Марукэ (Марукэ Драстаматяна), и они проступали на объявлениях в виде головок гвоздя, с самого начала склоняя почтенных наирян к мысли, что необходимо бить по этим головкам. Вытекающее из этих писаний в известной степени «импрессионистическое» желание углубилось еще более в сердцах наирян спустя день, когда в городе стали распространяться вышеупомянутые слухи, связанные с темным местом. Рассказывали,, что эти слухи распространяет г. Марукэ; как мы уже заметили, нашлись люди, полагавшие, что в распространении этих слухов замешан также и т. Вародян, тот самый т. Вародян, который, как вы знаете, с давних пор был членом Местного Комитета и личным другом Амо Амбарцумовича. Мы не знаем, был ли замешан в распространении тех слухов т. Вародян, но факт остается фактом, и факт этот заключался в том, что имя т. Вародяна было найдено в каком-то известном списке — собственно, не известном, а тайном, ставшем известным благодаря Каро Дараяну, этому «ветрогону»-наирянину. Ну, вот, извольте понять что-нибудь отсюда! Однако это еще не все. Дело в том, что, как говорили, список этот был неполный, из него было вырвано четыре листа, и вокруг этих четырех листов Каро Дараян на всех собраниях поднимал невероятную бучу. Наконец, вольно было Каро Дараяну орать сколько ему угодно, но почему же он связывал эти свои крики с именем Амо Амбарцумовича — Мазута Амо? Если бы вы послушали г. Марукэ, то выходило, будто исчезновение первых четырех листов этого известного, то есть тайного, списка было делом рук Амо Амбарцумовича и врача, Сергея Каспарыча. Но кто бы мог поверить г. Марукэ? О нет, мы не верим подобным наговорам, хотя — мне доподлинно известно — даже т. Вародян по этому поводу в известных кругах сделал довольно-таки двусмысленные заявления. Но на минуту допустим, что заключения Марукэ имели основания,— возникает вопрос: почему же тогда Мазут Амо и врач Сергей Каспарыч (если только исчезновение четырех листов было делом их рук) в списке оставили пятый лист, на котором значилось имя их личного друга, члена Местного Комитета — т. Вародяна? Непонятное дело! И потом — чем должен был быть заинтересован т. Вародян, делая такие заявления? Неужели он мог быть заинтересован в дискредитировании своих личных друзей, вместе с ним заседавших в Местном Комитете? Конечно нет,— скажет всякий рассудительный человек,— не мог быть заинтересован в этом т. Вародян, как бы он ни был оскорблен обнаружением известного списка. Мы с уверенностью утверждаем это, тем более что неделю спустя Местный Комитет категорически объявил результатом недоразумения историю нахождения в известном, то есть тайном, списке имени т. Вародяна. Да, именно, неделю спустя Местный Комитет за своей почтенной подписью довел до всеобщего сведения, что в списке была найдена фамилия не Вародяна, а Барутяна и что этот Барутян ничего общего не имеет с более чем известным всем т. Вародяном. И спустя день после выхода в свет этого объявления,— лишнее доказательство того, что злонамеренные потуги г. Марукэ, рассчитанные на дискредитирование доброго имени т. Вародяна, оказались тщетными,— т. Вародян был назначен начальником милиции города и области, и первое, чем занялся в милиции т. Вародян, были розыски исчезнувшего трупа Каро Дараяна. Говорим— трупа, так как за два дня до вступления т. Вародяна в отправление своих обязанностей в городе неожиданно распространилась весть, что Каро Дараян (который незадолго до того был выбран комиссаром войск области) убит в четыре часа ночи неизвестными злоумышленниками. На берегу реки, на льду (река поздно вскрывалась в этом наирском городе) милиция набрела на ужасные следы крови... Но мы забежали вперед и не досказали всего того, что знаем о тех известных, то есть тайных, списках. То была таинственная и темная история, читатель, и мы не можем не привести тут всего, что мы слышали и что нам известно.
