.. что за бред?!
Вроде рыщут волчьи стаи...
"Эй, вожак, ты чуешь, нет?"
Справа воют, слева воют...
Где же девки, где дворцы?
Ты куда завел нас?!" -
ноют обреченные слепцы.
И дрожа, что лист, от страха,
волос дыбом, бел, как мел,
мальчик в порванной рубахе
взял с испугу - да прозрел...
И услышали слепые
не по-детски страшный глас:
"Наш вожак... о, все святые,
он и вовсе-то без глаз!"
Дочитав, Федор так и не вспомнил свой сон, но все же
успокоился, точно узнал что-то важное. Он достал хранившийся на
балконе под клеенкой велосипед, накачал колесные камеры,
переоделся в свою старую одежду, сунул в карман маринкину схему
и вышел из дома.
4. Путевые заметки
Улица встретила Федора мягким августовским днем: лениво
светило солнце, теплый воздух был пропитан свежестью прошедшего
ночью дождя, к мокрым от луж колесам приставали превратившиеся
в мусор опавшие цветы липы. Федор выехал на Ленинградское шоссе
- мчаться по нему было одно удовольствие: ни одной машины, а
значит, не нужно жаться со своим велосипедом к самому краю
самой крайней полосы. Он весело нажимал на педали, и его уже не
тяготило безлюдие, как днем раньше. "Однако я стал привыкать к
новой жизни, - отметил он про себя. - При желании в ней можно
найти даже свои плюсы, например, машин не стало, заводы не
работают, стало быть, атмосфера не загрязняется, да и вода с
землей тоже". И действительно, проезжая мимо станции метро
"Войковская", он заметил, что воздух там стал совсем чистым, не
то что в былые времена, когда вовсю работал химический завод
"им. Войкова", теперь можно и без противогаза полной грудью
дышать... Но на каждый плюс есть свой минус: на той же
"Войковской" его приветствовал с установленного на газоне возле
дороги огромного телеэкрана все тот же постылый царь: "С добрым
утром, дорогой Федор Васильевич! Скатертью вам дорожка!" Федор
сделал вид, будто ничего не слышал.
Доехав до Речного вокзала, Федор вспомнил, что в этом
районе недалеко от шоссе жил когда-то его приятель Володька
Горячин. Надежды на то, что он живет в том же доме и по сей
день, не было почти никакой, а если учесть к тому же массовое
бегство из города... И все-таки Федор решил потерять двадцать
минут, но убедиться в том, что Горячина здесь нет, и на этом
успокоиться. Он свернул направо и проехал через Парк
воинов-интернационалистов к дому Горячина, стоявшему напротив
полуразрушенной церквушки. Федор позвонил в дверь, подождал
немного и собрался уходить, но тут щелкнули замки, и на пороге
появился сам Горячин, постаревший, потолстевший и полысевший.
- Кого надо? - спросил Горячин отнюдь не дружелюбно,
затягивая туже пояс на синем махровом халате.
- Тебя, хер старый! - крикнул Федор весело.
Горячин подозрительно глянул на патлатого ханурика с
бородой до пояса.
- Не узнаешь, морда! - окончательно развеселился Федор. - А
если по рогам зашарошить?!
- Ты что ль, Федор? - улыбнулся Горячин, хлопая Федора по
плечу. - А я-то думаю, что за член бородатый ко мне заявился?!
Проходи давай!
- Да, с бородой я оплошал, - признался Федор, - хотел
сбрить еще с самого утра, а вспомнил только на улице...
Возвращаться лень было.
- Вот теперь узнаю тебя! - рассмеялся Горячин. - Но ты все
же убери это безобразие, пока я тебя кирпичом не побрил. Иди в
ванную - там станок найдешь с лезвиями. А я пока легкий завтрак
соображу.
Когда Федор побрился и зашел на кухню, Горячин уже закончил
сервировку стола: в центре стояла бутылка армянского коньяка
"пять звездочек", а по краям на тарелочках - аккуратные
бутербродики с черной икрой, соленой кетой и копченой
осетриной.
- Откуда это у тебя? - чуть не подавился слюной Федор.
- С миру по нитке, - туманно ответил Горячин. - Давай за
твое пробуждение и за встречу, - наполнил он хрустальные стопки
коньяком.
- Давай! - выпил Федор.
