И это обычно делается на виду у всех, в особенности когда отправляется в баню ханум Хаджи Онника Эфенди Манукофа с чадами и домочадцами. «Сегодня опять Хаджи отправил в баню Нунуфар-ханум»,— говорят с усмешкой соседи. «На здоровье»,— обращается обычно в таких случаях Егор Арзуманов, содержатель столовой «Европа», к Хаджи Оннику: «Хаджи может у меня пообедать. У меня сегодня хороший домашний бозбаш с луком и помидорами». Но Хаджи не любит обедать вне семьи. Когда ему из дому обед не посылается, он обходится хлебом и сыром, а если бывает сезон фруктов, мясо заменяет арбузом или дыней. «Много ли человеку нужно, чтобы насытиться? —- говорит Хаджи.— В «Англетере» лорды довольствуются черным хлебом, и это не мешает им быть благородными и патриотами». И соседи его, хотя и не допускают мысли, чтобы лорды в Англии питались черным хлебом, все же одобряют слова Хаджи Онника Эфенди. «Человек может насытиться чем угодно, в частности Хаджи Онник Эфенди!»— думают они.
Когда солнце поднимается высоко и с полудня начинает клониться к закату — сутолока в лавках на Лорис- Меликовской улице доходит до своего апогея. Возвращающимся с рынка крестьянам Хаджи продает мануфактуру, чай, сахар; цирюльник Васил их стрижет и бреет; в столовой «Европа» солдаты и крестьяне начинают есть борщ, а мелочные торговцы не успевают и вздохнуть: продают без конца иголки, нитки, замки, по четверке халву, деготь для фургона, спички Лапшина,—словом, все то, в чем имеет нужду человек в течение дня,— и богатеют: сын золотаря Иоаннеса Колопотян, плешивый Татос, Католик Симонага и остальные торгаши и лавочники. Один лишь бедный Абомарш стоит без дела и, вперив глаза в висящие по стенам его магазина разноцветные костюмы, ждет покупателя. Видимо, наиряне не понимают, что написанное на его вывеске и прикрепленное за ним «А бон марше» не что иное, как — добро пожаловать. Если бы они знали это — запросто заглядывали бы к нему, хотя бы и не для покупки. «Надобно надписи на вывесках переиначить на русский лад!» — говорит он себе и начинает придумывать подходящее название для новых вывесок.
В десять минут первого, после третьего урока, в учительской приходской школе, пользуясь большой переменой, завтракают учителя и учительницы. Одного из учителей зовут Бюзанд Вардересян. Ему под тридцать, кончил он Эчмиадзинскую академию и считается опытным педагогом. Армянский язык он изучил под руководством Манука Абегяна и гордится этим. У него длинные волосы, которые он аккуратно расчесывает, и коротенькая бородка... Преподает он армянский язык и пение. Одновременно он состоит инспектором школы. Второй учитель — известный уже нам г. Марукэ — преподает арифметику и русский язык. Третий — тоже из питомцев Эчмиадзин- ской академии, но значительно моложе. Любит он заниматься общественной деятельностью и намеревается в течение ближайшего лета читать ряд лекций, посвященных интересным и поучительным страницам армянской истории, организовать союз молодежи, одной из главнейших задач которого будет «распространение армянского языка среди обрусевших наирян». Парень он хороший,
много у него благих намерений, но, к сожалению, он неравнодушен к своей сослуживице ориорд Нвард Луспаронян, которая окончила тифлисскую армянскую женскую гимназию и носит стриженые волосы. Ее не любит и питает физическое отвращение к ее коротким волосам и легкомысленным шуткам другая учительница школы, ориорд Затикян. «Женщина прежде всего должна уметь себя держать»,— говорит она часто, намекая на шутки ориорд Нвард с г. Марукэ, к которому, если верить сплетникам, неравнодушна она сама.
Сидят они сейчас в учительской, представляющей собою комнату с полинялым от частого мытья полом, желтым потолком и двумя обращенными на улицу окнами; посередине комнаты стоит стол, покрытый зеленой скатертью, запачканной чернильными пятнами; на стене круглые большие часы, а между двух окон — огромный деревянный шкаф. Дверь выходит в переднюю, так что двор, где играют дети, остается позади: таким образом, учителя тут чувствуют себя в безопасности от шума и гвалта детей, что изводит Марукэ, но доставляет огромное удовольствие ориорд Нвард.
