После этого решился сам. Надо сказать, ему было куда спешить - в Москве арестовали Ежова, и в органах по всей стране началась большая чистка. Свое превращение Березин организовал по той же схеме - зашел вместе с Барлицким в каземат, приказав охранникам снаружи убить Барлицкого, если тот выйдет один - и застрелился. Так он стал первым из мертвяков
- сразу уничтоженные зэки не в счет. После этого он закрыл дело Барлицкого - так, что вместо расстрела тот был приговорен всего лишь к ссылке в самый глухой городишко области - сюда, в Игнатьев. Березин добился и собственного перевода сюда же, став местным начальником НКВД. Это было нетрудно - никто из его коллег не рвался в такую глушь. Где-то вскоре после этого устроил свое превращение и Барлицкий.
Березин, конечно, понимал, что нельзя годами жить в маленьком городке, не старясь и не вызывая вопросов. Поэтому постепенно он сделал своими союзниками всю партийную верхушку Игнатьева, по очереди посвящая их в тайну. Отнюдь не все они решились на самоубийство - многие предпочли дождаться естественной смерти, Дробышев и Зверев, в частности. Сначала все это тщательно скрывалось - а время было не то, когда можно задавать вопросы вслух - потом правда постепенно просочилась. Когда все это стало секретом Полишинеля, город начали закрывать. Хотя он и прежде был почти отрезанным от мира, но тут «почти» превратили в «полностью». Не сразу, процесс растянулся на годы. В начале шестидесятых из Игнатьева еще призывали в армию. Но со временем, используя свои аппаратные связи, они добились, что и военкоматы, и прочие внешние структуры перестали их беспокоить. Причем город не то чтобы совсем исчез из бюрократической вселенной - в одних бумагах - тех, по которым им идет финансирование - он значится, в других - нет. И никому там, - Лыткарев махнул рукой вверх - не приходит в голову положить эти бумаги рядом и сравнить. Или хотя бы поднять архивы и убедиться, что город уже больше полувека возглавляют одни и те же люди. Хотя документы у них в порядке - они же здесь власть, сами друг другу периодически новые паспорта и удостоверения выписывают. С новыми датами рождения и выдачи. Ну а у населения они себе поддержку просто обеспечивают - даруют бессмертие выслужившимся, то есть превращают их в мертвяков. И все были довольны, пока не выявилась потребность в донорах.
- Да, что это за доноры? Я видел, что они сделали с Алексом… Они ведь не просто забрали у него кровь.
- Видите ли, бытие мертвяков имеет свои негативные стороны. Главная из которых в том, что они мертвы. Их существование не поддерживается естественным путем. Водка лишь замедляет процесс разложения, но не прекращает. Чтобы получать энергию, им приходится пить кровь, но этого недостаточно. Им еще нужно искусственно пополнять запасы… в языках племен, в которых побывал Барлицкий, это называется по-разному, но сам он использует латинский термин - vis vitalis. Жизненная сила.
- Это ведь средневековое понятие? Они бы еще теплород и философский камень вспомнили! Наука давно доказала…
- Боюсь, то, что мы обсуждаем, лежит вне компетенции науки. Или наука допускает существование живых мертвецов?
Сергей вынужден был умолкнуть.
- Живой организм и производит, и расходует vis vitalis. Мертвый - только расходует. Поэтому, в частности, они тоже должны спать. Во сне они выкачивают vis vitalis у находящихся поблизости живых. Немного, так что живому это не вредит - ему просто приходится спать дольше, чтобы восстановить силы. Но это - лишь повседневные потребности. У каждого мертвяка есть период, за который, несмотря на спирт, он разлагается до критического уровня. Период этот зависит от комплекции
- у маленьких и сухощавых он длиннее, у больших и толстых короче - но в целом лежит в пределах 12-18 лет.
- Период полураспада, - хмыкнул Сергей.
- Именно. После этого мертвяк либо сгниет и погибнет уже полностью, либо должен восстановиться. Для восстановления ему требуется ударная доза vis vitalis - столько, сколько есть у сильного здорового человека. Тех, у кого ее выкачивают, и называют донорами. Это долгая процедура, почти на целый день… Что в результате происходит с донором, вы видели.
- Значит, Алекса сделали донором для Зверева, - понял Сергей.
- Да. У Зверева период - 14 лет. У Березина - 17. Барлицкий не сказал ему об этом, когда начинал все дело…
- А для оживления тоже нужен донор?