Как сказали мы выше, историю исчезновения четырех листов из известного (тайного) списка совершенно непостижимым для нас образом люди связывали с вопросом о том, куда пошли Амо Амбарцумович и врач, выйдя от уездного начальника ночью второго марта. Вот вопрос, который в продолжение целой недели служил предметом различных шушуканий для пустых (как выражался Хаджи Онник Эфенди) обывателей города и, в первую очередь, для г. Марукэ. Но мы должны чистосердечно признаться, что до последнего момента не придавали никакого значения злокозненным шушуканьям г. Марукэ, и ты, читатель, не прочитал бы этих моих строк теперь, если б вскоре не рассеяло эту нашу глубокую уверенность одно, на наш взгляд, чрезвычайно веское обстоятельство. Дело в том, что Каро Дараян за несколько дней до своей трагической кончины в моем, автора, присутствии, на одном довольно-таки многолюдном собрании заявил, что он видел в тот вечер, вернее — второго марта, приблизительно часа в два ночи, Амо Амбарцумовича и врача, выходившими из пятиэтажного здания вместе с агентом темного места. Невольно напрашивается вопрос: что делали в этом почтенном месте в столь поздний час Амо Амбарцумович и Сергей Каспарыч?..
Помню, когда Каро Дараян задал этот вопрос Амо Амбарцумовичу, в зале, где происходило собрание, водворилось гробовое молчание, страшное изумление... Все, словно окаменев, ждали ответа Амо Амбарцумовича. Казалось, вот-вот, подобно израильскому Иегове или греческому Зевсу, воспламенится Амо Амбарцумович, этот, мы бы сказали, наирский Арамазд (Юпитер); подобно израильскому Иегове или греческому Зевсу, начнет он
метать гром и молнии на голову этого ничтожного, жалкого создания, осмелившегося взять под сомнение революционную девственность Амо Амбарцумовича Асатурова, председателя Местного Комитета. Но,—- представляете вы себе? — молния не засверкала, не поднялась буря и не разразилась гроза, а, выражаясь фигурально, стал моросить умиротворяющий дождь, небесная свежесть: из глаз наирского Юпитера потекли слезы горечи... Приклонив седую голову на стол президиума (в том собрании Амо Амбарцумович был членом президиума), горько-горько зарыдал Мазут Амо — и весь зал, где присутствовало значительное число солдат и несколько вокзальных башибузуков, где присутствовал также — о, позор! — г. Марукэ, да, весь зал, окаменев, с затаенным дыханием смотрел на вздрагивающую от рыданий седую голову Мазута Амо. «Факты! Факты!» — вскочив с места, придушенным голосом вопрошал сквозь рыдания Мазут Амо.
Но фактов не было; было лишь темное подозрение. Единственное, что походило на факт, был известный, то есть тайный, список, находившийся в руках Каро Дараяна, четыре листа из которого, как мы знаем уже, были вырваны какой-то неизвестной рукой. Но возможно ли, опираясь на эти несуществующие страницы, пригвоздить к позорному столбу, взять под сомнение революционную девственность такого почтенного наирянина, такого седовласого революционера? «Факты!» — вопрошал придушенным от слез страдальческим голосом Амо Амбарцумович, и только молчание и удивление были ответом на жаждущие правды, душераздирающие вопли Амо Амбарцумовича... Таково было положение, читатель: фактов не было, было лишь темное подозрение. Излагаю так, как я видел и слышал, не делая никаких выводов: делай их ты, читатель! В этом темном, непонятном, непостижимом деле мы, подобно Пилату, умываем наши руки. Замечу лишь, что за неимением фактов Амо Амбарцумович был оправдан. Впоследствии он даже говорил, что будь жив Каро Дараян, он бы его привлек к ответственности, перед лицом революционного суда потребовал бы он у Дараяна удовлетворения за оскорбленную честь, но, к сожалению, Каро Дараян столь неожиданно погиб от рук неизвестных злоумышленников, что Амо Амбарцумович так и остался неудовлетворенным.
