— Охотник подбежал и ткнул в Кьюлаэру пальцем. — А ты кто такой, чтобы слушаться его? Ну давай восстановим справедливость! — Он снова сел подле Кьюлаэры, его мышцы были напряжены от нетерпения. — Я помогу тебе! Я прокрадусь в лагерь ночью и схвачу старикашку, а ты убьешь его!
Кьюлаэра распалился и удивился собственной страсти, жажде мести настолько сильной, что его било в ознобе. Однако он хорошо представлял себе, что мог сделать Миротворец с любым, кто попытался бы его убить, — особенно если этот любой был самим Кьюлаэрой.
— У нас всегда кто-нибудь стоит на часах...
— Я подожду, когда это будешь ты!
— Чтобы применить магию, ему не нужен ни посох, ни руки, только губы...
— Я буду готов задушить его и придержать ему руки, если он проснется, но он не проснется!
Кьюлаэра взглянул на него:
— То есть мы убьем его, когда он будет спать?
— А как еще убьешь колдуна? — нетерпеливо спросил охотник. — Позволь ему проснуться, так он одной силой разума сотворит магию, понятно же! Кто знает колдовские приемы, кто знает, как они творят свои чудеса? Конечно, мы убьем его во сне, а как же еще?
Даже Кьюлаэре это предложение показалось и чрезмерно подлым, и уж точно — трусливым.
— Только так возможно противостоять несправедливому преимуществу колдуна над тобой! — убеждал охотник. — Дай ему ответить, и у тебя не останется ни малейшей возможности! Убей его во сне, ибо нет иного пути! Убей его во сне и освободись!
Да, трусливо, подло, нечестно, но Кьюлаэре так хотелось вновь обрести свободу, что ему хотелось слушать и слушать охотника.
— И тогда мы с тобой снова поработим гномов и эту женщину, — оскалился незнакомец.
Мысль о Китишейн в его объятиях громом прогремела в голове Кьюлаэры. Посмотреть, действительно ли ее фигура столь хороша, как кажется под кожаными штанами и рубахой... изучить ее не торопясь, когда будет время, и насладиться...
Конечно, она не сразу ответит на медленные, продолжительные ласки, но потом ответит, когда он найдет подход к этой...
— Готов ли ты сделать это и получить женщину? — спросил охотник.
— Да! — Кьюлаэра вскочил на ноги и ударил охотника по плечу. — Я буду на часах последние три часа перед зарей! Приходи, и мы сделаем это!
— Молодчина! — Охотник улыбнулся и похлопал его по плечу. — Тогда иди и собирай дрова, как собирал! А вечером заточи поострее нож!
— Хорошо! Приходи в темноте, перед зарей!
— Приду! — Охотник наклонился, чтобы поднять лук и колчан. — Высматривай меня в темноте!
— В темноте! — эхом откликнулся Кьюлаэра, еще раз ударил охотника по плечу и повернулся, чтобы идти, но резко обернулся, готовый отпрыгнуть, если охотник метит из лука ему в спину.
Но когда Кьюлаэра обернулся в первый раз, охотник лишь помахал ему рукой, а во второй — уже скрылся в подлеске. Кьюлаэра успокоился и принялся собирать охапку хвороста побольше. Охотник и впрямь оказался славным малым!
Кьюлаэра размеренным шагом вернулся в лагерь с охапкой хвороста, насвистывая и удивляясь тому, как легко у него на душе. Когда еще его сердце пело так радостно, с тех пор как его выгнали из деревни!
Разжигавший костер Йокот обернулся и нахмурился:
— Чему это ты так радуешься, Кьюлаэра?
— Запаху осени в воздухе, Йокот! Ощущению счастья, которое он дает человеку!
Лгать снова стало легко. Он бросил хворост рядом с гномом. Было так приятно мечтать, верить, что снова будешь свободным и способным колошматить кого захочется, и замышлять что угодно, без этого треклятого амулета, пылающего холодом на шее...
Рука Кьюлаэры метнулась к вороту: он ведь думал о том, как убьет старика, а амулет при этом совершенно не похолодел.
Амулета на шее не было.
