В любом случае, чудо, о котором они молили, свершилось, и теперь они
находились в руках Хэлина; хотя в отличие от веры Микаэла, вера Эдана в их
бога не было столь простой и несомненной. Он не молился Хэлину каждый
вечер, как делали это набожные анурийцы, и посещал храмы всего несколько
раз в году, исполняя должностные обязанности по священным дням. Он часто
клялся Хэлином в речах, но делал это больше по привычке, чем в силу своей
веры. К такому положению вещей послужили сомнения Эдана.
Отчасти это объяснялось его возрастом, поскольку он находился в той
поре жизни, когда молодые люди ставят под сомнение все, чему их учили.
Однако до последней степени сомнения его возросли в результате общения с
фаталистами, сообществом молодых людей, которые считали, что после гибели
старых богов в битве при Горе Дейсмаар рассеянный поток божественной
сущности дал рождение благородным родам, но не сотворил новых богов.
Где доказательство их существования? - спрашивали фаталисты. Жрецы
утверждают, что обращаются к ним, но где подтверждение того, что они
говорят с жрецами? Таких подтверждений нет. Новые боги были вымыслом,
призванным просто дать людям надежду, а жрецам - власть. Хэлин и другие
герои Дейсмаара просто погибли, оказавшись слишком близко к эпицентру
взрыва - вот и все. Богов больше не было. И люди Керилии остались
предоставленными сами себе и сами отвечали за свою судьбу.
Эдан был глубоко потрясен, когда впервые услышал это философское
учение в таверне под названием "Зеленый Василиск", расположенной на
окраине столицы Ануира. Такие речи были кощунством, почти прямым
богохульством. И опасными с государственной точки зрения. Но в то же время
он продолжал посещать таверну, привлеченный довольно скандальной
репутацией ее завсегдатаев. "Зеленый Василиск" пользовался не очень доброй
славой и слыл местом сборищ разных сомнительных личностей, что делало его
только более притягательным.
В течение дня Эдан отдыхал от Микаэла единственно в те часы, когда
принца заставляли учиться, но это время Эдану приходилось проводить с
собственным наставником. Однако по вечерам он был более или менее
предоставлен самому себе и всеми силами искал какого-нибудь развлечения в
обществе своих ровесников. Такое общество он нашел в "Зеленом Василиске".
Расположенная в квартале художников, эта таверна представляла собой нечто
вроде норы - квадратное помещение со стойкой у задней стены и без окон,
отчего в ней было темно и душно. Обслуживал "Зеленый Василиск" большей
частью молодежь: разных художников, бардов, ремесленников, студентов и
наиболее отчаянных молодых представителей знати и купечества, почитающих
себя бесстрашными бунтарями. Приходя туда все они переодевались в простые
туники, короткие плащи и штаны темно-серого или черного цвета, хотя Эдан
замечал, что костюмы представителей знати заметно отличаются от прочих
качеством покроя и ткани. Во время первого своего посещения таверны -
когда ему только что стукнуло восемнадцать - Эдан обратил внимание на
девушку, сидевшую с несколькими молодыми за одним из столов, и подошел к
ним, чтобы принять участие в споре.
Молодые аристократы из числа сидевших за столом, конечно же, узнали
Эдана, поскольку его отец занимал видный пост при дворе, а нескольких Эдан
знал и сам, хоть и не очень близко. Они представили его остальным, которых
он не встречал раньше. Привлекшая его взгляд девушка оказалась некоей
Кэтлин, очаровательной белокурой дочерью кузнеца. Она очень нравилась
Эдану, хотя он знал, что о серьезных отношениях с ней не может быть и
речи. Дочь мастерового, она принадлежала к крестьянскому сословию и не
имела знатного родства. Серьезная связь между ними вызвала бы неодобрение,
поскольку возможный плод подобных отношений разбавил бы благородную кровь
знатного рода. Тем не менее Эдан зачастил в таверну и встречался там с
товарищами для долгих споров за кружкой эля с хлебом и сыром, которые
затягивались до поздней ночи.
Поначалу Эдана привлекала в таверну главным образом Кэтлин, но скоро
он обнаружил, что девушка неравнодушна к другому члену группы, молодому
барду Вэсилу, который являлся главным выразителем философии фаталистов.
