— Давайте лишим ее девственности и прогоним из деревни!
Хор мужских и женских голосов согласился с ним:
— Да!
— Да, вот подобающее наказание для той, что не хотела быть такой, как все женщины!
— Лучше умереть! — Китишейн сжала кулаки. Пусть у нее из оружия только зубы и ногти, но по крайней мере одного, умирая, она заберет с собой.
— В нашей деревне никогда не существовало такого наказания! — резко ответил Горих, и шум затих. — Но изгнание случалось, оно будет совершено и на этот раз. Дайте ей мешок с едой, лук для охоты и гоните ее!
Раздались неодобрительные возгласы, но больше было радостных. Кто-то побежал, чтобы принести Китишейн мешок с едой, кто-то — за луком, а потом ее гнали, бежали за ней, бросали в нее камни, но она бегала быстрее любого, и до нее долетела лишь пара камней. Так Китишейн покинула родную деревню, и ее несчастная мать в одиночестве рыдала посреди улицы.
Во мраке леса девушка замедлила бег, слушая, как стихают позади вопли толпы. Когда они смолкли, она упала под огромным старым вязом и разрыдалась. Слезы катились и катились из ее глаз, но потом ее рыдания начали утихать.
И вот тут Китишейн услышала смех, тихий и угрожающий. Китишейн окаменела, слезы мгновенно высохли. Она поняла: вопросов лучше не задавать.
— Значит, в петлю меня послать захотела? — Щембла осветила луна, тени ложились на его лицо, превращая в злобную маску.
Китишейн вскочила на ноги, выхватила стрелу, судорожно попыталась натянуть тетиву лука.
Щембл подошел и вышиб лук из ее рук с криком:
— Горих, старый осел, не наказал тебя так, как ты заслужила!
— Ты сам заслужил наказание! — закричала Китишейн. — Ты убил Киорла, чтобы заполучить Аллуйи!
— А ты что, видела это, да? — прорычал Щембл. — Ну а я накажу тебя так, как должен был Горих! О, я получу Аллуйи, когда закончится траур, но прежде я заполучу тебя!
Он обхватил ее рукой, тяжелой, как медвежья лапа, другая рука вцепилась в завязки платья и уже добралась до шеи, но Щембл забыл про зажатую в руке Китишейн стрелу. Китишейн вонзила ее в живот Щембла изо всех сил. Щембл издал сдавленный вопль, попятился, согнулся пополам. Стрела вошла ему прямо под ложечку. Китишейн подошла, вырвала у Щембла кинжал и ударила его. Она наносила удар за ударом, не чувствуя себя виноватой, не раскаиваясь, поскольку, как сказал Горих, смерть — наказание за убийство и, насколько она понимала, и наказание за изнасилование, которое пытался совершить Щембл.
Когда его тело перестало двигаться, а дыхание стихло, Китишейн сорвала с подлеца ремень и ушла в лес. Она содрогалась в ужасе от содеянного, но в душе у нее расцвело ликование. Она жива! Жива, а тот, кто пытался ее убить, мертв!
* * *
Огерн проснулся, но не решился пошевелиться, пытаясь понять, что его разбудило.
Ухнула сова.
Огерн переводил взгляд с дерева на дерево, пока не отыскал ее — опять эта гигантская белая сова! Она смотрела на него, ее глаза отражали свет его костра. Чуть погодя сова опять ухнула, но уже вопросительно.
— Как скажешь, любовь моя, — пробормотал Огерн, вставая.
Он поспешно забросал костер землей, вскинул на плечо мешок и подошел к сове. Она взмахнула крыльями, полетела и села на другое дерево в пятидесяти метрах от первого. Огерн успел пройти только половину этого пути, когда птица полетела дальше.
Значит, дело срочное. Скоро появится глиняный герой? Или чудовище, способное убить героя? Огерн шел настолько быстро, насколько позволяла ноша. Он понимал, что путь ему может предстоять долгий.
Сова садилась, терпеливо поджидала Огерна и летела дальше.
