Мучал гнус. Заканчивалась еда. В одной из покинутых деревень удалось разжиться картошкой и даже помыться в бане. Зоя стала кашлять меньше. Но к исходу второй ночи Леонарда увидела позади далекие отблески костра. Как и предсказывал Зейрат, их след обнаружили. А справа к скалам Тиртана все ближе подбиралась граница непролазных огахангских болот.
– Ничего, ничего, – успокаивал Робер. – Выпутаемся.
Рано утром они начали подниматься по руслу очередного горного ручья. Глувилл с тоской оглядел отвесные стены ущелья и вздохнул:
– Толку не будет.
Действительно, щель в скалах постепенно сужалась и меньше, чем через километр эта трещина в гранитном теле Тиртана сошла на нет. Ручей начинался источником, бившим прямо из-под скалы.
– Ваша люминесценция, надо возвращаться, – сказал Глувилл. – Пока нас в этой мышеловке не поймали бубудуски.
– Тихо, – сказал Робер.
Он к чему-то напряженно прислушивался. Все замолчали. Вскоре сквозь журчание и плеск воды они стали различать необычные цокающие звуки, доносившиеся откуда-то сверху.
«Цукоку, цукоку… Цака. Цка-цка-цка..»
Странные звуки сначала усиливались, а потом начали отдаляться и удалялись до тех пор, пока перестали различаться в шуме ручья.
– Что это было, папа? – встревоженно спросила Зоя.
– Не знаю. Но это не природные звуки.
– Небесники?
– Может быть. Ну, действительно пора возвращаться. Они выбрались из ущелья и опять свернули влево, на юг.
А в десятке километров по правую руку лес отчетливо редел. С высоты осыпей, окружавших плато, уже различалась ровная буро-зеленая поверхность болот. За ней, далеко на западе, чуть поблескивала полоска Огаханга.
Времени оставалось все меньше, поэтому обследовать каждый ручей уже не получалось. Теперь они поднимались лишь по руслам достаточно крупных речек, и поднимались не все, отряжая дежурного разведчика. А во время его отсутствия отдыхали, кормили лошадей и готовили скудную трапезу для себя.
Хорошего было только то, что преследователям приходилось поворачивать в каждое ущелье, чтоб ненароком не пропустить беглецов. Поэтому бубудуски поотстали. Впрочем, спешить им было и ни к чему. Слуги ордена прекрасно знали, что язык твердой почвы между болотами и плоскогорьем неуклонно суживается, и скоро его не останется совсем. Тогда добычу можно будет брать голыми руками.
– Ну вот, – сказал Робер. – Теперь нас преследуют сплошные неудачи. Не пора ли судьбе перемениться в лучшую сторону?
– Будем надеяться, – вздохнула Леонарда. – Что-то такое я чувствую… доброжелательное. Не человек, нет.
– А что?
– Не знаю. Ложитесь-ка спать, поздно уже.
– А ты?
– А я покараулю.
– Железная женщина, – пробормотал Глувилл.
* * *
Ночью Робер проснулся от того, что его осторожно трогали за руку.
– Что? Бубудуски?
– Нет, – прошептала Зоя. – Гораздо интереснее! Папа, посмотри-ка вон туда.
Метрах в пятидесяти ниже их жалкого лагеря, на лужайке, залитой мерцающим светом Олны, стояли две фигуры, – Леонарда и еще кто-то очень высокий. С голыми длинными ногами и кучей перьев вместо туловища. Из этой кучи, как из ожерелья, торчала тонкая шея, заканчивающаяся непропорционально малой головой с огромными глазищами.
– Бог ты мой, – тихо сказал Робер. – Да это же самый настоящий страус! И как его угораздило забраться в наши широты?
Тем временем Леонарда протянула страусу ладонь. Птица наклонила голову набок. Потом спокойно склевала какое-то угощение.
Зоя покачала головой.
– Маму всегда обожали самые разные животные. Но чтобы так… Да если бы это увидели дикие сострадарии, они бы ее сожгли!
– Да, – усмехнулся Робер. – Скорее всего.
– Ох, пап, извини, – сказала Зоя и закашлялась.
– Ничего, – сказал Робер. – Все мы тут сострадарии не по своей воле.
Леонарда и страус одновременно повернули головы.
– Испугались? – весело спросила обратья-аббатиса. – Очень зря. У нас появился новый друг. Вот, познакомьтесь! Я назвала его Птирой.
Птира, однако, знакомиться не спешил. И даже на всякий случай отошел подальше.
– Поразительно, – сказал Робер. – А ведь он не каждого к себе подпустит… Лео, в такие случайности я не верю!
– Может, ты и прав.
– И как все это расценить?
