Карл взял чашку, отпил:
— Нет, мсье Чандлер. Это электрическая гитара, не так ли?
Чандлер удивленно вскинул брови:
— Карл, вы удивляете меня. Я и подумать не мог, что кто-то еще способен узнать мою старушку. Неужели кому-то еще приходит в голову слушать песни, исполняемые под электрическую гитару и записанные в мое время? И вообще исполняемые под любой род гитары. — Он некоторое время смотрел в чашку, затем перевел взгляд на гостя и неожиданно воскликнул: — Долой электрические тюрьмы! Долой, долой, долой!..
Карл удивленно уставился на него:
— Что?
Чандлер засмеялся. Карл совсем смешался, он и подумать не мог, что когда-нибудь ему посчастливится увидеть, как хохочет Чандлер. От этого смеха мороз продирал по коже. А Чандлер продолжал веселиться.
— «Корова стояла у микрофона в клубе...» — неожиданно пропел он.
— У микрофона?! — не удержался от вопроса Карл. — Он же в ухе?..
— Стояла рядом со мной, Карл. Стояла у микрофона и читала стихи. Тогда микрофон был на палке. Во-от на такой длинной палке. — Чандлер замолчал и после паузы спросил: — Что-нибудь понял?
— О, конечно, — кивнул Карл и тут же добавил: — Нет, мсье.
— У микрофона на палке. На длинной такой трубе... — задумчиво продолжил Чандлер. — Помню ли я людей, собиравшихся в клубе? Они все были неуклюжи, как коровы. Итак, это животное стояло у микрофона и громко мычало. В полном смысле слова корова и в полном смысле слова мычала о необъятных зеленых лугах. О том, как неодолим их зов, о неизбывной тоске... — Он неожиданно принялся бить кулаками по столешнице, при этом встряхивал головой и вопил: — Долой электронные тюрьмы! Долой электронную музыку! Долой — и все тут! — Успокоившись, сделал глоток и вдруг помрачнел. — Проклятая синтетика, черт ее побери!
Карл боялся пошевелиться. Наконец отважился высказать свое мнение:
— С помощью синтезатора можно создавать неплохую музыку.
Чандлер пожал плечами:
— Это дело вкуса. Моему отцу было около сорока, когда я появился на свет. Он умер в две тысячи одиннадцатом году, ему тогда стукнуло восемьдесят. Он всю жизнь был уверен, что после того, как не стало Элвиса, хорошей музыки просто не может быть.
— Кого не стало?
Рука Чандлера дернулась. Чай пролился на стол.
— Элвиса Пресли.
— Простите, но я о нем даже не слышал. Он кто, певец?
Лицо Чандлера по-прежнему оставалось напряженно-угрюмым, однако внутреннее настроение изменилось. Карл отчетливо почувствовал это.
— А ты слышал о Вуди Гатри?
— Нет.
— О Брюсе Спрингстине? О Бобе Дилане? О Джинис Джоплин?
— Ни об одном из них, — признался Карл. Эта беседа все сильнее занимала его.
— Фрэнк Синатра? Карл обрадовался:
— О-о, это имя мне знакомо! Он был актером. Еще до появления сенсаблей.
— Значит, ты знаешь Мэрилин Монро, Богарта, Джеймса Дина. Как насчет «Битлз»?
— Об этих слышал, только не уверен, чем они занимались.
Чандлер, как бы принимая ответ, кивнул, отпил чай.
— Генри Форд?
— Изобретатель наземного автомобиля. С колесами. Основатель поточного производства.
— Не совсем так, но уже ближе к истине. Кое-какие базовые понятия у тебя все-таки есть. — Чандлер перевел взгляд на гитару. — Надеюсь, она еще в рабочем состоянии? — спросил он, обращаясь сам к себе.
Карл допил чай, откинулся на спинку.
— Как называют вас ваши друзья? — спросил телепат. Хозяин вздохнул:
— Трудный вопрос. Почти все обращаются ко мне мсье Чандлер. Те, кто знает меня немного лучше, называют мистер Чандлер, потому что им известно, что я не выношу этих французских галантностей. Когда я был моложе, мои друзья называли меня Парнем Себе На Уме. Так и говорили: «Этот Ф. К. себе на уме». — Он замолчал, вздохнул, а затем добавил: — Вся штука в том, что теперь этого никто не понимает, а объяснить в двух словах, что значит «себе на уме» и почему я «себе на уме», невозможно. Так же как древние двухмерные фильмы — их сразу не поймешь. А сейчас... Сейчас у меня нет друзей, только коллеги по бизнесу.
— Наверное, тяжко быть самым богатым человеком в Солнечной системе, — сухо заметил Карл.
