Но маска приметная: скулы широкие, глаза узкие, брови сросшиеся на переносице. Да еще на ней усики черные, тоже узкие. Ну, эскандал, повтори.
– Скулы широкие, глаза узкие… сросшиеся брови… усики черные.
– Похоже, память не совсем отшибло, – с сожалением признал грозный бубудуск. – Ладно, слушай дальше. Именем базилевса-императора приказываю оного человека уничтожить! Ловить и не пытайтесь, это дорого обойдется. Понял ли, эскандал прелюбодейный?
– Так точно, ваша просветленность! Уничтожить. Это понятно.
– Помни, вражина ловкий. Да и охрана с ним, человек десять. Как только появится, в разговоры не вступать, стрелять сразу на поражение! Иначе он сам головы вам продырявит. А у кого голова уцелеет, так я сам поотрываю. И тебе, владыка Грибантона, – первому.
– Будет исполнено, ва-ва…
– По местам! Второй ряд рогаток поставьте, скотины. Подводами дорогу по всей деревне чтобы перекрыли! На обратном пути заеду – проверю. Если что…
Проконшесс не договорил. Дернул за уздечку, ударил пятками в бока лошади.
За ним в переулок свернула и его безмолвная стража. С чадящими факелами, в могильных колпаках, с лицами, закрытыми черными платками до самых глаз. Того света мертвецы, нелюди какие-то…
* * *
– Бр-р, – сказала Леонарда. – Ну и морды! Признаюсь, не верила, что получится. Такой спектакль разыграл!
– Мелочи, – ответил Робер. – Несложно испугать запуганных. Только дважды этот фокус пробовать нельзя.
Глувилл оглянулся на редкие огни Грибантона.
– Вряд ли деревенские бубудуски остановят Зейрата. Они для него – семечки.
– Вряд ли, – согласился Робер. – Но на какое-то время задержат. И это время следует использовать с толком.
– Что ты задумал на этот раз? – спросила Леонарда.
– Смотрите внимательно: по дороге будут попадаться ручьи и речки, стекающие в Огаханг. Нам нужен каменистый берег, на котором лошади не оставят следов.
– Ага. Значит, мы поедем по воде?
– Да, чтобы обмануть собак.
– А Зейрат очень умный? – спросила Зоя.
– Весьма и весьма. К сожалению.
– Тогда не стоит выбирать самый первый подходящий берег.
– Почему? – с интересом спросил эпикифор.
– Зейрат именно его будет проверять. И на этом потеряет еще больше времени. Я… что-то глупое сказала, да?
Робер попридержал лошадь.
– Нисколько. Молодец, девочка, – серьезно сказал он, испытывая сильное и новое чувство – отцовскую гордость.
– Во дает! – восхитился Глувилл. – Светлая голова!
– Вся в папу, – вздохнула мама.
А дочка смущенно потупилась, глядя в конскую гриву. Впервые в жизни она услышала столько похвал сразу. И уже ради одного этого стоило покидать монастырскую келью. Зоя вдруг подумала, что только очень неправильная жизнь может заставить человека замыкаться в четырех стенах. При этом совсем неважно, как они называются – кельей, камерой, кабинетом или дворцом, поскольку совершенно одинаково горизонт в них заменяют стены.
А тут, она приподнялась в седле, и Олна тебе, и холмы, и лес, и река, и бесконечность дороги. И свежий, пахнущий прелью воздух… Такая ширь, всего так много! Вот только не было бы погони за плечами.
– Ничего, – прошептала она. – Все будет как надо.
* * *
И все шло как надо. Часу в первом они свернули с тракта и по руслу одного из ручьев выбрались к Огахангу. До места, где на карте Робера был обозначен брод, оставалось не больше километра. Но там, на берегу, они вдруг наткнулись на припозднившегося рыбака. Старого, тощего, горбатенького, с клочковатой бороденкой.
– Сюрпри-из, – протянул Глувилл.
– Откуда ты, старик? – спросил Робер.
Дедок сдернул с головы шапку.
– Грибантонские мы, обрат бубудуск. А рыбку ловить околоточный эскандал Одубаст разрешили. Потому как для их осветлелости и стараемся…
Глувилл тихо выругался и взвел арбалет.
