Отмена этого долгожданного и традиционного
празднования не соответствовала бы интересам народа, хотя опасения, что
большое скопление людей может способствовать распространению инфекции,
понятно. Мы на праздник не пошли. Абрахам весь день пребывал в
рассеянности, задавая самому себе вопросы, на которые у него, похоже не
находилось ответов. Вечерняя газета сообщил, что толпа была невелика.
Случилось "небольшое происшествие", когда один из участников процессии
упал с лошади "из-за внезапного сердечного припадка". Сердечный ли был
припадок?..
В шесть часов из Белого Дома транслировали выступление президента,
призывающего нацию сохранять спокойствие. Паника, сказал президент
Клиффорд, опаснее эпидемии. Медицинские возможности позволяют справиться
с... положением. В его словах звучала легкая тревога, он не вполне
контролировал свой голос, а на его вытянутом, до сих пор таком приятном
лице отражалось напряжение, с которым он произнес слова.
Гримеры-телевизионщики подкачали. Думаю, они попытались сгладить морщины
на его лбу, но как они могли спрятать под слоем грима пусть и храброго, но
испуганного одинокого маленького человека, изнемогающего под грузом,
слишком тяжелым для кого бы то ни было?.. Органы гражданской обороны
переданы под командование начальника медицинской службы армии Крейга,
выступившего после Клиффорда. Крейг продемонстрировал народу решительно
выпяченную челюсть и брови, заявляющие: "Прекратите пороть чепуху!"
Избегайте толпы, сказал он, оставайтесь дома, если вы не заняты на самых
необходимых работах, слушайте и передавайте окружающим приказы местных
медицинских властей и служащих гражданской обороны. На время чрезвычайного
положения все театры, стадионы, бары и другие места, где возможно массовое
скопление людей, закрываются. Ваше правительство будет оповещать вас обо
всех необходимых действиях с помощью радио. Пандемия... Тут Крейг
споткнулся и затряс свой большой головой, словно отгонял надоедливую муху.
Он хотел сказать "эпидемия", но вырвалось совсем другое слово. Пандемия
вызвана новым вирусом, возможно, это мутировавший вирус полиомиелита.
Принимаются обнадеживающие усилия по обнаружению вируса и созданию. На это
требуется время. Повторяю, избегайте толпы, оставайтесь дома, если...
Из десятичасовых новостей: случаи заболевания зарегистрированы в
Осло, Париже, Лондоне, Берлине, Риме, Каире, Буэнос-Айресе, Гонолулу,
Киото.
ПЯТНИЦА, ПОЛНОЧЬ
Бессонница. Я поднялся с кровати, чтобы дописать кое-что, сказанное
Абрахамом перед тем, как он ушел в свою комнату. Я заставил себя осознать,
что болезнь может сразить его, что завтра он может умереть. От этого
осознания и происходит мое желание записать его слова.
После того как я выключил радио, мы поговорили немного о том, что
люди называют второй войны, имея в виду ту фазу войны двадцатого века,
которая частично завершилась в 30945 году, за шесть лет до рождения
Абрахама. Знакомя его с некоторыми (подвергнутыми отрубу с позиции
человечности) воспоминаниями, я сказал о "заменяемых миллионах".
И Абрахам сказал: "Ни один человек не может быть заменен".
8. 18 МАРТА, СУББОТА, НЬЮ-ЙОРК
"Таймс" сообщила: на восемь часов в пятницу по всей стране 14263
зарегистрированных случая, 3561 смерть. Около четверти летальных исходов,
и процент растет. Больные, у которых температура падает почти до
нормального уровня, просто дольше умирают. Но несколько человек из
заболевших ранее проявляют "вероятные" признаки выздоровления -
температура нормальная или близкая к нормальной, сознание возвращается, но
как правило с повреждением рассудка и различными степенями локальных
параличей. Паралич, по-видимому, наступает из-за разрушения нервной ткани.
Они называют это "паралитический полиневрит". В газетных заголовках
название уже сократилось до двух слогов - "пара".
Абрахам рано утром отправился в Бруклин, повидать Шэрон. А я решил
посетить "Зеленую башню".
"Пара"...
Улицы с четверга сильно изменились. Человеческие существа все еще
проходят мимо вас, группками по двое-трое, не больше. Они бросают на вас
быстрые взгляды и быстро отводят глаза, жмутся друг к другу, будучи
знакомыми, и шарахаются от посторонних. Вы слышите их голоса, порой вовсе
не похожие на голоса отдельных людей. Город шепчет: "Пара... Пара..."
