Он делает свои дела, я делаю свои, и мы с ним вместе делаем наши общие дела, и все получается как надо, правда-правда!
– А над чем ты нынче работаешь?
– Всякая интернетчина, как обычно… Ну, точнее, не как обычно… Это такая специальная интернетчина для мам – которую можно делать одной рукой, а другой одновременно вытирать с нее теплую мочу.
Джейн рассмеялась и деревянной ложкой потыкала тако на сковородке.
– Как бы то ни было, те данные, которые мы получили, – то, что ты записал, когда на нас спикировал поток, помнишь? – они ведь вышли на трех дисках, спецвыпуском! И за это мы получили деньги, очень неплохие деньги. На них мы и купили этот дом.
– Вот как?
– Алекс, дом у нас небольшой, я знаю, но это отдельный дом в привилегированном районе. У меня даже есть настоящий огородик позади дома, я покажу тебе. И ты не поверишь, но районные власти здесь, в Остине, – действительно крутые ребята! Ты можешь гулять по университетской территории и играть со своим малышом прямо в парке, в любое время дня и ночи! Там очень красиво и совершенно безопасно. Уровень преступности здесь совсем низкий, и никогда не бывает взломов зданий вообще. Здесь настоящая крепость, это мегаотличное место, чтобы жить с маленьким ребенком!
– Могу я наконец посмотреть на твоего ребенка?
– Ох, конечно! Погоди, сейчас я только уменьшу огонь…
Она выключила электроплиту и провела его в заднюю комнату. Тут была детская. Это была первая комната в этом доме, глядя на которую он мог действительно поверить, что здесь живет Хуанита. Детская имела вид помещения, где интеллигентная и гиперактивная женщина, имеющая дизайнерскую подготовку, проводила много времени, тщательно обдумывая, как должны выглядеть вокруг нее вещи. Комната напоминала огромную шкатулку для драгоценностей с ребенком посередине. Она была огромных размеров колыбелью, выполненной в уютных бархатно-синих тонах. Эта комната была таким местом, при одном взгляде на которое у Алекса немедленно родилось желание сбежать подальше.
Хуанита наклонилась над кроваткой – деревянной, антикварного вида, вручную ошкуренной и покрашенной заново – и посмотрела на свое дитя. Никогда прежде Алекс не видел на ее лице подобного выражения, но все-таки он узнал его. Он узнал в нем то место, куда ушла вся дикая свирепость Хуаниты, эта дымящаяся энергия, всегда переполнявшая ее, – теперь она вся перелилась в этот наполненный бесконечной заботой взгляд Мадонны.
Она даже лепетала что-то своему малышу, агукала, как настоящая мама, гулила, практически не используя согласные. Потом она подняла дитя в болтающихся детских одежонках из кроватки и вручила Алексу.
Маленькая безволосая головенка малыша была упакована в крохотную серую шапочку; все вместе напоминало большой фаршированный тушеный гриб. Алекс не был особенным знатоком детей, но даже он понимал, что его маленький племянник – Майкл Грегори Малкэхи – не был привлекательным ребенком. Было сложно сказать о сплющенном, хрящеватом личике младенца что-либо определенное, но, по-видимому, он унаследовал худшие черты обоих родителей: квадратную челюсть Хуаниты и чрезмерно выпуклый, бычий лоб Малкэхи.
– Боже, да он настоящий красавчик! – сказал Алекс.
Ребенок отреагировал на новое знакомство испуганным взглядом и отчаянным брыканием. С ногами у малыша было все в порядке: он лягался как кентавр.
– Невозможно поверить, правда? – расплываясь в улыбке, сказала Джейн.
– Да, действительно невозможно… Я хотел сказать – до того, как я его увидел.