Кьюлаэра в страхе ощупывал тело, грудь. Может быть, цепь порвалась и амулет свалился под рубашку — но нет, они пропали, и цепь, и ошейник! Вдруг он вспомнил, как рука незнакомца вцепилась ему в ворот, подтянула и отбросила назад.
— Змей! Он украл мой амулет!
— Какой змей? — вытаращила глаза Луа.
— Тот, что напал на меня в лесу! Свинья! Стервец! Красть у меня, а?
Кьюлаэра развернулся и помчался в лес.
Китишейн и гномы озадаченно смотрели ему вслед. Появился Миротворец, встал позади них и проводил убегавшего взглядом.
— Что ему злиться, что кто-то украл амулет? — нахмурилась Луа. — Он же так его ненавидел!
— Вот именно, — сказала Китишейн. — Он все твердил, что это знак рабства.
— Так оно и есть на самом деле, — подтвердил Миротворец.
— Тогда чего ему злиться, что его украли?
— Потому, — ответил Миротворец, — что он его собственность.
Глава 11
Кьюлаэра бежал по лесу, бранясь. Как посмел этот наглец у него красть! Мало того, как посмел он набиваться в союзники и подбивать его на достижение сокровенного желания, с самого начала просто отвлекая его чтобы потом обворовать! Слава богам, думал Кьюлаэра, что он не попытался убить Миротворца, рассчитывая на помощь этого человека!
Было уже темно, но кое-где лунный свет пробивался сквозь листву. Кьюлаэра бежал, спотыкаясь, к той опушке, где они встретились с охотником. Она была залита лунным светом; он торопливо отыскал следы незнакомца и бросился по ним в чащу.
По пути он немного поостыл и решил, что не стоит так шуметь. Он перешел на шаг и стал ступать более осторожно, а затем пошел быстрее, не теряя следов охотника. Странно, но, похоже, человек и не пытался прятаться.
Там, за деревьями, свет костра! Кьюлаэра пошел еще медленнее, очень осторожно, но сердце его, когда он выходил на опушку, горело жаждой убийства.
Он не был достаточно осторожен! Незнакомец обернулся и ухмыльнулся:
— А, лесной житель! Не смог меня дождаться!
— Никто бы не смог ждать так долго, — ответил Кьюлаэра, — потому что ты не пришел бы никогда. — Он протянул руку. — Мой амулет. Отдай его.
Амулет блестел на шее у незнакомца.
— Подойди и возьми, — рассмеялся тот. Кьюлаэра подошел ближе, прыгнул и ударил. Незнакомец увернулся, попытался схватить Кьюлаэру за ногу, но промахнулся. Он прыгнул в тот момент, когда Кьюлаэра приземлялся, попал тому кулаком под ложечку, потом в лицо, потом в бок, но Кьюлаэра уже выучил любимые приемы охотника, все три удара отбил и вернул резким прямым. Незнакомец отразил его и двинул Кьюлаэре в челюсть. В глазах у него поплыло, он схватил незнакомца, когда тот попятился, чуть не упал, и охотник с глухим стуком рухнул на землю. Кьюлаэра отошел, встряхнулся и увидел, что незнакомец поднимается, закрываясь кулаками. Это он сделал зря. Кьюлаэра скакнул в сторону и заехал незнакомцу по голове. Охотник злобно завопил, но, падая, попытался ударить Кьюлаэру. И застал врасплох, попал ему в живот, тот согнулся от боли, быстро отступая. А незнакомец успел встать на ноги, прийти в себя и что было сил броситься на Кьюлаэру.
Так повторялось раз за разом, и казалось, что это тянулось несколько часов, большую часть ударов они оба отражали, но некоторые оказывались меткими. Соперники увертывались, отпрыгивали, били, получали удары, пока в конце концов не встали на расстоянии вытянутой руки друг от друга на полусогнутых ногах, ссутулившиеся, задыхающиеся, измотанные, шатающиеся.
— По-моему, ты все-таки пришел бы в конце концов в наш лагерь, — прохрипел Кьюлаэра, — но не для того, чтобы убить Миротворца, а чтобы убить меня!
— Ты так думаешь?
Вдруг лицо охотника как бы размягчилось, стало таять, будто свечка на солнце, а потом странно расплылось. И вновь стало прежним, но при этом осунулось. Темные волосы превратились в светлые, и Кьюлаэра обнаружил, что видит перед собой собственное лицо!
