Она слегка хромала. Только сейчас Алекс заметил, что одна нога у нее была искусственной – мягкий протез цвета человеческой кожи, с изящными маленькими шарнирами в лодыжке и ступне, обутый в черную балетную туфельку.
Алекс налил себе в стаканчик, стараясь не прикасаться к его краю горлышком потенциально инфицированной фляги, и принялся жадно глотать безвкусную дистиллированную воду.
– Не пей много, – предупредила Марта.
Он отдал ей флягу, и она вручила ему толстый ломоть пирога с олениной.
– Завтрак.
Жуя смесь мелко накрошенного жареного оленьего сердца и оленьей печенки, запеченных в тесте, Алекс медленно обошел фургон кругом. Спереди располагались два ковшеобразных сиденья, над которыми свешивались наушники и виртуальные очки, прилепленные «липучкой» к матерчатой крыше; здесь имелся также впечатляющий арсенал радио-, радарного, СВЧ– и телефонного оборудования, прикрученного шурупами к приборной доске.
– А где поеду я? – спросил он.
Марта указала на место, освобожденное ею на полу фургона среди завалов всевозможного упакованного оборудования: больших мешков с затягивающимся верхом, пары пластмассовых ящиков с инструментами и трех связок брусьев, перехваченных ремнями.
– Aгa, – сказал, помолчав, Алекс. – Да, роскошное местечко.
Марта фыркнула и провела костлявыми руками по крашеным черным волосам.
– Мы сделаем тебе гнездышко из блистерных матов, так что поедешь отлично. У нас не будет жестких маршрутов по пересеченке. Мы, дистанционщики, всегда стараемся держаться поближе к шоссе.
– Но тебе придется пересесть, когда надо будет вытащить этот мешок с серпантином, – предупредил Сарыч.
Алекс хмыкнул. Сарыч развернул сплющенный блистерный мат и приладил к аккумуляторному насосу величиной с ладонь. Раздались громкое шипение, треск, и мат был мгновенно надут.
Марта любезно запихнула мат в расчищенную ею нору и снова выбралась из фургона. В этот момент дешевый браслет Алекса разразился громким звоном, отмечая время.
Марта посмотрела на свое запястье, затем снова подняла взгляд на Алекса.
– Ты что, не синхронизирован? – спросила она.
– Нет, прошу прощения, – Алекс показал ей запястье. – Я не смог понять, как на этой штуке ставятся часы. Да и все равно это ведь не настоящий браслет бригады, как у тебя, – это просто дешевка, которую моя сестра носила, когда была здесь новенькой.
Марта раздраженно вздохнула.
– Ладно, будешь пользоваться часами в ноутбуке. Давай залезай, парень, мы теряем время.
Они с Сарычом прошли к кабине и забрались внутрь.
Фургон спустился с холма, выехал на шоссе и двинулся на север. Он управлялся автоматически, и в нем было очень тихо – не считая шуршания шин по покрытию дороги, самым громким звуком здесь был скрип Алексова блистерного мата и шорох его бумажного комбинезона, когда он распихивал локтями мешки, устраиваясь поудобнее.
– Эй, медикаментозный! – позвал внезапно Сарыч. – Тебе понравился ультралайт?
– Я в него просто влюбился! – заверил его Алекс. – Моя жизнь началась, когда я встретил тебя с твоими машинами, Босуэлл.
Сарыч довольно усмехнулся.
– Я так и знал, что тебе понравится.
Алекс заметил под водительским сиденьем Сарыча серый ноутбук, выволок его наружу, открыл и посмотрел на часы в углу: 12 мая 2031, 9:11:46. Затем он принялся просматривать жесткий диск.
– Ба, Сарыч, да у тебя здесь стоит Библиотека Конгресса! – воскликнул он. – Отличная штука!
– Это Библиотека Конгресса две тысячи пятнадцатого года, – с гордостью отозвался тот.
– Ты серьезно?
– Абсолютно. Та самая, которую выпустили сразу после национализации данных, – сказал Сарыч. – Вся онлайновая версия целиком! Полный набор, без шифрования, без сокращений! Ты же знаешь, после импичментов долго пытались переоформить авторские права на все подобные материалы.
– Ну да, будто бы правительство могло снова вернуть их себе, после того, что оно сделало, – фыркнул Алекс.
– Ты удивишься, если узнаешь, сколько придурков просто взяли и вернули им данные! – мрачно произнес Сарыч. – Федеральные копы тогда прочесывали университеты и все прочее… Но чтобы наложить лапы на мою Библиотеку Конгресса, им придется сперва оторвать от нее холодные пальцы моего трупа, так-то вот!