– Лучше всего расценить это как сигнал к пробуждению. Судя по твоей карте, сухого пути осталось совсем мало, меньше, чем на один день. Нам предстоит обследовать каждый ручей и даже сухие расселины. Сегодня нам обязательно надо выбраться на плато. Иначе будет худо… Давайте выйдем пораньше?
– Мама, но ты же совсем не спала!
– Ничего, подремлю во время первой же вашей разведки. Начинайте будить Гастона. Данный процесс обычно занимает некоторое время…
* * *
Этот последний день выдался очень ясным. В безоблачном небе курлыкали косяки журавлей. От разогревшихся скал веяло прощальным теплом лета. Лошадей донимали оводы, а вот разомлевшие люди ни на каких насекомых внимания не обращали, дремали прямо в седлах.
Болото то подступало к самому подножью Тиртана, то несколько отдалялось, словно собираясь с силами. Край плоскогорья тоже имел неровные, причудливо изрезанные очертания, напоминающие каменные когти, которыми Тиртан тянулся к далекому Огахангу.
Между этими обрывистыми выступами скал текли многочисленные ручьи, но по-прежнему ни по одному из них подняться не удавалось. Путь преграждали то чрезмерно крутые сбросы с водопадами, то, как это уже случалось не раз, стены ущелья попросту смыкались, а иногда русло заканчивалось либо тупиковым гротом, либо узкой щелью. На берегах таких ручьев часто попадались медвежьи следы и поэтому приходилось передвигаться осторожно.
После полудня впервые встретилось место, где болото наконец вплотную подобралось к скале. Здесь было еще неглубоко и не очень топко, поэтому лошади прошли без особых затруднений. Но уже к вечеру положение стало совсем плохим.
– Тупик, – сказал Глувилл.
Узкая полоса щебеночной осыпи упиралась в бок огромного утеса. Ниже к скале примыкала самая настоящая топь, из которой лишь кое-где торчали кочки.
Беглецы остановились.
Было еще не поздно. На западе, над синей полоской Рудных гор, висел Эпс. Погоня пока не появилась, но это могло случиться в любой момент.
Робер слез с седла и неловко, одной рукой принялся отвязывать заранее припасенный шест.
– Ну, чего сидим? – спокойно спросил он. – До темноты нужно во что бы то ни стало обогнуть скалу.
– Как мы это сделаем, Роби? – спросила Леонарда.
– Обвяжемся веревкой. Я пойду первым и буду нащупывать дорогу. За мной пойдет Гастон. Как только я оступлюсь, он меня вытащит. Вот и все. С собой надо взять только самое необходимое, поскольку лошадей придется оставить.
Глувилл почесал заросший недельной щетиной подбородок и с сомнением оглядел зыбкую поверхность.
– Очень рискованно, – сказал он.
– А другие идеи есть?
Других идей не нашлось. Зато случилась полная неожиданность. Страус, весь день топавший в некотором отдалении от отряда, вдруг спокойно обошел людей и ступил в болото. Потом повернул голову и издал противный крик.
– Ох, спасибо тебе, Птирушка, – сказала Леонарда. – Так вот зачем ты послан…
25. КАРЛЕИЗ
Поздним утром, сразу после изысканного завтрака в постели, померанскую гостью посетила целая делегация фрейлин. Кланяясь, сияя улыбками, они передали всемилостивейшее предложение принять ванны в королевском бальнеарии.
Будучи демократически воспитанной, но все ж таки принцессой, Камея прекрасно знала, что от предложения коронованной особы не отказываются. Поэтому сразу согласилась, поблагодарила и поняла, что разговор с доном Амедео и лордом Саймоном в ближайшее время не состоится. Она все больше ощущала себя игрушкой в весьма умелых руках, однако кое-что попыталась предпринять.
– Сударыни, не могу ли я позвать моих подруг?
Камея надеялась, что своей просьбой она выиграет некоторое время, необходимое для согласования вопроса с королевой. Увы, ее шаги были просчитаны заранее.
– Купальные халаты герцогине де Сентубал и леди Бервик уже доставлены, ваше высочество, – продолжая улыбаться, сказала старшая из дам.
Видимо, в Карлеизе сочли, что отказ в такой просьбе несовместим с гостеприимством, а юные подруги вряд ли помогут принцессе стоящим советом. Как бы там ни было, Камея, Инджин и Изольда вновь оказались вместе.
В сопровождении фрейлин они по длинной галерее достигли южной части замка. Здесь вековые стены Карлеиза прочно срастались с боком соседней горы.
По высеченным в скале ступеням Камея и ее спутницы поднялись в обширный грот. И без того немалое пространство здесь увеличивал пристроенный к выходу павильон. Это и был знаменитый королевский бальнеарий.
