— Но все, что я чувствовал до сих пор, лишь холод!
— Ты не был открыт для внутреннего чувства, — возразил мудрец. — А теперь, может быть, уже открыт, а может быть, тебе придется положиться на то, что амулет становится холоднее, пока ты прислушиваешься к своему сердцу. Но со временем ты начнешь сам нащупывать ответ, а через месяцы он станет тебе хорошо понятен. — Он похлопал верзилу по плечу. — Ну давай застегивай его и пойдем к остальным.
Кьюлаэра застегнул замок амулета и встал, чтобы идти. На полпути назад он резко остановился и посмотрел на Миротворца.
Мудрец кивнул:
— Ты только что понял, откуда взялся тот охотник, да?
— Как ты сотворил его?
— Я же указал тебе, — ответил Миротворец, — по твоему образу и подобию.
— Мне нужно спрашивать зачем?
— Нужно ли? — ответил мудрец вопросом на вопрос.
— Чтобы показать мне меня, чтобы мне стало мерзко.
— Конечно. — Мудрец положил ему руку на плечо. — И помни, Кьюлаэра, я лишь показал тебе тебя таким, каким тебя видит мир. Остальное вы сделали сами, вместе.
Даже теперь Кьюлаэра содрогнулся, но сейчас он чувствовал, что осознание собственного вероломства и себялюбия более не опустошает его: он помнил, что Миротворец сказал, что внутри него живет человек более хороший.
Засыпая в эту ночь, Кьюлаэра думал о том, что Миротворец, несомненно, зная о его злокозненных замыслах, не наказал его за них и даже о них не упомянул. И самым унизительным из всего, что он понял, было то, что мудрец, зная, что его намеревались убить, не сопротивлялся этому.
Откуда старик мог знать, что у него душа героя?
Миротворец еще более замедлил странствие. Целые дни он отводил для уроков борьбы и магии, для рассказов об улинах у вечернего костра.
Наконец они научились драться, почти не задумываясь о своих движениях, выполняя их непроизвольно. Миротворец их хвалил, объясняя, что эта непроизвольность родилась из послушания и старания.
Как-то ночью он снова сказал им, что улины не были богами, а лишь более древней и могущественной расой, чем другие народы.
— А кто же тогда сотворил улинов? — спросил Йокот. Миротворец улыбнулся, обрадованный тем, что этот вопрос наконец задан.
— Бог, который был всегда и всегда пребудет, — Бог Дариада и его народа.
Кьюлаэра нахмурился:
— А как он выглядит?
— Никто не знает, — ответил ему мудрец. — У Него нет ни лица, ни формы, и Он может появиться в виде пламени, или дыма, или под маской человека. На самом деле Он, вероятно, не является ни мужчиной, ни женщиной, а кем-то неопределенным.
— Ты хочешь сказать, что этот Бог бесполый? — с неприкрытой издевкой спросил Кьюлаэра, а Китишейн и Луа изумленно уставились на старика.
А Йокот лишь посерьезнел и кивнул:
— Что еще известно об этом Первом Боге?
— Еще кое-что, — сказал Миротворец. — Он создал все сущее из Себя, и все существует в Нем.
— Если он не мужчина и не женщина, почему ты говоришь о Нем «Он»? — спросила Китишейн.
— Потому что я — мужчина и мною движет власть самообмана. Мне кажется, что я лучше смогу Его понять, если Он тоже мужчина, — откровенно признался Миротворец. — Он властвует над всем сущим. Он помогает нуждающимся в помощи и взывающим к Нему, если эта помощь поспособствует их душам в возращении к Нему после смерти. Прогневавшие Его никогда не вернутся к Нему...
— И скорее всего сами не захотят, — кисло буркнул Кьюлаэра.
Разговоры о высшем Боге как-то странно тревожили его.
— Он — начало и конец всей жизни, и нет непреходящего счастья вне Его, — заключил Миротворец. Кьюлаэра хрипло, коротко хохотнул:
— Я знавал многих, кто был вполне счастлив.
— Значит, они жили в Нем, по Его законам, знали они об этом или нет, — сказал Миротворец.
— Коли так, странные у Него законы! Я говорил о людях, что воровали и обманывали тех, кто слабее их, и силой заставляли их подчиняться, если те отказывались!
— Если они были по-настоящему счастливы, — возразил мудрец, — почему все время стремились заполучить все больше богатства и власти?
Кьюлаэра озадаченно замолчал.
— Потому что им нравилось приобретать так же, как и обладать, — медленно проговорил Йокот. Миротворец кивнул:
— Но если они все время алкали удовольствий вне себя, значит, не было удовлетворения у них внутри, в душе их не жило непреходящее чувство радости, которое не нуждается в непрерывном пополнении из внешних источников.