– Я смотрю, у тебя здесь есть и выпуск две тысячи двадцать девятого года тоже.
– Да, он у меня почти целиком. В выпуске двадцать девятого года есть кое-что новенькое и интересное, но ему далеко до классического две тысячи пятнадцатого. Не знаю, можешь говорить насчет чрезвычайного положения что хочешь, но у режима все же были чертовски правильные представления относительно публичной собственности!
Алекс открыл Библиотеку-2015, вывел на экран отображение хранящихся в ней данных, просмотрел его киберпространственную архитектуру по трем уровням увеличения и наугад ткнул курсором в маленький кремово-желтый кубик. Иконка развернулась, словно игрушка оригами, и перед ним оказалась полноцветная цифровая копия французского манускрипта двенадцатого века.
Вот так почти всегда и бывает, когда начинаешь копаться в Библиотеке. Время от времени, когда его начинало тошнить от кабельного телевидения, Алекс залезал в нее, но, по его мнению, большинство людей несколько переоценивали это огромное скопище электронных текстов. Повсюду было полно бродяг, чье имущество могло целиком уместиться в бумажном пакете, но в этом пакете у них обязательно был дешевый лэптоп с установленным на нем здоровенным куском Библиотеки. И вот они сидели, скорчившись в какой-нибудь дренажной трубе, и отклевывали от нее по кусочку, и делились впечатлениями, и читали в ней все, что попадется, и аннотировали ее, и составляли гипертексты. А потом вылезали наружу и предъявляли миру какую-нибудь идиотскую, жалкую, бредовую, извращенную, параноидальную теорию на предмет того, что же все-таки за чертовщина случилась с ними и с их планетой… Библиотека была едва ли не хуже наркотиков в плане превращения умных людей в человеческие руины.
Заскучав, Алекс поднял голову от экрана.
– А ты что взламываешь, Марта?
– Я взламываю воздушные змеи, – поведала она. – Воздушные шары, серпантин, ультралайты, парашюты… Парашюты я люблю больше всего. Мне нравится работать со зданиями.
– Что? Ты взламываешь здания?
Резко повернувшись на сиденье, она яростно сверкнула на него глазами.
– Я не взламываю здания, придурок! Я с ними работаю! Я ничего не взрываю! Я просто взбираюсь на самую верхушку, если ветер правильный, и прыгаю с парашютом вниз!
– Ох. Я понял. Прости, пожалуйста. – Алекс подумал над ее словами. – А откуда ты прыгаешь, Марта?
– Мосты – это очень здорово, – ответила она, немного расслабившись. – Скалы – просто отлично. Городские небоскребы – мегакруто, но приходится беспокоиться обо всяких там частных охранниках, придурочных полисменах, отморозках-пешеходах и прочей чепухе. Ну а круче всего, конечно, – это какая-нибудь большая опора линии электропередач.
– Вот как?
– Ну да, особенно эти древние, здоровенные, в которых еще не использовались конструкционные алмазы.
Она помолчала.
– Вот так я и потеряла ступню.
– Ага. Понятно.
Алекс несколько раз кивнул.
– Хорошо, а как же случилось, что такой человек, как ты, оказался в ураганной бригаде?
Марта покачала головой.
– Я дам тебе один маленький совет, глупыш: никогда не задавай людям этот вопрос.
Что ж, вполне откровенно. Алекс снова углубился в экран компьютера.
Они все ехали и ехали. Каждые десять минут Сарыч и Марта останавливались, чтобы обменяться лаконичными новостями с базовым лагерем бригады, переговорить с Грегом и Кэрол в их песчаном багги или переслать какое-нибудь замечание по ходу дела Питеру и Жоан, ехавшим в радарном автобусе. Их трафик весь состоял из аббревиатур, шуточек внутреннего пользования и жаргонных словечек. Время от времени Марта царапала быстрые пометки косметическим карандашом на внутренней стороне ветрового стекла. Когда у Алекса вновь зазвенел браслет, она сняла его, раздраженно поставила как надо и вернула обратно.
Проведя в дороге добрый час, Сарыч принялся не спеша жевать длинную полоску вяленой оленины, а Марта – изящно поклевывать из маленького мешочка с солеными подсолнечными семечками, сплевывая изжеванную шелуху в полуоткрытое окно. У Алекса был крепкий желудок – он мог читать текст с экрана компьютера в движущейся машине без малейших признаков головной боли или укачивания, – но, увидев это, он закрыл ноутбук и глаза и попытался немного поспать.
