Любой в таком роду живет во страхе
Укажут пальцем — ты уже на плахе.
Одобрительное побулькивание перешло в недовольный ропот. Миротворец не отошел от борта, а остался, сжимая посох в руке, он смотрел на возмущенных утопленников.
— Напрасно гневно молнии ты мечешь! — раздался хриплый голос.
Напрасно нас в грехах ты обвиняешь!
Старик, ты сам себе противоречишь,
А нас ты в лицемерье упрекаешь!
Ты говоришь есть племена, что нарушают
Законы, что другие исполняют
Но где тогда закон, что крепок, нерушим?
Скажи, иначе все слова твои — лишь дым!
Губы Миротворца насмешливо скривились.
Я за свои слова перед Творцом в ответе,
Я не бросаю их как кое-кто на ветер
«Закон един для всех», — я вам сказал
И ни единым словом не солгал.
А кто его нарушит — тот ответит
Пред тем, кто создал все на свете,
Пока живет, и даже после смерти
Грешивший от возмездья не уйдет, поверьте.
Голоса снизу превратились в неуверенный рев.
— Ты добился своего, странник, — простонал капитан. — Теперь они уж точно нас потопят. Матросы! Весла будут нашим оружием!
Матросы подняли было весла, но в этот миг Луа показала вниз и крикнула:
— Глядите!
Они посмотрели и — невероятно! — увидели, что головы утопленников удаляются от корабля.
— Мы спасены! — крикнул один из матросов — Они уходят! Они пропускают нас!
Так и было. Через несколько минут утопленники исчезли в волнах Подул ветер, корабль поплыл вперед.
— Все из-за тебя. — Другой матрос злобно смотрел на Кьюлаэру. — Они пришли за тобой. Если бы тебя не было на борту, этого бы не случилось.
От его взгляда воина бросило в дрожь. Но злость остыла, когда капитан победно закричал:
— Мы победили! Те, кого мы везем, одолели утопленников! Будет что рассказать в портовых кабаках: утопленников можно победить стихами!
Но даже Кьюлаэра понимал, что капитан ошибся дважды.
* * *
Странно было почувствовать под ногами твердую почву после недели, проведенной в море. Перетаскивая на берег ящик с золотом, Кьюлаэра бросил взгляд на горы, казавшиеся такими близкими, что он готов был поклясться, они смогут добраться до них к вечеру. Он обернулся, чтобы вслед за друзьями поблагодарить капитана, а потом пошел за Миротворцем и Китишейн в сторону маленького портового городка. К его изумлению, они остановились у постоялого двора.
— Что это вы придумали? — спросил он. — Давайте-ка сразу дойдем до гор! Мы легко доберемся до них засветло, если не будем задерживаться!
— Туда два дня пути, Кьюлаэра. — Миротворец взглянул на горы, вечно встающие над городом из дымки облаков. — Они выше, чем кажутся, а значит, и идти нам дальше.
Кьюлаэра внимательно посмотрел в глаза мудреца. Вроде бы он был равнодушен, но чувствовалось, что его грызла какая-то тоска. Китишейн спросила вместо Кьюлаэры:
— Что тебя тревожит, Миротворец?
— Когда я в прошлый раз был на этом берегу, здесь не было никакого города.
Кьюлаэра удивился и оглянулся в сторону города казалось, что он стоит здесь уже не одну сотню лет простые и крепкие бревенчатые избы, склады — такие же, только в два раза больше, дома без окон, просторный постоялый двор. Сколько же лет Миротворцу? Кьюлаэра поторопил остальных.
— Идемте же скорее!
— Не торопись. — Миротворец поднял руку. — Среди этих холмов, наверное, не так много дичи — стоит захватить с собой еды. Кроме того, в этих горах будет куда холоднее, чем у вас зимой, а нам предстоит идти еще далеко на север. Нам понадобится теплая одежда, толстые шерстяные плащи.
Кьюлаэра не тронулся с места, но в нем вскипела злоба. Остыв, он сказал:
— Ты хочешь сказать, что мы должны провести эту ночь на постоялом дворе?
Так они и сделали. Кьюлаэра просидел на ящике с золотом оставшуюся часть дня, а ночью его место занял Йокот. Воин и Китишейн по очереди дежурили, не очень веря в то, что шаман и мудрец, будучи в трансе, не упустят вора. В какой-то миг Кьюлаэра почувствовал, что кто-то коснулся рукой его лодыжки, открыл глаза и увидел, что Китишейн смотрит на дверь. Он поднял голову и только успел увидеть, как тихонько закрывается дверь и засов возвращается на место. Он мгновенно вскочил на ноги, схватил лучину и подсунул ее под дверь. Тяжело дыша, он вернулся на свою койку и буркнул слова благодарности Китишейн. Ему не сразу удалось снова уснуть — он ломал себе голову, что за хитроумное приспособление позволило хозяину двора отодвинуть засов.
