Трехмерное изображение на голоэкране Гаррисона распалось на куски, когда, один за другим, мигнули и отключились двадцать четыре отдельных сегмента. Но изображение Лео осталось на противоположном конце погасшего в остальном экране. Он сидел один, его сверкающее черное лицо погрузилось в размышления.
Он их лидер, спору нет, подумал Гаррисон. В один прекрасный день нам придется дать ему умереть — после того как он сделает то, что нам надо сделать его руками.
Лео повернулся и посмотрел в камеру. Казалось он глядел прямо на Гаррисона. Пальцы старика подрагивали над клавишами на подлокотнике, готовые отключить изображение.
— Гаррисон, ты видишь меня?
Старик не удивился, услышав, что Лео заговорил с ним. Он стукнул по кнопке на пульте, чтобы передать свое изображение.
— Вижу, Грир.
— Так я и думал, — хмыкнул Лео.
— Ты, кажется, становишься общенациональным лидером, — заметил Гаррисон.
— Чертовски верно, мать твою, становлюсь.
— Можешь теперь бросить трущобный язык, Грир, — нетерпеливо фыркнул Гаррисон. — На меня он не производит впечатления.
— Да, полагаю, это так. Но может быть трущобы зацепили меня, Гаррисон. Я теперь именно Лео. Грир умер — или, по крайней мере, он, чертовски крепко спит.
— Тебя зацепили не трущобы. Тебя зацепила власть.
— Так же как и тебя, приятель.
Гаррисон с миг поразмыслил.
— Совершенно верно парень. Так же, как и меня. Власть. Именно к ней все и сводится.
— Чертовски верно, — отозвался Лео. — Ты научил меня этому много лет назад, еще когда я играл в футбол. Ты владел не привилегиями, ты владел лигами.
— И до сих пор владею.
— Как же вышло, что ты так щедро помогаешь нам? — спросил Лео твердым голосом. — Думаешь, что мы поубиваем сами себя?
— Скорее всего.
— Мы знаешь ли этого не сделаем. Многие из нас погибнут, но нас жутко много, приятель. Мы выпустим кишки всем крупным городам в ваших США.
— Валяйте.
Глаза Лео сузились.
— А тебе то с этого какой прок? Почему ты помогаешь нам?
— Это мое дело. Просто валяй, действуй, устраивай все, что считаешь нужным. А о моей жопе предоставь беспокоиться мне.
— Ты собираешься бросить на нас нейтронные бомбы, не так ли? Перебить всех в городах, но сберечь здания. Как только мы восстанем, бум!
Гаррисон покачал головой.
— Никаких нейтронных бомб. Всемирное Правительство разрядило их много лет назад. Я не намерен пытаться вам помешать. Валяй, начинай резню белых. Посмотрим многого ли ты добьешься.
— Ты же белый, приятель. Тебе предстоит участвовать в этой бойне.
— А это мы еще увидим… парень.
— Да, — голос Лео сделался теперь рыком кошки джунглей. — Увидим.
Его изображение растаяло, и экран померк.
Гаррисон с миг поглядел невидящим взором на пустой экран, а затем снова ткнул кнопку на пульте.
— Арлен, — вызвал он, — мы улетаем во вторник.
— Завтра?
— Завтра вторник?
— Да.
— Тогда живее! Сообщи Коббу, и сообщи ему сама. Говори прямо с ним. Скажи ему приготовить для нас Цилиндр Б. Вся моя художественная коллекция готова к отправке.
— Уже целую неделю.
— Отправляй ее сейчас, сегодня ночью. И передай остальным членам Совета. Мы встречаемся здесь, завтра в полдень, и отправляемся прямо в колонию. Без всяких пересадок на Альфе или еще где либо. Всякому, кто не окажется здесь завтра в полдень, придется организовать вылет самому.
— Некоторые из членов Совета не сумеют быть здесь завтра в полдень, — ответил голос Арлен. — Шейху аль-Хашими лететь через весь…
— Скажи ему и остальным пошевелиться задницами и вылетать завтра на «Остров номер 1». Говно рванет в четверг!

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
НОЯБРЬ 2008 г. НАСЕЛЕНИЕ МИРА: 7,33 МИЛЛИАРДА
28
Человечество не может позволить себе ждать спонтанного и удачного возникновения перемен. Скорее, человек сам должен вовремя стать инициатором необходимых перемен, но терпимой величины, чтобы предотвратить массированные — и разрушительные — изменения. Стратегия таких перемен может быть разработана только в духе истинного глобального сотрудничества, оформлена в свободное партнерство различными региональными общинами мира и направляться разумным общим планом долгосрочного организованного роста. Все наши компьютерные моделирования совершенно ясно показали, что это единственный разумный и возможный подход к предотвращению крупных, повторных и несвоевременных глобальных катастроф, и что время, какое можно попусту терять до создания глобальной мировой системы, истекает.
