Этот парень ведь даже не коп! Сколько он платит вам за это?
– Но меня действительно так зовут! – вспылил уязвленный Смитерс. – Натан Р. Смитерс!
– Не понимаю, почему наш разговор стал настолько неприятным, – рассудительно проговорил Лео.
– Может быть, вам стоило бы немного подумать о ваших отношениях с вашим добрым другом, general de policнa, там, в Синалоа!
Это был выстрел в темноту, вслепую направленный гарпун, но удар оказался сильным. Лео так дернулся в ответ, что даже Смитерс, казалось, был встревожен.
– Синалоа, – задумчиво проговорил Лео, приходя в себя.
Он пристально посмотрел на Алекса. Лео был очень высок, и, несмотря на то что на нем не было тех бугров мяса, что на его брате-тяжелоатлете, он выглядел совсем не тем человеком, которому стоило переходить дорогу.
– Ну разумеется, – внезапно заключил он. – Ты не иначе как Алекс! Маленький Алехандро Унгер. Бог ты мой!
– Думаю, вам лучше поворачивать, – сказал Алекс. – Вам и таким, как вы, здесь делать нечего.
– Ты ведь здесь меньше месяца, Алехандро! И уже играешь при Джерри роль сторожевой собаки! Это поразительно, как ему удается вызывать в людях такую преданность к себе?
– Хорошо, Лео, будь по-вашему, – сказал Алекс. – Я пропущу вас в лагерь, если Джерри скажет, что вы можете войти, как вы на это смотрите?
Внезапно почувствовав слабость, он кинулся в атаку:
– Как насчет того, чтобы вы подождали здесь, а я сходил и позвонил Джерри? Я могу связаться с ним в поле, это очень просто. Давайте посмотрим, что Джерри скажет насчет вас?
– У меня есть встречное предложение, – сказал Лео. – Почему бы мне не предположить, что ты не имеешь здесь вообще никакого значения? Что ты попросту выдумал все это на ходу, имея ко мне какую-то собственную глупую неприязнь? Что ты просто неуравновешенный, больной, испорченный богатенький маменькин сынок, который влез не в свое дело, и что мы можем попросту пройти мимо тебя и отправиться куда нам нужно?
– Сперва вам придется меня завалить!
– Ну, это вряд ли будет сложно, Алекс. Ты до сих пор истощен после той подпольной нарколечебницы в Нуэво-Ларедо. Ты выглядишь совсем больным.
– Вы будете выглядеть совсем мертвым, Лео, когда парень, который навел вам в лоб лазерный прицел, нажмет на курок и ваши мозги вылетят наружу.
Лео медленно обернулся к Смитерсу.
– Мистер Смитерс, скажите, пожалуйста, действительно ли на меня в настоящий момент наведена лазерная винтовка?
Смитерс покачал головой.
– По крайней мере, я ничего такого не вижу. Слушай, парень, это, черт побери, действительно очень глупо – говорить подобные вещи таким людям, как я.
Алекс снял свои темные очки, потом стащил с головы шляпу.
– Посмотрите на меня, – предложил он Смитерсу. – Как по-вашему, я вас боюсь? Вы думаете, что произвели на меня какое-то впечатление?
Он повернулся к Лео.
– А вы как думаете, Лео? По мне похоже, что меня хоть сколько-то заботит, если мы начнем здесь драться и вас в конце концов пристрелят? Вам действительно это так надо – бить меня, рискуя получить вполне реальную пулю, всего лишь для того, чтобы получить возможность прогуляться среди пустых бумажных палаток и устроить какую-нибудь пакость своему брату, когда он вернется обратно – скорее всего, вместе со всеми своими друзьями?
– Ну нет, – сказал Лео решительно. – Во всех этих глупостях нет никакой необходимости. Мы ведь не хотим расстраивать Хуаниту, правда ведь? Джейни?