– Эк угораздило. Что будем делать? – спросил он.
Робер взглянул в тусклые, неподвижные, глубоко запавшие глаза старика и покачал головой.
– Нельзя.
– Да от него уже воняет падалью. Сколько ему жить-то осталось, а? А нам? Он же донесет и не поморщится.
– Даже если донесет. Отныне мы можем убивать только тех, кто на нас нападает.
– Почему?
– Иначе не поймут.
– Кто?
– Те, к кому мы идем. Им придется говорить только правду.
– Неужели все-таки уцелеем?
– Очень может быть. Иначе не стоило бы так волновать Керсиса и утомлять все Зейратово воинство. Во всяком случае, наши шансы прибывают с каждым днем и даже часом.
– Надо отпустить старика, – вмешалась Леонарда. – Не будем брать грех на душу. Он не мог видеть наших лиц.
– Не трогайте его, – попросила Зоя. – Пусть идет. Мы не произносили своих имен.
Кроме Глувилла тайна имен и лиц ни для кого особого значения уже не имела.
– Хорошо, – согласился Глувилл, удивляясь себе. – Ступай, старче. И постарайся настучать на нас… попозже.
Рыбак некоторое время стоял неподвижно. Видимо, не сразу поверил в то, что ему сказали. Потом начал медленно пятиться, опасаясь повернуться спиной. Затем бросил удочку и с неожиданным проворством юркнул в темные прибрежные кусты.
– Донесе-ет, – уверенно сообщил Глувилл. – Этот – донесет. Эх, люди, люди…
– Старик не скоро доберется до своего Грибантона. Но не будем терять время, – сказал Робер. – Вперед!
Они пересели на свежих лошадей и рысью поскакали к переправе.
* * *
Огаханг в том месте разливался чуть ли не на полкилометра, но как раз из-за этой ширины его глубина по большей части была небольшой, вода поднималась чуть выше брюха лошади. Только на самой середине реки все же пришлось плыть. Одну бестолковую кобылку при этом унесло течением, но в остальном переправа завершилась благополучно. Огаханг остался позади.
Противоположный берег оказался низменным, обильным на комаров и сильно заболоченным, – лошади с трудом вытягивали копыта из чавкающей грязи. Улучив минутку, Леонарда шепнула, что опасается за Зою.
– Очень сыро. Девочка покашливает. Хорошо бы где-то обсушиться, сварить горячего.
Робер кивнул.
– Осталось недолго.
– А как твоя рука?
– Спасибо, получше.
– В самом деле?
Робер улыбнулся, медленно сжал и разжал правый кулак.
– Не понимаю, – сказала Леонарда. – Как же так? Аква пампаника…
– Ты знаешь, обратья настоятельница, я начинаю подозревать, что добрые дела иногда вознаграждаются самым замысловатым образом. Ну, чего грустим?
– По-моему, тебе просто отчаянно везет, Роби. И такое везение пугает. Следует ждать чего-то нехорошего…
– Ты думаешь?
Леонарда покачала головой.
– Нет. Я не думаю. Я чувствую.
– Что ж, придется быть более бдительными, – серьезно сказал Робер.
Но от страшной усталости как раз бдительность-то они и потеряли. И в самый неподходящий момент.
Это случилось уже на подъеме к Тиртану Выше по склону над тропой нависала небольшая скала. Никто не заметил, как и откуда на камне оказался человек. Его скуластое лицо со сросшимися бровями и тонкими усиками было бесстрастным. Он сидел, положив ногу на ногу, и спокойно похлопывал по сапогу стволом пистолета. Рукоятка другого торчала у него из-за пояса. А на поясе висела сабля. А за спиной – арбалет.
Первым его увидел Глувилл. Он вздрогнул и попятился. Из-под его ног вниз покатились камушки.
– Тихо, Гастон, – сказал Робер. – Не дергайся. А ты, Зейрат, подумай.
Зейрат хмыкнул.
– Я? О чем?
– Не о чем, а о ком. О себе подумай.
– Вот как? Поясни.