- А ты все такой же молодой, - внимательно посмотрел на
него Горячин. - Завидую тебе черной завистью! У меня не
сегодня-завтра член от старости отсохнет, а ты своим еще лет
двадцать гири поднимать будешь. Вот только проснулся ты, Федя,
рановато, время сейчас смутное, я бы на твоем месте еще годков
-цать покемарил.
- Слушай, Володь, а как все это получилось?
- Что "это"? - Горячин отправил в рот бутерброд с икоркой.
- Как вы до такой жизни докатились?
- Ну как... Когда ты уснул, у нас тут гласность на полную
катушку раскрутилась - стали говорить и писать на ранее
запрещенные темы: про издержки коллективизации, про сталинские
респрессии, про коррупцию периода застоя, про несовершенство
построенного коммунистами общества и тому подобное. Потом
политика всем надоела - в мистику ударились. Стали кругом и
всюду вещать про НЛО, экстрасенсов, каких-то там "магнитных
девочек", колдунов и остальную нечисть. Но особенно популярны
стали экстрасенсы-целители... Сам знаешь, как с государственным
здравоохранением дело обстояло, а тут еще экологическая
ситуация обострилась, качество пищи ухудшилось, в общем, стали
мы больной нацией. Кого ни возьми - болячка на болячке, ткнешь
- рассыплется... И вот, два таких экстрасенса стали
"теле-хилерами": подрядились сразу миллионы людей по телевизору
лечить. Они знаешь, как заявили? "Кто-то после наших сеансов
избавиться от своего недуга, кто-то бросит пить, кто-то курить,
а кто-то просто почувствует себя лучше". Ни больше ни меньше...
На их сеансы теле-терапии собиралась у экранов вся страна,
"каких-нибудь" две сотни миллионов человек. И действительно,
многим стало лучше, и эти экстрасенсы стали всеобщими кумирами,
чуть ли не национальными героями, понимаешь... В "Известиях",
помню, фотографию одного из них напечатали, а внизу приписка:
"Возьмите ножницы, аккуратно вырежьте фотографию, повесьте на
стену в своей комнате и смотрите на нее как можно чаще: она
заряжена положительной энергией, и вам станет лучше". Многие их
и вовсе за богов почитали... Но потом эти двое вдруг куда-то
исчезли, и появился Иван Барабашкин...
- Кто-кто? - переспросил Федор, у которого это имя как-то
по-особенному прозвенело в ухе.
- Барабашкин. Многим эта фамилия поначалу тоже показалась
смешной, - Горячин понял его вопрос по-своему, - но потом
быстро все привыкли, стало даже нравиться такое непретенциозное
имя. Так вот, этот Барабашкин объявил тех двоих экстрасенсов
своими предтечами и заявил, что он и есть истинный спаситель,
призванный избавить людей не только от болезней и вредных
привычек, но и вообще от всех проблем.
- Как же ему позволили на телевидении заявить такое? -
удивился Федор.
- Все дело, старик, в том, что эти телесеансы
транслировались не в записи, а напрямую, и оператор по какой-то
причине вовремя не выключил камеру. Сразу после той
исторической передачи руководство Гостелерадио запретило показ
Барабашкина по телевидению, и тут началось такое... По всей
стране прокатились многотысячные демонстрации протеста, а
шахтеры и железнодорожники провели однодневную
предупредительную забастовку. Этот день впоследствии был
объявлен национальным праздником - Днем Великого
противостояния. Выдвигалось всего одно требование: "Верните
Барабашкина!" Власти пошли напопятную, и Барабашкин стал решать
по телевизору проблемы населения. И решил их, причем сразу все
и очень просто: сказал, что перед началом его телесеансов нужно
налить в банку и поставить перед экраном телевизора холодную
воду из-под крана, которую он будет заряжать своей чудотворной
энергией, с тем чтоб придать ей питательные и целебные
свойства. Эту воду сначала называли "заряженной" или
"заряженкой", а потом - просто "ряженкой". Практически весь
Союз стал пить ряженку, и проблем как ни бывало: теперь не
нужно было бегать по врачам и доставать "по блату" дефицитные
лекарства, выстаивать многочасовые очереди за продуктами и
ходить на работу, чтобы зарабатывать деньги на питание и
лекарства.
- Так просто? - усмехнулся Федор.
- Да, представь себе! Минимум усилий: ставишь перед экраном
баночку с водопроводной водой, а потом эту воду выпиваешь - и
no problem, как говорят англичане...