– Ты, черт тебя дери, лучше держись подальше от Джейни, – проговорил Алекс глухим от ярости голосом. – Это было большой ошибкой, говорить мне это! Убирайся подальше от меня и от моей сестры и впредь не приближайся, сукин ты нарк! Лучше сваливай поскорее, пока не потерял последние мозги и не сделал еще какую-нибудь глупость, кроме того, что вообще для начала сунулся сюда!
– Все это совершенно бессмысленно, – сказал Лео. – Не понимаю, чего ты хочешь добиться этой своей смехотворной наркоманской бравадой. Мы всегда можем вернуться как-нибудь потом, когда здесь будет кто-нибудь из нормальных людей.
Алекс кивнул и сложил руки на груди.
– О'кей. Согласен, это бессмысленно. Возвращайся к следующему Рождеству, старший брат. А пока что убирайся. И поскорее.
Лео и Смитерс обменялись взглядами. Лео выразительно пожал плечами, подчеркнутыми подбивкой его новенькой куртки-сафари.
Они не спеша забрались обратно в свой грузовик, Смитерс завел мотор, грузовик развернулся и поехал прочь. Глядя ему вслед, Алекс увидел, как Лео, поднеся к лицу видеокамеру, методично обводит ею лагерь.
Алекс медленно вернулся к командной юрте. Сарыч ждал его у дверного полога. Сэм по-прежнему был в своем прогнозистском шлеме. Джо Брассье вообще не было видно.
– Что это были за парни? – спросил Сарыч. Алекс пожал плечами.
– Ничего особенного. Я с ними разобрался. Просто пара любителей.
ГЛАВА 7
Над штатом Колорадо уже шесть долгих недель стоял нерушимый, не предвещавший ничего доброго антициклон. Казалось, он встал здесь на якорь. Антициклон не двигался с места, зато он непрестанно разрастался вширь. Огромный купол сухого перегретого воздуха распростерся от Колорадо до северо-востока Нью-Мексико и выступов Оклахомы и Техаса, и под ним расположилось пагубное царство засухи.
Джейн нравилась Оклахома. Здешние дороги находились, как правило, в худшем состоянии, чем техасские, но этот штат был более плотно заселен. Здесь царил добрый гражданский порядок, люди были дружелюбны, и даже довольно далеко от гигантского современного мегаполиса Оклахома-Сити существовали маленькие сельскохозяйственные городки, где тем не менее можно было рассчитывать на настоящий завтрак и достойную чашечку кофе. Небо в Оклахоме было более нежного голубого цвета, а палитра полевых цветов – более мягкой по сравнению с грубой яркостью весенних цветов Техаса. Почва здесь была более богатой, и мощной, и ржаво-красной, и в довольно большой степени культивированной. Здешнее солнце никогда не забиралось настолько мучительно высоко в зенит, а дожди шли чаще.
Однако сейчас дождя не было – какой мог быть дождь под этим медленно разрастающимся континентальным монстром? Стремительные грозовые фронты проносились по Миссури, Айове, Канзасу и Иллинойсу, но антициклон возле подножия Скалистых гор понемногу переходил из разряда временных явлений в досадную помеху, а затем – в региональное бедствие.
«Сезамовский» Центр климатического анализа регулярно вывешивал в Сети стандартную схематическую карту «Отклонение средней температуры от нормальной (°С)» – метеорологический документ, который «SESAМЕ» унаследовал от некоего докибернетического федерально-правительственного учреждения. Формат карты был очаровательно старомодным, что касалось как отжившего уточнения относительно градусов Цельсия (старая шкала Фаренгейта уже много лет назад как вымерла), так и безнадежного притязания на то, что в американской погоде могло существовать нечто «нормальное». Цветная штриховка, отмечавшая на карте градации температур, была кричаще яркой, в грубых эстетических пределах ранней компьютерной графики, но во имя непрерывности архива дизайн ни разу не меняли. За время своей работы в бригаде Джейн просмотрела десятки этих среднетемпературных карт и до сих пор никогда не видела такого количества аномальной ярко-розовой штриховки.