– Я тоже не могла поверить. Вспоминаю, сколько раз я чуть было не принимала эти абортивные препараты… Однажды дошло до того, что я уже положила таблетку в рот, представляешь? Я могла проглотить ее, и мои месячные снова бы вернулись, и мы с Джерри продолжали бы жить точно так же, как жили до этого, и все у нас было бы совсем как в жизни… Или я могла не глотать таблетку, и тогда последствия были бы непредсказуемыми и чрезвычайно серьезными. И ты знаешь, Алекс, я выбрала последствия, я сделала это совершенно преднамеренно – как будто я знала, что делаю! И вот в моей жизни появился этот маленький незнакомец… Только он совсем никакой не незнакомец! Он мой малыш!
– Понимаю.
– Я люблю своего ребенка, Алекс. Я не то чтобы просто так, вроде бы люблю его – я на самом деле очень люблю своего ребенка, отчаянно люблю! Мы оба гак его любим! Мы души в нем не чаем. Мне хотелось бы иметь еще одного.
– Вот как?
– Роды – это не так уж страшно, это даже интересно. Мне, пожалуй, даже вроде как понравилось рожать. Я чувствовала, что происходит нечто действительно серьезное и значительное.
– Да, наверное, так и должно быть, – сказал Алекс. – Мне бы хотелось, чтобы Сильвия тоже посмотрела на моего племянника.
Вслед за братом Джейн вернулась в гостиную. Алекс нес ребенка так, словно Майкл Грегори был мокрым мешком, полным живых лягушек. Странная гостья отлепила свой немигающий змеиный взгляд от телевизора; ее глаза заметались от ребенка к Алексу, потом к Джейн, снова к ребенку и еще раз к Джейн… В глазах читались такие темные, неприкрытые зависть и ненависть, что Джейн была ошеломлена.
– Он очень красивый, – произнесла Сильвия.
– Спасибо.
– И шапочка у него красивая.
– Спасибо, Сильвия.
– Не за что.
Она снова вперила взгляд в телевизор.
Джейн отнесла сына обратно в детскую и положила в кроватку. Она недавно кормила его. Малыш любил, когда с ним возились; самые энергичные свои вопли он предпочитал оставлять до трех часов ночи.
– Я понимаю, ее реакция могла показаться странной, – сказал Алекс. – Понимаешь, для женщин с генетическими расстройствами дети – довольно щекотливая тема.
– Вот как?
– На самом деле ей очень хотелось посмотреть на малыша. Она сама мне сказала.
– Ничего. Сильвия милая.
– Ты сканировала ребенка на генетические отклонения?
– Понимаешь, Алекс… – она поколебалась. – Это, в общем-то, довольно дорого стоит.
– Не для меня. У меня есть свои ходы, контакты… Нет, серьезно, для меня это не проблема, просто переправь мне как-нибудь маленький образец – ну, знаешь, замороженный соскоб со внутренней поверхности щеки. Мы бы могли начать исследование генома прямо сейчас, хотя бы в общих чертах – проследить основные моменты, главные центры дефектов… Сделать общие выводы. Его совершенно необходимо просканировать, Джейн, – не забудь, у его дяди было генетическое расстройство!
– Мы ведь не очень счастливые люди, правда, Алекс?
– Мы живы. Это уже счастье.
– Мы не счастливы, Алекс. Мы живем в несчастливое время. Мы живы, и я рада, что мы живы, но мы – люди катастрофы. Мы никогда не сможем по-настоящему радоваться жизни или чувствовать себя в безопасности, никогда! До конца нашей жизни.
– Это верно, – проговорил он.
Он сделал вдох: хороший, глубокий вдох.
– Джейн… Я приехал сюда в Остин, потому что мне нужно кое-что сказать тебе. Я хотел поблагодарить тебя, Джейн. Поблагодарить тебя за то, что ты спасла мне жизнь.
– De nada.
– Нет, Джейн, мне есть за что тебя благодарить! Ты могла оставить меня так, как есть, – я ведь сам просил тебя об этом, – и тогда эти шарлатаны убили бы меня в своей подпольной clнnica. Но ты пришла за мной, и вытащила меня оттуда, и потом присматривала за мной. И даже несмотря на то, что мы ходили совсем рядом со смертью, и были окружены смертью, и охотились за смертельно опасными вещами, мы оба остались живы! Мы выжили – и посмотри, теперь появился еще один из нас! Она схватила его за руку.