Единственной альтернативой является раскол и конфликт, ненависть и разрушение.
Месарович и Пестель, «Человечество на повторном пункте». Второй доклад Римского Клуба, «Ридерс Дайджест Пресс», 1974 г.
Пока авиалайнер описывал круг над серо-коричневым куполом нью-йоркского смога, Дэвид думал об иронии своей судьбы в последние три месяца.
У него ушла всего пара дней на преодоление расстояния в четверть миллиона миль от Луны до Земли. Но на преодоление пяти с небольшим тысяч миль от Аргентины до Нью-Йорка ему потребовалось больше трех месяцев. И его все еще отделял от первоначальной цели целый океан.
Он невесело усмехнулся про себя. На Космической Станции «Альфа» я был ближе к Мессине чем сейчас.
Путешествие через пустоты космоса было легким. А вот продвинуться на земле, где Дэвид сделался преследуемым беглецом — оказалось очень трудно.
Технически он также сделался пленником. Он оставался с Бхаджат пока та связывалась с кажущейся неистощимой цепью повстанцев ПРОНа. Большинство из них были такими же молодыми, как Дэвид и она сама, но попадалось и удивительно большое число повстанцев постарше. У многих общим было только одно: бедность. У большинства из них ни гроша. Многие голодные, со впалыми глазницами, и озлобленные.
Они врали и воровали, выменивали здесь лошадей, там лодку, подделывали документы для Дэвида и Бхаджат, давали им приют в своих мрачных домах и еще более темных укрытиях — в пещерах, подвалах, церковных чердаках, конюшнях. Все проявляли готовность помочь прославленной Шахерезаде и ее пленнику с «Острова номер 1».
Некоторые из подпольщиков жили достаточно благополучно, чтобы постоянно снабжать суммами Бхаджат, каких хватало для выживания.
— Почему они революционеры? — спрашивал ее Дэвид. — Против чего они бунтуют?
— Они вроде меня, — неизменно отвечала Бхаджат, — борются против несправедливости.
Дэвид терялся в догадках.
Ему почти никогда не доводилось оставаться с ней наедине. Но когда это случалось, то вопреки избранному ей для себя имени, Шахерезада становилась слушательницей, а не рассказчицей. Ей удавалось Дэвида побудить к рассказу о себе, о своей жизни, своих исследованиях, об «Острове номер 1». Она часами сидела рядом с ним — в поезде, на вьючных муллах, в покрашенной в черное для ночной ловли лодке рыбака — и, поощряюще улыбаясь, слушала его рассказ. Дэвид знал, что они выуживают из него сведения об «Острове номер 1». Но его это не волновало. Он знал что в этом есть и нечто большее. Она не равнодушна ко мне, как к человеку, думал он. Я знаю это.
А она начинала интересовать его.
Между ними сложились странные отношения: друзья и все же противники; беглецы, несущиеся к цели, неясной ни ему, ни ей, и дружно надеющиеся найти безопасность в конце пути; и он и она боялись, что безопасность для одного будет означать смертельную опасность для другого. Они неделю за неделей жили вместе, ни разу не упуская друг друга из виду, заботясь друг об друге, помогая друг другу, доверяя друг другу самую жизнь — и все же не были любовниками. Даже не целовались.
Они редко спали там, де не было поблизости других, обычно в той же комнате. А когда такое случалось — на горной тропе в Эквадоре, в заброшенной бензоколонке на шоссе — призраке в Мексике — то бывали слишком измотаны, чтобы посмотреть, может ли их дружба включать в себя и физическую любовь.
Но она включала в себя нечто иное, нечто незаметно возникшее между ними. Дэвид знал, что может положиться на Бхаджат. А она знала, что может положиться на него. Они были напарниками. Возможно, это поважнее, чем быть любовниками, думал Дэвид. И уж безусловно необычней.
Они направлялись в Нью-Йорк, следуя телефонным инструкциям лидера ПРОН, которого она называла Тигром. Дэвид не спорил. В Нью-Йорке неподалеку от места, где стояло раньше Здание Организации Объединенных Наций, находилась штаб-квартира Всемирного Правительства.
От индейской деревни в перуанских Андах они путешествовали пешком, пока не подвез дружелюбный водитель грузовика. Как только Бхаджат очутилась в городке со средствами связи, она живо нашла друзей и помощников ПРОН. Они перекрасили Дэвиду белокурые волосы и кудрявившуюся на щеках белокурую бороду. И подтемнили ему кожу. Теперь они с Бхаджат выглядели, словно молодая латиноамериканская пара, по крайней мере на первый взгляд.