— Чепуха! Мне просто повезло. Он выпрямился. В комнате сгустились сумерки, но хозяин не спешил включать свет.
— Мама называет меня Фрэнки, — сказал он глухо. Карл не смог скрыть изумления:
— Ваша мать еще жива?
— Да. Она сейчас в своей комнате, где-то на этом этаже. К сожалению, совсем одряхлела. Называй меня Фрэнк.
— Фрэнк, я не могу выразить, как благодарен за приглашение. Хотя бы за то, что имел возможность постоять у этих окон. Меня не волнует, с какой целью вы позвали меня, пусть даже это больше относилось к Дженни. Я понимаю, без меня было как-то неудобно.
Он жестом остановил пытавшегося что-то возразить Чандлера, заговорил быстро, горячо:
— Мне все равно. Но есть между нами что-то такое — некая, что ли, недосказанность, о которой я не могу умолчать. Я постоянно сталкиваюсь с тем, что люди, с которыми приходится общаться, полагают, что мне все известно о них. Мол, я их вижу насквозь, со всем, что у них есть хорошего и дурного, потому что я, видите ли, умею читать мысли. Это уже стало своего рода аксиомой. Они обычно реагируют на это двумя разными способами. Либо, едва сдерживая бешенство, потихоньку начинают сходить с ума в моем присутствии, либо же назойливо пытаются выяснить, что мне о них известно. Очень часто это что-то вроде исповеди, а роль исповедника мне отвратительна. Я этим не занимаюсь. Они начинают рассказывать мне о том, в чем никогда бы не отважились признаться другому, похожему на них человеку. Они уверены, что я все равно уже обо всем проведал, и считают, что безопаснее самим вывалить весь мусор, который таится в подвалах сознания.
Чандлер чуть заметно усмехнулся, попытался возразить, но Карл и на этот раз жестом остановил его.
— Это все неправда! Вернее, это все не так. Я даже не касаюсь чужих сознаний. Не стараюсь не касаться, а именно не касаюсь! А если такое и случается, для меня просто пытка знакомиться с содержимым чужих мозгов. — Он выразительно постучал себя пальцем по голове. — Это действительно жуть. Поверьте, я не знаю, какие проблемы мучают вас сейчас, почему вы пригласили меня или Дженни со мной.
Карл замолчал, отдышался.
— Если вы хотите что-то сообщить мне, говорите вслух. Я выслушаю. Я чертовски хороший слушатель.
— Мм... думаю, так оно и есть. — Чандлер усмехнулся. Неожиданно прежнее хищное выражение вновь появилось на его лице. — Я не нуждаюсь в отеческом утешении, тем более со стороны человека втрое моложе меня. Благодарю покорно. Нагуляли аппетит?
— Да-
— Запомните, молодой человек. Я... в основном... пригласил вас и мисс Макконел на обед совсем не потому, что мне захотелось показаться таким уж передовым и прогрессивным.
Он внезапно прервал объяснение, что-то коротко и невразумительно приказал роботу, и тот тут же умчался прочь.
— Может, по нравственным соображениям? — продолжил он вопросом, обращенным к себе. — Возможно. Тем не менее причина все же была. Я хотел поговорить с вами. Карл, когда вы станете таким же старым, как я, вы поймете, что упустить возможность поговорить с человеком, за которым будущее, непростительная глупость. Боже мой, знали бы вы, как долго я искал ответ на главный вопрос! И никто не мог помочь мне отыскать его.
Карл громко рассмеялся:
— Возможно, вы спрашивали не у тех людей.
Он резко оборвал смех, встал, подошел к окну и вновь принялся вглядываться в погружавшийся в темноту город.
— Это воистину ошеломляет... У меня тоже нет ответов, Фрэнк. Я самый обычный парень, которого вдруг наградили — или нагрузили — определенного рода талантом. Я вовсе не просил об этом. Вы хотите узнать Большую Правду о Человечестве? Хорошо, я отвечу. Подавляющее большинство — это вполне приличные, порядочные люди. Они изо всех сил стараются быть замечательными парнями, но часто очень ленивы, а порой поддаются усталости и опускают руки. За что потом безжалостно корят себя. Большинство из тех, кто является или кого в этом мире считают сильными, волевыми людьми, постоянно терзают себя всякими неразрешимыми вопросами, чаще всего угрызениями совести за мелкие и крупные прегрешения. Подавляющая часть таких людей откровенные психопаты. Это, как ни странно, норма. Куда меньше — к счастью для всех нас — патологически испорченных личностей, изначально стремящихся творить зло. Они находятся в той же пропорции к остальному населению, что и добродетельные от природы люди. Их иначе называют святыми. К тому же, — он неожиданно сменил тему, — если вы решите пригласить Дженни на обед, причем одну, она примет приглашение, но определенно откажется, если ваше предложение...