Наутро они позавтракали хлебом, испеченным не больше двух дней назад, и свежей, только что сваренной овсянкой и, готовые к дневному переходу, покинули городок. Кьюлаэра немного поворчал насчет мешков с меховой одеждой, что несли Миротворец и Китишейн, но, поскольку сам он нес одно только золото, он не чувствовал, что имеет особенное право жаловаться.
Этой ночью они остановились в предгорьях; следующую ночь они провели уже там, где холмы уступили место настоящим горам. На третий день начался долгий, мучительный подъем. Кьюлаэра думал, что Миротворец за шесть месяцев, истязая его упражнениями и трудом, подготовил к любым тяготам, но к полудню он вспотел, стал задыхаться под грузом своей ноши и думать о том, сколько бы она весила, если бы не мешок, заколдованный Йокотом. Он испытал необъяснимый порыв благодарных чувств к гному. Конечно же необъяснимый — Йокот не сделал бы этого из любви к Кьюлаэре. Даже по дружбе не сделал бы. Или сделал?
Они остановились перекусить, Кьюлаэра с радостью опустил на землю свой мешок и тут увидел, что Миротворец оглядывается с тем же рассеянным взглядом, который Кьюлаэра заметил еще на пристани. Не успели они задать вопрос, как мудрец стряхнул задумчивость и сказал:
— Хоть горы не изменились. Преломите хлеб, друзья мои, и отдохните.
Они отдыхали час. Затем Кьюлаэра со стоном снова взвалил на себя мешок, раздраженно думая о том, что это ведь не его грех перед богом, а грех короля. Почему же он должен расплачиваться за него?
Путники забрались уже довольно высоко, под самые скалы, когда дорогу им преградили горцы.
Не было бы в мешке ящика с золотом, Кьюлаэра бросил бы его и выхватил меч. Да будь хотя бы ящик его собственностью, он бы тоже сбросил мешок, но это была жертва, которую он обязался принести Аграпаксу. Злобно оглядев высокого, стройного мужчину, он поправил свою ношу и приготовился драться ногами. Но, прежде чем горец успел бросить свой вызов, Китишейн улыбнулась и сказала:
— Добрый вам день, жители гор!
Они вроде бы несколько опешили, и тем не менее самый старший из них сказал:
— Для вас это плохой день. Развязывайте ваши мешки.
— Зачем? Вы — разбойники?
Человек усмехнулся:
— Я — Свиба. Мы — чемои, племя Дикой Серны, это наши горы. Мы собираем дань с каждого, проходящего здесь.
— Почему? Разве вы заботитесь о том, чтобы путники ходили по хорошим тропам?
— Потому что это наши горы, и всякий желающий пройти через них обязан нам платить!
Свиба побагровел, его люди сделали шаг вперед, их мечи блеснули.
— Какова дань? — спросила Китишейн.
— Две десятых от всего, что вы несете.
Девушка нахмурилась:
— Не многовато ли, а? Если вы со всех столько дерете, что же одеты так плохо?
Последнее было справедливо: на горцах были шерстяные штаны и рубахи — изношенные, в заплатах. Волосы сальные, растрепанные, бороды всклокоченные.
— Одну часть нам, вторую нашему богу! — рявкнул Свиба. — Показывайте, что у вас в мешках!
— Какому богу? — поинтересовался Миротворец. Тон мудреца привел Свибу в негодование, он сказал:
— Его зовут Ваханак. Вы должны поклониться ему, раз пришли сюда!
— Я слыхал о нем. — Голос Миротворца стал еще жестче. — Он требует в качестве жертвоприношений не только дань, но и жизни. Кого из нас вы собираетесь принести ему в жертву?
Горцы опешили от неожиданности и что-то забормотали в испуге. Свиба тоже на миг пришел в замешательство, но тут же взял себя в руки и выдавил злую улыбку:
— Жизни всех чужестранцев отдаются богу. Раз уж вы сами догадались, что вы в ловушке, уберите руки за спину, чтобы мы вас связали; нам лучше убить вас на алтаре, чем здесь, на перевале, хотя и это мы можем сделать, если потребуется.
Кьюлаэра прищурился, скинул мешок со спины, сжав одной рукой лямки и высвободив другую для меча. Сундук, окованный медью, послужит и славным щитом, и отличным оружием.
Глаза Свибы одобрительно и с облегчением блеснули.
— Формил! Возьми у него мешок.
Но не успел Формил двинуться навстречу своей неминуемой гибели, как Миротворец сказал:
— Вы не получите мешков, пока мы своими собственными глазами не увидим вашего бога. Если мы должны умереть на его алтаре, мы сначала взглянем на него.
Кьюлаэра резко повернулся и озадаченно посмотрел на старика.
— Как пожелаете, — хмыкнул Свиба. — Давайте руки!