Некоторое время он просто валялся в полудремоте, но затем с неожиданной быстротой и стремительностью погрузился в глубокий исцеляющий сон. Месячный запас подавляемого наркотиками быстрого сна внезапно воспрял из русла его кровяных потоков и перехватил контроль над лобными долями мозга. Огромные, сверкающие мишурой полотнища сна хлопали и рябили перед его внутренним зрением – гиперактивные видения света, и воздуха, и скорости, и невесомости…
Алекс дернулся, приходя в себя, и не сразу осознал, что фургон стоит на месте.
Он медленно сел в своем гнезде из блистерных матов. Затем выбрался через открытые задние дверцы к бурлящему, ранящему глаза свету наступающего дня. Их фургон, съехав с шоссе, взобрался по полузаброшенной грунтовой дороге к верхушке низкого плоского холма.
Это был один из типичных для этого региона известняковых выходов – усеянная кустарником шишка на местности, некогда попытавшаяся, но так и не ставшая столовой горой.
Тем не менее на холме располагалась порядочных размеров вышка связи, с собственным залитым в бетон комплектом солнечных батарей и маленьким бетонным бункером без окон. Сарыч и Марта остановили рядом с ней фургон, затем пришнуровали с одной стороны его крыши кусок синей ткани, растянули его и подперли свободные концы палками, так что образовалось нечто вроде веранды, где можно было укрыться от солнца.
– Что у вас тут происходит? – спросил Алекс.
На лысеющую черепушку Сарыча была натянута черная кепка с узким длинным козырьком, основание которого упиралось в непомерно толстую переносицу его насекомоподобных зеркальных очков.
– Ну, – протянул он, – сейчас мы запустим дозорного змея на коаксиальном кабеле, установим пакетный ретранслятор и попытаемся подсоединиться к узлу этой вышки. Ну а потом, может быть, запустим парочку орнитоптеров.
– Ты можешь идти обратно спать, если хочешь, – предложила Марта.
– Нет, спасибо, – сказал Алекс, потирая глаза.
Он позавидовал зеркальным очкам Сарыча – они явно были здесь совершенно необходимым для выживания предметом.
Встряхнувшись и прогнав из спины оцепенение, Алекс оглядел окружающий ландшафт, приставив к глазам ладонь. Когда-то эта земля была пастбищем – по крайней мере чем-то вроде того: пусть она никогда не процветала, но из нее можно было выжать себе пропитание, владея достаточным ее количеством. Алекс видел похожие на медицинские швы шрамы от проржавевших и обрушившихся оград с колючей проволокой, прямые, словно проведенные скальпелем, надрезы, оставшиеся с давних пор поперек зеленеющих и цветущих диких пространств, заросших сочными травами, кустарничками, колючками и сорняками. Со времени массовых эвакуации и падежа скота большинство заброшенных пастбищ сплошь покрылось мескитом.
В этом месте, однако, мескитовые заросли по какой-то причине отмерли: бурые, лишенные листьев, перекрученные узкие ветви облезали, роняя на землю чешуйки гнилой коры. Что было еще более странно, сквозь мертвый мескитовый лес была проломлена широкая тропа – серия изогнутых дуг, словно отпечатки гигантской подковы. Мертвый лес был весь исполосован неровными, перекрывающими друг друга заглавными «С», причем некоторые имели полкилометра в поперечнике. Это выглядело так, словно кто-то пытался расчистить мертвый лес, запустив на пастбище робот-бульдозер, а у того случился какой-то непонятный, но мощный сбой программы.
– Отчего это здесь погибли все мескитовые деревья? – поинтересовался Алекс. – Похоже на гербицид…
Марта покачала головой.
– Да нет же, парень! Это засуха.
– Что же это была за засуха, черт побери, если она смогла погубить мескитовое дерево?
– Слушай, парень, если нет дождя – нет вообще, больше года, – то погибает все. Мескит, кактусы – все! На этом месте все вымерло около пятнадцати лет назад.
– Плохая погода, – угрюмо проговорил Сарыч.
Марта кивнула.
– Сейчас это место выглядит довольно неплохо, но это потому, что трава и сорняки смогли прорасти из зерен; к тому же в последние годы над этим округом прошло немало дождей. Но именно из-за этого люди больше не могут здесь жить. Под землей не осталось воды, ее не осталось в водоносных горизонтах, так что если настает засуха, она настает всерьез. Ты не можешь поить свое стадо, твой скот вымирает от жажды, и с тобой покончено – просто вот так!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54