босой и голый, он добрался до города и по счастливой случайности нашел приют в этом, находящемся у церкви, домике. Жил Тато из Муша в домике этом и ничего не замечал. Но вот однажды встречается на базаре с одним из своих земляков, недавно приехавшим с далекой родины. Рассказывает тот ему страшные вещи. Рассказ все о том же — резня, резня и резня, ^изнасилованные женщины, пропавшие дети. Затем — бегство, чужбина, беспросветная нужда. Слушает его Тато из Муша и вспоминает свое,— вспоминает жену, детей. Заходят они вместе в кабак и начинают пить горькую, отдающую кровью наирскую водку. Тато начинает рассказывать приятелю о городе. Выходят они, качаясь, из кабака и видят крепость, мост Вардана, церковь Апостолов. Говорит ему приятель, что настанет день, когда вновь воспрянет и вырвется из тьмы дух наирский и грозно обрушится на голову врага железная месть. Этак беседуя, приходят они в домик Тато и ложатся спать. Но вот среди ночи Тато кажется, что кто-то зовет его сладким голосом. Зовет его кто-то из погреба. Встает Тато, будит товарища, и они вместе, при свете лампы, спускаются вниз в сырой, душный страшный погреб. На минуту они остановились, поражен из-за земли, снизу, внятно и отчетливо. Глядят вниз, а там, думали, что это дверь. Тато ставит ногу на мельничный камень — перед ними открывается темное подземелье, откуда несется густой влажный ветер. Смотрят — ступеньки. Берут лампу и спускаются. Вот кончаются ступеньки, и перед ними темный ход. Идут по нему, идут долго — ход расширяется. Но вот вновь ступеньки. Поднимаются по ним — и вдруг... они стоят в церкви Апостолов. Вот амвон, ризница, вот темно-голубой занавес с золотым крестом на нем. Вот купель, в которой крестят детей... Теряются в догадках. Подходят к дверям, хотят выйти — они заперты. От страха бегут назад. Идут по тем же ходам, идут долго, и вновь — ступеньки. И вдруг над головами, внизу, вокруг — отовсюду слышат глухое журчанье воды. Поднимаются по ступенькам и выходят... Чуть не потухает лампа от ветра и сырости. Где они? Не понимают. Чувствуют лишь, что стоят на какой-то возвышенности. Внизу — река, несущаяся со страшным ревом, наверху — небо; темная, сырая ночь. И видит Тато, что они стоят на остатках холмообразной стены, посредине реки. Мост — местные жители называют — мост Вардана. Из недр вод несутся песни ведьм: песни ли то или шум воды? И внизу, в густой, непроницаемой мгле извивается блестящая змея — добрый дух моста. Из ревущих вод выходят и оглушают зычным ревом водяные буйволы — страшно, жутко... Стремглав бросаются приятели вниз, бегут, и вот вновь — ступеньки. Их не счесть, так много их!.. Взбираются по ним долго, долго, и вот опять вышли наружу. Кругом небо, звездный туман. Внизу— верно, город: мерцают желтые, пугливые огни. Далеко, далеко слышно глухое, печальное журчанье воды. Под их ногами крепость: каменные сундуки спят сном тяжелым, страшным. Стоят они на высочайшей башне крепости; дует стремительный, пронизывающий холодный ветер, и совсем близко развевается кусок тряпки — знамя крепости. Жаль — темно. Будь день — увидели бы они на желтом полотне двуглавого орла — златотканое страшилище. Но темно, ночь — не видно. Дует свирепый ветер, сбивает с ног — вот-вот упадут. Что они там застряли, чего им надо? Обезумевшие от ужаса, бросаются вновь к ступенькам, спускаются вниз, попадают в подземные ходы и бегут, еле переводя дух. И, вспотевшие, внезапно, как бы случайно, попадают опять в свое подземелье; взбираются в комнатушку Тато и засыпают мертвецки. Спят они сном горьким, тяжелым, но просыпаются утром бодрые, воодушевленные. Рассказывают про происшествие всем — и все диву даются. Находятся люди, которые это случайное событие считают таинственным знамением, началом бдения. Близок, говорили они, час возрождения. И вызвали они Тато и его друга и строжайше запретили рассказывать об этом кому бы то ни было. Но теперь, по прошествии двадцати — двадцати пяти лет после того знаменательного события, о ходах и ступеньках в церкви Апостолов и в мосту Вардана знают все — даже дети. Об этом, конечно, не говорят, строжайше запрещено говорить об этом. Забыл я сказать, что, когда по неосторожности Тато и его друга правительство узнало тайну о церкви Апостолов, оно отняло у наирян церковь, а Тато и его друга сослало в Сибирь, где они и погибли в мрачных казематах. Вот что представляет собой церковь Апостолов! Забыл я сказать также и о том, что, кроме упомянутых выше чудес, в церкви Апостолов похоронены наирские цари, и когда, после наложения ареста на церковь, разобрали пол церкви — внизу, под каменной плитой нашли уйму сокровищ...