– Пожалуйста. Допустим, ты со своим отрядом приведешь меня к Керсису. Он тебя, конечно, чем-нибудь наградит. А что будет потом?
– А что будет потом?
– Нужны ли новому эпикифору свидетели, которые точно знают, что избрание произошло при жизни старого? Это же незаконно! Будет ли Керсис уверен в твоей вечной верности, в том, что тайну эту ты унесешь в могилу?
Зейрат усмехнулся.
– Вряд ли.
– Тогда намного разумнее просто меня не найти.
– Смелое предложение.
– Разумное.
– Смотря для кого.
– А чем ты рискуешь? Ну, вызовешь некоторое недовольство патрона, которое придется потом заглаживать. Да, это и неприятно, и хлопотно. Однако никакого прямого повода желать твоей смерти у Керсиса еще не будет. Подумай, Зейрат.
– Уже подумал. Есть и другой выход.
– Убить меня?
Зейрат ухмыльнулся. Робер с сожалением покачал головой.
– Ты плохо подумал.
Зейрат поднял брови.
– Знаешь, де Умбрин, ты мужик неплохой. Без нужды никому пакостей не делал. И я помню некоторые вещи, за которые следует быть благодарным. Если найдешь причину, по которой тебя следует оставить в живых, я с удовольствием забуду вот эти грибантонские отметины, – Зейрат расстегнул плащ и показал две пулевые вмятины на своей кирасе. – Но пока такой причины я не вижу.
– Могу назвать.
– Говори. Только пусть твоя дочь не тянется к арбалету, я стреляю лучше.
Робер обернулся и еще раз покачал головой.
– Зоя, это правда. Я не знаю человека, который стрелял бы лучше проконшесса Зейрата. К тому же у него очень выгодная позиция.
Зоя с досадой опустила руки. Зейрат усмехнулся.
– Не расстраивайся, девочка. Нет человека умнее твоего отца. Хитрее есть. Умнее – нет. Я бы ни за что вас не нашел, если б не помог случай. Зря вы не убили того рыбака. Твоего отца подвела доброта. Запомни: в нашем мире доброта губительна.
– Но разве не его доброта мешает вам сейчас э-э… отправить нас к Пресветлому? – вдруг возразила аббатиса.
Зейрат прикусил тонкий кончик уса.
– Этого мало. Так в чем же причина, де Умбрин?
– Видишь ли, в нашем ордене судьба страшно переменчива. За примером далеко ходить не надо: если даже великий сострадарий может легко потерять и пост, и голову, то, уж извини, что говорить о проконшессе…
Зейрат кивнул.
– Продолжай. Только покороче.
– Постараюсь. Ты уже догадался, куда мы идем. Кто знает, не придется ли в один прекрасный день этим же путем воспользоваться и тебе? Моя помощь в таком случае будет нелишней, а слово свое я держу. В отличие от Керсиса… Что скажешь?
– Откуда такая уверенность, что небесники вас примут?
– Вовсе я не уверен. Но если не примут, ты-то от этого что теряешь?
Зейрат задумчиво почесал нос стволом пистолета.
– Как так получается, де Умбрин? Мы оба прошли очень неласковую школу, оба успели натворить много чего. А ты все же не захотел убить никчемного старикашку Теперь вот и мне не хочется убивать тебя, хотя я имею, – Зейрат усмехнулся и постучал по своему панцирю, – все основания. А этот, – Зейрат кивнул на Глувилла, – он же пытался тебя отравить! Но сейчас верой и правдой тебе служит… Скажи, люминесценций, ты что – пророк? Новый мессия? Или распространяешь невидимую заразу?
Робер затряс головой.
– Э, э, не надо придумывать нового святого. От Корзина еще не скоро поправимся… Думаю, дело совсем не во мне. Или не совсем во мне.
– А в ком тогда?
– А во всех нас. Наверное, стремление к добру заложено изначально. В каждого.
– Вот как? Вместе с жадностью, властолюбием, эгоизмом, похотью?
– Да, как ни трудно поверить.
– И в Керсиса заложено?
– Безусловно. Как и в любого другого. Кому-то досталось побольше, кому-то меньше, но – заложено в каждого.