— Нет уж, наши руки останутся свободными, чтобы мы могли идти по горам. Мешки мы понесем сами. Можете окружить нас, если вам так хочется, но мы пойдем к вашему богу как свободные люди — по собственной воле, а не как пленники.
Горцы замешкались. Свиба пробурчал:
— Как пожелаете. Всякий волен выбирать себе судьбу. Ну, вперед!
И он взмахнул копьем.
Миротворец зашагал вперед. Чемоям пришлось поспешить, чтобы сомкнуть ряды впереди него. Часть из них выстроились сбоку от процессии, а замыкал шествие Свиба с шестью воинами, все были хмуры и держали копья наготове.
— Не знаю, что ты там задумал, — крикнул Свиба, — но у тебя ничего не выйдет!
Почему же тогда горцы чувствовали себя не вполне уверенно? Кьюлаэра вскинул мешок на плечи и поспешил вслед за мудрецом. Он уже был готов обрадоваться, если бы кто-нибудь отнял у него золото и избавил его от тяжкого груза.
Дорога к богу проходила через чемойскую деревню, если так можно назвать кучку избушек из веток, перевязанных травой, избушек, столь же ветхих и засаленных, как и одежда их обитателей. Воняло отбросами, мерзко пахло из выгребной ямы. Завидев незнакомых людей, матери в страхе начали звать к себе детей, и малыши бросились по домам. И матери, и дети были одинаково тощи, измождены и запуганы.
Китишейн осматривалась с неприкрытым отвращением:
— Не очень-то ваш бог заботится о вашем народе, Свиба. Зачем вы ему поклоняетесь?
— Не будем поклоняться — так он разорвет нас на куски! — рявкнул Свиба. — Идем!
Китишейн зашагала дальше. Поравнявшись с Миротворцем, она пробормотала:
— Зачем этот Ваханак требует, чтобы ему приносили в жертву странников? Ведь из-за этого торговцы наверняка обходят эти места стороной, и у него и чемоев только меньше возможностей для грабежа!
— Именно так, — согласился Миротворец, — но, кроме того, таким образом перекрыт еще один проход на север. Зачем Боленкар посадил фучана охранять тот перевал?
— Значит, Ваханак — тоже порождение Боленкара?! — спросила потрясенная Китишейн.
— Хорошо соображаешь. И быстро, — похвалил девушку старик.
Кьюлаэра шел рядом и слышал их разговор. Он нахмурился и сказал:
— Зачем же тогда ты повел нас этой дорогой. Миро... — и вдруг остановился.
— Ты знал! Ты знал, что нас ждет здесь! — вскрикнула Китишейн.
— Ты задумал принести нас в жертву? — зашипел Кьюлаэра и ответил себе сам:
— Нет, конечно нет. Что же это, Миротворец? Новое испытание?
— Нет, — ответил мудрец. — Очередная задача.
Китишейн его ответ не удовлетворил.
— Если бы ты пытался что-нибудь разузнать об этой дороге, я бы узнала об этом от Луа, когда она рассказывала мне о том, чем ты занимался днем. Откуда ты знал, что нас здесь ждет?
Взгляд Миротворца был устремлен в никуда, куда-то вдаль, не замечая ни скал, ни гор перед собой.
— Я многое повидал, ожидая, когда потребуется мое участие... в этом деле, девица, и было кому напомнить мне о том, что я видел. — Он встряхнулся, повернулся к Китишейн с улыбкой, глаза его загорелись неподдельной страстью — впрочем, девушка была уверена, что не ей адресованы эти чувства. — Я знаю, кто такой Ваханак и кто послал его. Этого достаточно.
— И кто же он? — спросил Кьюлаэра.
— Ульгарл, — ответил мудрец.
У Кьюлаэры все внутри похолодело. Ульгарл! Потомок улина от плененной человеческой женщины! И Миротворец еще говорит о задаче? Это же неизбежная смерть!
Кьюлаэра понурил голову, согнулся сильнее под тяжестью золота и напомнил себе, что он отважный мужчина, а теперь еще и искусный боец. Если Миротворец считает, что он сможет одолеть ульгарла, что ж, он его одолеет.
Только он не знал как.
Они шли в гору, такую крутую, что даже горцы запыхались, а у Миротворца, Китишейн и Кьюлаэры совсем пересохло в горле.
— Почему ульгарл поселился так высоко? — выговорил задыхающийся воин.
— Чтобы... гости... приходили... к нему... изможденными, — прохрипел мудрец.
Что ж, ульгарл поступил проницательно и разумно.
— Но если ульгарлы столь всемогущи, к чему им прибегать к подобным уловкам? — спросил Йокот.
Эти слова потрясли Кьюлаэру. Гном был прав! Миротворец улыбнулся:
— Славный вопрос, Йокот, ты нашел слабое место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54