Зевает в стаканах желтый холодный чай. Скучно, ни у кого нет охоты: чай, чай, чай — изо дня в день одно и то же. Ориорд Нвард изводят разговоры ориорд Затикян о добродетели женщины, а плоские шутки ориорд Нвард почти терзают, насилуют уши и душу ориорд Затикян — не помогают ни слово, ни возмущение. Г-н Марукэ читает газету и смеется себе под нос над ориорд Затикян. Когда же он слышит дрожащий голос молодого учителя, просящего ориорд Нвард налить ему еще стакан чаю, он отрывает глаза от газеты и бросает на своего сослуживца холодный взгляд. Г-н Бюзанд Вардересян почти каждый день на большой перемене с удовольствием спорит с ориорд Затикян о морали, Он доволен собой, своим зычным голосом, а в особенности же ориорд Затикян, которая всегда соглашается с ним и всегда говорит, обращая взор на ориорд Нвард: «Правда, г. Бюзанд, люди, и в частности женщины, должны быть добродетельны и не увлекаться детским легкомыслием. Я вполне согласна с вами». Г-н Бюзанд же, довольный этим, с улыбкой на лице чистит свой большой наирский нос красным платком.
Раздается звонок, учителя и учительницы медленно, с трудом поднимаясь с мест, вновь направляются в классы продолжать занятия.
Когда ориорд Нвард заходит в класс, самый озорной и дерзкий из учеников, пользующийся в классе славой настоящего мужчины, косоглазый желтолицый Мисак Ованесян, или же, как его зовут товарищи, Косой, обычно сидит на парте или даже на учительском столе. В классе пыль, гул, дикий, но веселый хохот. «Опять ты взобрался на стол!» — острым, придушенным голосом кричит ориорд Нвард и бросается ловить Косого. Косой, перескакивая с парты на парту, добирается до дальнего угла и прячется под партой: «Простите, ориорд, простите!» — орет он оттуда. Хохот в классе усиливается и делается несносным. «Тише!» — ударяя рукой по столу и ногою об пол, исступленно кричит ориорд Нвард. На минуту в классе водворяется молчание. Ориорд Нвард подходит к учительскому столу и берет линейку: «Выходи немедленно!» — угрожающе поднимая линейку и быстро подходя к парте Косого, кричит ориорд Нвард. Но оказывается, что Косого уже там нет, он перебрался под парту в противоположном углу класса. Вновь поднимается хохот пуще прежнего. Ориорд Нвард от отчаяния чуть не падает в обморок. Когда же она бросает инстинктивно полные слез глаза на дверь и замечает коряво и криво выведенные на классной доске слова «Плешивая Нвард», то, потеряв самообладание, подбегает к учительскому столу, падает на стул и, зажав голову руками, начинает горько рыдать, словно девочка.
В классе наступает гробовое молчание, нарушаемое горьким глухим рыданием ориорд Нвард, так что даже Косой садится на свое место, движимый серьезностью момента. Все ученики смотрят либо вниз, на черные доски своих парт, либо, вперив холодные, полные животного страха детские глаза на вздрагивающие плечи и стриженые волосы ориорд Нвард, ожидают выхода из создавшегося положения.
Минуты две спустя ориорд Нвард внезапно срывается с места и легкими шагами, трепеща с ног до головы, устремляется к двери. Ученики догадываются, что ориорд
Нвард идет в учительскую за инспектором. «Бейте, ребята, Косого!» — кричит один из учеников, нарушив молчание. «Если придет инспектор, так достанется нам всем»,— продолжает сидящий с ним товарищ, тот самый, который больше всех гоготал и мысленно завидовал Косому. И вот сосед Косого, десяти двенадцатилетний Рябой Мукуч, подняв руку, уже собрался было ударить Косого по голове, как внезапно открывается дверь и входит г. Бюзанд, сердитый, со страшным видом, а вслед за ним, вытирая глаза, ориорд Нвард — усталая и бледная.
«Мкртыч Карапетян, выйди сюда!» — кричит г. Бюзанд, не успев войти в класс. Он заметил поднятую руку Рябого Мукуча, которая, если бы он опоздал, через секунду опустилась на голову Косого. С опущенной головой, покорный, трясясь всем телом от страха, выходит Рябой. «Мисак Ованесян,— кричит голосом еще более страшным г. Бюзанд,— выйди и ты!» Косой тоже выходит, почесывая пессимистически голову, и становится у классной доски. Весь класс, обуреваемый страхом, затаив дыхание, ждет конца.