Стоял еще июнь, а люди уже умирали под этими пикселизированными лужами горячего розового цвета. Умирали не в больших количествах – еще не та плохая погода, когда федералы начинают высылать решетчатые эвакуационные фургоны. Но это была жара, на несколько пунктов поднимавшая общее эмоциональное напряжение. Электронные сердечные стимуляторы стариков не справлялись, по вечерам раздавалась стрельба, а в магазинах вспыхивали ссоры.
Температурная карта на экране «Чарли» исчезла, сменившись новым пятнистым изображением: показаниями «сезамовского» лидара на уровне земли.
– Никогда не видел ничего подобного, – прокомментировал Джерри, сидевший на пассажирском месте. – Посмотри, как он прорывается, немного спереди от кромки антициклона. Вообще-то считается, что так не бывает.
– Я не понимаю, как вообще может случиться хоть что-то до тех пор, пока эта воздушная масса не сдвинется с места, – сказала Джейн. – В этом просто нет смысла.
– Ядро-то, конечно, не движется, но сегодня оно все равно прорвется на волю вдоль всего вторичного фронта. Думаю, мы еще увидим, как из всего этого вылезают эф-два и эф-три… – Джерри немного подумал, – … и они будут второстепенными чертами.
Джейн взглянула на северный горизонт, на грозовой фронт, к которому они направлялись. За цепочкой вянущих оклахомских тополей вздымались башни кучевых облаков, местами с плоскими, вогнутыми основаниями от недостатка влаги. Они не были особенно мощными, но не выглядели и безобидными – скорее напряженными.
– Ну что же, – произнесла она, – может быть, мы все же, наконец, видим это. Может быть, вот так это и должно выглядеть вначале.
– Предположительно, эф-шесть не должен развиваться подобным образом. Мезосфера совсем не такая, и струйное течение висит на севере, словно его там гвоздями приколотили.
– Однако это как раз то место, где эф-шесть должен появиться. И время то самое. Что же еще это может быть?
Джерри покачал головой.
– Спроси меня об этом, когда он начнет двигаться. Джейн вздохнула, кинула в рот пригоршню гранолы из бумажного пакета и подтянула ноги в ботинках на водительское сиденье.
– Ты хочешь, чтобы я поверила, что ты бросил прогнозирование и специально вылез со мной на охоту только для того, чтобы погоняться за смерчами? И теперь сам называешь их «второстепенными чертами»?
Джерри рассмеялся.
– Смерчи… это как секс. Даже если ты однажды уже гонялся за ними раньше, это еще не значит, что после этого ты потерял к ним всякий интерес.
– Здорово все-таки, что ты поехал со мной.
Она помолчала.
– Ты в последнее время был со мной очень нежным, учитывая, как у меня обстоят дела.
– Малышка, – сказал он, – ты пробыла в лагере два месяца, прежде чем мы сломались, помнишь? Если мы не можем заниматься любовью, мы не будем делать этого. Очень просто.
Он поколебался.
– Это, конечно, настоящий ад, согласен, но это просто.
Джейн понимала, что ей не стоит принимать эту мужскую браваду по номинальной стоимости. Все в лагере шло не так: ее болезнь, эта засуха. Нервозность, беспокойство. Плохая радиосвязь.
Одной из вещей, за которые Джейн больше всего любила охоту за смерчами, было то, как эти гигантские катаклизмы освобождали ее, безжалостно давя и сводя к малости все прихоти ее личной жизни. Невозможно продолжать лелеять свои неурядицы перед лицом чудовищного вихря – это и глупо, и пошло, и совершенно неуместно. Все равно что пытаться сделать себе плевательницу из Большого Каньона.