– Почему же мы друг другу тогда не братья, – тут Зейрат сморщился, – а совсем наоборот, обратья?
– Увы, стремление к добру не относится к числу самых сильных. Оно уступает и голоду, и жажде, да много чему еще уступает. Но оно может развиваться. Иногда просто оттого, что надоедает зло. А чаще это случается в ответ на внешнее добро. Словно свеча загорается от другой свечи. Это, кстати, прекрасно видно по тебе, Зейрат.
– Ну-ну, – проворчал Зейрат. – Не слишком-то обобщай. Я, так и быть, оставлю вас в покое. А вот остальная наша обратил… Небесники ко власти в Покаяне пока не пришли. Так что, если не съем я – съедят меня.
– Зейрат! – окликнула аббатиса.
– Да?
– Я хотела сказать… Словом, дорогу вы теперь знаете.
Зейрат неожиданно вздохнул.
– Словом – да. Вот только не знаю, куда она заведет эта ваша дорога.
Робер взглянул на небо.
– Куда-нибудь, откуда получше видно.
– С эшафота хорошо видно, – буркнул Зейрат. – Здесь, – он махнул пистолетом за спину, – вы на плато не пройдете, наверху засада, там стоит мой отряд. Ищите другой путь! Я буду ловить вас на востоке.
– Учтем, – сказал Робер.
– Учти еще, что поисковых отрядов много. Оба берега Огаханга усердно прочесывают с собаками. Дня через два какой-нибудь из этих отрядов непременно наткнется на ваш след. Не думаю, что вам следует попадаться им живыми.
Не оборачиваясь, этот добрый убийца стал подниматься по опасной осыпи. Он как-то странно сутулился. Словно стыдился чего. Или боялся передумать. Или не хотел о чем-то думать. Однако ступал и ловко, и неслышно. Никакие камни из-под его ног не вываливались.
– Этот не пропадет, – с уверенностью сказал Глувилл.
* * *
Путь у них оставался только один – на юг, вдоль скалистой стены Тиртана. Несколько раз они пытались подняться по узким руслам речек, но каждый раз натыкались на непреодолимые препятствия и были вынуждены возвращаться вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– Скулы широкие, глаза узкие… сросшиеся брови… усики черные.
– Похоже, память не совсем отшибло, – с сожалением признал грозный бубудуск. – Ладно, слушай дальше. Именем базилевса-императора приказываю оного человека уничтожить! Ловить и не пытайтесь, это дорого обойдется. Понял ли, эскандал прелюбодейный?
– Так точно, ваша просветленность! Уничтожить. Это понятно.
– Помни, вражина ловкий. Да и охрана с ним, человек десять. Как только появится, в разговоры не вступать, стрелять сразу на поражение! Иначе он сам головы вам продырявит. А у кого голова уцелеет, так я сам поотрываю. И тебе, владыка Грибантона, – первому.
– Будет исполнено, ва-ва…
– По местам! Второй ряд рогаток поставьте, скотины. Подводами дорогу по всей деревне чтобы перекрыли! На обратном пути заеду – проверю. Если что…
Проконшесс не договорил. Дернул за уздечку, ударил пятками в бока лошади.
За ним в переулок свернула и его безмолвная стража. С чадящими факелами, в могильных колпаках, с лицами, закрытыми черными платками до самых глаз. Того света мертвецы, нелюди какие-то…
* * *
– Бр-р, – сказала Леонарда. – Ну и морды! Признаюсь, не верила, что получится. Такой спектакль разыграл!
– Мелочи, – ответил Робер. – Несложно испугать запуганных. Только дважды этот фокус пробовать нельзя.
Глувилл оглянулся на редкие огни Грибантона.
– Вряд ли деревенские бубудуски остановят Зейрата. Они для него – семечки.
– Вряд ли, – согласился Робер. – Но на какое-то время задержат. И это время следует использовать с толком.
– Что ты задумал на этот раз? – спросила Леонарда.
– Смотрите внимательно: по дороге будут попадаться ручьи и речки, стекающие в Огаханг. Нам нужен каменистый берег, на котором лошади не оставят следов.
– Ага. Значит, мы поедем по воде?
