люди. Другие ненавидят нас за то, что мы иные, но и в этом случае в основе все тот же страх. Но подавляющая часть протестующих собралась здесь просто потому, что им кто-то посоветовал отправиться к нашему убежищу. Или приказал! Понимаете, каждому образованному человеку на планете, просматривающему какое-нибудь электронное издание, известно, где мы живем. Я имею в виду не точное название улицы, номер дома, но само ощущение, что за полчаса все это можно найти в Инфосети и добраться до нас. Но они почему-то не явились сюда. А эти явились! Забросив свои дела, позабыв о собственном доме. Вот вы считаете себя образованным человеком. Знакомитесь с новостями...
М а к к а н: Кажется, я понимаю, куда вы клоните.
Кастанаверас: Где де Ностри? Во Франции. Я уже несколько раз говорил об этом. Может быть, вы даже знаете, где именно. Вот я и спрашиваю, где?
М а к к а н: Не знаю, но, если бы мне понадобилось, я смог бы через пару минут отыскать их место жительства.
Кастанаверас: Вот именно. Но возле их дома нет никаких демонстраций, никто не пикетирует их ворота. Почему? А у нас здесь ежедневное столпотворение. Полагаете, оно возникло на пустом месте?
* * *
Рычащая, истекающая слюной живая масса, вооруженная клыками и когтями, ударила Карла в грудь и отшвырнула к стене. Сильные челюсти впились в высокий ботинок на правой ноге, затем человек почувствовал сильный рывок. Он выронил карабин, но успел выхватить нож. Вовремя! Пес снова бросился на него — метил в горло, и Карл коротким тычком вогнал в его грудь длинное лезвие. Рука даже сопротивления плоти не ощутила — нож с одинаковой легкостью пронзил шерстяной покров, мускулы, сухожилия, кости. Пес сцепил зубы вокруг запястья, да так и повис, прощаясь с жизнью. Его тело помешало другому псу ухватить Карла. В следующее мгновение что-то смутное, неуловимое для глаз метнулось к нему, на ходу лишив жизни оставшихся псов. Последний, отлетев метров на пять в сторону, даже взвизгнуть не успел. Там и упал с вывалившимися внутренностями. Жаклин де Ностри остановилась, перевела дух. Только теперь Карл ощутил, насколько тяжела была псина, висевшая на его ноге. Кровь уже закапала из-под его челюстей.
Жаклин вздрагивала от ненависти.
Собаки. Ненавижу собак!
Она подождала, пока Карл отбросит пса в сторону, уняла дрожь. Карл, приглядевшись, различил ментальным взором трупы пяти собак.
Ему удалось справиться только с одной, да и то он получил ранение, а эта леопардиха вмиг расправилась со всей сворой.
Когда Карл вытер нож о траву и сунул его в ножны, она еще продолжала вздрагивать. Кастанаверас подобрал карабин, двинулся к спутнице и машинально, совсем по-человечески решил подбодрить ее, но вовремя подавил это желание.
Ни в коем случае не трогай ее! Ее нельзя касаться, если она этого не хочет!
Прячась за деревьями, они двинулись к дому.
* * *
(Редактор обнаружил и пометил очередную вставку: «Следующая часть состоит из интервью, взятого в четверг утром. В тот же день, но позже Джерольд Маккан был убит. Здесь Карл Кастанаверас и наш репортер одеты так же, как и в среду, когда состоялась первая запись.)
Маккан: Карл, ранее вы выразились в том духе, что эти демонстрации перед воротами инспирированы. Не желаете ли уточнить свое высказывание?
Кастанаверас: С удовольствием. Обратите внимание. (Камера задрожала, по объемному изображению чередой поплыли помехи, пропала видимость.) Это...
Маккан: Редактор, внимание! Карл, вам следовало заранее спросить меня об этом. Вы не имеете права вставлять свои кадры.
Кастанаверас: Почему?
М а к к а н: Я не силен в технике, так что поверьте на слово. Здесь обязательно будет расплывчатое пятно. Вы часто включаете свои голографические камеры?
Кастанаверас: Нет.