Да, темные, подозрительные, таинственные происшествия имели место в течение той недели в наирском городе, и из этих происшествий самое темное, самое подозрительное была смерть Каро Дараяна, его неожиданное убийство неизвестными злоумышленниками. И напрасно прилагал все усилия, выбивался из сил, разыскивал труп и убийц начальник милиции т. Вародян,— они не нашлись. Мало того, не только не нашлись они (то есть труп Каро Дараяна и убийцы Дараяна), но вскоре исчез, неизвестно куда делся из этого наирского города г. Марукэ. По предположениям т. Вародяна, исчезновение г. Марукэ должно было иметь известную связь с убийством Каро Дараяна. Но это предположение так и осталось предположением и не могло рассеяться, покуда не будет найден г. Марукэ. Но куда мог деться г. Марукэ, — об этом было известно лишь ему и учительнице приходской школы, хорошо нам известной из первой части моего романа, ориорд Сато, которая больше недели как организовала какие-то вечерние курсы в каком-то подозрительном месте поблизости от вокзала, где она занималась с вокзальными башибузуками, то есть с железнодорожными рабочими, регулярно по одному часу в день, по праздникам же — по два и даже по три часа. Об этом, конечно, никто ничего не знал. Не знал даже сам т. Вародян. И вот эта самая ориорд Сато отныне заняла место г. Марукэ по части распространения в городе всевозможных вздорных и подозрительных слухов. Однако между ориорд Сато и г. Марукэ была существенная разница: прежде всего ориорд Сато была женщиной, а г. Марукэ — мужчиной (самая существенная разница!); и затем — что, быть может, еще важнее (в этом вопросе наше мнение отличается от мнения Хаджи Онника Эфенди) — ориорд Сато была осторожнее и хитрее г. Марукэ. Факты нужны вам? А вот хоть бы тот факт, что никто не знал настоящего источника целого ряда темных и ответственных слухов, распространяемых ориорд Сато. Она так ловко маскировала их, что первоначальный источник (то есть сама ориорд Сато) оставался, как говорится, в тени, невыясненным. В этом и крылась причина того, что, невзирая на прилагаемые т. Вародяном сверхчеловеческие усилия, ему, т. Вародяну, так и не удалось предотвратить повторение этих слухов. А кто же мог быть более заинтересован в этом деле, как не сам начальник милиции? Например, источник, распространявший небылицы, породил в городе такой слух, от которого даже волосы т. Вародяна, как говорится, стали дыбом. Источник этот о смерти Каро Дараяна утверждал, что начальник милиции напрасно столь энергично разыскивает убийц Дараяна... Г-н начальник милиции мог бы найти убийц Дараяна... не так далеко от себя, если только не в себе самом!.. Вот до чего были наглы слухи, порождаемые этим неиссякаемым источником лжи, и ему, этому источнику, очень дорого бы стоило подобное преступление, если бы он попал в руки революционной власти, то есть в руки т. Вародяна.
Мало того. Этот источник лжи распространял слухи, будто вновь утвердившаяся в городе революционная власть, то есть Местный Комитет в лице Амо Амбарцумовича, врача, т. Вародяна и других, освободила из-под ареста уездного начальника, полицмейстера и начальника темного места! Не тот ли самый источник пустил в оборот другую, не менее бессовестную клевету о том, будто комендант города (длинный офицер) скрывается на квартире самого Амо Амбарцумовича? Вот каковы были слухи, распространяемые после смерти Каро Дараяна и исчезновения г. Марукэ этим источником низких провокаций (так называл подобные деяния т. Вародян), и эти слухи до того нервировали и беспокоили революционную власть в городе (Местный Комитет), что она вынуждена была в конце концов обширным извещением официально опровергнуть распространяемые в городе провокационные слухи, целью коих — как было сказано в извещении — было расшатать основы только что утвердившейся народной власти и восстановить подлый режим царизма! Так было сказано в извещении. Далее в этом извещении все распространители подобных провокаций объявлялись врагами народа и низкими царскими наемниками, а в самом конце его было сказано, что действительно усилиями врагов революции и целого ряда царских наемников бежали из тюрьмы уездный начальник, полицмейстер, начальник темного места и комендант города, однако стараниями революционной власти (читай — Местного Комитета) и решительными мерами враги народа найдены и вновь водворены в тюрьму. И подлинно, названные выше лица вновь были арестованы и вновь заключены, но... «В какую тюрьму?» — ехидно спрашивала ориорд Сато. И сама же отвечала: «В военную тюрьму». Ну, что же из того, что в военную, какая разница? — мог бы спросить наивный собеседник, и если бы так говорил наивный собеседник, ориорд Сато вновь открыла бы свой мешок лжи и быстро-быстро забросала бы своего собеседника замысловатыми и многозначительными фразами, прикрытыми словами, вроде — «как передают», «говорят» и пр. Невероятный был язык у этой стриженой «девы», чья девственность давно была взята под сомнение т. Вародяном. Знала она, с кем каким языком надлежало говорить. Как рассказывали в городе, ориорд Сато походила «на воду под соломой»:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Как сказали мы выше, историю исчезновения четырех листов из известного (тайного) списка совершенно непостижимым для нас образом люди связывали с вопросом о том, куда пошли Амо Амбарцумович и врач, выйдя от уездного начальника ночью второго марта. Вот вопрос, который в продолжение целой недели служил предметом различных шушуканий для пустых (как выражался Хаджи Онник Эфенди) обывателей города и, в первую очередь, для г. Марукэ. Но мы должны чистосердечно признаться, что до последнего момента не придавали никакого значения злокозненным шушуканьям г. Марукэ, и ты, читатель, не прочитал бы этих моих строк теперь, если б вскоре не рассеяло эту нашу глубокую уверенность одно, на наш взгляд, чрезвычайно веское обстоятельство. Дело в том, что Каро Дараян за несколько дней до своей трагической кончины в моем, автора, присутствии, на одном довольно-таки многолюдном собрании заявил, что он видел в тот вечер, вернее — второго марта, приблизительно часа в два ночи, Амо Амбарцумовича и врача, выходившими из пятиэтажного здания вместе с агентом темного места. Невольно напрашивается вопрос: что делали в этом почтенном месте в столь поздний час Амо Амбарцумович и Сергей Каспарыч?..