– Да, чтобы обмануть собак.
– А Зейрат очень умный? – спросила Зоя.
– Весьма и весьма. К сожалению.
– Тогда не стоит выбирать самый первый подходящий берег.
– Почему? – с интересом спросил эпикифор.
– Зейрат именно его будет проверять. И на этом потеряет еще больше времени. Я… что-то глупое сказала, да?
Робер попридержал лошадь.
– Нисколько. Молодец, девочка, – серьезно сказал он, испытывая сильное и новое чувство – отцовскую гордость.
– Во дает! – восхитился Глувилл. – Светлая голова!
– Вся в папу, – вздохнула мама.
А дочка смущенно потупилась, глядя в конскую гриву. Впервые в жизни она услышала столько похвал сразу. И уже ради одного этого стоило покидать монастырскую келью. Зоя вдруг подумала, что только очень неправильная жизнь может заставить человека замыкаться в четырех стенах. При этом совсем неважно, как они называются – кельей, камерой, кабинетом или дворцом, поскольку совершенно одинаково горизонт в них заменяют стены.
А тут, она приподнялась в седле, и Олна тебе, и холмы, и лес, и река, и бесконечность дороги. И свежий, пахнущий прелью воздух… Такая ширь, всего так много! Вот только не было бы погони за плечами.
– Ничего, – прошептала она. – Все будет как надо.
* * *
И все шло как надо. Часу в первом они свернули с тракта и по руслу одного из ручьев выбрались к Огахангу. До места, где на карте Робера был обозначен брод, оставалось не больше километра. Но там, на берегу, они вдруг наткнулись на припозднившегося рыбака. Старого, тощего, горбатенького, с клочковатой бороденкой.
– Сюрпри-из, – протянул Глувилл.
– Откуда ты, старик? – спросил Робер.
Дедок сдернул с головы шапку.
– Грибантонские мы, обрат бубудуск. А рыбку ловить околоточный эскандал Одубаст разрешили. Потому как для их осветлелости и стараемся…
Глувилл тихо выругался и взвел арбалет.
– Эк угораздило. Что будем делать? – спросил он.
Робер взглянул в тусклые, неподвижные, глубоко запавшие глаза старика и покачал головой.
– Нельзя.
– Да от него уже воняет падалью. Сколько ему жить-то осталось, а? А нам? Он же донесет и не поморщится.
– Даже если донесет. Отныне мы можем убивать только тех, кто на нас нападает.
– Почему?
– Иначе не поймут.
– Кто?
– Те, к кому мы идем. Им придется говорить только правду.
– Неужели все-таки уцелеем?
– Очень может быть. Иначе не стоило бы так волновать Керсиса и утомлять все Зейратово воинство. Во всяком случае, наши шансы прибывают с каждым днем и даже часом.
– Надо отпустить старика, – вмешалась Леонарда. – Не будем брать грех на душу. Он не мог видеть наших лиц.
– Не трогайте его, – попросила Зоя. – Пусть идет. Мы не произносили своих имен.
Кроме Глувилла тайна имен и лиц ни для кого особого значения уже не имела.
– Хорошо, – согласился Глувилл, удивляясь себе. – Ступай, старче. И постарайся настучать на нас… попозже.
Рыбак некоторое время стоял неподвижно. Видимо, не сразу поверил в то, что ему сказали. Потом начал медленно пятиться, опасаясь повернуться спиной. Затем бросил удочку и с неожиданным проворством юркнул в темные прибрежные кусты.
– Донесе-ет, – уверенно сообщил Глувилл. – Этот – донесет. Эх, люди, люди…
– Старик не скоро доберется до своего Грибантона. Но не будем терять время, – сказал Робер. – Вперед!
Они пересели на свежих лошадей и рысью поскакали к переправе.
* * *
Огаханг в том месте разливался чуть ли не на полкилометра, но как раз из-за этой ширины его глубина по большей части была небольшой, вода поднималась чуть выше брюха лошади. Только на самой середине реки все же пришлось плыть. Одну бестолковую кобылку при этом унесло течением, но в остальном переправа завершилась благополучно. Огаханг остался позади.