* * *
Измученная Китишейн бросила свой мешок и принялась собирать хворост для костра. Три дня брела она по лесу, не думая о том, куда идет, лишь бы уйти от деревни и мертвого окровавленного тела, оставшегося позади, — уж за эту смерть ее бы несомненно казнили! Пока солнце стояло высоко, девушка часто посматривала на тени, следя, чтобы утром они ложились впереди, а вечером — позади. Останавливалась на ночлег Китишейн только тогда, когда становилось слишком темно, чтобы идти дальше, спала чутко и недолго, просыпалась до восхода солнца и отправлялась в путь. Готовясь в очередной раз к ночевке, Китишейн замерла и вдруг почуяла запах дыма!
Она выпрямилась, сердце ее бешено забилось. Но, переборов страх, она натянула лук, легла на землю и поползла. В лесу сгущался мрак. Возможно, это невидимые странники или женщины, заблудившиеся в лесу, но если нет, она будет биться, пока хватит сил. Китишейн спешила туда, откуда шел запах дыма, и скоро услышала голоса. Она помедлила, потом поползла на звук и затаилась, увидев через листву мужчину, а с ним... двоих гномов!
— Снимай мясо и неси его сюда! — рявкнул мужчина.
— Да, хозяин!
Девушка-гном торопливо сорвала котел с огня, выронила его и закричала от боли. Мясо вывалилось на землю.
— Неуклюжее отродье!
Мужчина вскочил. Девушка-гном хотела убежать, но он схватил ее за шею, поднял в воздух и начал бить кулаком.
Китишейн смотрела на происходящее, закипая возмущением. Терпению ее пришел конец. Она прицелилась из лука:
— Отпусти ее, Кьюлаэра!
Из темноты выпрыгнул второй гном и бросился на мужчину, ухватил его за пояс и начал подпрыгивать, чтобы достать до лица маленьким кулачком.
— Отпустить ее? Если ты так просишь, Йокот!
Кьюлаэра оттолкнул Луа, схватил Йокота за шею и стал избивать его. Луа, упав на землю, закричала от боли, но встала и начала бить Кьюлаэру по ногам, но от ее ударов было мало толку.
— Отпусти их обоих! — в исступлении воскликнула Китишейн.
Она вышла из кустов с нацеленным луком.
Кьюлаэра отпустил Йокота, в изумлении повернулся к Китишейн и осклабился:
— Отпустить их? А что? Ты права! Ты мне больше этих козявок подходишь!
Он шагнул к девушке, не обращая внимания на готовую сорваться с тетивы стрелу.
Китишейн уже не раз видела такой взгляд у набрасывавшихся на нее парней. Без малейших колебаний она выстрелила в незнакомца.
Но Кьюлаэра отпрыгнул в сторону, и стрела пролетела мимо него и ударилась в дерево. С победным кличем он наскочил на Китишейн: он никогда не робел перед женщинами.
Времени на то, чтобы вытаскивать другую стрелу, не было. Китишейн бросила лук, достала меч и ринулась на мерзавца. Он не был готов к ее броску: отпрыгнуть в сторону успел, но лезвие ранило его руку, потекла кровь. Со злобным криком он выхватил нож и пошел на Китишейн.
Подонок был похож на разъяренного быка. Китишейн заслонилась мечом, но одним ударом противник отбросил ее назад. Она отступала, ожесточенно отбиваясь, но Кьюлаэра шел следом и бил так сильно, что боль отдавалась в руке девушки, сжимавшей меч. Похотливый взгляд, алчность ухмылки злодея так напугали Китишейн, что она поняла: пора действовать более решительно. Увернувшись от удара, она рубанула мечом, но незнакомец уклонился, и меч лишь задел его рубаху.
— Ах, ты царапаться? — рявкнул он. — Ты все мне починишь!
— На похороны, не раньше! — огрызнулась Китишейн.
Новый удар отбросил ее еще дальше, она споткнулась о бревно и упала. С победным криком враг бросился на жертву, но гном Йокот метнулся к нему, обхватил его ногу и укусил.
Кьюлаэра взвыл, отчаянно лягаясь, и маленький человечек улетел в сторону, но Китишейн успела, откатившись, встать, после чего приставила острие меча к груди подонка, метя прямо в сердце.
В последнюю секунду он увернулся и схватил ее за запястье.
— Пусти! — Отбиваясь, она пнула мерзавца в пах. — Пусти меня!
