Исключая Карла.
Впервые за все время, в течение которого он занимался невыносимо трудной, без сна и отдыха, работой, Кастанаверас решил взять отпуск.

Утром Карл Кастанаверас отправился в танцевальный класс, руководимый Уилли, вечером собирался отобедать с Ф. К. Чандлером.
Зал, где дети занимались бальными танцами, располагался в одном из трех корпусов Комплекса. Прежде, как предполагал Карл, здесь помещалась учебная аудитория. Теперь в этом и другом таком же зале проводились занятия танцевального кружка и гимнастические тренировки. В третьем демонстрировали старые двухмерные фильмы и в редких случаях проводились общие собрания.
Несмотря на то что Кастанаверас пристроился в самом дальнем углу на длинной деревянной скамье, тянувшейся вдоль стены, дети вели себя скованно и смешливо. Они, по-видимому, стеснялись Карла. Самые младшие были всего на два года старше его сына и дочери, и многие из них тоже называли его папой. Кто именно обращался к нему подобным образом, Карл припомнить не мог, а разузнать подробнее смелости не хватало.
На протяжении этих двух месяцев Карл постоянно испытывал не сравнимое ни с чем, согревающее душу удовольствие. Вся их маленькая община представлялась ему, как, впрочем, и всем ее членам, чем-то вроде одной большой семьи. Все успели обжиться в Комплексе и чувствовали себя в этих стенах как дома, разве что присутствие Карла до сих пор по-хорошему волновало детей. Они, казалось, никак не могли свыкнуться с присутствием в их доме первого, самого знаменитого телепата. За все эти годы они только урывками видели Карла, всегда озабоченного, перегруженного делами. Теперь по утрам и изредка по вечерам Кастанаверас питался вместе со всеми в столовой, и все равно каждое его появление всякий раз будоражило их, вызывало интерес.
Та же самая история происходила и на уроке классического танца. Однако дети есть дети, скоро они освоились, позабыли о Карле. Он и сам увлекся, наблюдая, сколько впечатляющей стройности и грации заключалось в их движениях. Идеально выстроенные в ряд двадцать пар плавно кружились под музыку. Солнечный свет, лившийся в широкие окна, высвечивал их лица, оголенные плечи, изящно вскинутые руки — все они казались существами из иного, высокого и недоступного мира. Только его дочь Дэнис выпадала из ансамбля, она постоянно запаздывала с танцевальными фигурами, на удивление точно и одновременно совершаемыми ее подругами. Может, поэтому ее движения казались неуклюжими, порой она просто невпопад переступала с ноги на ногу. Ей уже исполнилось девять лет, и она оставалась единственным ребенком, чей дар еще не проснулся. Она никак не могла поспеть за мысленным счетом и командами, с помощью которых Уилли руководил своими подопечными. Каждый танцор знал, когда сделать поворот, прыжок или шаркнуть ножкой. Дэнис очень старалась, и, надо признаться, кое-что у нее получалось, девочка отличалась природной грацией. В этом не было ничего удивительного, ведь генетически Дэнис была ближе ему, чем любая другая дочь на свете по отношению к своему родителю. Пусть даже из Карла танцор получился никудышный, все равно он всегда отличался гибкостью, чувством ритма, некотором неповторимым изяществом. Прибавьте к этому постоянные тренировки, которыми изводили его миротворцы. Все эти качества сполна воплотились в Дэнис.
Скоро Кастанаверасу стало не по себе. Он не мог поверить глазам. Те, кто, как ему представлялось, танцевал лучше других, с большим искусством, более энергично и страстно, поблескивали куда ярче, чем другие.
Они как-то необычно светились, словно освещенные странным светом иноземья.
Ближе других к нему находились Хидер и Элли, может, поэтому он чаще поглядывал в их сторону. Следить за ними одно удовольствие — они двигались синхронно, с неповторимой грацией, при этом их лица были необычайно серьезны. Элли только исполнилось двенадцать, она отличалась угловатой детской худобой. Хидер же выглядела взрослой или почти взрослой девушкой со стройной фигурой, принимавшей впечатляющие женские формы. Подобный поворот мыслей смутил Карла. В отличие от Малко, откровенно восхищавшегося молодыми девицами, хотя при этом испытывавшего некоторую неловкость, Карл не отличался особой сентиментальностью. Разве что теоретически. У Алтеи коротко остриженные волосы чуть подпрыгивали в танце. Локоны Хидер были куда длиннее. Связанные в узел на затылке и ниспадавшие до середины спины, они напоминали развевающийся золотистый транспарант, с некоторой задержкой поспевающий за каждым ее движением.