Противоположный берег оказался низменным, обильным на комаров и сильно заболоченным, – лошади с трудом вытягивали копыта из чавкающей грязи. Улучив минутку, Леонарда шепнула, что опасается за Зою.
– Очень сыро. Девочка покашливает. Хорошо бы где-то обсушиться, сварить горячего.
Робер кивнул.
– Осталось недолго.
– А как твоя рука?
– Спасибо, получше.
– В самом деле?
Робер улыбнулся, медленно сжал и разжал правый кулак.
– Не понимаю, – сказала Леонарда. – Как же так? Аква пампаника…
– Ты знаешь, обратья настоятельница, я начинаю подозревать, что добрые дела иногда вознаграждаются самым замысловатым образом. Ну, чего грустим?
– По-моему, тебе просто отчаянно везет, Роби. И такое везение пугает. Следует ждать чего-то нехорошего…
– Ты думаешь?
Леонарда покачала головой.
– Нет. Я не думаю. Я чувствую.
– Что ж, придется быть более бдительными, – серьезно сказал Робер.
Но от страшной усталости как раз бдительность-то они и потеряли. И в самый неподходящий момент.
Это случилось уже на подъеме к Тиртану Выше по склону над тропой нависала небольшая скала. Никто не заметил, как и откуда на камне оказался человек. Его скуластое лицо со сросшимися бровями и тонкими усиками было бесстрастным. Он сидел, положив ногу на ногу, и спокойно похлопывал по сапогу стволом пистолета. Рукоятка другого торчала у него из-за пояса. А на поясе висела сабля. А за спиной – арбалет.
Первым его увидел Глувилл. Он вздрогнул и попятился. Из-под его ног вниз покатились камушки.
– Тихо, Гастон, – сказал Робер. – Не дергайся. А ты, Зейрат, подумай.
Зейрат хмыкнул.
– Я? О чем?
– Не о чем, а о ком. О себе подумай.
– Вот как? Поясни.
– Пожалуйста. Допустим, ты со своим отрядом приведешь меня к Керсису. Он тебя, конечно, чем-нибудь наградит. А что будет потом?
– А что будет потом?
– Нужны ли новому эпикифору свидетели, которые точно знают, что избрание произошло при жизни старого? Это же незаконно! Будет ли Керсис уверен в твоей вечной верности, в том, что тайну эту ты унесешь в могилу?
Зейрат усмехнулся.
– Вряд ли.
– Тогда намного разумнее просто меня не найти.
– Смелое предложение.
– Разумное.
– Смотря для кого.
– А чем ты рискуешь? Ну, вызовешь некоторое недовольство патрона, которое придется потом заглаживать. Да, это и неприятно, и хлопотно. Однако никакого прямого повода желать твоей смерти у Керсиса еще не будет. Подумай, Зейрат.
– Уже подумал. Есть и другой выход.
– Убить меня?
Зейрат ухмыльнулся. Робер с сожалением покачал головой.
– Ты плохо подумал.
Зейрат поднял брови.
– Знаешь, де Умбрин, ты мужик неплохой. Без нужды никому пакостей не делал. И я помню некоторые вещи, за которые следует быть благодарным. Если найдешь причину, по которой тебя следует оставить в живых, я с удовольствием забуду вот эти грибантонские отметины, – Зейрат расстегнул плащ и показал две пулевые вмятины на своей кирасе. – Но пока такой причины я не вижу.
– Могу назвать.
– Говори. Только пусть твоя дочь не тянется к арбалету, я стреляю лучше.
Робер обернулся и еще раз покачал головой.
– Зоя, это правда. Я не знаю человека, который стрелял бы лучше проконшесса Зейрата. К тому же у него очень выгодная позиция.
Зоя с досадой опустила руки. Зейрат усмехнулся.
– Не расстраивайся, девочка. Нет человека умнее твоего отца. Хитрее есть. Умнее – нет. Я бы ни за что вас не нашел, если б не помог случай. Зря вы не убили того рыбака. Твоего отца подвела доброта. Запомни: в нашем мире доброта губительна.
– Но разве не его доброта мешает вам сейчас э-э… отправить нас к Пресветлому? – вдруг возразила аббатиса.