Она действительно любила Джерри, любила его как личность, очень нежно и часто думала, что, возможно, любила бы его почти так же крепко, даже если бы он не познакомил ее с торнадо. Она могла бы любить Джерри, даже если бы он был чем-то повседневным, неэкзотичным и скучным – скажем, каким-нибудь экономистом. Джерри был умелым, и цельным, и устремленным, и – если к нему немного привыкнуть – необычайно привлекательным. Иногда он бывал даже забавным. Она часто думала, что и при каких-нибудь совсем других обстоятельствах могла бы запросто стать его любовницей, а может быть, и женой.
Впрочем, тогда это было бы гораздо больше похоже на другие ее связи – с бросанием ваз, истерическими воплями и дрожащим чувством беспросветного черного отчаяния на заднем сиденье лимузина в три часа ночи.
Джерри заставлял ее совершать безумные вещи. Однако безумные вещи всегда делали ее лучше и сильнее, и теперь, когда Джерри был рядом с ней, она впервые в жизни больше не чувствовала мучительного беспокойства из-за того, что является собственным злейшим врагом. Она всегда была слишком туго затянута и слишком взвинчена изнутри, в ней всегда сидел черт – сейчас, оглядываясь назад, она ясно это видела. Джерри был в ее жизни первым и единственным человеком, который по достоинству оценил ее черта, принял его и был с ним ласков и который снабдил ее черта подходящей для него чертовски трудной и грязной работой. Ее черт больше не бездельничал – он теперь трудился во всю свою чертову задницу, без выходных.
И теперь они с ее чертом были действительно вполне довольны своей жизнью.
У Джейн было такое чувство, словно то, что она стала делать безумные вещи и шла на безумный риск, полностью освободило ее от необходимости действительно сходить с ума. Как бы сентиментально это ни звучало, но Джерри поистине сделал из нее свободную женщину. Она была грязной, она истратила все свои деньги, от нее почти всегда плохо пахло, но она была свободна, и у нее была любовь. Большую часть своей прежней жизни она проводила в жестокой, решительной и обреченной на поражение битве, заставляя себя держаться как подобает, вести себя разумно, быть хорошей и добиваться счастья в жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Но меня действительно так зовут! – вспылил уязвленный Смитерс. – Натан Р. Смитерс!
– Не понимаю, почему наш разговор стал настолько неприятным, – рассудительно проговорил Лео.
– Может быть, вам стоило бы немного подумать о ваших отношениях с вашим добрым другом, general de policнa, там, в Синалоа!
Это был выстрел в темноту, вслепую направленный гарпун, но удар оказался сильным. Лео так дернулся в ответ, что даже Смитерс, казалось, был встревожен.
– Синалоа, – задумчиво проговорил Лео, приходя в себя.
Он пристально посмотрел на Алекса. Лео был очень высок, и, несмотря на то что на нем не было тех бугров мяса, что на его брате-тяжелоатлете, он выглядел совсем не тем человеком, которому стоило переходить дорогу.
– Ну разумеется, – внезапно заключил он. – Ты не иначе как Алекс! Маленький Алехандро Унгер. Бог ты мой!
– Думаю, вам лучше поворачивать, – сказал Алекс. – Вам и таким, как вы, здесь делать нечего.
– Ты ведь здесь меньше месяца, Алехандро! И уже играешь при Джерри роль сторожевой собаки! Это поразительно, как ему удается вызывать в людях такую преданность к себе?
– Хорошо, Лео, будь по-вашему, – сказал Алекс. – Я пропущу вас в лагерь, если Джерри скажет, что вы можете войти, как вы на это смотрите?
Внезапно почувствовав слабость, он кинулся в атаку:
– Как насчет того, чтобы вы подождали здесь, а я сходил и позвонил Джерри? Я могу связаться с ним в поле, это очень просто. Давайте посмотрим, что Джерри скажет насчет вас?
– У меня есть встречное предложение, – сказал Лео. – Почему бы мне не предположить, что ты не имеешь здесь вообще никакого значения? Что ты попросту выдумал все это на ходу, имея ко мне какую-то собственную глупую неприязнь? Что ты просто неуравновешенный, больной, испорченный богатенький маменькин сынок, который влез не в свое дело, и что мы можем попросту пройти мимо тебя и отправиться куда нам нужно?