Он разинул рот, как вытащенная на сушу рыба.
— О да, я — Кьюлаэра, я — это ты! Тебе не убежать от меня, лесной житель, волчья башка, ибо кто еще может сравниться с тобой! Тебе не убежать от меня, не улететь, не убить меня, не убив себя, ведь я — это ты, и я — в тебе и всегда буду в тебе, потому что я в самом деле — ты, и никто иной!
Он запрокинул голову и громко захохотал. Кьюлаэра выругался, а незнакомец захохотал еще громче и начал растворяться, сквозь него стало видно луну, потом костер, деревья, потом остались только очертания, наполненные дымкой, теряющие форму. Ночной ветерок нес туманную фигуру прямо на Кьюлаэру. Тот попытался увернуться, ругаясь и крича, но призрак ударил его в грудь, живот, пах — и исчез.
Ночь была спокойной, если не считать дуновения ветра в ветвях деревьев и хриплого дыхания Кьюлаэры, стоящего на коленях, дрожащего, бранящегося и взмокшего от пота.
— Успокойся, Кьюлаэра.
Кьюлаэра резко поднял голову, посмотрел вверх, объятый ужасом, увидел Миротворца и облегченно обмяк.
Потом до Кьюлаэры дошло, что мудрец мог знать о его сговоре с охотником, и он снова напрягся. Чтобы скрыть страх, он грубо сказал:
— «Успокойся!» Как я могу успокоиться, если я такой вероломный и подлый змей?
— Ты не весь такой, — возразил Миротворец, — и это не твоя сущность — это лишь кожура, не сам орех, не ядро. Он — твоя кожура, ты можешь содрать ее, избавиться от нее, если хочешь.
В глазах Кьюлаэры блеснула надежда, он схватил мудреца за рубаху:
— Как?!
— Подумай, — сказал Миротворец, — действительно ли он твой двойник?
Кьюлаэра опустил глаза, сдвинул брови, задумавшись о словах и поступках незнакомца. Наконец он скривился от презрения к себе.
— Он не сделал ничего такого, чего не делал я или не сделал бы, дай мне волю.
— Ты не заметил чего-нибудь не правильного в его словах?
Кьюлаэра вспомнил и нахмурился.
— Ты усомнился хоть раз в верности того, к чему он тебя подстрекал?
— Да, — ответил Кьюлаэра, ненавидя себя, — я испытывал отвращение, колебался. Но списал это на страх.
Мудрец не стал спрашивать, что его испугало.
— Тебе не показалось, что в тебе заговорило чувство справедливости?
— Никогда не верил в такие проповеди! — рявкнул Кьюлаэра.
— Возможно, — кивнул Миротворец, — но это не значит, что у тебя нет чувства правды, справедливости. Это значит лишь, то, что люди называли правильным, шло вразрез с твоим внутренним пониманием этого слова.
Кьюлаэра сидел тихо, хмуро уставившись в землю.
— Ты не согласился со своим шаманом, со своим вождем, со своими старейшинами, — сказал Миротворец, — и решил, что ты не прав. Хуже того, ты решил, что ты плохой, и раз уж ты плохой, то ты решил быть самым плохим.
— Откуда ты знаешь?! — Кьюлаэра злобно посмотрел на старика.
— Потому что ты не первый из молодых людей, позволяющих другим творить себя, — ответил Миротворец.
Кьюлаэру возмутила мысль о том, что он позволил кому-то так управлять собой.
— Ты знал и других таких же, как я? — спросил он.
— Что, если я тебе скажу, что первым был Лукойо?
Кьюлаэра с минуту разглядывал старика, а потом с ехидцей проговорил:
— Ага! А ты, значит, полубог Огерн? — И рассмеялся. — Еще бы, такой старый! — И снова стал серьезным. — Понял. Ты хотел сказать, что Лукойо — пример того, кто нарочно стал плохим. Но он изменился!
— Или его изменили доверие и дружба Огерна и его людей, — поправил Миротворец. — И еще ему помогла любовь его жены.
— Можно было бы посмеяться, — хмыкнул Кьюлаэра.