Эх, читатель, история эта давно минувшая и темная — всего не расскажешь. Цари наирские были мудрые, хитрые, богатые и гордые: таких царей ныне нет. Мудрые, хитрые, богатые и гордые — они, к сожалению, были себялюбцы и драчуны.,. Если бы не это, почему должно было погибнуть их государство и превратиться в развалины страна Наири?.. Куда делись ныне чародеи наиряне, где тысячелетняя Наири?.. Нет их, ничего не осталось ныне. Даже этот сохранившийся древний наирский чудо-город, в прошлом считавшийся тронным, мать- городом, стародавним центром, ныне превратился в отсталое уездное логовище, куда ссылают из столиц на поселение уличенных в злоупотреблениях разбойников- чиновников...
Описав три древних чуда города, мы перейдем к новым его чудесам. Этак мы постепенно подойдем к обыденной жизни, и мало-помалу предстанут перед нами живущие ныне в этом древнем городе все значительные и незначительные наиряне.
Самая большая новость ненаирского происхождения, показавшаяся местному населению вначале непонятной,— это железная дорога, проложенная в пору владычества русских — лет двадцать назад. Больше половины населения и по сию пору помнит тот незабвенный день, когда по железной дороге, проложенной из неведомых далей до этого города, впервые подошел к новому вокзалу поезд. Были шумные пиршества, царила радость. Находились люди, которые от удивления и восторга лишались способности говорить — отнялся у них язык. Многие помнят даже такие интересные подробности, как то, что паровоз был украшен зеленью и цветами, а над фонарем развевался флаг с золотистым двуглавым орлом. С какой помпой и весельем подошел поезд к городской станции, где собралось почти все население города — радостное, в праздничных нарядах — встретить поезд. У станции играл военный оркестр; приветствовали поезд именитые наиряне и высокопоставленные чиновники: уездный начальник, его помощник, начальник военного управления, генерал Алеш, отец Мазута Амо — Аракелага,— можно ли забыть обо всем этом?.. Несмотря, однако, на то, что с этого примечательного дня прошло двадцать — двадцать два года, несмотря, повторяем, на эти длинные-предлинные двадцать—двадцать два года,— и доселе можно найти в городе очень и очень много честных и нечестных наирян, которые — представляете вы себе? — не только не ездили в поезде, но даже смотрят на паровоз как на некую диковину. Например, известному во всем .городе гробовщику Еноку и сейчас кажется удивительным, как это люди, не прибегая к помощи волов и лошадей, сидя в вагоне, передвигаются с места на место по неодушевленному железу. И до сей поры по воскресным дням можно встретить двух почтенных наирян, которые, совершая свой воскресный моцион (после городского сада, железнодорожная станция служила вторым местом для гулянья в этом наирском городе), стоят перед полот-" ном железной дороги, занятые следующей беседой:
— Посмотрите-ка, что только не делает эта чертова кукла русский! — говорит один, лениво ударяя ногой о железный рельс и с масленой улыбкой на лице слушая приятный звук рельса.
— Куда можно выйти, ежели этак поедешь?..
— Куда хочешь, туда и поедешь,— отвечает другой.
— В Московию выедешь?
— Ну да, конечно.
— А в Киив?..
— Можно и в Киив...
И наступает благоговейное молчание и удивление.