Некоторое время Эдан позволял себе лелеять надежду, что Кэтлин в конце
концов предпочтет его, но скоро понял, что не может соперничать с Вэсилом
ни в красоте, ни в остроте ума, ни в музыкальных дарованиях. Эти двое
всегда сидели рядом, и Кэтлин с благоговением ловила каждое слово Вэсила.
С печальной покорностью Эдан наконец осознал, что Кэтлин видит в нем
лишь случайного знакомого, просто человека из толпы, и начал лелеять мысли
о других возможностях. Кэтлин была не единственной хорошенькой девушкой в
"Зеленом Василиске", а фаталисты неизменно привлекали к себе внимание. Для
молодых аристократов таверна была местом, где они могли удовлетворить свое
любопытство, смешиваясь с представителями низших сословий и познавая
упадочнические настроения простого народа. Любители острых ощущений видели
в ней место сборищ вольнодумцев и бунтарей, хотя бунтарство ограничивалось
здесь главным образом формой одежды и разговорами. Молодые женщины
приходили в таверну в надежде познакомиться с интересными молодыми людьми,
желательно из состоятельных купеческих семей или, еще лучше, из
благородных родов; а молодые люди - из знатного сословья или нет - искали
там общества молодых женщин.
Юные аристократы находили желаемое без всякого труда, потому что
среди низшего сословья не было недостатка в девушках, которые лелеяли
мечту выйти замуж за благородного господина. Однако большинство их было
обречено на разочарование. Хотя время от времени чистокровные аристократы
женились на простолюдинках, вырождение знатных родов не поощрялось в
свете. Молодые представители ануирской аристократии заключали брачные
союзы по решению своих семей, зачастую в самом раннем возрасте.
Однако многим это не мешало волочиться за девушками из низших
сословий, большинство которых были более чем рады услужить им. Они знали,
что даже если эта связь не закончится браком, их дети - если таковые
появятся - будут чистокровными и со временем обнаружат способности отца,
пусть и не столь явно выраженные. Именно поэтому многие отцы
аристократических семейств строго настаивали своих сыновей тому, как
следует вести себя со случайными подругами, упирая на необходимость
прерывать любовный акт в критический момент, чтобы избежать нежелательной
беременности. Однако это не всегда получалось, и в тех случаях, когда в
результате подобных связей на свет появлялись незаконнорожденные, их часто
брали на службу в семейство отца, а в редких случаях даже признавали.
Поэтому многие девушки из простонародья не останавливались ни перед чем,
чтобы соблазнить чистокровного аристократа.
Однако для Эдана все это было не так просто, как для других. Он завел
много новых знакомств, но настоящих друзей в действительности не нашел.
Отчасти это объяснялось его природной молчаливостью. Он не умел собирать
вокруг себя людей, как Вэсил, и всегда чувствовал себя неловко с
девушками, особенно привлекательными. Кроме того он был сыном лорда
Тиерана, и девушки, которые непринужденно кокетничали с молодыми виконтами
и баронетами, начинали держаться с Эданом по-другому, когда узнавали, кто
он. Даже в кругу молодых аристократов Эдан всегда чувствовал определенную
почтительную отчужденность товарищей.
Причину этого он понял не сразу. Как будущий королевский камергер и
друг и доверенное лицо юного принца, для окружающих он практически являлся
членом королевской семьи. Никто никогда не вступал с ним в спор - разве
что в самой мягкой манере; и скоро Эдан понял, что это объясняется его
происхождением и положением при дворе. Он никогда не был уверен, что
окружающие говорят ему то, что думают на самом деле. Все же он не обращал
на это особого внимания. Он наслаждался обществом новых товарищей и
находил их дискуссии весьма увлекательными. Поддерживая это знакомство, он
чувствовал себя отчаянно безрассудным.
