Боюсь, я не могу
разрешить объекту видеть эти записи.
- Я с вами согласен, доктор, - снова вставил Хазелхерст.
- А вас, черт побери, никто не спрашивает! - взорвался я. - И нет у
вас никакого права разрешать ей или не разрешать. Записи надерганы из
мозга моей жены, и они принадлежат ей. Мне надоело смотреть, как вы
разыгрываете из себя господа Бога. Я ненавижу эти замашки у паразитов, и
точно так же ненавижу их у людей. Она сама за себя решит. А теперь
потрудитесь узнать ее мнение.
- Миссис Нивенс, вы хотите увидеть записи? - спросил Стилтон.
- Да, доктор, - ответила Мэри. - Очень.
Он явно удивился.
- З-э-э... как скажете. Вы будете смотреть их одна?
- Вместе с мужем. Вы и доктор Хазелхерст можете остаться, если
хотите.
Они, разумеется, остались. В операционную принесли стопку кассет,
каждая с наклейкой, где значились дата записи и возраст объекта. Чтобы
просмотреть их все, нам потребовалось бы несколько часов, поэтому я сразу
отложил в сторону те, что относились к жизни Мэри после 2051 года: они
вряд ли могли помочь.
Первые кассеты относились к раннему детству. В начале каждой записи
шло изображение объекта - Мэри. Она стонала, ворочалась и едва не
задыхалась, как всегда случается с людьми, которых вынуждают возвращаться
к неприятным и нежеланным воспоминаниям. И только после этого
разворачивалась реконструкция событий - ее голосом и голосами других
людей. Больше всего меня поразило лицо Мэри - я имею в виду, на
стереоэкране. Мы увеличили изображение, так что оно придвинулось почти
вплотную к нам, и могли следить за мельчайшими изменениями в выражении
лица.
Сначала Мэри превратилась в маленькую девочку. Нет, черты лица
остались прежними, взрослыми, но я знал, что вижу жену именно такой, какой
она выглядела в детстве. Мне сразу подумалось, как хорошо будет, если у
нас тоже родится девочка.
Затем выражение ее лица менялось - это начинали говорить другие люди,
чьи слова сохранились у нее в памяти. Мы словно смотрели на невероятно
талантливого актера, играющего подряд сразу несколько ролей.
Мэри воспринимала записи достаточно спокойно, только незаметно для
других сунула свою руку в мою. Когда мы добрались до тех жутких кассет,
где ее родители превратились в рабов титанцев, она сжала мои пальцы, но
больше никак себя не выдала.
Я отложил в сторону кассеты с надписью "Период анабиотического сна",
и мы перешли к следующей группе - от ее пробуждения до спасения на
болотах.
Сразу стало ясно, что паразит оседлал ее, едва Мэри пришла в себя
после анабиоза. Мертвое выражение лица - это титанец, которому незачем
притворяться. Последние передачи из красной зоны были полны таких кадров.
А скудность воспоминаний за этот период лишь подтверждала, что Мэри
находилась во власти паразита.
Затем, совершенно неожиданно, паразит исчез, и она вновь стала
маленькой девочкой, больной и испуганной. Сохранившиеся в памяти мысли
путались и расплывались, но потом возник новый голос, громкий и чистый:
- Чтоб я сдох, Пит! Здесь маленькая девчонка!
Еще один голос:
- Живая?
И снова первый:
- Не знаю.
Дальше на пленке шли воспоминания о Кайзервиле, ее выздоровление и
много других голосов и мыслей.
- Я хотел предложить вам прокрутить еще одну запись из того же
периода, - сказал доктор Стилтон, вынимая кассету из проектора. - Они все
немного отличаются друг от друга, а период для нас ключевой.
- Почему, доктор? - поинтересовалась Мэри.
- А? Нет, если не хотите, можем, конечно, не смотреть, но именно этот
период мы сейчас исследуем. Нам нужно восстановить события и понять, что
же случилось с паразитами, почему они умерли. Если мы сумеем узнать, что
за болезнь убила титанца, который э-э-э... управлял вами, - убила титанца,
но пощадила вас - тогда нам, возможно, удастся найти оружие против
паразитов.
- А вы не знаете? - удивленно спросила Мэри.
- Что? Нет еще, но узнаем. Человеческая память хранит на удивление
подробные записи.
- Но я думала, вы уже знаете. Это "девятидневная лихорадка".
- Ч_т_о_? - Хазелхерст выскочил из кресла.