Он развернулся бедром, потом с силой сжал запястье Китишейн и приподнял ее над землей.
— Пустить? Конечно, после того, как позабавлюсь с тобой!
Свободная рука Китишейн сжала кинжал. Девушка замахнулась, готовясь нанести удар. Подонок отстранился, схватил Китишейн за левое запястье и вывернул обе ее руки. Китишейн закричала от боли, выронила и кинжал, и меч, а мерзавец скрутил ее руки за спиной и, удерживая их одной железной лапищей, прижал свои пухлые слюнявые губы к ее губам. Она с отвращением увернулась, но он схватил ее за воротник, а она не могла убрать его руку: обе ее руки были крепко сжаты за спиной...
— Держись! — раздался чей-то низкий голос, но Кьюлаэра огрызнулся:
— Прекрати свои штучки, Йокот! — и дернул девушку за ворот и подтянул ее ближе, и ее обдало вонью потного, немытого тела и грязной одежды...
Что-то треснуло. Кьюлаэра взвыл, отпустил Китишейн, развернулся и увидел перед собой старика в черном с короткими седыми волосами и бородой. Старик сжимал в руке длинный, тяжелый посох. Посох взметнулся, и Кьюлаэра получил новый удар.
Кьюлаэра нагнулся, подобрал свой меч и ткнул им, целясь старику в живот, но посох метнулся вниз, раздался треск, и Кьюлаэра выронил меч и закричал от боли. Он попробовал размахнуться мечом, однако старик шагнул в сторону, но не успел уклониться и получил удар в бедро. Старик захрипел от боли, взмахнул посохом, и удар пришелся Кьюлаэре по зубам. Кьюлаэра откинул голову и упал. Луа в ужасе закричала, а Йокот бросил на нее взор, полный удивления и боли, но Кьюлаэра уже встал, закрылся кулаками, потряс головой, чтобы очухаться, и зарычал в точности как медведь.
Китишейн поняла наконец, что должна что-то предпринять — и что может сделать старик против молодого медведя? Она подняла меч и пошла на Кьюлаэру.
— Нет! — рявкнул ей старик и бросил свой посох. — Я буду драться с ним тем же оружием, что есть у него!
Он тоже встал в боевую стойку, хотя совсем не так, как Кьюлаэра, и пошел по кругу.
Глава 4
Кьюлаэра злорадно засмеялся и бросился на старика, по пути наклонившись, чтобы подобрать выроненный кинжал. Китишейн и Йокот тревожно закричали, когда он замахнулся, но старик этот удар отразил. Драка была недолгой. Взлетели и хлопнули по воздуху черные рукава — и Кьюлаэра, завопив от боли, выронил кинжал на землю. Старик резко отбросил наглеца от себя. В глазах Кьюлаэры впервые мелькнули огоньки страха, но быстро сменились злобой. Он заревел, бросился на старика и протянул к тому руки, пытаясь схватить. Незнакомец шагнул в сторону и снова опоздал: Кьюлаэра успел вцепиться в него одной рукой и по-медвежьи обхватил. Китишейн услышала, как хрустнули ребра старика, и в тревоге вскрикнула, а Кьюлаэра злорадно гоготнул. Потом он вдруг полетел на землю, увлекая старика за собой, и оба превратились во вращающийся клубок и катались по земле, пока Кьюлаэра не завизжал. Тогда старик, тяжело дыша, поднялся, отошел назад и встал, не спуская с Кьюлаэры глаз. Кьюлаэра наконец поднялся. Он прерывисто дышал, покачивался, один глаз у него алел кровоподтеком. Он глухо зарычал и пошел на старика, но теперь медленно, широко расставив ноги, вразвалку, с разведенными в стороны руками, и скоро противников разделял всего один ярд. И тогда Кьюлаэра прыгнул.
Китишейн не могла бы объяснить, что сделал старик, но Кьюлаэра, кувыркаясь, взлетел в воздух и тяжело шлепнулся на спину. Он корчился на земле, хватая воздух ртом. В конце концов ему удалось перевернуться на живот. Наконец в его легкие с хрипом устремился воздух, он снова поднялся, качаясь. Руки его болтались, голова была опущена, рот злобно хватал воздух.