Помню, когда Каро Дараян задал этот вопрос Амо Амбарцумовичу, в зале, где происходило собрание, водворилось гробовое молчание, страшное изумление... Все, словно окаменев, ждали ответа Амо Амбарцумовича. Казалось, вот-вот, подобно израильскому Иегове или греческому Зевсу, воспламенится Амо Амбарцумович, этот, мы бы сказали, наирский Арамазд (Юпитер); подобно израильскому Иегове или греческому Зевсу, начнет он
метать гром и молнии на голову этого ничтожного, жалкого создания, осмелившегося взять под сомнение революционную девственность Амо Амбарцумовича Асатурова, председателя Местного Комитета. Но,—- представляете вы себе? — молния не засверкала, не поднялась буря и не разразилась гроза, а, выражаясь фигурально, стал моросить умиротворяющий дождь, небесная свежесть: из глаз наирского Юпитера потекли слезы горечи... Приклонив седую голову на стол президиума (в том собрании Амо Амбарцумович был членом президиума), горько-горько зарыдал Мазут Амо — и весь зал, где присутствовало значительное число солдат и несколько вокзальных башибузуков, где присутствовал также — о, позор! — г. Марукэ, да, весь зал, окаменев, с затаенным дыханием смотрел на вздрагивающую от рыданий седую голову Мазута Амо. «Факты! Факты!» — вскочив с места, придушенным голосом вопрошал сквозь рыдания Мазут Амо.
Но фактов не было; было лишь темное подозрение. Единственное, что походило на факт, был известный, то есть тайный, список, находившийся в руках Каро Дараяна, четыре листа из которого, как мы знаем уже, были вырваны какой-то неизвестной рукой. Но возможно ли, опираясь на эти несуществующие страницы, пригвоздить к позорному столбу, взять под сомнение революционную девственность такого почтенного наирянина, такого седовласого революционера? «Факты!» — вопрошал придушенным от слез страдальческим голосом Амо Амбарцумович, и только молчание и удивление были ответом на жаждущие правды, душераздирающие вопли Амо Амбарцумовича... Таково было положение, читатель: фактов не было, было лишь темное подозрение. Излагаю так, как я видел и слышал, не делая никаких выводов: делай их ты, читатель! В этом темном, непонятном, непостижимом деле мы, подобно Пилату, умываем наши руки. Замечу лишь, что за неимением фактов Амо Амбарцумович был оправдан. Впоследствии он даже говорил, что будь жив Каро Дараян, он бы его привлек к ответственности, перед лицом революционного суда потребовал бы он у Дараяна удовлетворения за оскорбленную честь, но, к сожалению, Каро Дараян столь неожиданно погиб от рук неизвестных злоумышленников, что Амо Амбарцумович так и остался неудовлетворенным.