Теперь, всего несколько месяцев спустя, он неожиданно осознал, что
прежде не имел ни малейшего понятия о том, что такое истинное
безрассудство. Этому, безусловно, его научила Лэра. Эдан сомневался, что
когда-нибудь впредь милое личико или изящная талия смогут привести его в
такое смятение. А безрассудство, которое он обнаружил, последовав за
Микаэлом, было непростительным. Обычно они отправлялись на соколиную охоту
в сопровождении отряда вооруженных всадников из королевской охраны, даже
если и оставались в относительной близости от Сихарроу. А Эдан не только
не позаботился о том, чтобы собрать такой отряд - хотя именно это он и
должен был сделать вместо того, чтобы развлекаться с Лэрой - но еще и
позволил нетерпеливому принцу уехать одному, а затем усугубил его
проступок, отправившись вслед без сопровождения и забыв свой меч в
конюшне. Не то чтобы меч особенно пригодился ему. Но если бы он
незамедлительно собрал вооруженный отряд и последовал за Микаэлом,
возможно, ничего этого не случилось бы.
Просто ли он потерял всякую способность соображать после случая с
Лэрой или был слишком поглощен мыслями о вопросах, могущих возникнуть
вследствие этого - таких как, почему он позволил принцу уехать одному и
чем сам он занимался в это время? В любом случае Эдан вел себя глупо, и
даже опасность, таящаяся в его связи с Лэрой, теперь казалась ничтожной в
сравнении с той опасностью, какой они подвергались сейчас. И до сих пор
нельзя было сказать определенно, какой оборот примут дела.
Хотя Гильвейн со своими эльфами спас их от гоблинов и как будто не
собирался причинить им вред, они теперь направлялись в Туаривель,
расположенный на северной окраине Эльфинвуда, даже дальше от Сихарроу, чем
Туразор. И несмотря на видимую доброжелательность Гильвейна, как только
они прибудут в Туаривель, решать их участь будет принц Филерэн.
Эдан надеялся, что если Хэлин действительно вознесся при Дейсмааре и
стал богом, он сейчас охраняет их. Но если правы фаталисты, Эдану с
Микаэлом остается полагаться только лишь на себя. Однако, как говорится, в
рукопашной схватке нет атеистов, и попав гоблинам в плен, Эдан обнаружил,
что может превосходить набожностью самого патриарха, когда его жизни
угрожает опасность. Одно дело сомневаться в вере и объявлять добродетелью
уверенность в собственных силах в уютной безопасной атмосфере таверны. И
совсем другое дело - в Эльфинвуде; и сейчас Эдан неожиданно осознал, что
страстно желает положиться на некую силу, превосходящую его собственную.
Гильвейн оставил их на минуту, чтобы посовещаться с эльфами, которые
уже закончили снимать оружие и доспехи с убитых гоблинов. Микаэл наблюдал
за ними с интересом. Он никогда не видел эльфов прежде. Собственно говоря,
и Эдан тоже. Конечно, это было больше, чем просто новые впечатления.
Одежда эльфов отличалась от одеяния мага. На Гильвейне был широкий темный
плащ, спускающийся ниже колен, и сине-фиолетовая туника, подпоясанная
широким черным кожаным ремнем с орнаментом из серебра; на груди у него
висело несколько необычного вида амулетов на серебряных цепочках. На ногах
мага были черные получулки и короткие черные выворотные сапоги по колено,
со шнуровкой из сыромятных ремешков и бахромой по верху. Идеальный костюм
для обитателей леса, подумал Эдан. В нем они практически незаметны среди
деревьев.
Эдан закрыл глаза и сосредоточился, призывая на помощь природную
способность "чистокровных" к самоисцелению. Прежде у него не было для
этого времени, да и, в любом случае, сил. Сейчас он собрал все немногие
оставшиеся у него силы, чтобы заживить рану и дать расслабиться мышцам
ног. К несчастью, после этого усилия Эдан ослаб даже больше прежнего и не
представлял, хватит ли ему времени для поправки самочувствия.
- Я не вижу никаких коней, - сказал Микаэл мгновение спустя. -
По-твоему, все они шли пешком?
- Кроме Гильвейна, вероятно, - ответил Эдан. - Интересно, какие
чувства испытываешь, когда переносишься вместе с ветром? - И тут до него
дошел смысл замечания, сделанного Микаэлом. Им придется идти пешком до
самого Туаривеля!
По его расчетам они находились где-то неподалеку от южных границ
области Пять Пиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60