Ехали они по Латинской Америке на лошадях, на вьючных мулах, на краденной парусной шлюпке, на рыбацких смэках, на поездах и автобусах, а один раз даже на краденном лимузине. Они проехали через Эквадор, поморю до Панамы, через обветшавший в бесполезный канал, через курящиеся джунгли в Мексику и, наконец, — с поддельными документами — мимо тяжеловооруженных инспекторов иммиграционного бюро и таможни на Рио-Гранде.
И все это время Дэвид смотрел на людей Земли, своих собратьев, смотрел и учился.
Он усвоил, что голод не только мучителен но и способен повлиять на твой образ мысли. Он может научить тебя ненавидеть.
В Панаме он узнал, что чиновников Всемирного Правительства можно подкупить; а в Гватемале узнал, что с агентами транснациональных корпораций это не получается.
В Новом Орлеане Дэвид узнал, что ему нельзя доверять даже заматерелым революционерам.
Лидером тамошней ячейки ПРОН был человек постарше большинства ему подобных, широкоплечий, бывший портовый грузчик, лет тридцати с лишним, бухтевший что-то о своей подготовке к битве — восстанию, в котором примет участие не только Новый Орлеан, но и многие другие города страны.
Звали его Брэнди, и на лице у него красовались переломы и шрамы от сотен портовых драк. Он крепко пил, непрерывно курил и слишком много болтал. Но когда он смотрел на Бхаджат, быстро заметил Дэвид, то переставал болтать, и лицо у него делалось задумчивым, словно он что-то замышлял.
После того, как Брэнди и двое его ближайших помощников просидели целую ночь, глуша виски, планируя и куря, они решили продать Дэвида «Гаррисон Корпорейшн». Бренди спокойно объявил об этом Дэвиду, когда они сидели в прокуренном и провонявшем пивом верхнем помещении церкви на уличном углу неподалеку от старого квартала Нового Орлеана.
Двое помощников Бренди находились там вместе с Бхаджат, Дэвидом и своим вожаком. И усмехнулись, прочтя на лице Дэвида потрясение и удивление.
— А тебя мы оставим при себе, — сообщил Брэнди Шахерезаде. — Мы с тобой хорошо позабавимся.
С неожиданной для самого себя силой Дэвид поднял ближайшего к нему помощника и швырнул его сквозь ведущую на лестницу хрупкую дверь. Та разлетелась в щепки, и подручный Брэнди с треском загремел по ступеням. Второй ринулся на Дэвида с ножом, но так и не приблизился к нему. Дэвид раздробил ему грудину пинком по всем правилам каратэ.
Круто развернувшись на месте, чтобы расправиться с Брэнди, он увидел, что главарь стоит на коленях, согнувшись пополам и держась за мошонку, изрыгая от боли все недавно съеденное. Бхаджат стояла над ним, стиснув крошечные кулачки и оскалив зубы.
Бхаджат хотела тут же бежать, но Дэвид, поднабравшись хитрости за последнее время, поднял с грязного пола нож и убедил Брэнди позвонить в банк и открыть приличный счет на имя мистера и миссис Эйбл. Когда острие ножа коснулось его века, Брэнди согласился.
Вот тогда они побежали — до действующего круглые сутки компьютеризованного банковского терминала, где и перевели себе весь кредит в банковский чек, годный к превращению в наличные.
А затем пошли в самый лучший отель Нового Орлеана, зарегистрировались как сеньор и сеньора Писарро, и, пока Бхаджат говорила только по-испански, настоящий, живой коридорный в форме отнес их вещи в номер.
Когда они прошли к лифту, портье покачал головой. Еще одна парочка немытых латишек, пробурчал он про себя. И откуда у них такие деньги? Я-то не могу позволить себе останавливаться здесь!
В номере стояло две постели. Дэвид предоставил Бхаджат роскошествовать под душем, пока сам расхаживал по толстому ковру, гадая, что же с ней делать. Она вышла скромно обернув свое маленькое тело полотенцем. Дэвид помылся под душем очень быстро, но к тому времени, когда он вернулся в спальню, тоже завернувшись в полотенце, она уже лежала в дальней постели, повернувшись к нему спиной.
Он присел на край ее постели.
— Пожалуйста, Дэвид… — не оборачиваясь сказала Бхаджат. — Я знаю чего ты хочешь. Я не могу… просто не могу.
Он долгое время сидел на краю постели, затем встал, нагнулся, поцеловал ее голое плечо и отошел к другой постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62