— Разве обед не повод? Вы, молодой человек, плохо думаете обо мне!
Карл повернулся к Чандлеру, сидевшему возле сделанного из камня стола с мягко светящейся столешницей.
— Я часто размышлял о том, — добавил хозяин, — о чем вы только что сказали, и, должен согласиться, вероятно, так и есть. Это касается и терминологии, которую вы употребляете — плохой, хороший, — и пропорции, но я не могу знать в точности в каждом конкретном случае. А вы можете?
Карл подошел к столику, уселся на шкуру какого-то зверя, брошенную рядом, сложил ноги и принял позу лотоса:
— Вероятно, не знать было бы лучше. Порой я прихожу именно к такому выводу.
На столе между тем были уже расставлены блюда. Карл посмотрел на свою тарелку. На ней лежала доставленная с Луны телятина, обильно политая кисло-сладким соусом бледно-голубого цвета и посыпанная ягодами черники. Рядом размещались горячие тосты, масло и несколько листочков салата. Чандлер между тем принялся за блюдо, с виду напоминающее отварные куриные грудки. Карл осторожно отрезал кусочек и положил в рот. Попробовал на вкус остуженное до комнатной температуры мясо. Лунная телятина считалась исключительно изысканным блюдом, немногим доводилось пробовать ее. Вкус необычный, выгодно контрастирующий с соусом и ягодами. Кое-кто из богачей с ума сходил от этого продукта, произведенного на лунных заводах.
— Спасибо. Это очень вкусно. Не ожидал, что в ваш рацион входят подобные деликатесы. Чандлер засмеялся:
— О да! Насчет моей диеты ходит много досужих разговоров. К сожалению, после того как мне стукнуло восемьдесят, доктора запретили подобную пищу. Мой личный врач — он недавно умер — твердил мне, что я ни в коем случае не увижу своего восьмидесятилетия, если буду глотать таблетки, от пуза лопать жирное и потреблять сахар в тех количествах, к которым я привык. Меня нетрудно убедить, в ту пору я действительно ел все подряд и чувствовал себя отвратительно. А сейчас я просто огурчик, смотрюсь куда лучше, чем двадцать лет назад. Когда мне исполнилось шестьдесят пять, я выглядел просто развалиной. Почему вы решили, что Дженни откажет мне? Она вела себя так... — он сделал паузу, видимо пытаясь подобрать слова, — словно наш разговор, когда мы беседовали, был ей интересен.
Карл отломил кусочек хлеба.
— Так оно и есть. Вы очень интересны ей как человек. Мне так кажется. Она страшная трусиха, вы такой никогда не встречали. Даже миротворцы отказывались работать с ней. В те годы, когда мы были единственными телепатами, они предпочитали брать меня. Ее хлебом не корми, только дай посочувствовать людям, она принимает все их беды на себя, однако ее помощь полезна только психопатам. Когда она сидит рядом с вами за столом, она просто симпатичная женщина. Как, впрочем, и я. Но если мне вдруг придет в голову прикоснуться к ней, последствия будут ужасны. Предположим, вы воспылали ко мне любовной страстью. Стоит мне исполнить ваше желание, и меня целый месяц будут преследовать кошмары. Такова наша голгофа, здесь все перемешано- кусочек того, кусочек другого. Кусочек вины, стыда перед Богом, телепатических способностей. В любом случае, все это сплавляется в острый нож, которым вы терзаете свою плоть. Если страданий меньше, они быстрее излечиваются.
— Вы просто обворожительны.
— Спасибо.
Карл вновь приступил к еде, теперь вкус искусственного мяса тоже показался ему обворожительным. Чандлер рассеянно посмотрел на него:
— Карл, скажите, люди, не испытывающие чувства вины — я не имею в виду психопатов, — они вообще существуют?
В этот момент голос ниоткуда объявил:
— Вызывают Карла Кастанавераса. Карл оглядел комнату.
— Слышу, — наконец отозвался он. Он так и не нашел, что искал.
— Простите, сэр, где здесь камера?
— Нигде, — отозвался Чандлер, — это мой дом, сынок. Я не желаю, чтобы чужие видели, как я живу. Карл удивился, потом четко выговорил:
— Команда, вызов принят. — Затем еще раз с недоумением повертел головой и, не сообразив, в какую сторону смотреть, по привычке ответил: — Привет.
Тут же справа от него засветилось голографическое поле. Он повернулся к нему и увидел Дженни Макконел.
— Карл? — В ее голосе чувствовалось тревога.
— Прости, Дженни, я не сразу отыскал камеру. Что случилось?
— Можешь вернуться домой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59