«Этот самый?» — показывая на Косого, спрашивает г. Бюзанд. Ориорд Нвард взволнованно кивает головой: она не в силах говорить. «Медведь! — кричит г. Бюзанд, набрасываясь на него.— Я тебе покажу, я тебе глаза выколю!» И под треск ударов деревянной линейки быстро нанизывает одно за другим: «Балда, дурак, осленок, подлюга, босяк, шарлатан,— что мне делать с тобой?» — и опять удары и опять эпитеты. Затем дело доходит до Рябого Мукуча. Он тоже, получив свою долю художественных эпитетов и на голове своей сосчитав количество их, начинает выть так громко, что голос его доходит до ближайшей улицы. «Я их исключу, ориорд Нвард,— говорит г. Бюзанд, закончив первую часть своих обязанностей.— Извините меня, что они до сих пор еще в школе». «Пусть опять остаются, г. Бюзанд»,— просит ориорд трагическим голосом, устремив искрящиеся, довольные глаза на инспектора. «Как это можно исключать детей? Ведь это антипедагогично и недостойно просвещенного учителя»,— думает она про себя, но боится высказать вслух свое мнение г. Бюзанду. Однако неугомонный г. Бюзанд, приказав провинившимся ученикам немедленно отправиться домой и вызвать родителей, не ответив ни слова, выходит из класса. Ученики встают и продолжают стоять, пока ориорд Нвард драматическим голосом не говорит: «Садитесь!» «Раскройте книги,— говорит минуту спустя ориорд Нвард, потирая лоб.— Мартиросян, прочти!» — говорит она. И начинается в наирской школе урок — нудный и неинтересный. Голова ориорд Нвард ноет, и мысли в этой маленькой головке начинают холодно и монотонно зевать.
Солнце спускается с зенита. Около трех часов пополудни. Но у содержателя кофейни Сето не было еще ни одного посетителя. «Неудачный день, ночью спал на левом боку»,— думает он, сидя у Лавки, и крутит папиросу, чтоб отогнать сон. Качаясь и подрагивая плечом, подходит к нему Абомарш. Он наклеил на стекле двери своего магазина, как это принято в Европе, белую бумажку с надписью: «Пошел обедать». Этим культурным актом Абомарш сразу мог достичь двух целей: во-первых, он лишний раз подтверждал, что у него европейский магазин, во-вторых — показывал, что он сам, как истый европеец, обедает в четыре часа. Пусть он ни на грош товару не продал, но зато имеет возможность и умеет быть европейцем. «Эх, буйвол неповоротливый, что это ты сидишь на солнце, пойдем поиграем малость в карты!» — говорит он, подойдя к Телефону Сето. «Лучше поиграем в нарды — охоты нет играть в карты!» — отвечает Сето и, так как Абомарш не возражает, он также закрывает лавку, но не прикрепляет бумаги на двери, что идет обедать,— и оба направляются играть в нарды.
Когда они под руку, с видом людей, спасенных от скуки, входят в кафе-столовую Телефона Сето, встречают там соседей, играющих, в зависимости от настроения, в карты, домино или же нарды. Гробовщик Енок и Кинтоури Симон предпочли карты и вдвоем играют в бостон на арбуз. Их окружили Хаджи Онник Манукоф Эфенди, мелочник Погос Колопотян, Католик Симон, Бочка Николай; они живо обсуждают ходы игроков и
создают этим особую, напряженную атмосферу. Увлеченные общим настроением, Сето и Абомарш забывают о своем первоначальном намерении играть в нарды и присоединяются к ним.