— Ты говоришь, что те, кто поклоняется этому твоему Создателю, не нуждаются в постоянном пополнении того, что имеют? — Издевка Кьюлаэры граничила с яростью.
— Нуждаются, но они получают все от Него, — объяснил ему Миротворец. — Они черпают из неоскудеющего источника и счастливы не только после смерти, но и при жизни.
Луа и Китишейн не отрывали от старика широко раскрытых, задумчивых глаз, а Кьюлаэра резко заявил:
— Не поверю!
— «Не поверю», — заметил Миротворец, — не означает «не смогу поверить».
— Не поверю, не смогу поверить — какая разница? — Кьюлаэра опять начал злиться. — Говоришь, что улины не боги, но могут убивать нас по собственной прихоти, могут стирать горы в песок, могут сражаться в небесах! Назови их сверхчеловеками, назови божками — все одно, они то, что они есть, и если они не боги, то уж точно настолько к тому близки, что остальное все равно! Они обладают божественной властью — значит, они боги!
— Они мертвы, — сказал Миротворец, — почти все. В живых осталось лишь несколько из них.
— Это ты так говоришь! — Кьюлаэра вскочил и ткнул в старика пальцем. — Ты так говоришь, но никто никогда не видел улина более одного раза за целую жизнь, а большинство не видели ни разу, так откуда мы можем знать, мертвы они или нет? Что до меня, то я отказываюсь верить и тому, что они не боги, и тому, что они почти все умерли!
— А я верю. — Глаза Йокота блестели. — Я верю, что они просто более старая раса гигантов, наделенных магическими силами, созданных тем же Творцом, который создал и нас, молодые расы.
— Веришь в эти старушечьи сказки? — Кьюлаэра повернулся и зыркнул на Йокота.
— Да, — подтвердил гном, — потому что в магии намного больше смысла, если ее силы исходят из единого Источника.
— Единого? — ощерился Кьюлаэра. — А черная магия, а? А поклонение мертвецам, а вызывание злых духов?
— Любое добро может быть превращено во зло, когда попадает в руки злых людей, — ответил невозмутимый гном. — Все равно изначально было добро. — Он кивнул. — Да, это даже проясняет, как можно одолеть черную магию, как ее преобразить, чтобы победить.
— И заодно усилить свою собственную магию, — не отступался Кьюлаэра, но в душе содрогнулся от такой мысли.
А Йокот только равнодушно кивнул:
— Любые лишние знания пойдут на пользу моим шаманским способностям, ты прав.
— Значит, ты веришь Миротворцу, — с отвращением подытожил Кьюлаэра и повернулся к мудрецу, исполненный ехидства. — Есть хоть что-нибудь, чего ты не знаешь?
— Слишком много, — вздохнул старик, — куда как много. — И эти его слова прозвучали плачем, эхом, пронесшимся сквозь века, повторенные устами многих и многих ученых мужей.
* * *
Они шли на север, осень становилась холоднее, а горы — все выше. По вечерам Китишейн доставала собранные ею звериные шкуры и показывала всем, как шить из них накидки. Миротворец рассказал, что люди, живущие в северных странах, пришивают к вороту накидок меховые колпаки, подобно тому как на юге люди носят одежду с легкими колпаками для защиты от солнца.
— Ночи не становятся длиннее, Миротворец, — заметил как-то Йокот. — Как так может быть? Осень в разгаре!
— Да, но мы ведь движемся на север, — объяснил Миротворец. — Чем севернее уходишь — тем длиннее день, здесь осень длиннее, но не дни.
Для Кьюлаэры это были пустые слова, а Йокот вроде бы все понял, кивнул и довольно улыбнулся. Ненависть верзилы к гному успела ослабеть, но тут снова вспыхнула с прежней силой.
Земля уходила вверх; через два пути они оглянулись и увидели раскинувшуюся внизу равнину и деревья, такие маленькие, что отсюда походили на кривые ряды сорняков. Устремив взоры вперед, они увидели горы, вздымающиеся до небес.
— Нам на них взбираться придется? — с испугом спросил Йокот.
— Когда-нибудь ты научишься, сидя со скрещенными ногами, подниматься над землей в шаманском трансе, Йокот, — сказал ему Миротворец. — Потом научишься летать над такими вот горами. А сейчас придется взбираться, да.
Луа вздрогнула:
— Мы попадаем вниз!
— Нет, не бойся, пройдем, — успокоил ее Миротворец, — потому что между вершинами есть проход. Путь как путь, но неблизкий.
Кьюлаэра чуть не спросил, откуда старик это знает, но одумался и промолчал.
И они начали восхождение, и оно было тяжелым, изнуряющим. Небо все чаще хмурилось, погожие дни выдавались редко, и в тени гор света было совсем немного, но гномы все равно надевали свои очки, пока не повстречали незнакомца.