- Нет, если тело не слишком повреждено. Видите ли, после смерти в теле еще сохраняется некоторое время запас vis vitalis. Именно поэтому возможно то, что называют донорством во внешнем мире - пересадка органов от трупов.
Так вот, к тому времени, как мы все это раскопали и снабдили доказательствами, выехать из Игнатьева было уже нельзя. То есть можно, но только им и их доверенным лицам, которые делали закупки для города в райцентре, ездили за деньгами и так далее. Ну и у нас созрел план - захватить грузовик и рвануть отсюда со всеми доказательствами. Но - сами понимаете, куда бы мы угодили во внешнем мире со своим рассказом, что власть в Игнатьеве захватили мертвецы. Нужно было что-то более веское, чем старые газеты и фотографии. Тогда один из наших предложил выкрасть из морга труп очередного донора. Такую улику уже невозможно было бы игнорировать… И вот тут я впервые по-настоящему испугался. Потому что вовсе не был уверен в успехе нападения и на больницу, и на грузовик - а в Игнатьеве делают донором за куда меньшие прегрешения. Собственно, сейчас, когда их стало так много, и проблема доноров в иные годы становится очень острой - могут и без всякого прегрешения схватить кого-нибудь прямо на улице, когда никто не видит. А потом объявят - дескать, пошел в лес гулять и в болоте утонул. А если кто видел и будет болтать, так и его… Ну вот, а у меня была красавица жена и шестилетняя дочурка. И я сказал: «Ребята, я пас. Надеюсь, у вас получится, но я выхожу из игры», - Лыткарев вздохнул. - У них почти получилось. Правда, вырваться из города на машине с трупом удалось лишь одному, остальных убили или схватили… Но Сермяга догнал его на шоссе и расстрелял. У него на мотоцикле специальный движок - зверь… В общем, вы, небось, видели этот грузовик. Всех, кого взяли живыми, естественно, превратили в доноров. Некоторым пришлось несколько лет сидеть в камере, дожидаясь своей очереди… Но меня не тронули. Березин пару раз допрашивал меня, но в конце концов оставил в покое. Наверное, потому, что им нужен был хороший школьный учитель, а нового-то взять не особо есть где.
Это было двадцать лет назад. Я был напуган, ужасно напуган. После тех допросов у Березина я боялся поднять на них глаза. Я хранил им лояльность много лет. И все же… я не уничтожил полностью улики. Сохранил те три газеты и еще кое-что, закопанное в огороде. Все надеялся, что когда-нибудь…
А восемь лет назад моя жена тяжело заболела. Камни в почках, нужна была операция. Операцию делал, естественно, Барлицкий. Он действительно хороший врач - как-никак, 90 лет практики… И операция прошла удачно. Но потом нужен был гемодиализ. Вы знаете, что это?
- Искусственная почка.
- Да. В Игнатьеве нет такой аппаратуры. Я на коленях умолял их отвезти жену в райцентр. Они ответили, что все, необходимое для лечения, есть в нашей больнице. Через несколько дней Валя умерла.
И тогда я сорвался. Я кричал, что так этого не оставлю, что на них тоже есть управа и тому подобное. В общем, вполне достаточно, чтобы стать донором. Но им по-прежнему был нужен учитель, и они поступили по-другому. Они взяли мою дочь, отвезли ее на озеро и утопили. Они топили ее медленно - когда она уже совсем захлебывалась, давали чуть отдышаться и отплеваться, а потом снова окунали головой в воду. Чтобы она запомнила, как это мучительно - умирать. Я знаю это, потому что видел. Они заставили меня смотреть.
Лыткарев немного помолчал.
- А потом, - закончил он, - когда все было кончено, мне объяснили, что, если я буду паинькой, ее оживят. Мне надо было отказаться! Но я только что потерял жену, вы же понимаете. Я не мог позволить, чтобы еще и дочь…
Ну и вот. Они сдержали слово, а я сдержал свое - выдал последние закопанные в огороде улики. Кроме, все-таки, этих трех газет… И отцовской двустволки. Когда-то здесь у многих оружие было, в тайге живем, как-никак… Потом его отобрали, примерно тогда же, когда извели собак. Но мой отец сумел спрятать.
- Значит, с тех пор вы так и живете? Восемь лет бок о бок…
- Да, - просто ответил Николай Кондратьевич и после паузы добавил:
- Это все еще моя Лида, а не какая-нибудь кукла в ее обличии… но она теперь полностью в их власти. Стоит им просто сказать продавщице, чтобы несколько дней не отпускала ей водку или кровь… А через семь-восемь лет ей тоже понадобится донор. И самое ужасное даже не это, а то, что ей могут в доноре отказать…
Они еще немного прошли молча. Впереди уже показался выход на улицу Ленина.