Старик шагнул к нему, сделал ложный низкий выпад левым кулаком, а когда Кьюлаэра попытался закрыться, шагнул еще и врезал правым кулаком Кьюлаэре в челюсть. Тот попятился, выпучил глаза и рухнул в кусты как подкошенный. Китишейн и гномы замерли, не дыша, в ожидании, но Кьюлаэра не шевелился.
— Не бойтесь, — прохрипел старик. — Он больше... не встанет... пока не отоспится.
Он пошел к своему посоху, но Йокот опередил его, бросился, поднял посох и протянул старику. Китишейн пришла в себя.
— Сердечное тебе спасибо, старик, — сказала она, еле дыша. — Не знаю, как тебя отблагодарить, но зачем ты меня спас? Ты совершенно меня не знаешь!
— У меня есть свои причины, чтобы побить этого человека, — сказал старик, тяжело опершись на свой посох, помрачнел и добавил:
— У меня к нему дело — так что для меня лучше, если он больше не будет причинять никому вреда.
— Мы все благодарны тебе, — сказал Йокот. Луа кивнула, широко раскрыв глаза:
— Да, спасибо тебе за то, что освободил нас от этого!
— Скажи нам, кто ты, чтобы мы могли прославлять твое имя, — попросил Йокот.
— Зовите меня Миротворцем, — сказал старик, глубоко вдохнул, выдохнул и потер бок.
— Ты ранен? — Китишейн мгновенно подскочила к нему.
— Царапины, не больше, — успокоил ее Миротворец. — Старость не радость! Если бы я лучше заботился о своем теле, я бы уложил этого молокососа в три удара!
— То, что ты вообще победил, похоже на чудо! — сказала Луа, восхищенно глядя на спасителя. Китишейн согласилась:
— Он такой здоровый, такой сильный!
— Сила и молодость — этого у него не отнимешь, — согласился Миротворец, — и конечно, быстрота и выносливость, но он не очень ловок и так неуклюж, что я должен был уже раз двенадцать уложить его, до того как наконец одолел. А он до меня даже дотронуться не должен был!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Хор мужских и женских голосов согласился с ним:
— Да!
— Да, вот подобающее наказание для той, что не хотела быть такой, как все женщины!
— Лучше умереть! — Китишейн сжала кулаки. Пусть у нее из оружия только зубы и ногти, но по крайней мере одного, умирая, она заберет с собой.
— В нашей деревне никогда не существовало такого наказания! — резко ответил Горих, и шум затих. — Но изгнание случалось, оно будет совершено и на этот раз. Дайте ей мешок с едой, лук для охоты и гоните ее!
Раздались неодобрительные возгласы, но больше было радостных. Кто-то побежал, чтобы принести Китишейн мешок с едой, кто-то — за луком, а потом ее гнали, бежали за ней, бросали в нее камни, но она бегала быстрее любого, и до нее долетела лишь пара камней. Так Китишейн покинула родную деревню, и ее несчастная мать в одиночестве рыдала посреди улицы.
Во мраке леса девушка замедлила бег, слушая, как стихают позади вопли толпы. Когда они смолкли, она упала под огромным старым вязом и разрыдалась. Слезы катились и катились из ее глаз, но потом ее рыдания начали утихать.
И вот тут Китишейн услышала смех, тихий и угрожающий. Китишейн окаменела, слезы мгновенно высохли. Она поняла: вопросов лучше не задавать.
— Значит, в петлю меня послать захотела? — Щембла осветила луна, тени ложились на его лицо, превращая в злобную маску.
Китишейн вскочила на ноги, выхватила стрелу, судорожно попыталась натянуть тетиву лука.
Щембл подошел и вышиб лук из ее рук с криком:
— Горих, старый осел, не наказал тебя так, как ты заслужила!
— Ты сам заслужил наказание! — закричала Китишейн. — Ты убил Киорла, чтобы заполучить Аллуйи!
— А ты что, видела это, да? — прорычал Щембл. — Ну а я накажу тебя так, как должен был Горих! О, я получу Аллуйи, когда закончится траур, но прежде я заполучу тебя!