Они обе обладали даром, поэтому нет ничего странного, что девушки уловили направление ею мыслей. По-видимому, у Элли это разглядывание вызвало откровенную неприязнь, она поджала губы и чуть-чуть сбилась. В отличие от подруги, Хидер была откровенно обрадована.
Наконец Уилли объявил перерыв, подошел и уселся рядом с Карлом. Гимнастические штаны в обтяжку скрывали его ноги, при этом верхняя часть корпуса оставалась полностью обнаженной. На мышцах четко выступали капли пота. Он взял со стеллажа полотенце и обтер им лицо, затем повесил на шею. Как и все другие телепаты, он не привык без нужды пользоваться мысленной связью, поэтому спросил вслух:
— Как ты их находишь?
— Замечательно. Уилли кивнул:
— Им тоже нравится. Вот было бы здорово, если бы нам удалось собрать лучших и организовать балетную труппу. Как полагаешь?
— Ни в коем случае, — ответил не раздумывая Карл. Уилли вновь кивнул. Отказ, казалось, совсем не удивил его.
— Почему?
Карл попытался сгладить неловкость:
— Акцентировать внимание на том, в чем мы отличаемся от других, что исполняем лучше их, и демонстрировать это публично? Ты что?! Сам по себе твой танцевальный ансамбль меня мало беспокоит, и все твои ученики наглядно доказали, насколько они хороши. Представь, что начнется, когда после первого же выступления ты затмишь десятки других танцовщиков.
Уилли вздохнул:
— Представляю.
— С другой стороны, — продолжил Карл, — ты отберешь в свою труппу десяток самых одаренных детей из всех двухсот сорока воспитанников. Какие чувства испытают те, кого ты отвергнешь? Нам только внутренних разборок не хватает.
— Жаль, у нас есть несколько воспитанниц, способных стать просто классными балеринами. Очень хороша Хидер, а также Люсинда, Эрнест и Элли. Но лучшая из всех, пожалуй, Дэнис.
— Я, конечно, не знаток, но мне показалось, что она самая неуклюжая.
— Она единственная, кто пока не обладает даром, Карл. Если мне придется, например, поставить в центр этой группы, ну, скажем, Оринду Глейгавас, она тоже будет выбиваться из ритма, как палец из рваной перчатки. Как бы Оринда ни старалась. И не потому, что она не может. Эта сучка, наверное, является лучшей балериной в мире. Заметь, Карл, Дэнис не поспевает совсем на чуть-чуть. Не знаю, можешь ли ты в полной мере оценить, что это такое.
Уилли задумчиво посмотрел на него:
— Мне бы очень хотелось взглянуть, как ты танцуешь. Карл засмеялся:
— О, это будет зрелище! Я не умею танцевать. Уилли энергично вытер волосы:
— Все, перерыв окончен, сейчас мы продолжим урок. Я бы попросил тебя оставить зал.
— Почему?
— Не обижайся, но ты их отвлекаешь. Элли неприятны твои взгляды, а Хидер не сводит с тебя глаз. Если она тебе понравилась, займись ею, но только не в танцевальном классе. Если хотя бы один из моих учеников начнет задумываться о постороннем, занятия считай сорванными. — Он бросил полотенце на скамейку. — Запомни, Элли — моя любимица, об этом всем известно. Хидер — нет, и об этом тоже всем известно, но это отнюдь не означает, что ты имеешь право мешать ей заниматься. Не знаю, дошло ли до тебя, что я сказал, ты слишком редко бываешь дома, но у нас никакой секрет не утаишь. Что поделать, ты сам довел себя до того, что остался один. Не знаю, какие страхи поселились в твоей голове, я не хочу в ней копаться, но, по крайней мере, есть три причины, почему ты вдруг явился в репетиционный зал.
Карл усмехнулся. Выражение его лица, казалось, заметно удивило юношу.
— Успокойся. — Карл похлопал его по плечу. — Спасибо за то, что позволил мне хотя бы ненадолго познакомиться с такой красотой.
Он направился к выходу и по пути крепко прижал к себе Дэнис. Девочка немного испугалась и тут же расцвела от удовольствия.
— Желаю удачи, дочка. Ты сегодня просто необыкновенно хороша.
Дэнис благодарно улыбнулась. Эта улыбка вмиг украсила ее и как бы освободила от боли и неуклюжести, сковывавших ее во время упражнений.
— Спасибо, папочка.