- Знаете, Барлицкий пытался решить проблему доноров, - сообщил Лыткарев более ровным тоном. - Думал, что, если они могут брать кровь у животных, то, возможно, и vis vitalis… Но ничего не вышло. Видели старого однорогого козла? Это результат одного из его опытов, пожалуй, самый причудливый из всех. Молодой козленок, которого пытались использовать в качестве донора, за несколько часов состарился и сдох, а у мертвяка вроде бы пошел процесс восстановления, только странный - он шерстью обрастать начал. Но потом козел сам стал мертвяком, а мертвяк сгнил прямо на глазах. Видимо, произошло спонтанное перетекание жизненной силы обратно. Причем в повадках козла определенно появилось что-то человеческое - нет, не в том смысле, что полное переселение душ случилось, но некоторое влияние процедура оказала. Барлицкий до сих пор с этим козлом возится, кровью его поит, наблюдает. Обычно-то все куда прозаичней было - либо вообще ничего не получалось, либо животные дохли, но мертвякам лучше не становилось. Конечно, для таких опытов берут мертвяков из рядовых, не из начальства.
У выхода на улицу их ждал Петька.
- Вроде все чисто, - сообщил он.
- Значит, план такой, - повернулся Лыткарев к Сергею. - «КАМАЗа» сейчас в городе нет - в полночь в райцентр за закупками уехал…
- Я думал, у них только один водитель, - удивился Коржухин. - И почему ночью?
- Они запасливые. А ночью - чтоб не видел никто, откуда он приедет. Он и возвращаться ночью будет, так что сутки у вас есть. Говорят, там, где с шоссе поворот на Игнатьев, кирпич стоит. В смысле, знак, что проезда нет. Дорога там, правда, и так не сильно оживленная, можно и днем лишних глаз не опасаться… но с тех пор, как город закрыли, такая у них традиция. Ну так вот. Через болота сейчас не пробраться, а пешком по дороге - догонят. Но я вам велосипед дам. Тоже не бог весть что против движка Сермяги, но все больше шансов, чем на своих двоих. Через реку вброд, потом отъедете подальше и свернете в лес, только так, чтоб на дороге следов не осталось. Ну а как Сермяга туда-обратно проедет - мотор-то услышите - можете снова на дорогу возвращаться. Только осторожно, он ведь и второй раз поехать может.
- А что, кстати, за проселок в тридцати километрах за мостом? - припомнил Сергей. - Сермяга говорил - там заброшенные лесозаготовки, но ведь он врал?
- Не врал, - хмуро ответил Лыткарев. - Там действительно лес валили. Лагерь там бывший.
Они вышли на улицу и на носках, стараясь не производить шума, побежали к дому номер 36. Сергей увидел, что «Фронтеры» перед домом уже нет. Когда они благополучно нырнули в калитку, он спросил об этом Лыткарева.
- По официальной информации, вы уехали, - сообщил он, - хотя вряд ли хоть кто-то в городе в это верит. На самом деле ночью вашу машину отбуксировали лошадьми. Сейчас она, должно быть, уже на дне озера.
Сергею представилась эта картина: в черной ледяной глубине - вросшие в ил ржавеющие остовы машин, сошедших с конвейера в разные десятилетия и в разных странах; подводное кладбище, могильные памятники всем, кто приезжал в Игнатьев за последние 40 лет…
- Ждите здесь, - продолжал Лыткарев, - сейчас я привезу велосипед и захвачу еду вам в дорогу.
- А… она не помешает? - спросил Сергей. Он бессознательно поддался древнему суеверию, запрещающему произносить имя упыря, чтобы не привлечь его.
- Она спит. И я запер ее так же, как вы меня накануне, - невесело усмехнулся он.
- А окно?
- Стекло еще не поменяли, она не полезет через осколки. Она и так уже вчера порезала ноги. У них ведь раны сами не заживают.
- Тоже нужен донор? - догадася Коржухин.
- Да, хотя, если рана не слишком серьезна, для донора это не смертельно - он просто будет долго болеть. Но все равно, нужна милость верхушки… Ладно, не будем терять времени.
Он вошел в дом, а Сергей и Петька остались снаружи.
- Их ведь не посадят? - спросил мальчишка. - Моих родителей?
- Не должны, - ответил Сергей. - Они же сами никого не убили.