Вторая новость, также ненаирского происхождения, перед которой так благоговеют все горожане без исключения и коей обычно так восторгается учитель приходской школы Драстаматян,— это то пятиэтажное гигантское здание, что стоит посредине города, точно чудовищное величие, каменное благоговение. Да, именно каменное благоговение, ибо здание это, кроме своих гигантских размеров, замечательно еще благодаря иному, более существенному — весьма существенному обстоятельству: тут, в этом единственном строении сосредоточены наиболее влиятельные учреждения не только города, но и уезда. Тут сидят: уездный начальник, полицмейстер, здесь находится уездное воинское присутствие, в этом же здании находятся, наконец, почта-телеграф и государственное казначейство. И все же не мог всего сосчитать. Забыл самое необходимое учреждение — то, без которого это легендарное здание утратило бы добрую половину своей прелести и в особенности своей устрашающей важности... Дело в том, что в первом этаже этого пятиэтажного здания, в самом конце коридора, можно сказать, в самой заброшенной части здания, есть комнатушка... Боже упаси, читатель, туда попасть: раз попав — больше не выйдешь оттуда. Темное место — так называют горожане эту комнату, хотя комната и достаточно светлая — имеет два окна и три электрические лампочки. Закрепило за комнатой эту таинственную репутацию не отсутствие света, а, кажется, то обстоятельство, что у перешагнувшего через порог этой комнаты от ужаса темнеет в глазах. Вот особенность этой таинственной комнаты, дорогой читатель,.. И в значительной степени этой комнате нужно приписать то таинственное уважение, которое чувствует всякий горожанин, проходящий мимо этого здания. И не з этом ли нужно искать причину того, что это пятиэтажное здание стало своего рода
всемогущим центром, или, лучше сказать, осью, вокруг которой вертятся город и уезд, и не могут не вертеться. Бесспорная аксиома, что во вселенной всякая точка может считаться центром, опровергается с удивительной легкостью в данном случае, как и во всех подобных случаях, когда речь идет о человеческой жизни и общественных установлениях. Да, именно центром города, и притом единственным, является это пятиэтажное здание— и вместе с тем он, город этот, не может иметь другого центра. Пусть сколько угодно учитель приходской школы товарищ Вародян убеждает барышень, что в отношении вселенной центром может считаться даже харчевня Бочка Николая,— пусть говорит т. Вародян что ему угодно,— мы не изменим нашего мнения и с уверенностью будем настаивать, что именно это пятиэтажное здание есть единственный центр в этом наирском городе и во всем уезде и именно отсюда исходят, подобно голубым искрам электричества, и расходятся по всем направлениям решения и приговоры. Тов. Вародян, конечно, это лучше нас знает, но все же продолжает заниматься софистикой, дабы прослыть в глазах барышень милым, дерзким и отважным. И как же может этого не знать т. Вародян, когда он на собственной своей шкуре испытал непосредственное влияние этого всемогущего центра.
Следует, однако, заметить, что выражение «на шкуре» надо понимать буквально. Всем хорошо известный содержатель кофейни Телефон Сето, тот самый, чья кофейня находится на улице, именуемой Лорис-Меликовской,— он клянется именем Иисуса, что в бане случайно заметил на спине т. Вародяна... интересные следы. Где же, скажите на милость, спина т. Вародяна могла украситься интересными следами — синими полосами, если не в этом всемогущем центре? Если же т. Вародян не признается в этом и многозначительно намекает на свою причастность к Товариществу трудно в этом случае пускаться с ним в спор. Даже дети и те знают, что Товарищество — центр, и притом центр более всемогущий и страшный, лучше сказать, незримый, «математический» центр, долженствующий низвергать султанов, шахов и царей.
По словам т. Вародяна, пятиэтажный центр воздвигнут на страхе, насилии, крови и недоразумении,— в противовес ему центр Товарищество каменный, гранитный,— он зиждется на незыблемых основах научного социализма. Следовательно, ясно, как дважды два, что пятиэтажный центр — ничто, а Товарищество — факт, неумолимая правда, голая истина. Так рассуждает т. Вародян — и он прав. Спросите любого ребенка, да, именно ребенка, и он безошибочно покажет место этого «сверх-центра» — мост Вардана. Собственно, буквально, не мост, а домик напротив, построенный на берегу реки, полуразрушенный и ныне пустующий. С историей таинственного разрушения этого домика и связана история спины т. Вародяна.
Вот, дорогой читатель, эта история.