– Ты хочешь мне что-то сказать, Алехандро? Хорошо же. Скажи мне то, что я действительно хочу услышать.
Она подтащила его к детской кроватке.
– Скажи мне, что это – твоя семья, Алекс! Скажи, что ты поможешь мне заботиться о нем, как если бы он был членом твоей семьи.
– Но он и есть член моей семьи! Он мой племянник. Я очень горжусь им.
– Нет, не то. Я хочу, чтобы ты сказал по-настоящему. Я хочу, чтобы ты пообещал мне заботиться о нем, Алекс, по-настоящему заботиться – даже если я умру, и Джерри умрет, и этот город будет разрушен, и все вокруг будут болеть и умирать, и даже если он будет не очень нравиться тебе лично! Что ты все равно будешь заботиться о нем и все равно спасешь его.
– Хорошо, Джейни, – медленно проговорил Алекс. – Это вполне честно. Вроде как сделка.
– Нет! Это не сделка, это не имеет отношения к деньгам, я не хочу слышать этого ни от тебя, ни от кого-либо еще! Я хочу услышать от тебя настоящее обещание, я хочу, чтобы ты поклялся мне, поклялся так, чтобы я никогда не усомнилась в тебе.
Он посмотрел на нее: лицо Джейн было напряжено, глаза потемнели, и он с непривычным уколом удивления осознал, что его сестра по-настоящему боится. Хуаните наконец довелось узнать и понять настоящий страх. Она боялась за этот крошечный сверточек в колыбели больше, чем когда-либо боялась за саму себя – или за своих друзей, за мужа, за кого бы то ни было. Это был залог ее будущего. Потные обезьяньи ручонки этого малыша цепко держали ее душу.
– Ладно, – сказал Алекс.
Он торжественно поднял правую руку.
– Хуанита Унтер Малкэхи, я обещаю тебе, что буду заботиться о твоем сыне и обо всех твоих детях. Я клянусь в этом могилой нашей матери. Те lo jurо por la tumba de nuestra madre.
– Хорошо, Алекс. – Она немного расслабилась. – Вот так я действительно тебе верю.
Из передней части дома послышался голос: вернулся Джерри. Алекс вышел поприветствовать его в переднюю.
– Вот это сюрприз так сюрприз! – пророкотал Малкэхи.
Они с Алексом обменялись рукопожатием.
Джерри похудел. На его плечах больше не бугрились могучие мышцы, его руки и ноги были относительно нормальных пропорций, а живот выглядел так, как и должен выглядеть живот тридцатилетнего отца семейства. Он потерял еще некоторое количество волос, исчезла борода – теперь он носил профессорскую бородку клинышком и аккуратную стрижку. На нем была рубашка и пиджак с галстуком, а в руке – кожаный чемоданчик.
– Ты, должно быть, теперь занятой человек, Джерри?
– О да! А ты?
– Я собираюсь заняться генетикой.
– Вот как? Это очень интересно, Алекс.
– Я почувствовал, что должен так поступить.
Он посмотрел Джерри прямо в глаза. Может быть, ему удастся, в первый раз за все это время, наладить с ним хоть какой-то человеческий контакт?
– Понимаешь, Джерри, генетическое лечение так глубоко изменило меня – я почувствовал, что просто должен в этом разобраться! Я имею в виду – действительно понять это, не просто влезть и взломать, не просто узнать, за какие ниточки нужно дергать, а по-настоящему понять всю подоплеку. Это трудное дело, но мне кажется, что оно мне по плечу. Если я возьмусь как следует, то наверняка справлюсь. – Он пожал плечами.
– Конечно, сперва мне все равно придется разбираться со всей этой чепухой насчет профессиональной пригодности…
– Да, – отозвался Джерри, внимательно глядя на него и сочувственно кивая. – Требования академической науки.