— Так что же ты не смеешься?
— Потому что я себе не верю, — признался Кьюлаэра, потом помолчал, глядя как бы внутрь себя. — Я сильно изменился, верно?
— Внутри — да, — подтвердил старик, — но пока доверяешься себе, внешнему.
— Я больше не доверюсь ему!
— Надеюсь, — сказал Миротворец, — но это будет непросто, Кьюлаэра. Ты очень долго верил ему.
— Не теперь, после того, как увидел его таким, каким его видят другие! Клянусь, что никогда больше не буду такой мерзкой вошью и подлым змеем, как этот вероломный охотник! — Его лицо стало задумчивым. — Но как мне стать лучше, Миротворец? Я такой, какой есть, и этого не изменить.
— Да, но у тебя есть маска, — возразил Миротворец, — она — дело твоих рук. Этот охотник — твоя маска. Не нужно изменять себя, Кьюлаэра, — себя нужно найти.
— Что же я тогда?
Молодой человек заглядывал в глаза старику с невероятной страстью.
— Ты — хороший человек, честный, — просто ответил мудрец. — Ты — сильный человек, который может стать могучим воином, ты — смельчак, и из тебя может выйти настоящий герой.
Несколько месяцев назад Кьюлаэра рассмеялся бы старику в глаза и сплюнул. Теперь же он медленно проговорил:
— Не уверен, что хочу этого.
— В конечном счете, — сказал Миротворец, — дело не в том, кем ты хочешь быть, а в том, что ты есть, и в том, чтобы стать тем, каким ты можешь стать.
— Как я могу сделать это?
— Ты вернул свой амулет. — Мудрец указал Кьюлаэре на шею, тот притронулся к ней — ошейник был на месте! — Пользуйся им правильно, закаляй свой дух, как закалили твое тело месяцы труда и упражнений.
Кьюлаэра провел пальцем по замку — и он раскрылся. Пораженный, он посмотрел на амулет:
— Что это, Миротворец?
— Просто кусок железа, — сказал старик, — но внутри находится обломок стрелы, выкованной самим Ломаллином, выкованной, чтобы лететь прямо и истинно при помощи магии улинов, и, если спросить у него о добре и зле, он всегда будет указывать только на истину, и ты почувствуешь ответ внутри себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Кьюлаэра распалился и удивился собственной страсти, жажде мести настолько сильной, что его било в ознобе. Однако он хорошо представлял себе, что мог сделать Миротворец с любым, кто попытался бы его убить, — особенно если этот любой был самим Кьюлаэрой.
— У нас всегда кто-нибудь стоит на часах...
— Я подожду, когда это будешь ты!
— Чтобы применить магию, ему не нужен ни посох, ни руки, только губы...
— Я буду готов задушить его и придержать ему руки, если он проснется, но он не проснется!
Кьюлаэра взглянул на него:
— То есть мы убьем его, когда он будет спать?
— А как еще убьешь колдуна? — нетерпеливо спросил охотник. — Позволь ему проснуться, так он одной силой разума сотворит магию, понятно же! Кто знает колдовские приемы, кто знает, как они творят свои чудеса? Конечно, мы убьем его во сне, а как же еще?
Даже Кьюлаэре это предложение показалось и чрезмерно подлым, и уж точно — трусливым.
— Только так возможно противостоять несправедливому преимуществу колдуна над тобой! — убеждал охотник. — Дай ему ответить, и у тебя не останется ни малейшей возможности! Убей его во сне, ибо нет иного пути! Убей его во сне и освободись!
Да, трусливо, подло, нечестно, но Кьюлаэре так хотелось вновь обрести свободу, что ему хотелось слушать и слушать охотника.
— И тогда мы с тобой снова поработим гномов и эту женщину, — оскалился незнакомец.
Мысль о Китишейн в его объятиях громом прогремела в голове Кьюлаэры. Посмотреть, действительно ли ее фигура столь хороша, как кажется под кожаными штанами и рубахой... изучить ее не торопясь, когда будет время, и насладиться...
Конечно, она не сразу ответит на медленные, продолжительные ласки, но потом ответит, когда он найдет подход к этой...
— Готов ли ты сделать это и получить женщину? — спросил охотник.