Он попытался представить, как же может выглядеть судебный процесс над игнатьевской верхушкой. Ведь юридически они мертвы и, следовательно, неподсудны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
- сразу уничтоженные зэки не в счет. После этого он закрыл дело Барлицкого - так, что вместо расстрела тот был приговорен всего лишь к ссылке в самый глухой городишко области - сюда, в Игнатьев. Березин добился и собственного перевода сюда же, став местным начальником НКВД. Это было нетрудно - никто из его коллег не рвался в такую глушь. Где-то вскоре после этого устроил свое превращение и Барлицкий.
Березин, конечно, понимал, что нельзя годами жить в маленьком городке, не старясь и не вызывая вопросов. Поэтому постепенно он сделал своими союзниками всю партийную верхушку Игнатьева, по очереди посвящая их в тайну. Отнюдь не все они решились на самоубийство - многие предпочли дождаться естественной смерти, Дробышев и Зверев, в частности. Сначала все это тщательно скрывалось - а время было не то, когда можно задавать вопросы вслух - потом правда постепенно просочилась. Когда все это стало секретом Полишинеля, город начали закрывать. Хотя он и прежде был почти отрезанным от мира, но тут «почти» превратили в «полностью». Не сразу, процесс растянулся на годы. В начале шестидесятых из Игнатьева еще призывали в армию. Но со временем, используя свои аппаратные связи, они добились, что и военкоматы, и прочие внешние структуры перестали их беспокоить. Причем город не то чтобы совсем исчез из бюрократической вселенной - в одних бумагах - тех, по которым им идет финансирование - он значится, в других - нет. И никому там, - Лыткарев махнул рукой вверх - не приходит в голову положить эти бумаги рядом и сравнить. Или хотя бы поднять архивы и убедиться, что город уже больше полувека возглавляют одни и те же люди. Хотя документы у них в порядке - они же здесь власть, сами друг другу периодически новые паспорта и удостоверения выписывают. С новыми датами рождения и выдачи. Ну а у населения они себе поддержку просто обеспечивают - даруют бессмертие выслужившимся, то есть превращают их в мертвяков. И все были довольны, пока не выявилась потребность в донорах.
- Да, что это за доноры? Я видел, что они сделали с Алексом… Они ведь не просто забрали у него кровь.
- Видите ли, бытие мертвяков имеет свои негативные стороны. Главная из которых в том, что они мертвы. Их существование не поддерживается естественным путем. Водка лишь замедляет процесс разложения, но не прекращает. Чтобы получать энергию, им приходится пить кровь, но этого недостаточно. Им еще нужно искусственно пополнять запасы… в языках племен, в которых побывал Барлицкий, это называется по-разному, но сам он использует латинский термин - vis vitalis. Жизненная сила.
- Это ведь средневековое понятие? Они бы еще теплород и философский камень вспомнили! Наука давно доказала…
- Боюсь, то, что мы обсуждаем, лежит вне компетенции науки. Или наука допускает существование живых мертвецов?
Сергей вынужден был умолкнуть.
- Живой организм и производит, и расходует vis vitalis. Мертвый - только расходует. Поэтому, в частности, они тоже должны спать. Во сне они выкачивают vis vitalis у находящихся поблизости живых. Немного, так что живому это не вредит - ему просто приходится спать дольше, чтобы восстановить силы. Но это - лишь повседневные потребности. У каждого мертвяка есть период, за который, несмотря на спирт, он разлагается до критического уровня. Период этот зависит от комплекции
- у маленьких и сухощавых он длиннее, у больших и толстых короче - но в целом лежит в пределах 12-18 лет.
- Период полураспада, - хмыкнул Сергей.
- Именно. После этого мертвяк либо сгниет и погибнет уже полностью, либо должен восстановиться. Для восстановления ему требуется ударная доза vis vitalis - столько, сколько есть у сильного здорового человека. Тех, у кого ее выкачивают, и называют донорами. Это долгая процедура, почти на целый день… Что в результате происходит с донором, вы видели.
- Значит, Алекса сделали донором для Зверева, - понял Сергей.
- Да. У Зверева период - 14 лет. У Березина - 17. Барлицкий не сказал ему об этом, когда начинал все дело…
- А для оживления тоже нужен донор?
- Нет, если тело не слишком повреждено. Видите ли, после смерти в теле еще сохраняется некоторое время запас vis vitalis. Именно поэтому возможно то, что называют донорством во внешнем мире - пересадка органов от трупов.