Все было так, как надо: все были живы и здоровы, и на этом банкете не было никаких призраков, никаких темных тайн не пряталось в глубине, и жизнь для старого доброго зятька Джерри была самой обычной жизнью.
– Занимался торнадо в последнее время, а, Джерри?
– Разумеется! А как же – эф-шесть! Он необычайно хорошо задокументирован, там материала на целую жизнь работы!
– Никто не верил, что это случится, – вставила Джейн, – даже когда он предсказывал это. А теперь он пытается объяснить им, почему это прекратилось.
– Да, это настоящая проблема, – согласился Джерри, наслаждаясь. – Целый комплекс проблем! И совершенно нетривиальных.
– Самая лучшая разновидность проблем, верно? Джерри коротко хохотнул.
– Рад видеть тебя в таком хорошем расположении духа, Алекс! Вы с твоей подружкой должны остаться с нами на ленч.
– У нас тако, – сказала Джейн.
– О, отлично! Как раз то, что я люблю…
Глаза Джерри внезапно остекленели.
– Сейчас, одну минуту, я только должен сперва посмотреть парочку вещей…
Он исчез в своем кабинете, закрыв за собой дверь. Из-за нее тотчас вырвались звуки музыки – неумолчные взвизги и настойчивый перкуссионный рокот очередного тайского шлягера. Музыка была очень громкой.
– Ему что, действительно нравится эта тайская дребедень? – спросил Алекс.
Хуанита пожала плечами.
– Да не особенно, – ответила она, повысив голос. – Просто эти записи остались у меня с колледжа, а Джерри, когда садится работать, врубает все, что попадется под руку… Он делает это, чтобы заглушить городские шумы – отсечь лишние звуки. Они мешают ему думать.
Музыка перешла к замысловатому азиатскому «чача». Сильвия скорчила гримаску.
– Давайте пойдем на задний двор, я покажу вам свой огород. Тако могут подождать.
Позади дома было тихо. Стоял погожий весенний день, светило солнце, цвела жимолость, в луже купались птички.
– Джерри всегда такой, когда его заставляют заниматься полиномами, – извиняющимся тоном объяснила Джейн.
– Какой это «такой»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– А над чем ты нынче работаешь?
– Всякая интернетчина, как обычно… Ну, точнее, не как обычно… Это такая специальная интернетчина для мам – которую можно делать одной рукой, а другой одновременно вытирать с нее теплую мочу.
Джейн рассмеялась и деревянной ложкой потыкала тако на сковородке.
– Как бы то ни было, те данные, которые мы получили, – то, что ты записал, когда на нас спикировал поток, помнишь? – они ведь вышли на трех дисках, спецвыпуском! И за это мы получили деньги, очень неплохие деньги. На них мы и купили этот дом.
– Вот как?
– Алекс, дом у нас небольшой, я знаю, но это отдельный дом в привилегированном районе. У меня даже есть настоящий огородик позади дома, я покажу тебе. И ты не поверишь, но районные власти здесь, в Остине, – действительно крутые ребята! Ты можешь гулять по университетской территории и играть со своим малышом прямо в парке, в любое время дня и ночи! Там очень красиво и совершенно безопасно. Уровень преступности здесь совсем низкий, и никогда не бывает взломов зданий вообще. Здесь настоящая крепость, это мегаотличное место, чтобы жить с маленьким ребенком!
– Могу я наконец посмотреть на твоего ребенка?
– Ох, конечно! Погоди, сейчас я только уменьшу огонь…
Она выключила электроплиту и провела его в заднюю комнату. Тут была детская. Это была первая комната в этом доме, глядя на которую он мог действительно поверить, что здесь живет Хуанита. Детская имела вид помещения, где интеллигентная и гиперактивная женщина, имеющая дизайнерскую подготовку, проводила много времени, тщательно обдумывая, как должны выглядеть вокруг нее вещи. Комната напоминала огромную шкатулку для драгоценностей с ребенком посередине. Она была огромных размеров колыбелью, выполненной в уютных бархатно-синих тонах. Эта комната была таким местом, при одном взгляде на которое у Алекса немедленно родилось желание сбежать подальше.