— Да! — Кьюлаэра вскочил на ноги и ударил охотника по плечу. — Я буду на часах последние три часа перед зарей! Приходи, и мы сделаем это!
— Молодчина! — Охотник улыбнулся и похлопал его по плечу. — Тогда иди и собирай дрова, как собирал! А вечером заточи поострее нож!
— Хорошо! Приходи в темноте, перед зарей!
— Приду! — Охотник наклонился, чтобы поднять лук и колчан. — Высматривай меня в темноте!
— В темноте! — эхом откликнулся Кьюлаэра, еще раз ударил охотника по плечу и повернулся, чтобы идти, но резко обернулся, готовый отпрыгнуть, если охотник метит из лука ему в спину.
Но когда Кьюлаэра обернулся в первый раз, охотник лишь помахал ему рукой, а во второй — уже скрылся в подлеске. Кьюлаэра успокоился и принялся собирать охапку хвороста побольше. Охотник и впрямь оказался славным малым!
Кьюлаэра размеренным шагом вернулся в лагерь с охапкой хвороста, насвистывая и удивляясь тому, как легко у него на душе. Когда еще его сердце пело так радостно, с тех пор как его выгнали из деревни!
Разжигавший костер Йокот обернулся и нахмурился:
— Чему это ты так радуешься, Кьюлаэра?
— Запаху осени в воздухе, Йокот! Ощущению счастья, которое он дает человеку!
Лгать снова стало легко. Он бросил хворост рядом с гномом. Было так приятно мечтать, верить, что снова будешь свободным и способным колошматить кого захочется, и замышлять что угодно, без этого треклятого амулета, пылающего холодом на шее...
Рука Кьюлаэры метнулась к вороту: он ведь думал о том, как убьет старика, а амулет при этом совершенно не похолодел.
Амулета на шее не было.
Кьюлаэра в страхе ощупывал тело, грудь. Может быть, цепь порвалась и амулет свалился под рубашку — но нет, они пропали, и цепь, и ошейник! Вдруг он вспомнил, как рука незнакомца вцепилась ему в ворот, подтянула и отбросила назад.
— Змей! Он украл мой амулет!
— Какой змей? — вытаращила глаза Луа.
— Тот, что напал на меня в лесу! Свинья! Стервец! Красть у меня, а?
Кьюлаэра развернулся и помчался в лес.
Китишейн и гномы озадаченно смотрели ему вслед. Появился Миротворец, встал позади них и проводил убегавшего взглядом.
— Что ему злиться, что кто-то украл амулет? — нахмурилась Луа. — Он же так его ненавидел!
— Вот именно, — сказала Китишейн. — Он все твердил, что это знак рабства.
— Так оно и есть на самом деле, — подтвердил Миротворец.
— Тогда чего ему злиться, что его украли?
— Потому, — ответил Миротворец, — что он его собственность.
Глава 11
Кьюлаэра бежал по лесу, бранясь. Как посмел этот наглец у него красть! Мало того, как посмел он набиваться в союзники и подбивать его на достижение сокровенного желания, с самого начала просто отвлекая его чтобы потом обворовать! Слава богам, думал Кьюлаэра, что он не попытался убить Миротворца, рассчитывая на помощь этого человека!
Было уже темно, но кое-где лунный свет пробивался сквозь листву. Кьюлаэра бежал, спотыкаясь, к той опушке, где они встретились с охотником. Она была залита лунным светом; он торопливо отыскал следы незнакомца и бросился по ним в чащу.
По пути он немного поостыл и решил, что не стоит так шуметь. Он перешел на шаг и стал ступать более осторожно, а затем пошел быстрее, не теряя следов охотника. Странно, но, похоже, человек и не пытался прятаться.
Там, за деревьями, свет костра! Кьюлаэра пошел еще медленнее, очень осторожно, но сердце его, когда он выходил на опушку, горело жаждой убийства.
Он не был достаточно осторожен! Незнакомец обернулся и ухмыльнулся:
— А, лесной житель! Не смог меня дождаться!
— Никто бы не смог ждать так долго, — ответил Кьюлаэра, — потому что ты не пришел бы никогда. — Он протянул руку. — Мой амулет. Отдай его.