Так вот, к тому времени, как мы все это раскопали и снабдили доказательствами, выехать из Игнатьева было уже нельзя. То есть можно, но только им и их доверенным лицам, которые делали закупки для города в райцентре, ездили за деньгами и так далее. Ну и у нас созрел план - захватить грузовик и рвануть отсюда со всеми доказательствами. Но - сами понимаете, куда бы мы угодили во внешнем мире со своим рассказом, что власть в Игнатьеве захватили мертвецы. Нужно было что-то более веское, чем старые газеты и фотографии. Тогда один из наших предложил выкрасть из морга труп очередного донора. Такую улику уже невозможно было бы игнорировать… И вот тут я впервые по-настоящему испугался. Потому что вовсе не был уверен в успехе нападения и на больницу, и на грузовик - а в Игнатьеве делают донором за куда меньшие прегрешения. Собственно, сейчас, когда их стало так много, и проблема доноров в иные годы становится очень острой - могут и без всякого прегрешения схватить кого-нибудь прямо на улице, когда никто не видит. А потом объявят - дескать, пошел в лес гулять и в болоте утонул. А если кто видел и будет болтать, так и его… Ну вот, а у меня была красавица жена и шестилетняя дочурка. И я сказал: «Ребята, я пас. Надеюсь, у вас получится, но я выхожу из игры», - Лыткарев вздохнул. - У них почти получилось. Правда, вырваться из города на машине с трупом удалось лишь одному, остальных убили или схватили… Но Сермяга догнал его на шоссе и расстрелял. У него на мотоцикле специальный движок - зверь… В общем, вы, небось, видели этот грузовик. Всех, кого взяли живыми, естественно, превратили в доноров. Некоторым пришлось несколько лет сидеть в камере, дожидаясь своей очереди… Но меня не тронули. Березин пару раз допрашивал меня, но в конце концов оставил в покое. Наверное, потому, что им нужен был хороший школьный учитель, а нового-то взять не особо есть где.
Это было двадцать лет назад. Я был напуган, ужасно напуган. После тех допросов у Березина я боялся поднять на них глаза. Я хранил им лояльность много лет. И все же… я не уничтожил полностью улики. Сохранил те три газеты и еще кое-что, закопанное в огороде. Все надеялся, что когда-нибудь…
А восемь лет назад моя жена тяжело заболела. Камни в почках, нужна была операция. Операцию делал, естественно, Барлицкий. Он действительно хороший врач - как-никак, 90 лет практики… И операция прошла удачно. Но потом нужен был гемодиализ. Вы знаете, что это?
- Искусственная почка.
- Да. В Игнатьеве нет такой аппаратуры. Я на коленях умолял их отвезти жену в райцентр. Они ответили, что все, необходимое для лечения, есть в нашей больнице. Через несколько дней Валя умерла.
И тогда я сорвался. Я кричал, что так этого не оставлю, что на них тоже есть управа и тому подобное. В общем, вполне достаточно, чтобы стать донором. Но им по-прежнему был нужен учитель, и они поступили по-другому. Они взяли мою дочь, отвезли ее на озеро и утопили. Они топили ее медленно - когда она уже совсем захлебывалась, давали чуть отдышаться и отплеваться, а потом снова окунали головой в воду. Чтобы она запомнила, как это мучительно - умирать. Я знаю это, потому что видел. Они заставили меня смотреть.
Лыткарев немного помолчал.
- А потом, - закончил он, - когда все было кончено, мне объяснили, что, если я буду паинькой, ее оживят. Мне надо было отказаться! Но я только что потерял жену, вы же понимаете. Я не мог позволить, чтобы еще и дочь…
Ну и вот. Они сдержали слово, а я сдержал свое - выдал последние закопанные в огороде улики. Кроме, все-таки, этих трех газет… И отцовской двустволки. Когда-то здесь у многих оружие было, в тайге живем, как-никак… Потом его отобрали, примерно тогда же, когда извели собак. Но мой отец сумел спрятать.
- Значит, с тех пор вы так и живете? Восемь лет бок о бок…
- Да, - просто ответил Николай Кондратьевич и после паузы добавил:
- Это все еще моя Лида, а не какая-нибудь кукла в ее обличии… но она теперь полностью в их власти. Стоит им просто сказать продавщице, чтобы несколько дней не отпускала ей водку или кровь… А через семь-восемь лет ей тоже понадобится донор. И самое ужасное даже не это, а то, что ей могут в доноре отказать…
Они еще немного прошли молча. Впереди уже показался выход на улицу Ленина.