Хуанита наклонилась над кроваткой – деревянной, антикварного вида, вручную ошкуренной и покрашенной заново – и посмотрела на свое дитя. Никогда прежде Алекс не видел на ее лице подобного выражения, но все-таки он узнал его. Он узнал в нем то место, куда ушла вся дикая свирепость Хуаниты, эта дымящаяся энергия, всегда переполнявшая ее, – теперь она вся перелилась в этот наполненный бесконечной заботой взгляд Мадонны.
Она даже лепетала что-то своему малышу, агукала, как настоящая мама, гулила, практически не используя согласные. Потом она подняла дитя в болтающихся детских одежонках из кроватки и вручила Алексу.
Маленькая безволосая головенка малыша была упакована в крохотную серую шапочку; все вместе напоминало большой фаршированный тушеный гриб. Алекс не был особенным знатоком детей, но даже он понимал, что его маленький племянник – Майкл Грегори Малкэхи – не был привлекательным ребенком. Было сложно сказать о сплющенном, хрящеватом личике младенца что-либо определенное, но, по-видимому, он унаследовал худшие черты обоих родителей: квадратную челюсть Хуаниты и чрезмерно выпуклый, бычий лоб Малкэхи.
– Боже, да он настоящий красавчик! – сказал Алекс.
Ребенок отреагировал на новое знакомство испуганным взглядом и отчаянным брыканием. С ногами у малыша было все в порядке: он лягался как кентавр.
– Невозможно поверить, правда? – расплываясь в улыбке, сказала Джейн.
– Да, действительно невозможно… Я хотел сказать – до того, как я его увидел.
– Я тоже не могла поверить. Вспоминаю, сколько раз я чуть было не принимала эти абортивные препараты… Однажды дошло до того, что я уже положила таблетку в рот, представляешь? Я могла проглотить ее, и мои месячные снова бы вернулись, и мы с Джерри продолжали бы жить точно так же, как жили до этого, и все у нас было бы совсем как в жизни… Или я могла не глотать таблетку, и тогда последствия были бы непредсказуемыми и чрезвычайно серьезными. И ты знаешь, Алекс, я выбрала последствия, я сделала это совершенно преднамеренно – как будто я знала, что делаю! И вот в моей жизни появился этот маленький незнакомец… Только он совсем никакой не незнакомец! Он мой малыш!
– Понимаю.
– Я люблю своего ребенка, Алекс. Я не то чтобы просто так, вроде бы люблю его – я на самом деле очень люблю своего ребенка, отчаянно люблю! Мы оба гак его любим! Мы души в нем не чаем. Мне хотелось бы иметь еще одного.
– Вот как?
– Роды – это не так уж страшно, это даже интересно. Мне, пожалуй, даже вроде как понравилось рожать. Я чувствовала, что происходит нечто действительно серьезное и значительное.
– Да, наверное, так и должно быть, – сказал Алекс. – Мне бы хотелось, чтобы Сильвия тоже посмотрела на моего племянника.
Вслед за братом Джейн вернулась в гостиную. Алекс нес ребенка так, словно Майкл Грегори был мокрым мешком, полным живых лягушек. Странная гостья отлепила свой немигающий змеиный взгляд от телевизора; ее глаза заметались от ребенка к Алексу, потом к Джейн, снова к ребенку и еще раз к Джейн… В глазах читались такие темные, неприкрытые зависть и ненависть, что Джейн была ошеломлена.
– Он очень красивый, – произнесла Сильвия.
– Спасибо.
– И шапочка у него красивая.
– Спасибо, Сильвия.
– Не за что.
Она снова вперила взгляд в телевизор.
Джейн отнесла сына обратно в детскую и положила в кроватку. Она недавно кормила его. Малыш любил, когда с ним возились; самые энергичные свои вопли он предпочитал оставлять до трех часов ночи.
– Я понимаю, ее реакция могла показаться странной, – сказал Алекс. – Понимаешь, для женщин с генетическими расстройствами дети – довольно щекотливая тема.