Когда же начинает постепенно темнеть, по Лорис- Меликовской улице, по порядку, одна за другой, начинают закрываться лавки. Раньше всех закрывается в своей лавочке гробовщик Енок Карапетян и сам остается в ней. Сей почтенный наирянин, за неимением семьи, ночует в своей лавочке и спит в одном из изготовленных им гробов. Об этом знает весь город, и потому-то его в городе зовут Покойником Еноком. Дети же боятся его и не любят проходить мимо лавки гробовщика. Вслед за ним закрывает лавку содержатель кофейни Сето. У него также нет семьи,— он отправляется в городской сад совершить прогулку и выбрать себе невесту. За ним закрывает Хаджи Онник Манукоф Эфенди, а далее друг за другом— и остальные лавочники. Закрыв лавки, торгаши идут кто домой, кто в городской сад, кто опять же в кофейню Телефона Сето коротать там вечерние часы за картами либо следить за игрою других. И так постепенно начинает пустеть кругом, а безликая и бессмысленная темь, словно ленивая, зевающая старуха, спускается и восседает на улицах, и только местами тусклые, как миганье глаз, мерцающие огни показывают, что здесь испокон веков живет и блаженствует наирский городок...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ В НАИРИ
Впервой части настоящего романа я попытался представить читателю наирский город со всеми его древними и современными достопримечательностями, постарался воспроизвести нравы его обитателей, или, лучше сказать, его бытовой колорит, лишь в общих чертах и не так подробно, как видел этот наирский город я сам и каким он рисовался мне самому, знавшему этот город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Когда солнце поднимается высоко и с полудня начинает клониться к закату — сутолока в лавках на Лорис- Меликовской улице доходит до своего апогея. Возвращающимся с рынка крестьянам Хаджи продает мануфактуру, чай, сахар; цирюльник Васил их стрижет и бреет; в столовой «Европа» солдаты и крестьяне начинают есть борщ, а мелочные торговцы не успевают и вздохнуть: продают без конца иголки, нитки, замки, по четверке халву, деготь для фургона, спички Лапшина,—словом, все то, в чем имеет нужду человек в течение дня,— и богатеют: сын золотаря Иоаннеса Колопотян, плешивый Татос, Католик Симонага и остальные торгаши и лавочники. Один лишь бедный Абомарш стоит без дела и, вперив глаза в висящие по стенам его магазина разноцветные костюмы, ждет покупателя. Видимо, наиряне не понимают, что написанное на его вывеске и прикрепленное за ним «А бон марше» не что иное, как — добро пожаловать. Если бы они знали это — запросто заглядывали бы к нему, хотя бы и не для покупки. «Надобно надписи на вывесках переиначить на русский лад!» — говорит он себе и начинает придумывать подходящее название для новых вывесок.
В десять минут первого, после третьего урока, в учительской приходской школе, пользуясь большой переменой, завтракают учителя и учительницы. Одного из учителей зовут Бюзанд Вардересян. Ему под тридцать, кончил он Эчмиадзинскую академию и считается опытным педагогом. Армянский язык он изучил под руководством Манука Абегяна и гордится этим. У него длинные волосы, которые он аккуратно расчесывает, и коротенькая бородка... Преподает он армянский язык и пение. Одновременно он состоит инспектором школы. Второй учитель — известный уже нам г. Марукэ — преподает арифметику и русский язык. Третий — тоже из питомцев Эчмиадзин- ской академии, но значительно моложе. Любит он заниматься общественной деятельностью и намеревается в течение ближайшего лета читать ряд лекций, посвященных интересным и поучительным страницам армянской истории, организовать союз молодежи, одной из главнейших задач которого будет «распространение армянского языка среди обрусевших наирян». Парень он хороший,
много у него благих намерений, но, к сожалению, он неравнодушен к своей сослуживице ориорд Нвард Луспаронян, которая окончила тифлисскую армянскую женскую гимназию и носит стриженые волосы. Ее не любит и питает физическое отвращение к ее коротким волосам и легкомысленным шуткам другая учительница школы, ориорд Затикян. «Женщина прежде всего должна уметь себя держать»,— говорит она часто, намекая на шутки ориорд Нвард с г. Марукэ, к которому, если верить сплетникам, неравнодушна она сама.
Сидят они сейчас в учительской, представляющей собою комнату с полинялым от частого мытья полом, желтым потолком и двумя обращенными на улицу окнами; посередине комнаты стоит стол, покрытый зеленой скатертью, запачканной чернильными пятнами; на стене круглые большие часы, а между двух окон — огромный деревянный шкаф. Дверь выходит в переднюю, так что двор, где играют дети, остается позади: таким образом, учителя тут чувствуют себя в безопасности от шума и гвалта детей, что изводит Марукэ, но доставляет огромное удовольствие ориорд Нвард.
Зевает в стаканах желтый холодный чай. Скучно, ни у кого нет охоты: чай, чай, чай — изо дня в день одно и то же. Ориорд Нвард изводят разговоры ориорд Затикян о добродетели женщины, а плоские шутки ориорд Нвард почти терзают, насилуют уши и душу ориорд Затикян — не помогают ни слово, ни возмущение. Г-н Марукэ читает газету и смеется себе под нос над ориорд Затикян. Когда же он слышит дрожащий голос молодого учителя, просящего ориорд Нвард налить ему еще стакан чаю, он отрывает глаза от газеты и бросает на своего сослуживца холодный взгляд. Г-н Бюзанд Вардересян почти каждый день на большой перемене с удовольствием спорит с ориорд Затикян о морали, Он доволен собой, своим зычным голосом, а в особенности же ориорд Затикян, которая всегда соглашается с ним и всегда говорит, обращая взор на ориорд Нвард: «Правда, г. Бюзанд, люди, и в частности женщины, должны быть добродетельны и не увлекаться детским легкомыслием. Я вполне согласна с вами». Г-н Бюзанд же, довольный этим, с улыбкой на лице чистит свой большой наирский нос красным платком.
