– Смотри, я раздобыл для Кэрол часы-барометр! Она не знает, что я купил их для нее, но мне кажется, они ей понравятся, как ты думаешь? Отличная пара к ее бригадирскому браслету.
Он сдвинул свое хлипкое бумажное сомбреро на затылок.
– Кэрол здесь единственный человек, который вел себя достойно по отношению ко мне.
– Но Кэрол вряд ли одобрит такое…
– Ох, перестань! – отрезал Алекс. – Кэрол сама ненормальная! Кэрол любит это!
Он широко улыбнулся ей из-под своих новеньких темных очков в золотой оправе.
– Боже мой, Джейни, Кэрол же еще из тех, старых взломщиков! Кроме того, она спит с Грегом, а Грег тоже раньше был чем-то вроде специалиста по разрушениям в особых частях, это парень крутой и мрачный. Я очень рад, что они теперь охотятся за ураганами, вместо того чтобы взрывать мосты, но Кэрол с Грегом – совершенно безумные люди. Они выросли не среди молочных рек я кисельных берегов.
– Я ни разу не видела, чтобы Кэрол или Грег совершили какой-нибудь акт вандализма, – с достоинством произнесла Джейн.
– Конечно, – насмешливо подхватил он. – Они разве что помогали тебе вламываться в мексиканские больницы.
Он покачал головой.
– Ты злишься только потому, что я не заказал ничего для тебя, так ведь? Ну так вот тебе симпатичный пистолетик! Если бойфренд начнет заглядываться на сторону, вышиби ему мозги!
Алекс рассмеялся. Джейн яростно воззрилась на него.
– Ты думаешь, это смешно, не так ли?
– Джейни, но это же и правда смешно!
Он содрал пластиковую упаковку с холщовой рубашки, украшенной ручной вышивкой, затем стащил с себя бумажный комбинезон. Он стоял, голый, в своей огромной бумажной шляпе и темных очках, с комбинезоном, грудой лежащим вокруг лодыжек, натягивая на свои костлявые руки красивую голубую рубашку.
– Ты можешь сколько хочешь кудахтать насчет преступности, нравственности и всего этого дерьма, если тебе действительно этого хочется. Или ты можешь просто попробовать жить в современном мире. И в том и в другом случае – разницы не будет ни черта!
Лягаясь, он скинул с ног бумажный комбинезон и затем, стоя поверх бумажной кучи, принялся стягивать правую сандалию.
– Граница в дерьме, и правительство в дерьме!
Он снял левую сандалию и отшвырнул ее в сторону.
– И общество в дерьме, и климат в таком дерьме, что дерьмовее некуда! Массмедиа в дерьме, экономика в дерьме, а самые умные люди в мире живут как беженцы или преступники!
Он содрал целлофан с шелковых узорчатых боксерских шортов и сунул в них ноги.
– И никто понятия не имеет, как сделать положение вещей хоть чуточку лучше; вообще не существует способа сделать что-то лучше и существовать не может! Мы не можем контролировать в наших жизнях ничего существенного, просто так сегодня обстоят дела, и – да, это смешно!
Он пронзительно расхохотался.
– Это весело! А если до тебя не доходит соль шутки, ты просто не заслуживаешь того, чтобы жить в две тысячи тридцатых годах!
Алекс забрался в шелковистые коричневые джинсы, тщательно заправив в них холщовую рубашку.
– Зато, вот смотри: я раздобыл себе отличную рубашку! И еще отличные штаны. И сапоги – ты только глянь, какие сапоги! Ручная работа, мексиканская кожа – это же прелесть что такое!
Он развернул пару толстых хлопчатобумажных носков, собираясь надеть их под сапоги.
– Бригада это вряд ли оценит. Им не очень-то по душе такие… ну, все эти игрушечные ковбойские прибамбасы.
– Черт побери, Джейни, да я крысиного хвоста не дам за то, что твои друзья думают о моей одежде!
Он натянул носки, втиснул ноги в сапоги, затем подошел к роботу-мулу, в последний раз заглянул в его опустевшее нутро и захлопнул крышку. После трехсекундной паузы мул резко сложил свой треножник и выстрелил себя в воздух.
– Если бы это решали ты и твои друзья, – продолжал Алекс, наблюдая, как мул бешено скачет прочь, – я носил бы пластифицированную туалетную бумагу до конца дней своих. Но я не беженец плохой погоды и не собираюсь изображать из себя беженца! А если им не нравится то, что я ношу, они могут снова посадить меня «вести голову», если уж они настолько офигенно стеснительны, что не могут разобраться со мной сами!