Зейрат прикусил тонкий кончик уса.
– Этого мало. Так в чем же причина, де Умбрин?
– Видишь ли, в нашем ордене судьба страшно переменчива. За примером далеко ходить не надо: если даже великий сострадарий может легко потерять и пост, и голову, то, уж извини, что говорить о проконшессе…
Зейрат кивнул.
– Продолжай. Только покороче.
– Постараюсь. Ты уже догадался, куда мы идем. Кто знает, не придется ли в один прекрасный день этим же путем воспользоваться и тебе? Моя помощь в таком случае будет нелишней, а слово свое я держу. В отличие от Керсиса… Что скажешь?
– Откуда такая уверенность, что небесники вас примут?
– Вовсе я не уверен. Но если не примут, ты-то от этого что теряешь?
Зейрат задумчиво почесал нос стволом пистолета.
– Как так получается, де Умбрин? Мы оба прошли очень неласковую школу, оба успели натворить много чего. А ты все же не захотел убить никчемного старикашку Теперь вот и мне не хочется убивать тебя, хотя я имею, – Зейрат усмехнулся и постучал по своему панцирю, – все основания. А этот, – Зейрат кивнул на Глувилла, – он же пытался тебя отравить! Но сейчас верой и правдой тебе служит… Скажи, люминесценций, ты что – пророк? Новый мессия? Или распространяешь невидимую заразу?
Робер затряс головой.
– Э, э, не надо придумывать нового святого. От Корзина еще не скоро поправимся… Думаю, дело совсем не во мне. Или не совсем во мне.
– А в ком тогда?
– А во всех нас. Наверное, стремление к добру заложено изначально. В каждого.
– Вот как? Вместе с жадностью, властолюбием, эгоизмом, похотью?
– Да, как ни трудно поверить.
– И в Керсиса заложено?
– Безусловно. Как и в любого другого. Кому-то досталось побольше, кому-то меньше, но – заложено в каждого.
– Почему же мы друг другу тогда не братья, – тут Зейрат сморщился, – а совсем наоборот, обратья?
– Увы, стремление к добру не относится к числу самых сильных. Оно уступает и голоду, и жажде, да много чему еще уступает. Но оно может развиваться. Иногда просто оттого, что надоедает зло. А чаще это случается в ответ на внешнее добро. Словно свеча загорается от другой свечи. Это, кстати, прекрасно видно по тебе, Зейрат.
– Ну-ну, – проворчал Зейрат. – Не слишком-то обобщай. Я, так и быть, оставлю вас в покое. А вот остальная наша обратил… Небесники ко власти в Покаяне пока не пришли. Так что, если не съем я – съедят меня.
– Зейрат! – окликнула аббатиса.
– Да?
– Я хотела сказать… Словом, дорогу вы теперь знаете.
Зейрат неожиданно вздохнул.
– Словом – да. Вот только не знаю, куда она заведет эта ваша дорога.
Робер взглянул на небо.
– Куда-нибудь, откуда получше видно.
– С эшафота хорошо видно, – буркнул Зейрат. – Здесь, – он махнул пистолетом за спину, – вы на плато не пройдете, наверху засада, там стоит мой отряд. Ищите другой путь! Я буду ловить вас на востоке.
– Учтем, – сказал Робер.
– Учти еще, что поисковых отрядов много. Оба берега Огаханга усердно прочесывают с собаками. Дня через два какой-нибудь из этих отрядов непременно наткнется на ваш след. Не думаю, что вам следует попадаться им живыми.
Не оборачиваясь, этот добрый убийца стал подниматься по опасной осыпи. Он как-то странно сутулился. Словно стыдился чего. Или боялся передумать. Или не хотел о чем-то думать. Однако ступал и ловко, и неслышно. Никакие камни из-под его ног не вываливались.
– Этот не пропадет, – с уверенностью сказал Глувилл.
* * *
Путь у них оставался только один – на юг, вдоль скалистой стены Тиртана. Несколько раз они пытались подняться по узким руслам речек, но каждый раз натыкались на непреодолимые препятствия и были вынуждены возвращаться вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69