Он обхватил ее рукой, тяжелой, как медвежья лапа, другая рука вцепилась в завязки платья и уже добралась до шеи, но Щембл забыл про зажатую в руке Китишейн стрелу. Китишейн вонзила ее в живот Щембла изо всех сил. Щембл издал сдавленный вопль, попятился, согнулся пополам. Стрела вошла ему прямо под ложечку. Китишейн подошла, вырвала у Щембла кинжал и ударила его. Она наносила удар за ударом, не чувствуя себя виноватой, не раскаиваясь, поскольку, как сказал Горих, смерть — наказание за убийство и, насколько она понимала, и наказание за изнасилование, которое пытался совершить Щембл.
Когда его тело перестало двигаться, а дыхание стихло, Китишейн сорвала с подлеца ремень и ушла в лес. Она содрогалась в ужасе от содеянного, но в душе у нее расцвело ликование. Она жива! Жива, а тот, кто пытался ее убить, мертв!
* * *
Огерн проснулся, но не решился пошевелиться, пытаясь понять, что его разбудило.
Ухнула сова.
Огерн переводил взгляд с дерева на дерево, пока не отыскал ее — опять эта гигантская белая сова! Она смотрела на него, ее глаза отражали свет его костра. Чуть погодя сова опять ухнула, но уже вопросительно.
— Как скажешь, любовь моя, — пробормотал Огерн, вставая.
Он поспешно забросал костер землей, вскинул на плечо мешок и подошел к сове. Она взмахнула крыльями, полетела и села на другое дерево в пятидесяти метрах от первого. Огерн успел пройти только половину этого пути, когда птица полетела дальше.
Значит, дело срочное. Скоро появится глиняный герой? Или чудовище, способное убить героя? Огерн шел настолько быстро, насколько позволяла ноша. Он понимал, что путь ему может предстоять долгий.
Сова садилась, терпеливо поджидала Огерна и летела дальше.
* * *
Измученная Китишейн бросила свой мешок и принялась собирать хворост для костра. Три дня брела она по лесу, не думая о том, куда идет, лишь бы уйти от деревни и мертвого окровавленного тела, оставшегося позади, — уж за эту смерть ее бы несомненно казнили! Пока солнце стояло высоко, девушка часто посматривала на тени, следя, чтобы утром они ложились впереди, а вечером — позади. Останавливалась на ночлег Китишейн только тогда, когда становилось слишком темно, чтобы идти дальше, спала чутко и недолго, просыпалась до восхода солнца и отправлялась в путь. Готовясь в очередной раз к ночевке, Китишейн замерла и вдруг почуяла запах дыма!
Она выпрямилась, сердце ее бешено забилось. Но, переборов страх, она натянула лук, легла на землю и поползла. В лесу сгущался мрак. Возможно, это невидимые странники или женщины, заблудившиеся в лесу, но если нет, она будет биться, пока хватит сил. Китишейн спешила туда, откуда шел запах дыма, и скоро услышала голоса. Она помедлила, потом поползла на звук и затаилась, увидев через листву мужчину, а с ним... двоих гномов!
— Снимай мясо и неси его сюда! — рявкнул мужчина.
— Да, хозяин!
Девушка-гном торопливо сорвала котел с огня, выронила его и закричала от боли. Мясо вывалилось на землю.
— Неуклюжее отродье!
Мужчина вскочил. Девушка-гном хотела убежать, но он схватил ее за шею, поднял в воздух и начал бить кулаком.
Китишейн смотрела на происходящее, закипая возмущением. Терпению ее пришел конец. Она прицелилась из лука:
— Отпусти ее, Кьюлаэра!
Из темноты выпрыгнул второй гном и бросился на мужчину, ухватил его за пояс и начал подпрыгивать, чтобы достать до лица маленьким кулачком.
— Отпустить ее? Если ты так просишь, Йокот!
Кьюлаэра оттолкнул Луа, схватил Йокота за шею и стал избивать его. Луа, упав на землю, закричала от боли, но встала и начала бить Кьюлаэру по ногам, но от ее ударов было мало толку.
— Отпусти их обоих! — в исступлении воскликнула Китишейн.
Она вышла из кустов с нацеленным луком.