Однажды ночью, часа этак в три, оконные стекла всех домов города сильно зазвенели, и в тот же миг раздался страшный, оглушительный взрыв. Горожане в ужасе высыпали из домов и побежали в поле, к кладбищу: думали, что землетрясение, кара божья. Но весть эта скоро вытесняется другим страшным слухом — будто взорвалась крепость, будто в мгновение ока вся крепость взлетела в небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Эх, читатель, история эта давно минувшая и темная — всего не расскажешь. Цари наирские были мудрые, хитрые, богатые и гордые: таких царей ныне нет. Мудрые, хитрые, богатые и гордые — они, к сожалению, были себялюбцы и драчуны.,. Если бы не это, почему должно было погибнуть их государство и превратиться в развалины страна Наири?.. Куда делись ныне чародеи наиряне, где тысячелетняя Наири?.. Нет их, ничего не осталось ныне. Даже этот сохранившийся древний наирский чудо-город, в прошлом считавшийся тронным, мать- городом, стародавним центром, ныне превратился в отсталое уездное логовище, куда ссылают из столиц на поселение уличенных в злоупотреблениях разбойников- чиновников...
Описав три древних чуда города, мы перейдем к новым его чудесам. Этак мы постепенно подойдем к обыденной жизни, и мало-помалу предстанут перед нами живущие ныне в этом древнем городе все значительные и незначительные наиряне.
Самая большая новость ненаирского происхождения, показавшаяся местному населению вначале непонятной,— это железная дорога, проложенная в пору владычества русских — лет двадцать назад. Больше половины населения и по сию пору помнит тот незабвенный день, когда по железной дороге, проложенной из неведомых далей до этого города, впервые подошел к новому вокзалу поезд. Были шумные пиршества, царила радость. Находились люди, которые от удивления и восторга лишались способности говорить — отнялся у них язык. Многие помнят даже такие интересные подробности, как то, что паровоз был украшен зеленью и цветами, а над фонарем развевался флаг с золотистым двуглавым орлом. С какой помпой и весельем подошел поезд к городской станции, где собралось почти все население города — радостное, в праздничных нарядах — встретить поезд. У станции играл военный оркестр; приветствовали поезд именитые наиряне и высокопоставленные чиновники: уездный начальник, его помощник, начальник военного управления, генерал Алеш, отец Мазута Амо — Аракелага,— можно ли забыть обо всем этом?.. Несмотря, однако, на то, что с этого примечательного дня прошло двадцать — двадцать два года, несмотря, повторяем, на эти длинные-предлинные двадцать—двадцать два года,— и доселе можно найти в городе очень и очень много честных и нечестных наирян, которые — представляете вы себе? — не только не ездили в поезде, но даже смотрят на паровоз как на некую диковину. Например, известному во всем .городе гробовщику Еноку и сейчас кажется удивительным, как это люди, не прибегая к помощи волов и лошадей, сидя в вагоне, передвигаются с места на место по неодушевленному железу. И до сей поры по воскресным дням можно встретить двух почтенных наирян, которые, совершая свой воскресный моцион (после городского сада, железнодорожная станция служила вторым местом для гулянья в этом наирском городе), стоят перед полот-" ном железной дороги, занятые следующей беседой:
— Посмотрите-ка, что только не делает эта чертова кукла русский! — говорит один, лениво ударяя ногой о железный рельс и с масленой улыбкой на лице слушая приятный звук рельса.
— Куда можно выйти, ежели этак поедешь?..
— Куда хочешь, туда и поедешь,— отвечает другой.
— В Московию выедешь?
— Ну да, конечно.
— А в Киив?..
— Можно и в Киив...
И наступает благоговейное молчание и удивление.