Амулет блестел на шее у незнакомца.
— Подойди и возьми, — рассмеялся тот. Кьюлаэра подошел ближе, прыгнул и ударил. Незнакомец увернулся, попытался схватить Кьюлаэру за ногу, но промахнулся. Он прыгнул в тот момент, когда Кьюлаэра приземлялся, попал тому кулаком под ложечку, потом в лицо, потом в бок, но Кьюлаэра уже выучил любимые приемы охотника, все три удара отбил и вернул резким прямым. Незнакомец отразил его и двинул Кьюлаэре в челюсть. В глазах у него поплыло, он схватил незнакомца, когда тот попятился, чуть не упал, и охотник с глухим стуком рухнул на землю. Кьюлаэра отошел, встряхнулся и увидел, что незнакомец поднимается, закрываясь кулаками. Это он сделал зря. Кьюлаэра скакнул в сторону и заехал незнакомцу по голове. Охотник злобно завопил, но, падая, попытался ударить Кьюлаэру. И застал врасплох, попал ему в живот, тот согнулся от боли, быстро отступая. А незнакомец успел встать на ноги, прийти в себя и что было сил броситься на Кьюлаэру.
Так повторялось раз за разом, и казалось, что это тянулось несколько часов, большую часть ударов они оба отражали, но некоторые оказывались меткими. Соперники увертывались, отпрыгивали, били, получали удары, пока в конце концов не встали на расстоянии вытянутой руки друг от друга на полусогнутых ногах, ссутулившиеся, задыхающиеся, измотанные, шатающиеся.
— По-моему, ты все-таки пришел бы в конце концов в наш лагерь, — прохрипел Кьюлаэра, — но не для того, чтобы убить Миротворца, а чтобы убить меня!
— Ты так думаешь?
Вдруг лицо охотника как бы размягчилось, стало таять, будто свечка на солнце, а потом странно расплылось. И вновь стало прежним, но при этом осунулось. Темные волосы превратились в светлые, и Кьюлаэра обнаружил, что видит перед собой собственное лицо!
Он разинул рот, как вытащенная на сушу рыба.
— О да, я — Кьюлаэра, я — это ты! Тебе не убежать от меня, лесной житель, волчья башка, ибо кто еще может сравниться с тобой! Тебе не убежать от меня, не улететь, не убить меня, не убив себя, ведь я — это ты, и я — в тебе и всегда буду в тебе, потому что я в самом деле — ты, и никто иной!
Он запрокинул голову и громко захохотал. Кьюлаэра выругался, а незнакомец захохотал еще громче и начал растворяться, сквозь него стало видно луну, потом костер, деревья, потом остались только очертания, наполненные дымкой, теряющие форму. Ночной ветерок нес туманную фигуру прямо на Кьюлаэру. Тот попытался увернуться, ругаясь и крича, но призрак ударил его в грудь, живот, пах — и исчез.
Ночь была спокойной, если не считать дуновения ветра в ветвях деревьев и хриплого дыхания Кьюлаэры, стоящего на коленях, дрожащего, бранящегося и взмокшего от пота.
— Успокойся, Кьюлаэра.
Кьюлаэра резко поднял голову, посмотрел вверх, объятый ужасом, увидел Миротворца и облегченно обмяк.
Потом до Кьюлаэры дошло, что мудрец мог знать о его сговоре с охотником, и он снова напрягся. Чтобы скрыть страх, он грубо сказал:
— «Успокойся!» Как я могу успокоиться, если я такой вероломный и подлый змей?
— Ты не весь такой, — возразил Миротворец, — и это не твоя сущность — это лишь кожура, не сам орех, не ядро. Он — твоя кожура, ты можешь содрать ее, избавиться от нее, если хочешь.
В глазах Кьюлаэры блеснула надежда, он схватил мудреца за рубаху:
— Как?!
— Подумай, — сказал Миротворец, — действительно ли он твой двойник?
Кьюлаэра опустил глаза, сдвинул брови, задумавшись о словах и поступках незнакомца. Наконец он скривился от презрения к себе.
— Он не сделал ничего такого, чего не делал я или не сделал бы, дай мне волю.
— Ты не заметил чего-нибудь не правильного в его словах?
