Обенаус накинул халат и вышел в смежный со спальней кабинет. Там обескураженно топтался Норуа в огромном старомодном парике.
– Прохор Петрович пожаловать изволил, ваша милость. Очень встревожен, прямо лица на нем нет. Говорит, срочно.
Новобрачный вздохнул.
– Ладно, зови. И подай баронессе завтрак. Кажется, она проголодалась.
Норуа открыл дверь и сделал приглашающий жест.
– Ты уж, ради бога, извини, ваша милость, – сказал Прошка с порога. – Видишь ли, Гийо велел передать соболезнования Алене Павловне.
– Соболезнования? Какие еще соболезнования?
– Да по поводу якобы скорой погибели Свиристела. Похоже прознал, сволочь, что Стоеросов взялся вести эскадру.
Обенаус сел.
– Так, – сказал он. – Стряпчий подслушал?
– Он, подлюга. Говорило! Больше некому.
Обенаус знал, что Стоеросов намеревался выйти из Теклы в море и разведать, где и какие покаянские корабли находятся. А потом хотел вернуться в главное русло и там встретить эскадру Мак-Магона со свежей информацией.
– Норуа, стойте. Сначала карту, завтрак – потом.
Слуга извлек рулон, подошел к столу, заваленному бумагами, и нерешительно взглянул на хозяина. Барон нетерпеливо махнул рукой.
Все документы вместе с чернильницей полетели на пол, а на столе развернулась хорошая, только в прошлом году снятая карта нижнего течения Теклы.

* * *
Севернее Мурома река делала несколько широких петель, огибая отроги Рудных гор. Зная, что гребцов на скампавее маловато, Обенаус быстро прикинул, что догнать Свиристела еще можно. Если срезать все петли по суше.
– Норуа! Пистолеты и ботфорты. Вели запрячь Чабреца.
– Барон, в одиночку тебе нельзя, – сказала Прошка. – Не верю, что проконшесс проболтался случайно. Уж очень обрат Гийо любит мышеловки! Вполне может засаду подстроить. Возьми меня, да егерей хоть несколько. Они как раз лошадей седлают.
– Что ж, на этот раз не помешает. Сержант Неедлы!
– Я.
– Иржи, будете сопровождать нас с двумя… нет, с тремя егерями. Полное вооружение.
– Яволь, ваше превосходительство.
В комнату, едва набросив халат, вбежала Алена. Глаза у нее были огромными.
– Альфред! Я все слышала. Ты спасешь его, да?
– Конечно, – спокойно сказал Обенаус. – Неужели сомневалась?
– Ни капли.
– Ты иди, поспи еще немного.
– Ох! Да разве смогу?
– Постарайся. Я оставляю вахмистра Паттени и солдат. Ребята бывалые, с ящерами воевали.
– Зря, – сказала Алена. – Не нужно этого. Если кто сюда сдуру и сунется…
– То что?
Брови молодой баронессы грозно сошлись на переносице.
– То кости долго будут собирать, вот что! И не смейся.
Обенаус все же рассмеялся.
– Знаешь, дорогая, я верю.
– Правильно. Лучше я с тобой поеду.
– Нельзя. Егеря мои, хоть и воевали с ящерами, еще очень молоды. Ты не присмотришь за ними?
Алена фыркнула.
– За егерями?
– Да. И за домом глаз нужен. Как-никак – посольство.

* * *
Скампавей «Ежовень» продвигался не слишком ходко. Сказывались нехватка команды да супротивный северный ветер, который муромцы именуют лободуем. Все же до места, где Текла разливалась на главные русла понизовья, было уже рукой подать, когда глазастый Абросим тронул хозяина за плечо.
– Палыч! Скачет за нами кто-то.
– Скачет? Где?
– Да вон, вдоль опушки. Со стороны левой раковины.
Стоеросов взял подзорную трубу. Вечерело, тени пролегли уже длинные. Но закатного света еще хватало. По западному берегу, без малого в версте за кормой, между деревьев мелькали фигурки.
– Неужто Тихон погоню отправил?
– Если так, то что-то маловато их.
Абросим на миг приложился к трубе.
– Так и есть, гонятся. Только не за нами. Пятеро или шестеро удирают, а за ними – штук двадцать монахов.
– Монахов?
– Да, все – в рясах. Стреляют.
– Точно в рясах?
Абросим опять глянул.
– Точно. Из тех, что удирают – несколько в егерской форме курфюрста.
– А! Теперь понятно. Эй, народ, а ну-ка, суши весла!
– Причаливаем? – спросил Абросим.
– Обязательно. Там за людьми барона гонятся. А он теперь – мой зять. Соображаешь?
– Надо бы единороги зарядить, – сказал Абросим.
– Делай. В носовой – картечь, в кормовой – бомбу. Сумеешь положить ее прямо перед бубудусками?
Абросим оглянулся.
– Далековато. Как бы своих не зацепить.
– Ладно, иди готовься, – сказал Свиристел.
Перегнувшись через поручни, он крикнул:
– Лево на борт! Якоря и сходню готовить!
Скампавей круто повернул, и через пару минут, затабанив, выполз на песчаную отмель.
– Кормовой якорь лег, – доложил боцман. – Якорь Держит.
Свиристел кивнул.
Спустили дощатую сходню. Бывалые стоеросовы мужики без команды соскочили на берег и залегли в кустах. Оба тяжелых морских единорога, – на кормовом и носовом помостах «Ежовня», – развернулись жерлами назад.
– Готовы! – крикнул боцман.
– Добро, – сказал Свиристел и поднял трубу.