Вышло это так: у Луа появилась привычка время от времени останавливаться и подбирать круглые камешки. Некоторые из них она сохраняла. Йокот мрачно наблюдал за ней, но молчал. Все жутко удивились, когда один из камешков сказал:
— Ух!
Луа отпрыгнула, вытаращила глаза, а Йокот в одно мгновение оказался подле нее. Все остановились, насторожились. Кьюлаэра и Китишейн ничего, кроме камешка, не видели.
— Прости, старик, — запинаясь, пробормотала Луа. — Я не заметила, что это твой палец.
— Слепая, что ли? — сказал каменно-скрипучий голос, и тут некоторые камни зашевелились.
Китишейн открыла рот от удивления: двигалось что-то вроде человеческого тела!
Правда, не совсем. Ростом вполовину меньше, цветом как камни вокруг, а кожа ну точно каменная, — но плечи, руки и голова были размерами как у взрослого и очень сильного человека. Туловище короткое, а ноги еще короче.
Это был дверг.
— Конечно, вы слепые, — сам себе ответил карлик. — Вы гномы, да на вас еще и маски, из-за которых вы почти ничего не видите!
Луа переместила очки на лоб и зажмурилась от неожиданно яркого света.
— Да, теперь я тебя вижу, день сегодня пасмурный и свет не режет глаза. Глупая я, что не сняла очки раньше.
— Глупая, это точно, — проскрипел дверг. — А что общего у гномов с людьми?
— Мы учимся у мудреца, — ответил Йокот, приподнимая очки. — Что ты делаешь вдали от дома средь бела дня? Я знаю, что дверги все время собирают камни на поверхности земли, но только по ночам!
— Наши-то глаза переносят дневной свет, — пробурчал дверг. — Теперь убирайтесь. Хотя, будь вы поумнее, якшались бы с себе подобными, а не с людьми.
Лицо Йокота потемнело, он готовил резкий ответ.
Миротворец его опередил:
— Он готов огрызаться сколько угодно, но не попросит помощи.
— Помощи? — Луа оглядела дверга с ног до головы и воскликнула:
— Ему ногу валуном прищемило!
Кьюлаэра посмотрел и изумился:
— Странно еще, как ее не расплющило!
— Ты не знаешь, насколько крепки дверги, — огрызнулся незнакомец, но, глянув на Миротворца, совершенно спокойно сказал:
— Так ты проснулся, да? Видно, дела в мире пошли хуже, чем кажется!
— Только среди живущих, — успокоил его старик и кивнул Кьюлаэре:
— Достань из моего мешка лом, положи его на небольшой камень и подними этот валун, чтобы дверг освободился.
Кьюлаэра подумал, что тут вряд ли можно будет сказать, что дверг освободился, но ему хватило ума смолчать. Он снял мешок, отыскал лом, подпихнул его расплющенный конец под валун, использовал как рычаг камень поменьше, размышляя при этом о том, что ему наконец удалось кое-что понять в людях.
Кьюлаэра надавил на лом изо всех сил. Валун качнулся.
— Заклинание, Йокот, — распорядился Миротворец. Гном заговорил. Дверг изумленно смотрел на него. Кьюлаэра нажал сильнее, и ближний к нему край камня приподнялся на пару дюймов. Дверг выдернул ногу, поднял ее, потер рукой. Звук получился такой, будто терли камнем о камень. Кьюлаэра с облегчением поднял лом.
— Спасибо, — медленно проговорил дверг.
Йокот и Луа вытаращили глаза.
Китишейн поняла, в чем дело, и прошептала мудрецу:
— Миротворец, в сказках говорится, что дверги не умеют благодарить.
— Сказки лгут, — прошептал он в ответ. Луа пришла в себя:
— Рады были помочь тебе, старик.
— Да, правда, очень рады, — согласился Йокот, все еще не оправившись от потрясения. — Правда, Кьюлаэра?
— Еще как рады, — буркнул верзила. Он убрал лом и завязал мешок.
— Я отплачу, — сказал дверг, — или другой дверг. Заходите в Глэксингорок. Дверги всегда возвращают долги.
— Ты ничего нам не должен, — возразила Луа. — Мы сделали то, что должны были сделать, потому что так правильно!
— Должен, — решительно заявил дверг. — Прощайте. — Он шагнул к голой каменной стене и, слившись с ней, исчез.
Люди изумленно смотрели туда, где только что стоял дверг, а Йокот сказал:
— Может быть, он все еще здесь, а нам его не видно.
— Все может быть, — согласился Миротворец. — Вы молодцы, друзья мои.
— Для меня любое дело сгодится, лишь бы сбросить мешок хоть ненадолго. — Кьюлаэра снова, ворча, поднял ношу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54