Кьюлаэра вспомнил и нахмурился.
— Ты усомнился хоть раз в верности того, к чему он тебя подстрекал?
— Да, — ответил Кьюлаэра, ненавидя себя, — я испытывал отвращение, колебался. Но списал это на страх.
Мудрец не стал спрашивать, что его испугало.
— Тебе не показалось, что в тебе заговорило чувство справедливости?
— Никогда не верил в такие проповеди! — рявкнул Кьюлаэра.
— Возможно, — кивнул Миротворец, — но это не значит, что у тебя нет чувства правды, справедливости. Это значит лишь, то, что люди называли правильным, шло вразрез с твоим внутренним пониманием этого слова.
Кьюлаэра сидел тихо, хмуро уставившись в землю.
— Ты не согласился со своим шаманом, со своим вождем, со своими старейшинами, — сказал Миротворец, — и решил, что ты не прав. Хуже того, ты решил, что ты плохой, и раз уж ты плохой, то ты решил быть самым плохим.
— Откуда ты знаешь?! — Кьюлаэра злобно посмотрел на старика.
— Потому что ты не первый из молодых людей, позволяющих другим творить себя, — ответил Миротворец.
Кьюлаэру возмутила мысль о том, что он позволил кому-то так управлять собой.
— Ты знал и других таких же, как я? — спросил он.
— Что, если я тебе скажу, что первым был Лукойо?
Кьюлаэра с минуту разглядывал старика, а потом с ехидцей проговорил:
— Ага! А ты, значит, полубог Огерн? — И рассмеялся. — Еще бы, такой старый! — И снова стал серьезным. — Понял. Ты хотел сказать, что Лукойо — пример того, кто нарочно стал плохим. Но он изменился!
— Или его изменили доверие и дружба Огерна и его людей, — поправил Миротворец. — И еще ему помогла любовь его жены.
— Можно было бы посмеяться, — хмыкнул Кьюлаэра.
— Так что же ты не смеешься?
— Потому что я себе не верю, — признался Кьюлаэра, потом помолчал, глядя как бы внутрь себя. — Я сильно изменился, верно?
— Внутри — да, — подтвердил старик, — но пока доверяешься себе, внешнему.
— Я больше не доверюсь ему!
— Надеюсь, — сказал Миротворец, — но это будет непросто, Кьюлаэра. Ты очень долго верил ему.
— Не теперь, после того, как увидел его таким, каким его видят другие! Клянусь, что никогда больше не буду такой мерзкой вошью и подлым змеем, как этот вероломный охотник! — Его лицо стало задумчивым. — Но как мне стать лучше, Миротворец? Я такой, какой есть, и этого не изменить.
— Да, но у тебя есть маска, — возразил Миротворец, — она — дело твоих рук. Этот охотник — твоя маска. Не нужно изменять себя, Кьюлаэра, — себя нужно найти.
— Что же я тогда?
Молодой человек заглядывал в глаза старику с невероятной страстью.
— Ты — хороший человек, честный, — просто ответил мудрец. — Ты — сильный человек, который может стать могучим воином, ты — смельчак, и из тебя может выйти настоящий герой.
Несколько месяцев назад Кьюлаэра рассмеялся бы старику в глаза и сплюнул. Теперь же он медленно проговорил:
— Не уверен, что хочу этого.
— В конечном счете, — сказал Миротворец, — дело не в том, кем ты хочешь быть, а в том, что ты есть, и в том, чтобы стать тем, каким ты можешь стать.
— Как я могу сделать это?
— Ты вернул свой амулет. — Мудрец указал Кьюлаэре на шею, тот притронулся к ней — ошейник был на месте! — Пользуйся им правильно, закаляй свой дух, как закалили твое тело месяцы труда и упражнений.
Кьюлаэра провел пальцем по замку — и он раскрылся. Пораженный, он посмотрел на амулет:
— Что это, Миротворец?
— Просто кусок железа, — сказал старик, — но внутри находится обломок стрелы, выкованной самим Ломаллином, выкованной, чтобы лететь прямо и истинно при помощи магии улинов, и, если спросить у него о добре и зле, он всегда будет указывать только на истину, и ты почувствуешь ответ внутри себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54