* * *
А на берегу творилось неладное.
Первые два всадника скакали почти в обнимку, один валился из седла, а другой его поддерживал. Последний из егерей упал, вскоре по нему проскакали бубудуски в развевающихся рясах. Пистолеты они уже разрядили, повыхватывали клинки. Но тут Абросим ткнул пальником в отверстие.
Единорог рявкнул, окутался дымом. Рассыпая искры, бомба низко понеслась над кустами. Абросим положил ее там, где просили, – перед монахами. Но угодила она в лужу и загасла, не взорвалась. Брызнула грязью, подпрыгнула, сшибла одну из лошадей.
Преследователей это не остановило. Они только рассыпались пошире.
– Настырные, – сказал боцман. – А картечью щас нельзя, Палыч. Своих побьем.
– Вижу. Бейте из пищалей. Только аккуратно.
Боцман кивнул, вставил в рот пальцы и пронзительно свистнул.
Над прибрежным лозняком вспухли ружейные дымки. Несколько лошадей упало.
– Во, другое дело, – одобрительно пробурчал боцман.
– Повязки будут нужны, Ерофеич, – сказал Свиристел.
– А готовы уже.
Подскакали заляпанные грязью беглецы.
– Ты, что ли, Альфред? – спросил Стоеросов. – Не признаю, чумазый очень.
– Я, – сказал Обенаус, тяжело дыша. – Прошку держите, попали в него! Да и сержант ранен.
Абросим рванулся по сходне, едва не оттолкнув барона. Тот удивленно поднял брови.
– Извини, Альфред. Родичи они с Прошкой, – пояснил Свиристел. – Что стряслось?
Обенаус медленно сел на сырой песок под бортом скампавея.
– Уф! Точно не знаю, но сильно подозреваю, что покаянский флот получил приказ тебя утопить, Свиристел Палыч.
– Ну-ну, – усмехнулся Стоеросов. – Таких охотников много было. Спасибо, Альфред, что предупредил. Это кто, Гийо постарался?
– Он.
– Запомню.

* * *
Абросим положил Прошку на свой кафтан и пригорюнился. Прошка с трудом повернул глаза.
– Ты чего это… дядя?
– Что твоим-то передать? – спросил Абросим, отводя взгляд. – Наказ какой будет?
– Сам еще… попробуй уцелеть, – прохрипел Прошка.
Обенаус поманил Стоеросова наклониться.
– Одна надежда, Палыч, – прошептал барон. – На борту «Поларштерна» очень хорошие хирурги.
– Не кручинься, – так же тихо ответил Стоеросов. – Доставлю. А ты-то как, с нами поплывешь? Или возвращаться намерен?
– Обязательно. Там же Алена осталась. Да и проконшесса поблагодарить требуется.
Свиристел глянул на него узкими глазами.
– Проконшесса – пренепременно, – с тяжестью в голосе сказал он. – Вот ведь… псина. Жаль, что я ему не скоро спасибочки скажу. А насчет Аленки сильно не переживай. Чай наша, муромская деваха. И себя в обиду не даст, да еще и мужа при случае оборонит. За тебя, барон, она вообще кому хошь башку отвернет, помяни мое слово. Силенок достаточно!
– Это я уже понял, – сказал Обенаус, краснея.
– Вот и поберегись, хо-хо! Ну да ты умница, совладаешь. А вообще, сильно рад я за вас, Альфред.
– Да я тоже.
– И хорошо. А теперь слушай. Сейчас мы тебя и уцелевших егерей на другой берег перевезем. Чтоб вы тем заразам недобитым в лапы не попались. Только и ты не оплошай, сразу в Муром-то не рвись, неровен час еще на какую засаду напорешься. Вместо этого поднимайтесь по Сорочьему ручью на восток. Верст, этак на тридцать. Там в самой чащобе духовичи живут. Обособленно, культурное наследие предков берегут. Душевно, понимаешь, совершенствуются, а в остальном безвредны. За старшого у них там такой Сашка Вороваго есть. Передашь от меня поклоны да записку. Скажи еще, что опять война с покаянцами назревает, пусть схроны готовят. А он тебе провожатых даст. Да паренька толкового подберет, грамотного. Вместо Прошки.
– Нет, – сказал Обенаус. – Вместо Прошки не годится.
– Временно, Германыч, временно. Постараюсь я и Прохора, и сержанта твоего раненого вовремя на «Поларштерн» доставить. Ну, забирайтесь на борт. Пришло время большие дела делать.
Свиристел повернулся к своей команде.
– Что, мужики, слышали? Что утопить нас хотят?
– Слыхали, – кивнул Ерофеич.
– И как? Покажем бубудускам почем фунт раскоряков?
– Давно пора, – тихо, но страшно сказал Абросим.
– А тогда по местам стоять, с якоря сниматься! Лошадей завели? Все, сходню долой! Ну, держитесь, сострадарии…