Кьюлаэра отпустил Йокота, в изумлении повернулся к Китишейн и осклабился:
— Отпустить их? А что? Ты права! Ты мне больше этих козявок подходишь!
Он шагнул к девушке, не обращая внимания на готовую сорваться с тетивы стрелу.
Китишейн уже не раз видела такой взгляд у набрасывавшихся на нее парней. Без малейших колебаний она выстрелила в незнакомца.
Но Кьюлаэра отпрыгнул в сторону, и стрела пролетела мимо него и ударилась в дерево. С победным кличем он наскочил на Китишейн: он никогда не робел перед женщинами.
Времени на то, чтобы вытаскивать другую стрелу, не было. Китишейн бросила лук, достала меч и ринулась на мерзавца. Он не был готов к ее броску: отпрыгнуть в сторону успел, но лезвие ранило его руку, потекла кровь. Со злобным криком он выхватил нож и пошел на Китишейн.
Подонок был похож на разъяренного быка. Китишейн заслонилась мечом, но одним ударом противник отбросил ее назад. Она отступала, ожесточенно отбиваясь, но Кьюлаэра шел следом и бил так сильно, что боль отдавалась в руке девушки, сжимавшей меч. Похотливый взгляд, алчность ухмылки злодея так напугали Китишейн, что она поняла: пора действовать более решительно. Увернувшись от удара, она рубанула мечом, но незнакомец уклонился, и меч лишь задел его рубаху.
— Ах, ты царапаться? — рявкнул он. — Ты все мне починишь!
— На похороны, не раньше! — огрызнулась Китишейн.
Новый удар отбросил ее еще дальше, она споткнулась о бревно и упала. С победным криком враг бросился на жертву, но гном Йокот метнулся к нему, обхватил его ногу и укусил.
Кьюлаэра взвыл, отчаянно лягаясь, и маленький человечек улетел в сторону, но Китишейн успела, откатившись, встать, после чего приставила острие меча к груди подонка, метя прямо в сердце.
В последнюю секунду он увернулся и схватил ее за запястье.
— Пусти! — Отбиваясь, она пнула мерзавца в пах. — Пусти меня!
Он развернулся бедром, потом с силой сжал запястье Китишейн и приподнял ее над землей.
— Пустить? Конечно, после того, как позабавлюсь с тобой!
Свободная рука Китишейн сжала кинжал. Девушка замахнулась, готовясь нанести удар. Подонок отстранился, схватил Китишейн за левое запястье и вывернул обе ее руки. Китишейн закричала от боли, выронила и кинжал, и меч, а мерзавец скрутил ее руки за спиной и, удерживая их одной железной лапищей, прижал свои пухлые слюнявые губы к ее губам. Она с отвращением увернулась, но он схватил ее за воротник, а она не могла убрать его руку: обе ее руки были крепко сжаты за спиной...
— Держись! — раздался чей-то низкий голос, но Кьюлаэра огрызнулся:
— Прекрати свои штучки, Йокот! — и дернул девушку за ворот и подтянул ее ближе, и ее обдало вонью потного, немытого тела и грязной одежды...
Что-то треснуло. Кьюлаэра взвыл, отпустил Китишейн, развернулся и увидел перед собой старика в черном с короткими седыми волосами и бородой. Старик сжимал в руке длинный, тяжелый посох. Посох взметнулся, и Кьюлаэра получил новый удар.
Кьюлаэра нагнулся, подобрал свой меч и ткнул им, целясь старику в живот, но посох метнулся вниз, раздался треск, и Кьюлаэра выронил меч и закричал от боли. Он попробовал размахнуться мечом, однако старик шагнул в сторону, но не успел уклониться и получил удар в бедро. Старик захрипел от боли, взмахнул посохом, и удар пришелся Кьюлаэре по зубам. Кьюлаэра откинул голову и упал. Луа в ужасе закричала, а Йокот бросил на нее взор, полный удивления и боли, но Кьюлаэра уже встал, закрылся кулаками, потряс головой, чтобы очухаться, и зарычал в точности как медведь.
Китишейн поняла наконец, что должна что-то предпринять — и что может сделать старик против молодого медведя? Она подняла меч и пошла на Кьюлаэру.