Снова и снова, одно это слово, отдаленный барабанный бой или бормочущий в
мучительном кошмаре великан. Пара. Одно слово, которое означает...
Ковыляющий по тротуару человек вдруг тянется к стене здания, тянется
одной рукой. К ней присоединяется другая, как будто человек хочет обнять
то, чего здесь никогда не было. Потом обе руки начинают плясать - от
кончиков пальцев к запястьям, от запястий к локтям, от локтей... Потом его
колени подгибаются, и он касается стены лбом. Но никто не спешит ему на
помощь. Парочка, которая брела следом за ним, круто сворачивает в сторону
и лихорадочно перебегает улицу. Женщина закрывает нижнюю часть лица
носовым платком, мужчина оглядывается на бегу, бессмысленно улыбаясь и
разинув рот. Они бы и рады помочь, да...
Пара - это бегущая прямо по центру Третьей авеню маленькая собачка и
волочащийся за ней поводок. Движение транспорта почти прекратилось.
Золотистый спаниель плохо держится на ногах. Задние лапы время от времени
подгибаются, но он спешит вперед, как будто за кем-то гонится - полагаю,
за помощью. Его маленькая голова конвульсивно дергается влево. Он пытается
лаять, но вместо заливистого лая раздается только сдавленный хрип. Наконец
задние лапы отказывают ему, и он, пытаясь продолжить бег, царапает асфальт
передними. К нему медленно приближается автомобиль, сворачивает в сторону.
Женщина, бредущая по тротуару, визжит: "Он подхватил это! Прикончи его!"
Машина послушно дает задний ход, снова рвется вперед, а потом на безумной
скорости сворачивает на поперечную улицу, словно механизм почувствовал
отвращение к тому, что несколько мгновений назад казалось просто
необходимым. Женщина хватает металлическую урну и швыряет ее в маленькое
пятно крови и золотистой шерсти. Будучи в нормальном состоянии, она бы
даже вряд ли подняла эту урну. Потом она вынимает губную помаду, аккуратно
подкрашивает рот, ощупывает место, где угол урны зацепил платье, но
уходит, даже не взглянув на пудреницу, которая вывалилась из ее пальцев и
покатилась по асфальту.
Пара - это мужчина, распахнувший настежь парадную дверь и бросающий
быстрые взгляды вдоль улицы. Ни к кому конкретно не обращаясь, он кричит:
"Эти ублюдки никогда не заразят меня!"
Пара - это толпа, грабящая винный магазин. Я наблюдал эту картину на
углу Третьей авеню и Двадцать третьей улицы. Грабителей было около дюжины,
в том числе и несколько женщин. По-видимому, магазин был закрыт, потому
что на тротуаре валялись осколки витринного стекла. Грабители казались
забавно-серьезными до тех пор, пока из этой толпы не вырвалась одна из
женщин. Она бросилась в мою сторону, прижимая, как младенца, к своей груди
сразу три бутылки и вопя: "Вы не можете жить вечно!" За ней кинулись двое
мужчин, и она разразилась смехом. Не знаю, что они с ней сделали, - я тут
же свернул на Двадцать третью улицу. К вечеру грабители, скорее всего,
будут расстреливаться. Если этим не займется полиция, то сделают стихийно
организующиеся отряды самообороны.
Пара - это мужчина, лежащий в сточной канаве. Его седые волосы
причудливо колышутся в коричневом ручейке, питающемся из подтекающего
гидранта. У мужчины четырехдневная борода, на нем изношенная одежда,
пуговицы расстегнуты, белеет обнаженное тело. Он стар. Но не пьян. На
затвердевшей коже просящего каши ботинка - трещины. Старик не пьян: рано
или поздно его подберет перевозящий трупы фургон.
Пара - это выбежавшая из безлюдного ресторана крыса. А ведь думалось,
что все крысы первыми покинут Нью-Йорк. Эта останавливается передо мной.
Она не боится меня. Она и не догадывается о моем присутствии. Она просто
умирает. И не оказывает никакого сопротивления, когда я пинком ноги
отправляю ее на проезжую часть.