Аккуратно застегивая манжеты рубашки, он смотрел, как машина огромными скачками удаляется в южном направлении.
– Я такой, какой есть, Джейни. И если ты хочешь меня остановить, тебе придется меня пристрелить.
Команда рейнджеров заявилась к трем часам пополудни. Их появление не обрадовало Джейн. Она и раньше не особенно радовалась при виде рейнджеров, а теперь к тому же еще подхватила молочницу, и ее слегка лихорадило.
Молочница была у нее не в первый раз. Дрожжевые инфекции – распространенное явление. Повальное использование антибиотиков широкого профиля только сделало кандидоз еще более свирепым и опасным, таким же образом, как оно подстегнуло стаф, и грипп, и ТБ, и все остальное. Молочница не развилась до предельной, смертельной фазы, как, скажем, бенгальская холера, но она стала значительно более заразной, и теперь это на самом деле была такая генитальная инфекция, которую можно было подцепить, сидя на унитазе.
Осторожные расспросы показали, что больше никто из женщин в бригаде не болел дрожжевыми инфекциями, так что, видимо, это снова вспыхнула ее старая напасть – молочница, которую она подхватила в 2027 году. В тот раз болезнь продолжалась серией тяжелых приступов омерзительного самочувствия на протяжении почти шести месяцев, пока ее иммунная система наконец не взяла над ней верх. Джейн надеялась, что ей тогда удалось окончательно победить эту заразу, но молочница во многом напоминала стаф или лишай – она постоянно таилась где-то на заднем плане и вырывалась на свободу, как только ей представлялась возможность.
И Джейн не могла не признать, что сейчас такая возможность более чем предоставлялась. Она постоянно занималась сексом до боли во влагалище. С ее стороны это было не очень разумно, но секс не имел для нее большого смысла, если он был разумен. Собственно, Джейн по-настоящему и не ценила его до тех пор, пока ей не довелось столкнуться с безрассудным, неуправляемым сексом на полную катушку. С жестким, царапающимся, вопящим, который не прекращался, пока ты не оказывалась вся в поту и ссадинах, с ноющим телом. С сексом на твердой как камень техасской почве, с парнем, находящимся в прекрасной физической форме, намного выше тебя ростом и весившим на двадцать кило больше. Это было все равно что обнаружить в себе вкус к очень горячей пище. Или к виски. За тем исключением, что виски – это яд, и наутро ты сожалеешь о выпитом, а страстное любовное свидание было для нее тонизирующим средством, и она ни разу ни на минуту не пожалела ни об одном из них.
Секс изменил ее. Изменил в удивительно многих отношениях. Даже физически. Это, наверное, было странно и звучало не очень-то правдоподобно, но она могла бы поклясться, что ее таз за прошедший год действительно изменил форму. Ее бедра располагались теперь под другим углом, и даже ходила она по-другому. По-другому и лучше – с прямой спиной и поднятой головой. Однако это были всего лишь плоть и кровь. Ее дух желал, и плоть более чем желала, но тело могло выдержать только до определенного предела. Она требовала от своего тела слишком многого и вот подцепила заразу.
А тут еще эта, гораздо более опасная неприятность: копы. Рейнджеры. Их было шестеро; они въехали прямо в лагерь на трех подержанных армейских автомобилях преследования, прокатив в облаке желтой пыли прямо через столбы периметра, которые незамедлительно вошли в панический режим и принялись вопить, и мигать огнями, и искрить электричеством, испуская большие безвредные потрескивающие разряды. Один из них выпалил в гостей ограниченным зарядом из тазера, но промахнулся.
Грег вбежал в командную юрту и поспешно выключил тревогу. Рейнджеры тем временем медленно вылезали из своих квадратных, усиленных углеродистой броней полицейских машин, становясь рядом с ними в клубах оседающей пыли, со своими шляпами, и солнечными очками, и револьверами.
Когда-то давно техасские рейнджеры, по существу, представляли собой шайки пограничных виджиланте, жестоко и насильственно насаждавшие мир среди всего, что двигалось. Сотней лет позже Техас был уже заселен и цивилизован, и техасские рейнджеры стали образцом профессиональной полицейской организации. А затем, спустя еще сто лет, все покатилось к чертям, и теперь они являлись во многом тем же самым, чем были двести лет назад.