– Сперва вам придется меня завалить!
– Ну, это вряд ли будет сложно, Алекс. Ты до сих пор истощен после той подпольной нарколечебницы в Нуэво-Ларедо. Ты выглядишь совсем больным.
– Вы будете выглядеть совсем мертвым, Лео, когда парень, который навел вам в лоб лазерный прицел, нажмет на курок и ваши мозги вылетят наружу.
Лео медленно обернулся к Смитерсу.
– Мистер Смитерс, скажите, пожалуйста, действительно ли на меня в настоящий момент наведена лазерная винтовка?
Смитерс покачал головой.
– По крайней мере, я ничего такого не вижу. Слушай, парень, это, черт побери, действительно очень глупо – говорить подобные вещи таким людям, как я.
Алекс снял свои темные очки, потом стащил с головы шляпу.
– Посмотрите на меня, – предложил он Смитерсу. – Как по-вашему, я вас боюсь? Вы думаете, что произвели на меня какое-то впечатление?
Он повернулся к Лео.
– А вы как думаете, Лео? По мне похоже, что меня хоть сколько-то заботит, если мы начнем здесь драться и вас в конце концов пристрелят? Вам действительно это так надо – бить меня, рискуя получить вполне реальную пулю, всего лишь для того, чтобы получить возможность прогуляться среди пустых бумажных палаток и устроить какую-нибудь пакость своему брату, когда он вернется обратно – скорее всего, вместе со всеми своими друзьями?
– Ну нет, – сказал Лео решительно. – Во всех этих глупостях нет никакой необходимости. Мы ведь не хотим расстраивать Хуаниту, правда ведь? Джейни?
– Ты, черт тебя дери, лучше держись подальше от Джейни, – проговорил Алекс глухим от ярости голосом. – Это было большой ошибкой, говорить мне это! Убирайся подальше от меня и от моей сестры и впредь не приближайся, сукин ты нарк! Лучше сваливай поскорее, пока не потерял последние мозги и не сделал еще какую-нибудь глупость, кроме того, что вообще для начала сунулся сюда!
– Все это совершенно бессмысленно, – сказал Лео. – Не понимаю, чего ты хочешь добиться этой своей смехотворной наркоманской бравадой. Мы всегда можем вернуться как-нибудь потом, когда здесь будет кто-нибудь из нормальных людей.
Алекс кивнул и сложил руки на груди.
– О'кей. Согласен, это бессмысленно. Возвращайся к следующему Рождеству, старший брат. А пока что убирайся. И поскорее.
Лео и Смитерс обменялись взглядами. Лео выразительно пожал плечами, подчеркнутыми подбивкой его новенькой куртки-сафари.
Они не спеша забрались обратно в свой грузовик, Смитерс завел мотор, грузовик развернулся и поехал прочь. Глядя ему вслед, Алекс увидел, как Лео, поднеся к лицу видеокамеру, методично обводит ею лагерь.
Алекс медленно вернулся к командной юрте. Сарыч ждал его у дверного полога. Сэм по-прежнему был в своем прогнозистском шлеме. Джо Брассье вообще не было видно.
– Что это были за парни? – спросил Сарыч. Алекс пожал плечами.
– Ничего особенного. Я с ними разобрался. Просто пара любителей.
ГЛАВА 7
Над штатом Колорадо уже шесть долгих недель стоял нерушимый, не предвещавший ничего доброго антициклон. Казалось, он встал здесь на якорь. Антициклон не двигался с места, зато он непрестанно разрастался вширь. Огромный купол сухого перегретого воздуха распростерся от Колорадо до северо-востока Нью-Мексико и выступов Оклахомы и Техаса, и под ним расположилось пагубное царство засухи.