Да, темные, подозрительные, таинственные происшествия имели место в течение той недели в наирском городе, и из этих происшествий самое темное, самое подозрительное была смерть Каро Дараяна, его неожиданное убийство неизвестными злоумышленниками. И напрасно прилагал все усилия, выбивался из сил, разыскивал труп и убийц начальник милиции т. Вародян,— они не нашлись. Мало того, не только не нашлись они (то есть труп Каро Дараяна и убийцы Дараяна), но вскоре исчез, неизвестно куда делся из этого наирского города г. Марукэ. По предположениям т. Вародяна, исчезновение г. Марукэ должно было иметь известную связь с убийством Каро Дараяна. Но это предположение так и осталось предположением и не могло рассеяться, покуда не будет найден г. Марукэ. Но куда мог деться г. Марукэ, — об этом было известно лишь ему и учительнице приходской школы, хорошо нам известной из первой части моего романа, ориорд Сато, которая больше недели как организовала какие-то вечерние курсы в каком-то подозрительном месте поблизости от вокзала, где она занималась с вокзальными башибузуками, то есть с железнодорожными рабочими, регулярно по одному часу в день, по праздникам же — по два и даже по три часа. Об этом, конечно, никто ничего не знал. Не знал даже сам т. Вародян. И вот эта самая ориорд Сато отныне заняла место г. Марукэ по части распространения в городе всевозможных вздорных и подозрительных слухов. Однако между ориорд Сато и г. Марукэ была существенная разница: прежде всего ориорд Сато была женщиной, а г. Марукэ — мужчиной (самая существенная разница!); и затем — что, быть может, еще важнее (в этом вопросе наше мнение отличается от мнения Хаджи Онника Эфенди) — ориорд Сато была осторожнее и хитрее г. Марукэ. Факты нужны вам? А вот хоть бы тот факт, что никто не знал настоящего источника целого ряда темных и ответственных слухов, распространяемых ориорд Сато. Она так ловко маскировала их, что первоначальный источник (то есть сама ориорд Сато) оставался, как говорится, в тени, невыясненным. В этом и крылась причина того, что, невзирая на прилагаемые т. Вародяном сверхчеловеческие усилия, ему, т. Вародяну, так и не удалось предотвратить повторение этих слухов. А кто же мог быть более заинтересован в этом деле, как не сам начальник милиции? Например, источник, распространявший небылицы, породил в городе такой слух, от которого даже волосы т. Вародяна, как говорится, стали дыбом. Источник этот о смерти Каро Дараяна утверждал, что начальник милиции напрасно столь энергично разыскивает убийц Дараяна... Г-н начальник милиции мог бы найти убийц Дараяна... не так далеко от себя, если только не в себе самом!.. Вот до чего были наглы слухи, порождаемые этим неиссякаемым источником лжи, и ему, этому источнику, очень дорого бы стоило подобное преступление, если бы он попал в руки революционной власти, то есть в руки т. Вародяна.
Мало того. Этот источник лжи распространял слухи, будто вновь утвердившаяся в городе революционная власть, то есть Местный Комитет в лице Амо Амбарцумовича, врача, т. Вародяна и других, освободила из-под ареста уездного начальника, полицмейстера и начальника темного места! Не тот ли самый источник пустил в оборот другую, не менее бессовестную клевету о том, будто комендант города (длинный офицер) скрывается на квартире самого Амо Амбарцумовича? Вот каковы были слухи, распространяемые после смерти Каро Дараяна и исчезновения г. Марукэ этим источником низких провокаций (так называл подобные деяния т. Вародян), и эти слухи до того нервировали и беспокоили революционную власть в городе (Местный Комитет), что она вынуждена была в конце концов обширным извещением официально опровергнуть распространяемые в городе провокационные слухи, целью коих — как было сказано в извещении — было расшатать основы только что утвердившейся народной власти и восстановить подлый режим царизма! Так было сказано в извещении. Далее в этом извещении все распространители подобных провокаций объявлялись врагами народа и низкими царскими наемниками, а в самом конце его было сказано, что действительно усилиями врагов революции и целого ряда царских наемников бежали из тюрьмы уездный начальник, полицмейстер, начальник темного места и комендант города, однако стараниями революционной власти (читай — Местного Комитета) и решительными мерами враги народа найдены и вновь водворены в тюрьму. И подлинно, названные выше лица вновь были арестованы и вновь заключены, но... «В какую тюрьму?» — ехидно спрашивала ориорд Сато. И сама же отвечала: «В военную тюрьму». Ну, что же из того, что в военную, какая разница? — мог бы спросить наивный собеседник, и если бы так говорил наивный собеседник, ориорд Сато вновь открыла бы свой мешок лжи и быстро-быстро забросала бы своего собеседника замысловатыми и многозначительными фразами, прикрытыми словами, вроде — «как передают», «говорят» и пр. Невероятный был язык у этой стриженой «девы», чья девственность давно была взята под сомнение т. Вародяном. Знала она, с кем каким языком надлежало говорить. Как рассказывали в городе, ориорд Сато походила «на воду под соломой»:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25