- А что, англичане тоже ряженку пьют? - лукаво спросил
Федор, приканчивая очередную стопку коньяка.
- Да нет, - почти серьезно ответил Горячин, - до такого
только русские додуматься могут. - Он выпил, не закусывая. - На
чем я, однако, остановился?
- На исцелении от всех проблем, - подсказал Федор.
- Да... Однако вскоре открылось, что на самом деле ряженка
отнюдь не заменяет пищу и не излечивает от болезней, а лишь
утоляет голод и притупляет боль. Но к тому времени, когда это
стало всем очевидно, Барабашкин успел взять в свои руки рычаги
государственной власти, что, впрочем, нетрудно было сделать с
учетом огромной его популярности у народа и полного бездействия
правительства, которое никак не могло оправиться от шока,
вызванного развалом производства и торговли по причине массовых
невыходов на работу и отказа от продуктов питания. Кроме того,
ему удалось в рекордно короткие сроки разработать и принять
новую конституцию, в которой записано, что в нашей стране
построено Райское царство во главе со Всевидящим и Вездесущим
Царем. Этот период перехода власти от коммунистов к Царю
известен теперь как Триумфальное шествие Барабашкина.
- Так значит, конституционная монархия?
- Точно! - отрыгнул Горячий. - К тому же теократическая.
Царь и Бог в одном лице. Слушай теперь три основополагающие
принципа нашего государства, его три кита: никто не работает,
потому что любой труд есть эксплуатация; никто ничего не ест,
потому что любая пища, за исключением ряженки, есть отрава; и
никто не лечится какими бы то ни было способами, отличными от
телетерапии Царя, ибо применение лекарственных средств и
хирургическое вмешательство - суть надругательство над
человеческим организмом и телом. Так вот, когда люди поняли,
что их обманывают, и стали отказываться пить ряженку и смотреть
телевизор, по которому теперь можно было увидеть только Царя,
был создан институт контролеров, задача которых заключается в
том, чтобы следить за соблюдением Конституции, а если
конкретнее - тех самых принципов. Вот к этим-то контролерам и
перешла вся власть в стране. Де-юре страной правит Царь, а
де-факто - контролеры. Есть еще, правда, армия, но она
довольствуется тем, что получает часть оброка, который
контролеры собирают с населения, и вмешивается во внутренние
дела только в случае крайней необходимости... если бунт, к
примеру, подавить надо.
- И часто случаются бунты? - спросил Федор.
- Да нет, не часто, - Горячин пристально посмотрел на
Федора. - Не больно много находится желающих с топором на танк
идти. А то еще карательная экспедиция нагрянет - эти ребята
свое дело туго знают - или "птички" налетят...
- "Птички"?!
- Ну да, реактивные, с ракетами "воздух-земля" в клюве...
Выжгут все "к ябеной матери" и улетят...
- А коммунисты?
- Что коммунисты?
- "Подпольный обком" не действует?
- Некому, старик, действовать.
- Неужто, истребили все 17 миллионов или сколько их там
было?
- Да нет, сами исчезли по-тихому... Рыцарей или
инквизиторов, скажем, тоже ведь никто не истреблял "как
класс"... Просто их время прошло. Есть, правда, еще группы
экстремистов и маньяки-одиночки - эти спят и видят, как бы Царя
ликвидировать. - Горячин снова посмотрел на Федора пристально.
- Но это, поверь мне, старик, бесполезная затея. Царь-то наш -
трансцендентный...
- Что-что?
- Бесплотный он, понимаешь ли... Существует лишь в виде
электрического сигнала, преобразуемого посредством телевидения
в изображение. Как говорят в народе, "в телевизоре сидит", а
больше его и нет нигде... по крайней мере, на Земле. Так что,
старичок, чтобы Царя убить, надо телецентр в Останкино взорвать
или Останкинскую башню завалить, а они Царской гвардией
охраняются... И близко не подходи!
- Слушай, Горячин, а ты по какому ведомству числишься? -
спросил Федор прямо.
- По контрольному, Федя, по контрольному, - охотно ответил
Горячин, словно давно ждал этого вопроса, - в чине майора
контрольной службы.
- Ого! Майор Горячин - звучит! То-то я гляжу, от тебя
казенщиной так и разит!
- А от тебя, старичок, разит щенячьим протестом, - сузил
глаза Горячин.
- Слушай, майор, - не унимался слегка захмелевший Федор, -
я вот что спросить хочу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29