Джейн нравилась Оклахома. Здешние дороги находились, как правило, в худшем состоянии, чем техасские, но этот штат был более плотно заселен. Здесь царил добрый гражданский порядок, люди были дружелюбны, и даже довольно далеко от гигантского современного мегаполиса Оклахома-Сити существовали маленькие сельскохозяйственные городки, где тем не менее можно было рассчитывать на настоящий завтрак и достойную чашечку кофе. Небо в Оклахоме было более нежного голубого цвета, а палитра полевых цветов – более мягкой по сравнению с грубой яркостью весенних цветов Техаса. Почва здесь была более богатой, и мощной, и ржаво-красной, и в довольно большой степени культивированной. Здешнее солнце никогда не забиралось настолько мучительно высоко в зенит, а дожди шли чаще.
Однако сейчас дождя не было – какой мог быть дождь под этим медленно разрастающимся континентальным монстром? Стремительные грозовые фронты проносились по Миссури, Айове, Канзасу и Иллинойсу, но антициклон возле подножия Скалистых гор понемногу переходил из разряда временных явлений в досадную помеху, а затем – в региональное бедствие.
«Сезамовский» Центр климатического анализа регулярно вывешивал в Сети стандартную схематическую карту «Отклонение средней температуры от нормальной (°С)» – метеорологический документ, который «SESAМЕ» унаследовал от некоего докибернетического федерально-правительственного учреждения. Формат карты был очаровательно старомодным, что касалось как отжившего уточнения относительно градусов Цельсия (старая шкала Фаренгейта уже много лет назад как вымерла), так и безнадежного притязания на то, что в американской погоде могло существовать нечто «нормальное». Цветная штриховка, отмечавшая на карте градации температур, была кричаще яркой, в грубых эстетических пределах ранней компьютерной графики, но во имя непрерывности архива дизайн ни разу не меняли. За время своей работы в бригаде Джейн просмотрела десятки этих среднетемпературных карт и до сих пор никогда не видела такого количества аномальной ярко-розовой штриховки.
Стоял еще июнь, а люди уже умирали под этими пикселизированными лужами горячего розового цвета. Умирали не в больших количествах – еще не та плохая погода, когда федералы начинают высылать решетчатые эвакуационные фургоны. Но это была жара, на несколько пунктов поднимавшая общее эмоциональное напряжение. Электронные сердечные стимуляторы стариков не справлялись, по вечерам раздавалась стрельба, а в магазинах вспыхивали ссоры.
Температурная карта на экране «Чарли» исчезла, сменившись новым пятнистым изображением: показаниями «сезамовского» лидара на уровне земли.
– Никогда не видел ничего подобного, – прокомментировал Джерри, сидевший на пассажирском месте. – Посмотри, как он прорывается, немного спереди от кромки антициклона. Вообще-то считается, что так не бывает.
– Я не понимаю, как вообще может случиться хоть что-то до тех пор, пока эта воздушная масса не сдвинется с места, – сказала Джейн. – В этом просто нет смысла.
– Ядро-то, конечно, не движется, но сегодня оно все равно прорвется на волю вдоль всего вторичного фронта. Думаю, мы еще увидим, как из всего этого вылезают эф-два и эф-три… – Джерри немного подумал, – … и они будут второстепенными чертами.
Джейн взглянула на северный горизонт, на грозовой фронт, к которому они направлялись. За цепочкой вянущих оклахомских тополей вздымались башни кучевых облаков, местами с плоскими, вогнутыми основаниями от недостатка влаги. Они не были особенно мощными, но не выглядели и безобидными – скорее напряженными.
– Ну что же, – произнесла она, – может быть, мы все же, наконец, видим это. Может быть, вот так это и должно выглядеть вначале.
– Предположительно, эф-шесть не должен развиваться подобным образом. Мезосфера совсем не такая, и струйное течение висит на севере, словно его там гвоздями приколотили.