По Верхнему Уровню Лексингтон-авеню больше не мчатся автобусы. А
спускаясь по лестнице, я заметил с десяток ворон, летящих куда-то на
северо-запад. Странно, я никогда не видел над городом ворон, но вот,
пожалуйста, летят. На северо-запад, к центральному парку. Думаю,
робби-роуд функционирует, зато такси я не видел нигде. Я спустился в
метро. Автомат, разменивающий деньги, работал. Я прошел через турникет на
платформу и занялся унылым ожиданием. Немного погодя на платформе появился
еще один кандидат в пассажиры. Увидев меня, он тут же удалился в
противоположный конец платформы.
Медленно подкатил поезд. В кабине машиниста я заметил двух человек,
еще один сидел в вагоне, рядом с дверью в кабину. Неужели на случай
внезапной смерти кого-то из машинистов?.. Я вошел в вагон. Там ехало всего
двое - женщина, беззвучно шевелящая губами, и негр с застывшим лицом,
пристально изучающий носки своих туфель. Они сидели в противоположных
концах вагона. Когда я вошел, оба тревожно посмотрели в мою сторону:
по-видимому, мне надо было либо сесть посередине, либо уйти в другой
вагон. Я сел посередине.
На Сто двадцать пятой улице я вновь поднялся на Верхний Уровень
Лексингтон. Там было всего несколько прохожих. Они спешили так, словно
выполняли ужасно срочное государственное задание и старались держаться
подальше друг от друга. Заглянув в большие окна офиса Партии органического
единства, я не заметил там никаких признаков жизни. Около входа меня
остановил полисмен.
- Работаете здесь?
- Нет. А разве закрыто?
Он говорил с утомленным терпением человека, вынужденного до
отвращения повторять одну и ту же фразу.
- Все публичные собрания запрещены. Впускаем только служащих офиса.
- А вы, случаем, не знаете в лицо мистера Келлера?
Он смерил меня ледяным взглядом. Перед ним стоял Санта-Клаус, и,
возможно, поэтому он сдержался.
- Мистер, я никого из них не знаю. Я просто работаю здесь. Вот здесь,
на тротуаре. Впускаем только служащих офиса.
- О'кей, я не пойду туда. Но... ну... вы руководствуетесь только
правилом насчет публичных собраний, не так ли? Я имею в виду, это не
связано со слухами по поводу этой Органической партии?
Он был громадным, спокойным и очень несчастным ирландцем. - О каких
слухах вы говорите?
Дрозма, я никогда не узнаю, правильно ли я поступил. Это был порыв,
вызванный скорее эмоциями, нежели разумом. В моем поступке проявилось
желание по-человечески насладиться местью: я слишком долго не был в
Северном городе.
- Разговор я слышал в метро, - сказал я. - Да и в других местах тоже
шепчутся... У меня нет ничего общего с этой чертовой Партией органического
единства, но я немного знаком с Келлером. Он работает здесь, и я хотел
спросить его насчет распространяющихся слухов.
Он был монументально спокоен.
- О каких слухах идет речь?
- Черт, вы тоже должны были слышать об этом. - Я старался выглядеть
не более чем глупым старым страдальцем. - Речь идет о том парне...
Уолкере, который прыгнул с крыши, из сада Макса. Кажется, это случилось в
пятницу, на прошлой неделе.
В нем тут же проснулась бдительность. Кроме того, когда я произносил
последние фразы, мимо нас проходила какая-то женщина весьма солидного
вида, и я не уверен, что она не остановилась послушать наш разговор. По
крайней мере, мне показалось, что остановилась.
- Говорят, - продолжал я, - будто у Уолкера в руках была пробирка, а
в ней не то клопы, не то вирусы, не то еще какая-то гадость. И говорят,
будто Уолкер перед тем, как прыгнуть, бросил пробирку вниз.
Это дошло, я знаю. Секунду он смотрел на меня. Во взгляде его,
кажется, мелькнул ужас, а потом он прогрохотал:
- Я не стал бы распространять подобную чушь.
- Я бы тоже не стал. Но другие говорят. Я только что слышал в метро,
как один парень рассказывал другому. - Я пожал плечами и зашагал прочь. -
Ладно, черт с ним! В любом случае, Келлер не сказал бы мне правду.