* * *
Свиристел вполне мог отсиживаться в одном из боковых притоков Теклы и спокойно дожидаться курфюрстовой эскадры. Но он этого делать не стал по двум причинам. Во-первых, все же могли настичь родственнички покойного Агафония. А во-вторых, не хотелось встретить адмирала Мак-Магона с пустыми руками.
Ветер переменился. Вместо лободуя порывами налетал всходень. После прощания с Обенаусом скампавей ходко спускался по главному руслу в течение всего дня. Миновали остров Непускай, контролирующий как выход в дельту, так и путь вверх по реке. Здесь уже не первый век стояла многопушечная муромская крепость. Покаянцы отлично знали ее силу, поэтому приближаться не любили.
Однако ниже, где Текла дробилась на многочисленные рукава, там на подданных базилевса-императора можно было наткнуться где угодно. Поэтому ночью Свиристел сначала приказал сбросить парус, а затем еще и завалить мачту. Чтобы быть как можно неприметнее.
У борта скользившего по течению скампавея тихо плескалась Текла. Внизу, на палубе, вполголоса переговаривались гребцы.
– Что задумал, Палыч? – спросил Абросим.
Свиристел протянул зрительную трубу.
– Глянь, мне показалось или впрямь там два корабля? Темно, что в печке.
Ночь действительно выдалась для тайных дел как по заказу. Похолодало. Вновь налетел северный ветер. В небе густо висели тучи. Часто моросил не по-летнему мелкий дождь. Звезды показывались лишь изредка. В их свете на поблескивающей поверхности Теклы еще можно было что-то разглядеть, но стоило прижаться к обрывистому берегу, и тьма совершенно поглощала низкий корпус «Ежовня».
Абросим недолго вглядывался в темень.
– Справа – бриг, слева – трехмачтовый, вроде фрегата, – уверенно сообщил он. – Хочешь между ними проскочить?
– Сам бог велит. Так глупо стоят. Стрелять же им нельзя, иначе друг друга покалечат.
– Что-то уж слишком глупо. Может, пакость какую приготовили?
– Какую же?
– Ну, к примеру, вдруг цепь натянули? От борта к борту, а? Поперек течения?
Стоеросов почесал бороду.
– Могут, – сказал он.
– Не подождать ли померанцев? Они от этой засады одни щепки оставят.
– Хорошо бы. Но только мстители за Агафония могут появиться пораньше адмирала Мак-Магона. А это для нас не лучше покаянской засады.
– Значит?
– Значит, на абордаж брать будем.
– Бриг?
– Нет. Чего нам бриг? Фрегат. Этого они меньше всего ожидают. Прибавь, им же неведомо, что мы знаем о приказе нас потопить. Да и ждут по воде, а не с берега.
– Так то оно так. Только там их, почитай, человек двести или двести пятьдесят на одном фрегате.
– Ну и что? Думаешь, они все с заряженными мушкетами день и ночь караулят на палубе? Спят же! Не первую ночь стоят.
– Да, скорее всего. Но если нападем… это ж война. Весь Муром подставим.
– Муром? Какой Муром? Ха! А мы служим-то сейчас кому?
– Да вроде Поммерну.
– Вот. Мы теперь кто? Изгои. Так что Тихон отговорки найдет. А не найдет – так заплатит. Казну посадника жалеть с какой стати?
– Казну Мурома, ты хочешь сказать.
– Тихон так лапу в нее запустил, что если и захочет, сам не разберет, где его деньги, а где – общинные. Не у него первого золото совесть съело.
– А она у него была, совесть-то?
– Не знаю. Чтобы править в Муроме, совесть не нужна. С ней даже труднее, по-моему. Ты вот что. Прикажи курфюрстова сержанта в каюту унести, хватит ему воздухом дышать. Пулю-то вытащили?
– Нет. Глубоко сидит. Пропадут они с Прошкой, если на «Поларштерне» не помогут.
– Ну, трогаем помалу.

* * *
Без плеска опустились тяжелые лиственные весла. «Ежовень» тенью двинулся вдоль левого, обрывистого берега Теклы. Молча, с оружием у ноги, гребли свиристеловы мужики.
Подле укрытого деревянными щитами носового единорога притаился Абросим с зажженным фитилем. До фрегата оставалось саженей шестьсот, когда Стоеросов приказал сушить весла. Скампавей тихо скользил по течению. Прекрасно «зализанные» обводы позволяли двигаться бесшумно, даже за кормой не журчало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69