Раздается звонок, учителя и учительницы медленно, с трудом поднимаясь с мест, вновь направляются в классы продолжать занятия.
Когда ориорд Нвард заходит в класс, самый озорной и дерзкий из учеников, пользующийся в классе славой настоящего мужчины, косоглазый желтолицый Мисак Ованесян, или же, как его зовут товарищи, Косой, обычно сидит на парте или даже на учительском столе. В классе пыль, гул, дикий, но веселый хохот. «Опять ты взобрался на стол!» — острым, придушенным голосом кричит ориорд Нвард и бросается ловить Косого. Косой, перескакивая с парты на парту, добирается до дальнего угла и прячется под партой: «Простите, ориорд, простите!» — орет он оттуда. Хохот в классе усиливается и делается несносным. «Тише!» — ударяя рукой по столу и ногою об пол, исступленно кричит ориорд Нвард. На минуту в классе водворяется молчание. Ориорд Нвард подходит к учительскому столу и берет линейку: «Выходи немедленно!» — угрожающе поднимая линейку и быстро подходя к парте Косого, кричит ориорд Нвард. Но оказывается, что Косого уже там нет, он перебрался под парту в противоположном углу класса. Вновь поднимается хохот пуще прежнего. Ориорд Нвард от отчаяния чуть не падает в обморок. Когда же она бросает инстинктивно полные слез глаза на дверь и замечает коряво и криво выведенные на классной доске слова «Плешивая Нвард», то, потеряв самообладание, подбегает к учительскому столу, падает на стул и, зажав голову руками, начинает горько рыдать, словно девочка.
В классе наступает гробовое молчание, нарушаемое горьким глухим рыданием ориорд Нвард, так что даже Косой садится на свое место, движимый серьезностью момента. Все ученики смотрят либо вниз, на черные доски своих парт, либо, вперив холодные, полные животного страха детские глаза на вздрагивающие плечи и стриженые волосы ориорд Нвард, ожидают выхода из создавшегося положения.
Минуты две спустя ориорд Нвард внезапно срывается с места и легкими шагами, трепеща с ног до головы, устремляется к двери. Ученики догадываются, что ориорд
Нвард идет в учительскую за инспектором. «Бейте, ребята, Косого!» — кричит один из учеников, нарушив молчание. «Если придет инспектор, так достанется нам всем»,— продолжает сидящий с ним товарищ, тот самый, который больше всех гоготал и мысленно завидовал Косому. И вот сосед Косого, десяти двенадцатилетний Рябой Мукуч, подняв руку, уже собрался было ударить Косого по голове, как внезапно открывается дверь и входит г. Бюзанд, сердитый, со страшным видом, а вслед за ним, вытирая глаза, ориорд Нвард — усталая и бледная.
«Мкртыч Карапетян, выйди сюда!» — кричит г. Бюзанд, не успев войти в класс. Он заметил поднятую руку Рябого Мукуча, которая, если бы он опоздал, через секунду опустилась на голову Косого. С опущенной головой, покорный, трясясь всем телом от страха, выходит Рябой. «Мисак Ованесян,— кричит голосом еще более страшным г. Бюзанд,— выйди и ты!» Косой тоже выходит, почесывая пессимистически голову, и становится у классной доски. Весь класс, обуреваемый страхом, затаив дыхание, ждет конца.