Я уходил неспешно, беспокоясь, как бы он не остановил меня для
дальнейших расспросов. Он не остановил. Наверное, я достаточно убедительно
разыграл из себя старого идиота. Краем глаза я заметил, что он направился
внутрь здания... Надеюсь, к телефону. Не знаю, Дрозма, возможно, все
произошло из-за старого бездельника, лежащего в сточной канаве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
празднования не соответствовала бы интересам народа, хотя опасения, что
большое скопление людей может способствовать распространению инфекции,
понятно. Мы на праздник не пошли. Абрахам весь день пребывал в
рассеянности, задавая самому себе вопросы, на которые у него, похоже не
находилось ответов. Вечерняя газета сообщил, что толпа была невелика.
Случилось "небольшое происшествие", когда один из участников процессии
упал с лошади "из-за внезапного сердечного припадка". Сердечный ли был
припадок?..
В шесть часов из Белого Дома транслировали выступление президента,
призывающего нацию сохранять спокойствие. Паника, сказал президент
Клиффорд, опаснее эпидемии. Медицинские возможности позволяют справиться
с... положением. В его словах звучала легкая тревога, он не вполне
контролировал свой голос, а на его вытянутом, до сих пор таком приятном
лице отражалось напряжение, с которым он произнес слова.
Гримеры-телевизионщики подкачали. Думаю, они попытались сгладить морщины
на его лбу, но как они могли спрятать под слоем грима пусть и храброго, но
испуганного одинокого маленького человека, изнемогающего под грузом,
слишком тяжелым для кого бы то ни было?.. Органы гражданской обороны
переданы под командование начальника медицинской службы армии Крейга,
выступившего после Клиффорда. Крейг продемонстрировал народу решительно
выпяченную челюсть и брови, заявляющие: "Прекратите пороть чепуху!"
Избегайте толпы, сказал он, оставайтесь дома, если вы не заняты на самых
необходимых работах, слушайте и передавайте окружающим приказы местных
медицинских властей и служащих гражданской обороны. На время чрезвычайного
положения все театры, стадионы, бары и другие места, где возможно массовое
скопление людей, закрываются. Ваше правительство будет оповещать вас обо
всех необходимых действиях с помощью радио. Пандемия... Тут Крейг
споткнулся и затряс свой большой головой, словно отгонял надоедливую муху.
Он хотел сказать "эпидемия", но вырвалось совсем другое слово. Пандемия
вызвана новым вирусом, возможно, это мутировавший вирус полиомиелита.
Принимаются обнадеживающие усилия по обнаружению вируса и созданию. На это
требуется время. Повторяю, избегайте толпы, оставайтесь дома, если...
Из десятичасовых новостей: случаи заболевания зарегистрированы в
Осло, Париже, Лондоне, Берлине, Риме, Каире, Буэнос-Айресе, Гонолулу,
Киото.
ПЯТНИЦА, ПОЛНОЧЬ
Бессонница. Я поднялся с кровати, чтобы дописать кое-что, сказанное
Абрахамом перед тем, как он ушел в свою комнату. Я заставил себя осознать,
что болезнь может сразить его, что завтра он может умереть. От этого
осознания и происходит мое желание записать его слова.
После того как я выключил радио, мы поговорили немного о том, что
люди называют второй войны, имея в виду ту фазу войны двадцатого века,
которая частично завершилась в 30945 году, за шесть лет до рождения
Абрахама. Знакомя его с некоторыми (подвергнутыми отрубу с позиции
человечности) воспоминаниями, я сказал о "заменяемых миллионах".
И Абрахам сказал: "Ни один человек не может быть заменен".
8. 18 МАРТА, СУББОТА, НЬЮ-ЙОРК
"Таймс" сообщила: на восемь часов в пятницу по всей стране 14263
зарегистрированных случая, 3561 смерть. Около четверти летальных исходов,
и процент растет. Больные, у которых температура падает почти до
нормального уровня, просто дольше умирают. Но несколько человек из
заболевших ранее проявляют "вероятные" признаки выздоровления -
температура нормальная или близкая к нормальной, сознание возвращается, но
как правило с повреждением рассудка и различными степенями локальных
параличей. Паралич, по-видимому, наступает из-за разрушения нервной ткани.
Они называют это "паралитический полиневрит". В газетных заголовках
название уже сократилось до двух слогов - "пара".
Абрахам рано утром отправился в Бруклин, повидать Шэрон. А я решил
посетить "Зеленую башню".
"Пара"...
Улицы с четверга сильно изменились. Человеческие существа все еще
проходят мимо вас, группками по двое-трое, не больше. Они бросают на вас
быстрые взгляды и быстро отводят глаза, жмутся друг к другу, будучи
знакомыми, и шарахаются от посторонних. Вы слышите их голоса, порой вовсе
не похожие на голоса отдельных людей. Город шепчет: "Пара... Пара..."