Генетически они оба представляли практически совершенно одинаковые существа. «Почему, — уже у самого выхода подумал Карл, — Дженни не может одарить меня подобной улыбкой?»
Он даже не задумался о том, почему же он сам не способен первым улыбнуться ей. Эта мысль просто не приходила ему в голову.

На обед к Ф. К. Чандлеру была приглашена и Дженни, однако в последний момент она отказалась. Доктор Монтинье третий день проводила медосмотр. Этим она занималась каждые полгода, и даже те телепаты, которые не видели в подобном мероприятии никакой необходимости, без возражений отправлялись в медицинский кабинет. Нравилось ей это или нет, но Дженни не решилась оставить Монтинье без надзора. Карл не стал отговаривать ее. Дженни с давних пор не доверяла Сюзанне, и для этого, по мнению Карла, были основания. Сюзанна Монтинье в самый трудный момент умыла руки и равнодушно наблюдала со стороны, как телепаты борются за свои права. Правда, и палок в колеса не совала. У нее имелись возможности навредить Общине, но Сюзанна ни разу не воспользовалась ими, однако Дженни не докажешь. Она уже составила мнение относительно Сюзанны, и ее уже не переубедить.
Вот уж удивился Карл, когда до него дошло, что именно эта тема стала главной за обедом. Непонятно, как Чандлеру удалось раскрутить его, но он первым, пытаясь объяснить, почему Дженни отказалась прийти на обед, начал оправдываться.
— Она не доверяет доктору Монтинье, вот в чем дело! — Он так и заявил Чандлеру. — Она не рискует оставить с ней детей. Дженни просила передать, чтобы вы извинили ее и, если представится удобный случай, вновь прислали приглашение. Ей не терпится расспросить вас о секретах вашей кухни и... диеты.
Чандлер понимающе кивнул. Казалось, он вовсе не был расстроен, хотя, глядя на постоянно свирепое выражение его лица, трудно было что-либо утверждать наверняка. Хозяин, одетый в некое подобие восточного халата или рясы священника, в домашних тапочках на босу ногу, сам встретил Карла в дверях. Карл нарядился в вечерний костюм — все по протоколу. Увидев Чандлера, он начал сомневаться, не ошибся ли датой — или, возможно, его ждет не обед, а какое-то иное развлечение?
Чандлер провел гостя через фойе — его фешенебельная квартира располагалась на верхнем этаже небоскреба Кеммикан-билдинг, — затем пригласил в гостиную. С двух сторон гостиную ограничивали прозрачные стены, откуда открывался удивительный и захватывающий дух обзор. Кеммикан являлся самым высоким в мире зданием. Карл несколько мгновений не мог двинуться с места — время было послеполуденное, ранний вечер, там и тут начали включать уличное освещение, кое-где в окнах домов зажигали свет. Зрелище было ошеломляющее. Когда наконец вспомнил, куда пришел и зачем, когда повернулся к хозяину, тот, закинув ногу на ногу, сидел в кресле возле маленького столика, установленного в середине комнаты в небольшом углублении, отделявшемся от остальной площади раздвижными занавесями. Пол там покрывал толстый ковер.
Сама гостиная оказалась настолько огромной, что ее нельзя было сразу окинуть взглядом. Лишь через несколько минут обстановка раздробилась на отдельные предметы. Тогда и появилась возможность составить общее представление об этом удивительном пространстве, вознесенном под самые облака. В центре одной из двух сплошных стен — той, что была обита золотистой тканью с орнаментом, — висело что-то округлое с удлиненной частью. Карл не сразу сообразил, что это музыкальный инструмент и что он называется электрической гитарой. Если его догадка верна, то этот предмет был далек от того, что Кастанаверас ожидал увидеть. Он полагал, что на стену обычно вывешивают что-либо ценное, какую-нибудь редкость. Гитара же явно побывала в употреблении, более того, ее не раз ремонтировали. Лак с округлых боков стерся, гриф явно захватан, местами с него сошла черная краска, металлические накладки едва заметны. Бросались в глаза механические повреждения на инструменте: царапины, вмятая, а кое-где и пробитая поверхность. Создавалось впечатление, что этой штукой пользовались одновременно и как музыкальным инструментом, и как дубинкой.
Как только Карл устроился в кресле напротив хозяина, тот поинтересовался:
— Я вижу, вас заинтересовал мой топор? Вы когда-нибудь видели что-нибудь похожее?
Рядом со столиком стоял робот, однако Чандлер сам налил чай гостю и себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59