– Что и говорить, монархический строй имеет весьма милые стороны, – промурлыкала герцогиня де Сентубал.
– Да, да, да, – согласилась леди Бервик. – Вот только не для всех.
– Ох, да забудь ты о социальной справедливости, революционерка. Хотя бы в бане!
* * *
Сквозь остекленные стены и крышу павильона проникало много света. Из расселины скалы в грот вливался поток горячей минеральной воды. По системе труб одна часть этих вод растекалась по ваннам, вырезанным прямо в гранитном полу, а другая могла быть использована либо для наполнения большого, отделанного малахитовыми плитами бассейна, либо напрямую уходила в обогревательные каналы замка.
В сводчатом потолке грота были пробиты вентиляционные каналы, оттуда дул ветерок, однако запах сероводорода держался сильный.
– Запах – это единственная неприятная вещь, ваше высочество, – с извинениями сообщила старшая фрейлина. – Но поверьте, его стоит потерпеть ради эффекта, который дают наши чудесные ванны.
– Посмотрим, – сказала Изольда.
– Понюхаем, – сказала Инджин.
– Потерпим, – сказала Камея, глядя на Инджин.
– Отец считает, что в нашем возрасте мы еще должны быть девчонками, – сообщила юная герцогиня. – И по-моему, это лучшее, что мы сейчас можем сделать.
– Почему бы и нет? – спросила Изольда. – Дон Алонсо Амедео – очень мудрый человек. Плохого не посоветует! Разве не так?
– Что ж, – сказала Камея. – Возможности лучше всего использовать по назначению.
И с жалобным писком бросилась в ближайшую ванну. Совершенно несолидно и абсолютно несерьезно.
– Ваше высо… – ошеломленно пробормотала старшая фрейлина.
Ее с головы до ног окатило брызгами. И еще раз окатило, когда вслед за принцессой в целебную воду рухнула леди Бервик.
– Боюсь, мы нарушаем этикет, – с сочувствием сказала Инджин.
– О, не стоит обращать внимания, ваша светлость, – стоически отозвалась дама. – Это такие мелочи…
– В самом деле? Я очень рада, – сообщила Инджин, спиной падая в бассейн. Потом вынырнула и поинтересовалась:
– А вы чего же не купаетесь?
С фрейлины неудержимо тек макияж.
– Боюсь, что не должна этого делать, ваша светлость.
– Почему? Плавать умеете?
– Да, но… этикет…
– Э! Вы же сами сказали – мелочи.
– Нам не полагается, ваша светлость…
– Бросьте. Как вас зовут?
– Камилла, графиня Бельтрамоно.
– Миледи, не вы ли говорили, что готовы исполнить любые наши желания? Было или нет? Помните, там, в галерее?
– Да, но…
– Никаких «но»! Желаю видеть вас в воде. Сию же минуту! Надеюсь, вы не огорчите меня нелюбезным отказом?
Графиня растерянно стирала со своих щек тушь и молчала.
Инджин не отставала. Она вылезла из бассейна, уперла руки в боки, набычилась.
– Обижусь, – низким голосом сообщила совершенно невозможная померанская герцогиня. И леди Камилла подчинилась.
Однако сумасшедшей гостье этого показалось мало. Она принялась и за остальных фрейлин, некоторых даже самолично столкнула с бортика. В общем, не успокаивалась до тех пор, пока в королевском бассейне не началась азартная игра в догонялки с участием всего чопорного эскорта.
Впрочем, чудесная вода эту чопорность успешно растворила. Мало-помалу фрейлины вошли во вкус, разрезвились, под сводами грота послышался хохот, визги, звонкие шлепки, столь непривычные для высокородных дам.
– Ваша светлость! Нельзя… нельзя… – задыхаясь, кричала графиня Бельтрамоно.
– Чего нельзя? – спросила Инджин.
– Нельзя… больше десяти минут. Иначе…
– Иначе – что?
– Перевозбудимся, ваша светлость. Вода же… непростая.
– Ах да! Спасибо, что предупредили. А я-то думаю, чего мы все хохочем как сумасшедшие? Эй, русалки! Вылезаем. Пошли сушить хвосты, пока головы не потерялись!
И все ее послушались. Правда, молодые фрейлины покидали бассейн не без сожаления.
* * *
Своей шумной диверсией Инджин сумела подарить время Камее с Изольдой, тихо переговаривавшихся из соседних ванн. Они так увлеклись, что не заметили, как к ним кто-то подошел.
– Не помешаю? – спросила королева Лилония.
В ее глазах блестели огоньки.
– Ой, – сказала Камея. – Простите! Мы ведем себя совершенно…
– …Очаровательно. Все хорошо, не волнуйтесь. Мне очень приятно видеть столь искреннее веселье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69