Маккан: Сделайте мне копию с этих материалов, и я постараюсь вмонтировать их там, где будет возможно, но с обязательной ссылкой, как и от кого эта информация получена.
Кастанаверас: Хорошо. Я могу продолжать?
Маккан: Редактор, интервью продолжается. Итак, не желаете ли уточнить свое высказывание?
Кастанаверас: Конечно. Взгляните на эти кадры, которые мы засняли, когда вы приехали к нам вчера в среду и уехали ночью. Уверен, вы обратили внимание на потерявших сознание демонстрантов, лежавших перед воротами.
Маккан: Да, я заметил на земле каких-то людей.
(Изображение демонстрантов перед воротами Комплекса Чандлера на мгновение перекрыло картинку с Карлом и Джерольдом.)
Кастанаверас: Здесь ясно видно — вот, смотрите, вновь они, а вот несколькими секундами позже — эти люди даже не пытаются уклониться от действия парализаторов. Теперь давайте посмотрим на их лица, вот здесь они все увеличены и размещены так, чтобы было лучше видно. Все это лица тех, кто был оглушен во время вашего проезда. Смотрите внимательнее, сейчас все они подвергнутся воздействию акустического парализатора. Когда упадут, их лица вряд ли можно будет использовать для опознания. Черты искажены, им очень больно, но все же можно догадаться, что это одни и те же люди.
М а к к а н: Похоже, вы правы, но я сразу должен оговориться: мы обязательно проверим эти кадры.
Кастанаверас: Отлично. Не знаю, как бы точнее выразиться... на сегодня, на утро четверга, у нас нет убедительных доказательств, что эти люди входят в состав Миротворческих сил. Но мы установим это к воскресенью, к моменту выхода номера в свет.
М а к к а н: (Наклонившись вперед и заглядывая в объектив.) Черт побери, если вам удастся провернуть опознание, это будет очень интересно. Но, боюсь, Карл, ничего хорошего это вам не даст. Насколько мне известно, не существует закона, запрещающего служащим МС участвовать в демонстрациях против телепатов.
Кастанаверас: Совершенно верно! Но в данном случае, Джерри, готов ли ты с уверенностью утверждать, что эти, люди не при исполнении? Сколько ставишь? Хорошенькое дело — преследовать нас в служебное время и не давать нам покоя! Интересно, сколько им за это платят?
М а к к а н: Не кипятись. Возможно, это какие-нибудь обкуренные молокососы или психи. Я уже сказал, что все досконально проверю, когда буду готовить материал к печати.
Кастанаверас: Трус! Тогда подумай вот о чем. С тех пор как мы переехали в Комплекс, у нас здесь каждый день собиралось от шестисот до полутора тысяч демонстрантов. Сегодня их более трех тысяч, а ты даже не пытаешься поинтересоваться, откуда взялась эта толпа! Они появились в тот самый день, когда судья Саншайн постановил, что телепаты не подпадают под действие законов о государственной тайне от две тысячи сорок восьмого и две тысячи пятьдесят четвертого годов.
Ну что, черт побери, плохого в стремлении стать свободными? (Пауза) Полагаю, я задал риторический вопрос. На нашей планете теперь не найдешь уголка, где терпимо относились бы к рабству в любом его проявлении. Конечно, в Индии, на Тайване или еще в каком-нибудь другом месте есть идиоты, сами продающие себя в рабство на определенных условиях, но даже при этом период действия любого контракта подобного рода ограничен пятью годами. Эти несчастные сами выбрали свой путь, но они получают за это деньги! Нам же никогда не платили за наши услуги. Никто и никогда не интересовался, чем мы хотели бы заняться, я уж не говорю о ненормированном режиме рабочего времени. Аппарат Генерального секретаря ни минуты не сомневается в том, что все касающееся восьмой поправки — результат помрачения рассудка законодателей и даже после принятия этого конституционного закона следовать ее духу — сущее безумие. Объединенные Нации возбудили против нас ряд судебных процессов. Миротворческие силы преследуют нас за то, что мы разорвали устный контракт. Генеральный прокурор за то, что мы нарушили положения законов о соблюдении государственной тайны. Министерство контроля рождаемости вчинило нам иск, что мы якобы не можем создать детям достойные условия для их воспитания. Бюро районирования — что мы позволили себе заниматься бизнесом в жилом комплексе, где этого делать нелыя. А тут еще и Бюро контроля за дорожным движением...