— Нет! — рявкнул ей старик и бросил свой посох. — Я буду драться с ним тем же оружием, что есть у него!
Он тоже встал в боевую стойку, хотя совсем не так, как Кьюлаэра, и пошел по кругу.
Глава 4
Кьюлаэра злорадно засмеялся и бросился на старика, по пути наклонившись, чтобы подобрать выроненный кинжал. Китишейн и Йокот тревожно закричали, когда он замахнулся, но старик этот удар отразил. Драка была недолгой. Взлетели и хлопнули по воздуху черные рукава — и Кьюлаэра, завопив от боли, выронил кинжал на землю. Старик резко отбросил наглеца от себя. В глазах Кьюлаэры впервые мелькнули огоньки страха, но быстро сменились злобой. Он заревел, бросился на старика и протянул к тому руки, пытаясь схватить. Незнакомец шагнул в сторону и снова опоздал: Кьюлаэра успел вцепиться в него одной рукой и по-медвежьи обхватил. Китишейн услышала, как хрустнули ребра старика, и в тревоге вскрикнула, а Кьюлаэра злорадно гоготнул. Потом он вдруг полетел на землю, увлекая старика за собой, и оба превратились во вращающийся клубок и катались по земле, пока Кьюлаэра не завизжал. Тогда старик, тяжело дыша, поднялся, отошел назад и встал, не спуская с Кьюлаэры глаз. Кьюлаэра наконец поднялся. Он прерывисто дышал, покачивался, один глаз у него алел кровоподтеком. Он глухо зарычал и пошел на старика, но теперь медленно, широко расставив ноги, вразвалку, с разведенными в стороны руками, и скоро противников разделял всего один ярд. И тогда Кьюлаэра прыгнул.
Китишейн не могла бы объяснить, что сделал старик, но Кьюлаэра, кувыркаясь, взлетел в воздух и тяжело шлепнулся на спину. Он корчился на земле, хватая воздух ртом. В конце концов ему удалось перевернуться на живот. Наконец в его легкие с хрипом устремился воздух, он снова поднялся, качаясь. Руки его болтались, голова была опущена, рот злобно хватал воздух.
Старик шагнул к нему, сделал ложный низкий выпад левым кулаком, а когда Кьюлаэра попытался закрыться, шагнул еще и врезал правым кулаком Кьюлаэре в челюсть. Тот попятился, выпучил глаза и рухнул в кусты как подкошенный. Китишейн и гномы замерли, не дыша, в ожидании, но Кьюлаэра не шевелился.
— Не бойтесь, — прохрипел старик. — Он больше... не встанет... пока не отоспится.
Он пошел к своему посоху, но Йокот опередил его, бросился, поднял посох и протянул старику. Китишейн пришла в себя.
— Сердечное тебе спасибо, старик, — сказала она, еле дыша. — Не знаю, как тебя отблагодарить, но зачем ты меня спас? Ты совершенно меня не знаешь!
— У меня есть свои причины, чтобы побить этого человека, — сказал старик, тяжело опершись на свой посох, помрачнел и добавил:
— У меня к нему дело — так что для меня лучше, если он больше не будет причинять никому вреда.
— Мы все благодарны тебе, — сказал Йокот. Луа кивнула, широко раскрыв глаза:
— Да, спасибо тебе за то, что освободил нас от этого!
— Скажи нам, кто ты, чтобы мы могли прославлять твое имя, — попросил Йокот.
— Зовите меня Миротворцем, — сказал старик, глубоко вдохнул, выдохнул и потер бок.
— Ты ранен? — Китишейн мгновенно подскочила к нему.
— Царапины, не больше, — успокоил ее Миротворец. — Старость не радость! Если бы я лучше заботился о своем теле, я бы уложил этого молокососа в три удара!
— То, что ты вообще победил, похоже на чудо! — сказала Луа, восхищенно глядя на спасителя. Китишейн согласилась:
— Он такой здоровый, такой сильный!
— Сила и молодость — этого у него не отнимешь, — согласился Миротворец, — и конечно, быстрота и выносливость, но он не очень ловок и так неуклюж, что я должен был уже раз двенадцать уложить его, до того как наконец одолел. А он до меня даже дотронуться не должен был!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54