– Однако это как раз то место, где эф-шесть должен появиться. И время то самое. Что же еще это может быть?
Джерри покачал головой.
– Спроси меня об этом, когда он начнет двигаться. Джейн вздохнула, кинула в рот пригоршню гранолы из бумажного пакета и подтянула ноги в ботинках на водительское сиденье.
– Ты хочешь, чтобы я поверила, что ты бросил прогнозирование и специально вылез со мной на охоту только для того, чтобы погоняться за смерчами? И теперь сам называешь их «второстепенными чертами»?
Джерри рассмеялся.
– Смерчи… это как секс. Даже если ты однажды уже гонялся за ними раньше, это еще не значит, что после этого ты потерял к ним всякий интерес.
– Здорово все-таки, что ты поехал со мной.
Она помолчала.
– Ты в последнее время был со мной очень нежным, учитывая, как у меня обстоят дела.
– Малышка, – сказал он, – ты пробыла в лагере два месяца, прежде чем мы сломались, помнишь? Если мы не можем заниматься любовью, мы не будем делать этого. Очень просто.
Он поколебался.
– Это, конечно, настоящий ад, согласен, но это просто.
Джейн понимала, что ей не стоит принимать эту мужскую браваду по номинальной стоимости. Все в лагере шло не так: ее болезнь, эта засуха. Нервозность, беспокойство. Плохая радиосвязь.
Одной из вещей, за которые Джейн больше всего любила охоту за смерчами, было то, как эти гигантские катаклизмы освобождали ее, безжалостно давя и сводя к малости все прихоти ее личной жизни. Невозможно продолжать лелеять свои неурядицы перед лицом чудовищного вихря – это и глупо, и пошло, и совершенно неуместно. Все равно что пытаться сделать себе плевательницу из Большого Каньона.
Она действительно любила Джерри, любила его как личность, очень нежно и часто думала, что, возможно, любила бы его почти так же крепко, даже если бы он не познакомил ее с торнадо. Она могла бы любить Джерри, даже если бы он был чем-то повседневным, неэкзотичным и скучным – скажем, каким-нибудь экономистом. Джерри был умелым, и цельным, и устремленным, и – если к нему немного привыкнуть – необычайно привлекательным. Иногда он бывал даже забавным. Она часто думала, что и при каких-нибудь совсем других обстоятельствах могла бы запросто стать его любовницей, а может быть, и женой.
Впрочем, тогда это было бы гораздо больше похоже на другие ее связи – с бросанием ваз, истерическими воплями и дрожащим чувством беспросветного черного отчаяния на заднем сиденье лимузина в три часа ночи.
Джерри заставлял ее совершать безумные вещи. Однако безумные вещи всегда делали ее лучше и сильнее, и теперь, когда Джерри был рядом с ней, она впервые в жизни больше не чувствовала мучительного беспокойства из-за того, что является собственным злейшим врагом. Она всегда была слишком туго затянута и слишком взвинчена изнутри, в ней всегда сидел черт – сейчас, оглядываясь назад, она ясно это видела. Джерри был в ее жизни первым и единственным человеком, который по достоинству оценил ее черта, принял его и был с ним ласков и который снабдил ее черта подходящей для него чертовски трудной и грязной работой. Ее черт больше не бездельничал – он теперь трудился во всю свою чертову задницу, без выходных.
И теперь они с ее чертом были действительно вполне довольны своей жизнью.
У Джейн было такое чувство, словно то, что она стала делать безумные вещи и шла на безумный риск, полностью освободило ее от необходимости действительно сходить с ума. Как бы сентиментально это ни звучало, но Джерри поистине сделал из нее свободную женщину. Она была грязной, она истратила все свои деньги, от нее почти всегда плохо пахло, но она была свободна, и у нее была любовь. Большую часть своей прежней жизни она проводила в жестокой, решительной и обреченной на поражение битве, заставляя себя держаться как подобает, вести себя разумно, быть хорошей и добиваться счастья в жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54