Снова и снова, одно это слово, отдаленный барабанный бой или бормочущий в
мучительном кошмаре великан. Пара. Одно слово, которое означает...
Ковыляющий по тротуару человек вдруг тянется к стене здания, тянется
одной рукой. К ней присоединяется другая, как будто человек хочет обнять
то, чего здесь никогда не было. Потом обе руки начинают плясать - от
кончиков пальцев к запястьям, от запястий к локтям, от локтей... Потом его
колени подгибаются, и он касается стены лбом. Но никто не спешит ему на
помощь. Парочка, которая брела следом за ним, круто сворачивает в сторону
и лихорадочно перебегает улицу. Женщина закрывает нижнюю часть лица
носовым платком, мужчина оглядывается на бегу, бессмысленно улыбаясь и
разинув рот. Они бы и рады помочь, да...
Пара - это бегущая прямо по центру Третьей авеню маленькая собачка и
волочащийся за ней поводок. Движение транспорта почти прекратилось.
Золотистый спаниель плохо держится на ногах. Задние лапы время от времени
подгибаются, но он спешит вперед, как будто за кем-то гонится - полагаю,
за помощью. Его маленькая голова конвульсивно дергается влево. Он пытается
лаять, но вместо заливистого лая раздается только сдавленный хрип. Наконец
задние лапы отказывают ему, и он, пытаясь продолжить бег, царапает асфальт
передними. К нему медленно приближается автомобиль, сворачивает в сторону.
Женщина, бредущая по тротуару, визжит: "Он подхватил это! Прикончи его!"
Машина послушно дает задний ход, снова рвется вперед, а потом на безумной
скорости сворачивает на поперечную улицу, словно механизм почувствовал
отвращение к тому, что несколько мгновений назад казалось просто
необходимым. Женщина хватает металлическую урну и швыряет ее в маленькое
пятно крови и золотистой шерсти. Будучи в нормальном состоянии, она бы
даже вряд ли подняла эту урну. Потом она вынимает губную помаду, аккуратно
подкрашивает рот, ощупывает место, где угол урны зацепил платье, но
уходит, даже не взглянув на пудреницу, которая вывалилась из ее пальцев и
покатилась по асфальту.
Пара - это мужчина, распахнувший настежь парадную дверь и бросающий
быстрые взгляды вдоль улицы. Ни к кому конкретно не обращаясь, он кричит:
"Эти ублюдки никогда не заразят меня!"
Пара - это толпа, грабящая винный магазин. Я наблюдал эту картину на
углу Третьей авеню и Двадцать третьей улицы. Грабителей было около дюжины,
в том числе и несколько женщин. По-видимому, магазин был закрыт, потому
что на тротуаре валялись осколки витринного стекла. Грабители казались
забавно-серьезными до тех пор, пока из этой толпы не вырвалась одна из
женщин. Она бросилась в мою сторону, прижимая, как младенца, к своей груди
сразу три бутылки и вопя: "Вы не можете жить вечно!" За ней кинулись двое
мужчин, и она разразилась смехом. Не знаю, что они с ней сделали, - я тут
же свернул на Двадцать третью улицу. К вечеру грабители, скорее всего,
будут расстреливаться. Если этим не займется полиция, то сделают стихийно
организующиеся отряды самообороны.
Пара - это мужчина, лежащий в сточной канаве. Его седые волосы
причудливо колышутся в коричневом ручейке, питающемся из подтекающего
гидранта. У мужчины четырехдневная борода, на нем изношенная одежда,
пуговицы расстегнуты, белеет обнаженное тело. Он стар. Но не пьян. На
затвердевшей коже просящего каши ботинка - трещины. Старик не пьян: рано
или поздно его подберет перевозящий трупы фургон.
Пара - это выбежавшая из безлюдного ресторана крыса. А ведь думалось,
что все крысы первыми покинут Нью-Йорк. Эта останавливается передо мной.
Она не боится меня. Она и не догадывается о моем присутствии. Она просто
умирает. И не оказывает никакого сопротивления, когда я пинком ноги
отправляю ее на проезжую часть.