М а к к а н: Ау этого департамента какие к вам претензии?
Кастанаверас: Нарушение скоростного режима на дорогах. Ни больше ни меньше. Ты полагаешь, Джерри, что это все совпадения? Ты же разумный человек!
М а к к а н: Я полагаю, что пришел взять у тебя интервью.
Кастанаверас: Хорошо. Уверяю тебя, совпадением здесь не пахнет. В настоящее время мы являемся жертвами тайного сговора между аппаратом Генерального прокурора в лице Шарля Эддора, Миротворческими силами в лице советника Карсона, являющегося также — я не очень-то разбираюсь во всех этих бюрократических хитросплетениях — Председателем контрольного комитета Миротворческих сил, входящего в структуру Объединенного Совета, и аппаратом Генерального секретаря в лице самого его 'руководителя. Они не в силах установить над нами свою власть законным путем, да и не стремятся к этому, а предпочитают незаконные методы, потому что в этом случае у них будут развязаны руки и в то же время соблюдена видимость законности. Вот откуда эта толпа у ворот.
М а к к а н: Редактор, неплохой сюжет для беседы с мсье Амньером. Карл, как ты отнесешься к идее обсудить все эти вопросы в беседе с Генеральным секретарем? Возможно, такая беседа между вами уже состоялась? Ты не хотел бы дать мне запись?
(Мужской голос за кадром, идентифицируемый с голосом Малко Калхари, энергично выражается по поводу Генерального секретаря. Следующая вставка относится к редактору «Электроник таймс», сообщающему, что в настоящее время запись этой беседы недоступна для них.)
Кастанаверас: Нет. Мы используем ее как-нибудь в другой раз.
М а к к а н: Прекрасно. Но, имей в виду, не получив от тебя этих материалов, мы не сможем включить данный фрагмент беседы в окончательный вариант интервью.
Кастанаверас: Мы не желаем войны, Джерри. Обнародование записи этого разговора может поставить Генерального секретаря в неловкое положение. В конце концов, он не сказал нам ничего нового. У меня нет намерения выдвигать какие-либо обвинения и вообще поднимать шум. Я просто хочу, чтобы нас оставили в покое.
М а к к а н: Тебе не кажется, что вы уже находитесь в состоянии войны?
Кастанаверас: Не знаю. У меня не было возможности ознакомиться с мыслями Генерального секретаря или советника Карсона. Есть разница между мышиной возней и боевыми действиями. В настоящее время мы глядим в глаза друг другу, ожидая при этом, кто моргнет первым. (Легкая усмешка) Ты не находишь, что нет смысла блефовать, если тебе известно, о чем думает парень, сидящий за столом напротив тебя, не так ли? (Пауза) Я лично надеюсь, что мы не воюем. Я не хочу этого. (Кастанаверас вновь помолчал, на этот раз подольше, несколько секунд, затем добавил.) Если у них в головах наличествует хотя бы крупица здравого смысла, они не начнут боевые действия первыми.
* * *
Тио Сандоваль проснулся в темноте.
Некоторое время он никак не мог понять, что разбудило его. Рядом посапывала Карлита, дышала ровно, отчетливо. Единственным источником освещения в спальне был аквариум, занимавший большую часть одной из стен; там, в таинственном аквамариновом полусвете, порожденном творческой фантазией Карлиты, сновали экзотические водные создания. Она любила заниматься на досуге подводным дизайном. Свечение могло меняться в зависимости от движения водных потоков, и эта волна изменений наподобие утонченной цветомузыки легкой рябью отражалась на предметах обстановки. Обнаженная Карлита лежала в изысканной и очень соблазнительной позе — на спине, рука чуть пониже животика. Однако желание так и не проснулось — с того дня, как погибла телепатка, он больше не испытывал влечения к женщинам.
Легкий ветерок пробежал по волосам на груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59