- Знаете, Барлицкий пытался решить проблему доноров, - сообщил Лыткарев более ровным тоном. - Думал, что, если они могут брать кровь у животных, то, возможно, и vis vitalis… Но ничего не вышло. Видели старого однорогого козла? Это результат одного из его опытов, пожалуй, самый причудливый из всех. Молодой козленок, которого пытались использовать в качестве донора, за несколько часов состарился и сдох, а у мертвяка вроде бы пошел процесс восстановления, только странный - он шерстью обрастать начал. Но потом козел сам стал мертвяком, а мертвяк сгнил прямо на глазах. Видимо, произошло спонтанное перетекание жизненной силы обратно. Причем в повадках козла определенно появилось что-то человеческое - нет, не в том смысле, что полное переселение душ случилось, но некоторое влияние процедура оказала. Барлицкий до сих пор с этим козлом возится, кровью его поит, наблюдает. Обычно-то все куда прозаичней было - либо вообще ничего не получалось, либо животные дохли, но мертвякам лучше не становилось. Конечно, для таких опытов берут мертвяков из рядовых, не из начальства.
У выхода на улицу их ждал Петька.
- Вроде все чисто, - сообщил он.
- Значит, план такой, - повернулся Лыткарев к Сергею. - «КАМАЗа» сейчас в городе нет - в полночь в райцентр за закупками уехал…
- Я думал, у них только один водитель, - удивился Коржухин. - И почему ночью?
- Они запасливые. А ночью - чтоб не видел никто, откуда он приедет. Он и возвращаться ночью будет, так что сутки у вас есть. Говорят, там, где с шоссе поворот на Игнатьев, кирпич стоит. В смысле, знак, что проезда нет. Дорога там, правда, и так не сильно оживленная, можно и днем лишних глаз не опасаться… но с тех пор, как город закрыли, такая у них традиция. Ну так вот. Через болота сейчас не пробраться, а пешком по дороге - догонят. Но я вам велосипед дам. Тоже не бог весть что против движка Сермяги, но все больше шансов, чем на своих двоих. Через реку вброд, потом отъедете подальше и свернете в лес, только так, чтоб на дороге следов не осталось. Ну а как Сермяга туда-обратно проедет - мотор-то услышите - можете снова на дорогу возвращаться. Только осторожно, он ведь и второй раз поехать может.
- А что, кстати, за проселок в тридцати километрах за мостом? - припомнил Сергей. - Сермяга говорил - там заброшенные лесозаготовки, но ведь он врал?
- Не врал, - хмуро ответил Лыткарев. - Там действительно лес валили. Лагерь там бывший.
Они вышли на улицу и на носках, стараясь не производить шума, побежали к дому номер 36. Сергей увидел, что «Фронтеры» перед домом уже нет. Когда они благополучно нырнули в калитку, он спросил об этом Лыткарева.
- По официальной информации, вы уехали, - сообщил он, - хотя вряд ли хоть кто-то в городе в это верит. На самом деле ночью вашу машину отбуксировали лошадьми. Сейчас она, должно быть, уже на дне озера.
Сергею представилась эта картина: в черной ледяной глубине - вросшие в ил ржавеющие остовы машин, сошедших с конвейера в разные десятилетия и в разных странах; подводное кладбище, могильные памятники всем, кто приезжал в Игнатьев за последние 40 лет…
- Ждите здесь, - продолжал Лыткарев, - сейчас я привезу велосипед и захвачу еду вам в дорогу.
- А… она не помешает? - спросил Сергей. Он бессознательно поддался древнему суеверию, запрещающему произносить имя упыря, чтобы не привлечь его.
- Она спит. И я запер ее так же, как вы меня накануне, - невесело усмехнулся он.
- А окно?
- Стекло еще не поменяли, она не полезет через осколки. Она и так уже вчера порезала ноги. У них ведь раны сами не заживают.
- Тоже нужен донор? - догадася Коржухин.
- Да, хотя, если рана не слишком серьезна, для донора это не смертельно - он просто будет долго болеть. Но все равно, нужна милость верхушки… Ладно, не будем терять времени.
Он вошел в дом, а Сергей и Петька остались снаружи.
- Их ведь не посадят? - спросил мальчишка. - Моих родителей?
- Не должны, - ответил Сергей. - Они же сами никого не убили.
Он попытался представить, как же может выглядеть судебный процесс над игнатьевской верхушкой. Ведь юридически они мертвы и, следовательно, неподсудны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29