«Этот самый?» — показывая на Косого, спрашивает г. Бюзанд. Ориорд Нвард взволнованно кивает головой: она не в силах говорить. «Медведь! — кричит г. Бюзанд, набрасываясь на него.— Я тебе покажу, я тебе глаза выколю!» И под треск ударов деревянной линейки быстро нанизывает одно за другим: «Балда, дурак, осленок, подлюга, босяк, шарлатан,— что мне делать с тобой?» — и опять удары и опять эпитеты. Затем дело доходит до Рябого Мукуча. Он тоже, получив свою долю художественных эпитетов и на голове своей сосчитав количество их, начинает выть так громко, что голос его доходит до ближайшей улицы. «Я их исключу, ориорд Нвард,— говорит г. Бюзанд, закончив первую часть своих обязанностей.— Извините меня, что они до сих пор еще в школе». «Пусть опять остаются, г. Бюзанд»,— просит ориорд трагическим голосом, устремив искрящиеся, довольные глаза на инспектора. «Как это можно исключать детей? Ведь это антипедагогично и недостойно просвещенного учителя»,— думает она про себя, но боится высказать вслух свое мнение г. Бюзанду. Однако неугомонный г. Бюзанд, приказав провинившимся ученикам немедленно отправиться домой и вызвать родителей, не ответив ни слова, выходит из класса. Ученики встают и продолжают стоять, пока ориорд Нвард драматическим голосом не говорит: «Садитесь!» «Раскройте книги,— говорит минуту спустя ориорд Нвард, потирая лоб.— Мартиросян, прочти!» — говорит она. И начинается в наирской школе урок — нудный и неинтересный. Голова ориорд Нвард ноет, и мысли в этой маленькой головке начинают холодно и монотонно зевать.
Солнце спускается с зенита. Около трех часов пополудни. Но у содержателя кофейни Сето не было еще ни одного посетителя. «Неудачный день, ночью спал на левом боку»,— думает он, сидя у Лавки, и крутит папиросу, чтоб отогнать сон. Качаясь и подрагивая плечом, подходит к нему Абомарш. Он наклеил на стекле двери своего магазина, как это принято в Европе, белую бумажку с надписью: «Пошел обедать». Этим культурным актом Абомарш сразу мог достичь двух целей: во-первых, он лишний раз подтверждал, что у него европейский магазин, во-вторых — показывал, что он сам, как истый европеец, обедает в четыре часа. Пусть он ни на грош товару не продал, но зато имеет возможность и умеет быть европейцем. «Эх, буйвол неповоротливый, что это ты сидишь на солнце, пойдем поиграем малость в карты!» — говорит он, подойдя к Телефону Сето. «Лучше поиграем в нарды — охоты нет играть в карты!» — отвечает Сето и, так как Абомарш не возражает, он также закрывает лавку, но не прикрепляет бумаги на двери, что идет обедать,— и оба направляются играть в нарды.
Когда они под руку, с видом людей, спасенных от скуки, входят в кафе-столовую Телефона Сето, встречают там соседей, играющих, в зависимости от настроения, в карты, домино или же нарды. Гробовщик Енок и Кинтоури Симон предпочли карты и вдвоем играют в бостон на арбуз. Их окружили Хаджи Онник Манукоф Эфенди, мелочник Погос Колопотян, Католик Симон, Бочка Николай; они живо обсуждают ходы игроков и
создают этим особую, напряженную атмосферу. Увлеченные общим настроением, Сето и Абомарш забывают о своем первоначальном намерении играть в нарды и присоединяются к ним.
Когда же начинает постепенно темнеть, по Лорис- Меликовской улице, по порядку, одна за другой, начинают закрываться лавки. Раньше всех закрывается в своей лавочке гробовщик Енок Карапетян и сам остается в ней. Сей почтенный наирянин, за неимением семьи, ночует в своей лавочке и спит в одном из изготовленных им гробов. Об этом знает весь город, и потому-то его в городе зовут Покойником Еноком. Дети же боятся его и не любят проходить мимо лавки гробовщика. Вслед за ним закрывает лавку содержатель кофейни Сето. У него также нет семьи,— он отправляется в городской сад совершить прогулку и выбрать себе невесту. За ним закрывает Хаджи Онник Манукоф Эфенди, а далее друг за другом— и остальные лавочники. Закрыв лавки, торгаши идут кто домой, кто в городской сад, кто опять же в кофейню Телефона Сето коротать там вечерние часы за картами либо следить за игрою других. И так постепенно начинает пустеть кругом, а безликая и бессмысленная темь, словно ленивая, зевающая старуха, спускается и восседает на улицах, и только местами тусклые, как миганье глаз, мерцающие огни показывают, что здесь испокон веков живет и блаженствует наирский городок...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ В НАИРИ
Впервой части настоящего романа я попытался представить читателю наирский город со всеми его древними и современными достопримечательностями, постарался воспроизвести нравы его обитателей, или, лучше сказать, его бытовой колорит, лишь в общих чертах и не так подробно, как видел этот наирский город я сам и каким он рисовался мне самому, знавшему этот город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25