– Вот как?
– На самом деле ей очень хотелось посмотреть на малыша. Она сама мне сказала.
– Ничего. Сильвия милая.
– Ты сканировала ребенка на генетические отклонения?
– Понимаешь, Алекс… – она поколебалась. – Это, в общем-то, довольно дорого стоит.
– Не для меня. У меня есть свои ходы, контакты… Нет, серьезно, для меня это не проблема, просто переправь мне как-нибудь маленький образец – ну, знаешь, замороженный соскоб со внутренней поверхности щеки. Мы бы могли начать исследование генома прямо сейчас, хотя бы в общих чертах – проследить основные моменты, главные центры дефектов… Сделать общие выводы. Его совершенно необходимо просканировать, Джейн, – не забудь, у его дяди было генетическое расстройство!
– Мы ведь не очень счастливые люди, правда, Алекс?
– Мы живы. Это уже счастье.
– Мы не счастливы, Алекс. Мы живем в несчастливое время. Мы живы, и я рада, что мы живы, но мы – люди катастрофы. Мы никогда не сможем по-настоящему радоваться жизни или чувствовать себя в безопасности, никогда! До конца нашей жизни.
– Это верно, – проговорил он.
Он сделал вдох: хороший, глубокий вдох.
– Джейн… Я приехал сюда в Остин, потому что мне нужно кое-что сказать тебе. Я хотел поблагодарить тебя, Джейн. Поблагодарить тебя за то, что ты спасла мне жизнь.
– De nada.
– Нет, Джейн, мне есть за что тебя благодарить! Ты могла оставить меня так, как есть, – я ведь сам просил тебя об этом, – и тогда эти шарлатаны убили бы меня в своей подпольной clнnica. Но ты пришла за мной, и вытащила меня оттуда, и потом присматривала за мной. И даже несмотря на то, что мы ходили совсем рядом со смертью, и были окружены смертью, и охотились за смертельно опасными вещами, мы оба остались живы! Мы выжили – и посмотри, теперь появился еще один из нас! Она схватила его за руку.
– Ты хочешь мне что-то сказать, Алехандро? Хорошо же. Скажи мне то, что я действительно хочу услышать.
Она подтащила его к детской кроватке.
– Скажи мне, что это – твоя семья, Алекс! Скажи, что ты поможешь мне заботиться о нем, как если бы он был членом твоей семьи.
– Но он и есть член моей семьи! Он мой племянник. Я очень горжусь им.
– Нет, не то. Я хочу, чтобы ты сказал по-настоящему. Я хочу, чтобы ты пообещал мне заботиться о нем, Алекс, по-настоящему заботиться – даже если я умру, и Джерри умрет, и этот город будет разрушен, и все вокруг будут болеть и умирать, и даже если он будет не очень нравиться тебе лично! Что ты все равно будешь заботиться о нем и все равно спасешь его.
– Хорошо, Джейни, – медленно проговорил Алекс. – Это вполне честно. Вроде как сделка.
– Нет! Это не сделка, это не имеет отношения к деньгам, я не хочу слышать этого ни от тебя, ни от кого-либо еще! Я хочу услышать от тебя настоящее обещание, я хочу, чтобы ты поклялся мне, поклялся так, чтобы я никогда не усомнилась в тебе.
Он посмотрел на нее: лицо Джейн было напряжено, глаза потемнели, и он с непривычным уколом удивления осознал, что его сестра по-настоящему боится. Хуаните наконец довелось узнать и понять настоящий страх. Она боялась за этот крошечный сверточек в колыбели больше, чем когда-либо боялась за саму себя – или за своих друзей, за мужа, за кого бы то ни было. Это был залог ее будущего. Потные обезьяньи ручонки этого малыша цепко держали ее душу.
– Ладно, – сказал Алекс.
Он торжественно поднял правую руку.
– Хуанита Унтер Малкэхи, я обещаю тебе, что буду заботиться о твоем сыне и обо всех твоих детях. Я клянусь в этом могилой нашей матери. Те lo jurо por la tumba de nuestra madre.