- Вы разве не поняли по моему лицу? Это очень характерная деталь - я
имею в виду "маску". Там, до... в смысле, в Кайзервиле мне случалось
ухаживать за больными "девятидневной лихорадкой", потому что я уже
переболела и у меня был иммунитет.
- Что вы на это скажете, доктор? - спросил Стилтон. - Вам приходилось
видеть таких больных?
- Больных? Нет. Ко времени второй экспедиции уже появилась вакцина.
Но я, разумеется, знаком с клиническими характеристиками.
- А можете вы сделать вывод на основе этих записей?
- Хм-м-м... - Хазелхерст осторожничал. - Я бы сказал, что увиденное
совпадает с этой версией, но не доказывает ее.
- Какая еще версия? - резко спросила Мэри. - Я же сказала, что это
"девятидневная лихорадка".
- Мы должны быть уверены на все сто процентов, - извиняющимся тоном
произнес Стилтон.
- А какие еще доказательства вам нужны? У меня нет на этот счет
никаких сомнений. Мне сказали, что, когда Пит и Фриско меня нашли, я была
больна. А после я ухаживала за другими больными, но ни разу не заразилась.
Я помню их лица перед смертью - точь-в-точь как мое на пленке. Любой, кто
хоть однажды видел больного "девятидневной лихорадкой", ни с чем другим
эту болезнь не спутает. Что еще вам нужно? Огненные письмена в небе?
За исключением одного раза я никогда не видел Мэри такой рассерженной
и сказал про себя: "Так, джентльмены, полегче, а то она вам сейчас
задаст!"
- Хорошо, я думаю, вы свою точку зрения доказали вполне убедительно.
Но объясните, пожалуйста: мы считали, что у вас нет сознательных
воспоминаний об этом периоде жизни, и моя проверка это подтвердила, а
теперь вы говорите так, словно все помните.
- Да, теперь помню, - произнесла Мэри несколько озадаченно. - И очень
отчетливо. Я не думала об этом долгие годы.
- Кажется, я понимаю. - Стилтон повернулся к Хазелхерсту. - Ну,
доктор? У вас есть культура "девятидневной лихорадки"? Ваши люди с ней уже
работали?
Хазелхерст смотрел на нас такими глазами, будто его только что
двинули по голове.
- Работали?! Нет, конечно! Это исключено! "Девятидневная
лихорадка"... С таким же успехом мы можем применять полиомиелит или тиф.
Все равно что заусенец рубить топором!
Я тронул Мэри за руку.
- Пойдем, дорогая. Кажется, мы уже испортили им все, что можно.
Она дрожала, и в глазах у нее стояли слезы. Я повел ее сразу в
кают-компанию и применил свое лекарство - неразбавленное.

Позже я уложил Мэри вздремнуть, присел рядом, и дождался, когда она
заснет. Затем отыскал отца в выделенном ему кабинете.
- Привет!
Он бросил на меня задумчивый взгляд.
- Я слышал, Элихью, ты нашел-таки "горшок с золотом".
- Пусть лучше будет "Сэм", - ответил я.
- Что ж, хорошо, Сэм. Победителей не судят. Однако горшок оказался до
обидного мал. "Девятидневная лихорадка"... Не удивительно, что вся колония
вымерла вместе с паразитами. Видимо, мы не сможем воспользоваться этим
открытием. Нельзя рассчитывать на то, что все обладают столь же
неукротимой волей к жизни, как Мэри.
Я все понимал. При "девятидневной лихорадке" смертность среди
невакцинированных землян составляет девяносто восемь с лишним процентов.
Среди вакцинированных - ноль, но к нашей ситуации это не относилось. Нам
нужна была болезнь, от которой помирали бы паразиты, а не люди.
- Видимо, это и не имеет значения, - заметил я. - Месяца через
полтора в долине Миссисипи наверняка начнется эпидемия тифа или чумы -
может быть, и то, и другое сразу.
- Если только паразиты не извлекут урок из положения в Азии и не
введут жесткие санитарные меры, - ответил Старик.
Эта мысль настолько меня поразила, что я едва не пропустил мимо ушей
его следующую фразу:
- Однако, Сэм, придется тебе разработать план получше.
- М_н_е_? Я всего лишь рядовой сотрудник Отдела.
- Был. Теперь ты его возглавляешь.
- Что за чертовщина? О чем ты говоришь? Я ничего не возглавляю, да и
не хочу. У меня уже есть босс - ты.
- Босс - это человек, которому дано руководить. Звания и знаки
отличия приходят позже. Как ты полагаешь, Олдфилд мог бы меня заменить?