По Верхнему Уровню Лексингтон-авеню больше не мчатся автобусы. А
спускаясь по лестнице, я заметил с десяток ворон, летящих куда-то на
северо-запад. Странно, я никогда не видел над городом ворон, но вот,
пожалуйста, летят. На северо-запад, к центральному парку. Думаю,
робби-роуд функционирует, зато такси я не видел нигде. Я спустился в
метро. Автомат, разменивающий деньги, работал. Я прошел через турникет на
платформу и занялся унылым ожиданием. Немного погодя на платформе появился
еще один кандидат в пассажиры. Увидев меня, он тут же удалился в
противоположный конец платформы.
Медленно подкатил поезд. В кабине машиниста я заметил двух человек,
еще один сидел в вагоне, рядом с дверью в кабину. Неужели на случай
внезапной смерти кого-то из машинистов?.. Я вошел в вагон. Там ехало всего
двое - женщина, беззвучно шевелящая губами, и негр с застывшим лицом,
пристально изучающий носки своих туфель. Они сидели в противоположных
концах вагона. Когда я вошел, оба тревожно посмотрели в мою сторону:
по-видимому, мне надо было либо сесть посередине, либо уйти в другой
вагон. Я сел посередине.
На Сто двадцать пятой улице я вновь поднялся на Верхний Уровень
Лексингтон. Там было всего несколько прохожих. Они спешили так, словно
выполняли ужасно срочное государственное задание и старались держаться
подальше друг от друга. Заглянув в большие окна офиса Партии органического
единства, я не заметил там никаких признаков жизни. Около входа меня
остановил полисмен.
- Работаете здесь?
- Нет. А разве закрыто?
Он говорил с утомленным терпением человека, вынужденного до
отвращения повторять одну и ту же фразу.
- Все публичные собрания запрещены. Впускаем только служащих офиса.
- А вы, случаем, не знаете в лицо мистера Келлера?
Он смерил меня ледяным взглядом. Перед ним стоял Санта-Клаус, и,
возможно, поэтому он сдержался.
- Мистер, я никого из них не знаю. Я просто работаю здесь. Вот здесь,
на тротуаре. Впускаем только служащих офиса.
- О'кей, я не пойду туда. Но... ну... вы руководствуетесь только
правилом насчет публичных собраний, не так ли? Я имею в виду, это не
связано со слухами по поводу этой Органической партии?
Он был громадным, спокойным и очень несчастным ирландцем. - О каких
слухах вы говорите?
Дрозма, я никогда не узнаю, правильно ли я поступил. Это был порыв,
вызванный скорее эмоциями, нежели разумом. В моем поступке проявилось
желание по-человечески насладиться местью: я слишком долго не был в
Северном городе.
- Разговор я слышал в метро, - сказал я. - Да и в других местах тоже
шепчутся... У меня нет ничего общего с этой чертовой Партией органического
единства, но я немного знаком с Келлером. Он работает здесь, и я хотел
спросить его насчет распространяющихся слухов.
Он был монументально спокоен.
- О каких слухах идет речь?
- Черт, вы тоже должны были слышать об этом. - Я старался выглядеть
не более чем глупым старым страдальцем. - Речь идет о том парне...
Уолкере, который прыгнул с крыши, из сада Макса. Кажется, это случилось в
пятницу, на прошлой неделе.
В нем тут же проснулась бдительность. Кроме того, когда я произносил
последние фразы, мимо нас проходила какая-то женщина весьма солидного
вида, и я не уверен, что она не остановилась послушать наш разговор. По
крайней мере, мне показалось, что остановилась.
- Говорят, - продолжал я, - будто у Уолкера в руках была пробирка, а
в ней не то клопы, не то вирусы, не то еще какая-то гадость. И говорят,
будто Уолкер перед тем, как прыгнуть, бросил пробирку вниз.
Это дошло, я знаю. Секунду он смотрел на меня. Во взгляде его,
кажется, мелькнул ужас, а потом он прогрохотал:
- Я не стал бы распространять подобную чушь.
- Я бы тоже не стал. Но другие говорят. Я только что слышал в метро,
как один парень рассказывал другому. - Я пожал плечами и зашагал прочь. -
Ладно, черт с ним! В любом случае, Келлер не сказал бы мне правду.
Я уходил неспешно, беспокоясь, как бы он не остановил меня для
дальнейших расспросов. Он не остановил. Наверное, я достаточно убедительно
разыграл из себя старого идиота. Краем глаза я заметил, что он направился
внутрь здания... Надеюсь, к телефону. Не знаю, Дрозма, возможно, все
произошло из-за старого бездельника, лежащего в сточной канаве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39