– Хорошо, Алекс. – Она немного расслабилась. – Вот так я действительно тебе верю.
Из передней части дома послышался голос: вернулся Джерри. Алекс вышел поприветствовать его в переднюю.
– Вот это сюрприз так сюрприз! – пророкотал Малкэхи.
Они с Алексом обменялись рукопожатием.
Джерри похудел. На его плечах больше не бугрились могучие мышцы, его руки и ноги были относительно нормальных пропорций, а живот выглядел так, как и должен выглядеть живот тридцатилетнего отца семейства. Он потерял еще некоторое количество волос, исчезла борода – теперь он носил профессорскую бородку клинышком и аккуратную стрижку. На нем была рубашка и пиджак с галстуком, а в руке – кожаный чемоданчик.
– Ты, должно быть, теперь занятой человек, Джерри?
– О да! А ты?
– Я собираюсь заняться генетикой.
– Вот как? Это очень интересно, Алекс.
– Я почувствовал, что должен так поступить.
Он посмотрел Джерри прямо в глаза. Может быть, ему удастся, в первый раз за все это время, наладить с ним хоть какой-то человеческий контакт?
– Понимаешь, Джерри, генетическое лечение так глубоко изменило меня – я почувствовал, что просто должен в этом разобраться! Я имею в виду – действительно понять это, не просто влезть и взломать, не просто узнать, за какие ниточки нужно дергать, а по-настоящему понять всю подоплеку. Это трудное дело, но мне кажется, что оно мне по плечу. Если я возьмусь как следует, то наверняка справлюсь. – Он пожал плечами.
– Конечно, сперва мне все равно придется разбираться со всей этой чепухой насчет профессиональной пригодности…
– Да, – отозвался Джерри, внимательно глядя на него и сочувственно кивая. – Требования академической науки.
Все было так, как надо: все были живы и здоровы, и на этом банкете не было никаких призраков, никаких темных тайн не пряталось в глубине, и жизнь для старого доброго зятька Джерри была самой обычной жизнью.
– Занимался торнадо в последнее время, а, Джерри?
– Разумеется! А как же – эф-шесть! Он необычайно хорошо задокументирован, там материала на целую жизнь работы!
– Никто не верил, что это случится, – вставила Джейн, – даже когда он предсказывал это. А теперь он пытается объяснить им, почему это прекратилось.
– Да, это настоящая проблема, – согласился Джерри, наслаждаясь. – Целый комплекс проблем! И совершенно нетривиальных.
– Самая лучшая разновидность проблем, верно? Джерри коротко хохотнул.
– Рад видеть тебя в таком хорошем расположении духа, Алекс! Вы с твоей подружкой должны остаться с нами на ленч.
– У нас тако, – сказала Джейн.
– О, отлично! Как раз то, что я люблю…
Глаза Джерри внезапно остекленели.
– Сейчас, одну минуту, я только должен сперва посмотреть парочку вещей…
Он исчез в своем кабинете, закрыв за собой дверь. Из-за нее тотчас вырвались звуки музыки – неумолчные взвизги и настойчивый перкуссионный рокот очередного тайского шлягера. Музыка была очень громкой.
– Ему что, действительно нравится эта тайская дребедень? – спросил Алекс.
Хуанита пожала плечами.
– Да не особенно, – ответила она, повысив голос. – Просто эти записи остались у меня с колледжа, а Джерри, когда садится работать, врубает все, что попадется под руку… Он делает это, чтобы заглушить городские шумы – отсечь лишние звуки. Они мешают ему думать.
Музыка перешла к замысловатому азиатскому «чача». Сильвия скорчила гримаску.
– Давайте пойдем на задний двор, я покажу вам свой огород. Тако могут подождать.
Позади дома было тихо. Стоял погожий весенний день, светило солнце, цвела жимолость, в луже купались птички.
– Джерри всегда такой, когда его заставляют заниматься полиномами, – извиняющимся тоном объяснила Джейн.
– Какой это «такой»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54