Я покачал головой. Первый заместитель Старика был, скорее, кабинетным
руководителем. Он отлично справлялся с задачами, которые на него
возлагались, но на "мыслителя" и стратега не тянул.
- Я никогда не продвигал тебя по службе, - продолжал Старик, - потому
что был уверен: придет время, и ты сам себя продвинешь. Что и произошло.
Ты не принял мое мнение по важному вопросу, навязал мне свою волю и
оказался прав.
- О боже, чушь какая! Я просто уперся и заставил вас один раз
поступить по-моему. Почему-то вам, умникам, так и не пришло в голову
задать свои вопросы единственному настоящему эксперту по Венере в вашем
распоряжении - я имею в виду Мэри. Но я вовсе не ожидал найти какие-то
ответы. Это просто удача!
Старик задумчиво покачал головой.
- Я не верю в удачу, Сэм. "Удача" это ярлык, который посредственность
наклеивает на достижения гениев.
Я оперся руками о стол и наклонился к Старику.
- О'кей, пусть я гений, но в эту телегу ты меня не запряжешь. Когда
все это кончится, мы с Мэри отправляемся в горы растить детишек и котят. Я
не собираюсь всю жизнь распекать чокнутых агентов.
Он только сдержанно улыбнулся, и я добавил:
- Пропади она пропадом такая работа!
- То же самое сказал богу дьявол, когда занял его место. Не принимай
это близко к сердцу, Сэм. До поры до времени я останусь в своем кресле. Но
хотел бы знать, каковы ваши планы, сэр.

31
Хуже всего было то, что он говорил это всерьез. Я пытался уйти в
тень, но ничего не вышло. После полудня все руководство базы и ведущие
специалисты собрались на совещание. Меня тоже известили, но я не пошел.
Спустя какое-то время в дверях появилась миниатюрная девушка-сержант и
вежливо сообщила, что командир ждет. Не могу ли я, мол, поторопиться?
Делать нечего, явился. Но старался не влезать ни в какие дискуссии.
Однако отец обладает способностью вести заседания по своему плану, даже
если ему не предложили председательствовать; делает он это, пристально
глядя на того, чье мнение хотел бы услышать. Очень тонкое умение,
поскольку собравшиеся и не подозревают, что их "ведут".
Но я-то его знал. А когда на тебя смотрят все, гораздо легче
высказать свое мнение, чем промолчать. Тем более, что у меня было свое
мнение.
В основном, собравшиеся стонали и жаловались по поводу того, что нет
никакой возможности использовать "девятидневную лихорадку". Да, конечно,
она убивает титанцев. Она даже венерианцев убивает, хотя их можно надвое
разрубить и ничего им не делается. Но это верная смерть и для людей. Почти
для всех. Моя жена выжила, но для подавляющего большинства, исход может
быть только один. Семь, максимум десять дней после инфицирования, и конец.
- Вы что-то хотите сказать, мистер Нивенс? - обратился ко мне
командующий базой генерал.
Сам я не вызывался, но отец смотрел только на меня и ждал.
- Мне кажется, - начал я, - здесь слишком много говорилось о нашем
отчаянном положении, и слишком много прозвучало оценок, основанных только
на предположениях. Возможно, на неверных предположениях.
- Например?
Готового примера у меня не было; я, что называется, стрелял с бедра.
- М-м-м... Вот, скажем, все говорят о "девятидневной лихорадке" так,
будто эти девять дней абсолютно неизменная характеристика болезни. Что не
соответствует истине.
Генерал нетерпеливо пожал плечами.
- Но это просто удобное наименование. По статистике, болезнь
протекает в среднем девять дней.
- Да, но откуда вы знаете, что она длится девять дней для паразита?
По ответному ропоту я понял, что опять попал в точку. Мне предложили
объяснить, почему я считаю, что лихорадка протекает у паразитов быстрее и
какое это имеет значение.
- Что касается первой части вопроса, - начал я, - то в одном только
известном нам случае паразит действительно умер раньше, чем истекли девять
дней. Намного раньше. Те из вас, кто видел записи воспоминаний моей жены -
а на мой взгляд, их видело уже слишком много специалистов - знают, что
паразит оставил ее - предположительно, отвалился и сдох - задолго до
кризиса, обычно случающегося на восьмой день. Если эксперименты это
подтвердят, тогда проблема предстает в совершенно ином свете. Человек,
зараженный "девятидневной лихорадкой", может избавиться от паразита,
допустим, на четвертый день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36