Вторая новость, также ненаирского происхождения, перед которой так благоговеют все горожане без исключения и коей обычно так восторгается учитель приходской школы Драстаматян,— это то пятиэтажное гигантское здание, что стоит посредине города, точно чудовищное величие, каменное благоговение. Да, именно каменное благоговение, ибо здание это, кроме своих гигантских размеров, замечательно еще благодаря иному, более существенному — весьма существенному обстоятельству: тут, в этом единственном строении сосредоточены наиболее влиятельные учреждения не только города, но и уезда. Тут сидят: уездный начальник, полицмейстер, здесь находится уездное воинское присутствие, в этом же здании находятся, наконец, почта-телеграф и государственное казначейство. И все же не мог всего сосчитать. Забыл самое необходимое учреждение — то, без которого это легендарное здание утратило бы добрую половину своей прелести и в особенности своей устрашающей важности... Дело в том, что в первом этаже этого пятиэтажного здания, в самом конце коридора, можно сказать, в самой заброшенной части здания, есть комнатушка... Боже упаси, читатель, туда попасть: раз попав — больше не выйдешь оттуда. Темное место — так называют горожане эту комнату, хотя комната и достаточно светлая — имеет два окна и три электрические лампочки. Закрепило за комнатой эту таинственную репутацию не отсутствие света, а, кажется, то обстоятельство, что у перешагнувшего через порог этой комнаты от ужаса темнеет в глазах. Вот особенность этой таинственной комнаты, дорогой читатель,.. И в значительной степени этой комнате нужно приписать то таинственное уважение, которое чувствует всякий горожанин, проходящий мимо этого здания. И не з этом ли нужно искать причину того, что это пятиэтажное здание стало своего рода
всемогущим центром, или, лучше сказать, осью, вокруг которой вертятся город и уезд, и не могут не вертеться. Бесспорная аксиома, что во вселенной всякая точка может считаться центром, опровергается с удивительной легкостью в данном случае, как и во всех подобных случаях, когда речь идет о человеческой жизни и общественных установлениях. Да, именно центром города, и притом единственным, является это пятиэтажное здание— и вместе с тем он, город этот, не может иметь другого центра. Пусть сколько угодно учитель приходской школы товарищ Вародян убеждает барышень, что в отношении вселенной центром может считаться даже харчевня Бочка Николая,— пусть говорит т. Вародян что ему угодно,— мы не изменим нашего мнения и с уверенностью будем настаивать, что именно это пятиэтажное здание есть единственный центр в этом наирском городе и во всем уезде и именно отсюда исходят, подобно голубым искрам электричества, и расходятся по всем направлениям решения и приговоры. Тов. Вародян, конечно, это лучше нас знает, но все же продолжает заниматься софистикой, дабы прослыть в глазах барышень милым, дерзким и отважным. И как же может этого не знать т. Вародян, когда он на собственной своей шкуре испытал непосредственное влияние этого всемогущего центра.
Следует, однако, заметить, что выражение «на шкуре» надо понимать буквально. Всем хорошо известный содержатель кофейни Телефон Сето, тот самый, чья кофейня находится на улице, именуемой Лорис-Меликовской,— он клянется именем Иисуса, что в бане случайно заметил на спине т. Вародяна... интересные следы. Где же, скажите на милость, спина т. Вародяна могла украситься интересными следами — синими полосами, если не в этом всемогущем центре? Если же т. Вародян не признается в этом и многозначительно намекает на свою причастность к Товариществу трудно в этом случае пускаться с ним в спор. Даже дети и те знают, что Товарищество — центр, и притом центр более всемогущий и страшный, лучше сказать, незримый, «математический» центр, долженствующий низвергать султанов, шахов и царей.
По словам т. Вародяна, пятиэтажный центр воздвигнут на страхе, насилии, крови и недоразумении,— в противовес ему центр Товарищество каменный, гранитный,— он зиждется на незыблемых основах научного социализма. Следовательно, ясно, как дважды два, что пятиэтажный центр — ничто, а Товарищество — факт, неумолимая правда, голая истина. Так рассуждает т. Вародян — и он прав. Спросите любого ребенка, да, именно ребенка, и он безошибочно покажет место этого «сверх-центра» — мост Вардана. Собственно, буквально, не мост, а домик напротив, построенный на берегу реки, полуразрушенный и ныне пустующий. С историей таинственного разрушения этого домика и связана история спины т. Вародяна.
Вот, дорогой читатель, эта история.
Однажды ночью, часа этак в три, оконные стекла всех домов города сильно зазвенели, и в тот же миг раздался страшный, оглушительный взрыв. Горожане в ужасе высыпали из домов и побежали в поле, к кладбищу: думали, что землетрясение, кара божья. Но весть эта скоро вытесняется другим страшным слухом — будто взорвалась крепость, будто в мгновение ока вся крепость взлетела в небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25