Одна рейнджерская традиция, впрочем, никогда не переставала действовать: они всегда таскали с собой целые вороха всяческого оружия. Если у плохого парня имелся шестизарядный револьвер, то у рейнджера было два шестизарядных револьвера плюс винтовка и охотничий нож. Если у плохих парней были винтовки, то рейнджеры ходили с автоматами, двустволками и газовыми гранатами. Сейчас плохие парни завели себе всяческие безумные штуковины вроде пластиковой взрывчатки, смарт-фугасов и электрических винтовок, так что у рейнджеров были пистолеты с отравленными стрелками, и автомобили с пулеметами на станинах, и снайперские винтовки с реактивными пулями, и летающие радиоуправляемые детекторы тепла. Плюс спутниковая поддержка и собственные диапазоны сотовой связи.
Командиром рейнджеров был некий капитан Голт. У капитана имелись белая ковбойская шляпа, седеющие волосы, собранные в аккуратный, перевязанный серебряной ленточкой конский хвост, темные очки-хамелеоны и вислые черные усы. На капитане были отутюженные брюки цвета хаки и такая же рубашка с длинным рукавом, накладными карманами и серебряной звездой на груди. Он носил аккуратно завязанный черный галстук и два широких ремня черной кожи с серебряными пряжками: один для брюк, второй для пары пистолетов с перламутровыми рукоятками. Пистолеты заряжались отравленными стрелами; они были великолепно отполированы и располагались в изящных кобурах черной кожи. Сияющие пистолеты капитана излучали такую ауру подавляющей полицейской власти, что в них чудилось что-то чуть ли не папское.
На четверых рядовых рейнджерах был американский пустынный камуфляж «с шоколадной стружкой», коричневые ковбойские шляпы с «одинокой звездой» на тулье, коричневые кожаные кобуры с тем же знаком, инкрустированным в коже, и охотничьи сапоги со звездой на голенищах. А у одного из них была даже маленькая серебряная накладка в виде «одинокой звезды» на одном из передних зубов. Все были волосаты, и бородаты, и покрыты пылью, и плотно сжимали губы, и так и щетинились пушками и сотовыми телефонами – в общем, выглядели экстремально круто.
И был там еще один парень. В футболке цвета хаки, обрезанных по колено солдатских штанах и кроссовках, а еще у него была потрепанная суконная армейская фуражка и неприятного вида потертая винтовка за спиной.
Этот последний парень был черным. С копной курчавых растаманских волос. Джейн никогда не делала серьезного упора на цвет кожи. Ей всегда казалось, что от людей, склонных проводить точные этнические различия, попахивает каким-то расистским военным безумием, а, учитывая ее собственные этнические корни, Джейн считала, что имеет право несколько не доверять подобному педантичному отношению. Вот Кэрол – она тоже была черной, и никто особенно не замечал этого и не придавал значения. У Руди Мартинеса тоже был такой вид, словно кто-то из его дедушек был негром… Однако этот рейнджер был действительно черным, с нечеловечески атласно-черной кожей. В последнее время люди иногда проделывали со своей кожей странные вещи с помощью химии, особенно если проводили много времени на открытом солнце и сильно беспокоились из-за озоновой дыры.
Джерри вышел из командной юрты, чтобы приветствовать рейнджеров. По обе стороны от него шли Грег и Джо Брассье, а сзади, волоча ноги, неохотно тащился Алекс. Для этого случая Джерри отказался от своего обычного убогого бумажного комбинезона и переоделся в чистые слаксы, приличную рубашку на пуговицах и белый пиджак. Джо Брассье был в рубашке с галстуком и в очках, в руках он держал ноутбук и смотрелся очень по-адвокатски. Грег выглядел как всегда: джинсы, армейская рубашка, темные очки, мускулы. Алекс в своей новой холщовой рубашке и коричневых джинсах, казалось, должен был бы находиться на каком-нибудь другом континенте.
Мужчины собрались вокруг рейнджерских машин и принялись вполголоса переговариваться. Вот еще одна вещь, которую Джейн не любила в рейнджерах: они были невероятными шовинистами. Джейн знала, что еще несколько десятилетий назад в ряды этого спецподразделения вступали техасские женщины-полицейские, но с тех пор, как рейнджеры снова начали регулярно и в больших количествах отстреливать людей, все намеки на интеграцию полов внезапно куда-то испарились. Они просто исчезли, так же как законы о наркотиках, и расовое слияние, и всемирное здравоохранение, и прочие вымершие прелести того периода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54