Элина почувствовала раздражение из-за ее непонятливости, но затем решила подождать, что будет дальше. Действительно, вскоре женщина опять вернулась, на сей раз принеся на подносе две широких чашки, побольше и поменьше. Сперва она дала Элине выпить маленькую чашку, где была не вода, а какой-то теплый травяной отвар. В большой чашке оказался наваристый бульон. Элина с возмущением пресекла попытку кормить ее с ложки и поела сама, после чего, чувствуя себя уже заметно лучше, вновь вытянулась на диване. Служанка, однако, продолжала о ней заботиться. Она сняла с графини сапоги и чулки (Элина не возражала), обтерла ей ноги мокрым полотенцем, а затем вытерла сухим. После этого она накрыла девушку одеялом и, задув лампу, вышла.
Так прошли первые три или четыре дня в караван-сарае; из-за высокой поначалу температуры Элина не могла сказать точно. Все это время она провела на диване, вставая лишь тогда, когда того требовали естественные надобности, не чуждые даже аристократам и героям. Вынужденное бездействие не слишком угнетало графиню — она была еще слишком слаба и бОльшую часть времени просто спала. Служанка продолжала ухаживать за ней, приносить еду и делать перевязки. Однако в один не слишком прекрасный день ситуация изменилась.
В этот день утром Элину вновь навестил хозяин. Он продолжал радушно улыбаться, отчего его узкие глаза совсем слились в щелочки, и, кажется, вежливо спросил, как дела у его гостя.
— Лучше, — ответила Элина. Жар действительно спал, но оценивать свое состояние как хорошее было рано; все же в ее теле побывали три стальных зубца, один вонзился торчком и два, хоть и не глубоко — боком, и на рану даже не был наложен шов.
Хозяин сказал, должно быть, что рад это слышать, и задал извиняющимся тоном вопрос, в котором Элина разобрала слово «деньги». Графиня, сразу почувствовавшая недоброе, попыталась с достоинством объяснить, что и так уже заплатила приличную сумму. Дальнейшее выяснение с привлечением жестов и демонстрацией чисел на пальцах показало, что слуга, как видно, недурно поживился за ее счет, присвоив себе половину полученных денег — возможно, он решил, что окровавленный гость долго не протянет (и впрямь, в ту ночь трудно было отличить чужую кровь на одежде Элины от ее собственной). Попытки Элины втолковать это хозяину успеха не имели. Тот понимал, что постоялец находится не в том положении, чтобы качать права, и если и собирался потом побеседовать как следует со слугой, то это никак не мешало вытягиванию дополнительных денег сейчас — тем паче что с одиноким чужестранцем, практически не знающим языка, можно было не церемониться. В конце концов Элина смирилась и, тяжело вздохнув, спросила: «Сколько? « Выяснилось, что она, с учетом всего обслуживания, успела уже даже задолжать, и, даже уплатив последние 11 дихразов, она должна будет съехать послезавтра. Оценив перспективу оказаться на улице в ее нынешнем положении и притом совершенно без денег, Элина вынуждена была просить перевести ее в более дешевую комнату.
— Больше нет? — уточнил хозяин, презрительно глядя на врученные ему три двухдихразовые монеты (Элина решила все же оставить себе хоть что-то).
— Сейчас нет. Позже будет, — ответила графиня самым аристократическим тоном, на какой была способна. Это было, конечно, чистейшим блефом, и хозяин, очевидно, в этом и не усомнился. Он сделал Элине знак собирать вещи и следовать за ним.
Ковыляя в не до конца надетых сапогах — натягивать их как следует означало лишний раз тревожить рану, а идти босиком не позволяла гордость — и держась рукой за бок под наброшенной курткой, Элина пересекла двор, прошла по узкому полутемному коридору и наконец оказалась в крохотной комнатушке, где не было даже мебели, а только маты на голом полу. Эти апартаменты стоили полдихраза в день. Хозяин поставил на пол лампу с небольшим количеством масла, предупредив, что за новое надо будет платить отдельно, и вышел.
Около полудня здоровый детина неопрятного вида принес еду — кувшин с водой и черствые пресные лепешки. Элина взглянуда на него с ужасом — неужели он попытается оказать ей медицинскую помощь? Но для постояльцев полудихразовых номеров подобные услуги попросту не предусматривались. Элине вновь пришлось вооружиться принципом «исцели себя сам». У нее еще оставались чистые бинты, но в количестве, требующем строгой экономии. Графиня вновь попыталась прибегнуть к помощи магии. Ей удалось успокоить боль, разыгравшуюся после путешествия в этот номер, но, кажется, целебный эффект был чисто косметическим. К вечеру у нее вновь поднялась температура, и на повязке опять проступила свежая кровь.
Элина пыталась уверить себя, что это временная неприятность, однако вскоре вынуждена была признать очевидное — состояние ее действительно ухудшалось. Эта грязная комнатушка оказалась явно не лучшим помещением для лазарета. Рана воспалилась и загноилась; Элина убедилась в этом на следующий день, выбравшись из липкого тяжелого сна около полудня. В тот день она еще сумела сделать себе перевязку и потом долго лежала, положив руку на лоб внутренней стороной локтя, чтобы хоть как-то смягчить головную боль. Слуга опять принес воду и лепешки; Элина жадно напилась и положила на лоб мокрую тряпку, но от одной мысли о еде ее тошнило. Бок болел непрерывно; в основном боль была ровной, но иногда — дергающей.
«Как же мне плохо», — подумала графиня и устыдилась этой негероической мысли. Она положила ладонь на холодную рукоять меча — словно взяла за руку друга, ища у него помощи. Но увы — времена героев древности, набиравшихся сил от своего оружия, давно прошли, если вообще существовали где-нибудь, кроме легенд.
Периодически сознание Элины соскальзывало в вязкое болото полусна-полубреда, что, конечно, не приносило облегчения. То она брела по глубокому песку бесконечной пустыни под палящими лучами солнца, то блуждала в безвыходном лабиринте бесконечных закоулков серого, безлюдного города, где на улицах валялись мумии и не росло ни одной травинки, а от стен угрюмых и громоздких зданий исходил удушливый зной, то лежала утонувшая на морском дне, на грудь ей давила вода, почему-то горячая, а в боку копошились пирующие крабы. Один раз ей даже пригрезилось, что она беременна, и лежит в лазарете, больше напоминающем камеру пыток — привязанная к кровати и неспособная шевельнуться, а ребенок прогрызает себе путь наружу через бок.
Затем она приходила в себя, без особого удовольствия вспоминая, где она и что с ней. Во время одного из таких пробуждений ей показалось, что она умерла: вокруг было совершенно темно и тихо. Она провела рукой вправо от себя; пальцы коснулись холодного камня, затем — ребристой рукояти лежавшего рядом меча — все это весьма походило на гробницу. Но тут из-за стены донесся крик пьяной ссоры, и графиня поняла, что просто наступила ночь. «И к тому же у мертвецов не болит бок, — подумала она. — Утром надо сделать перевязку. « Элина еще пару раз просыпалась с этой мыслью в утренних сумерках, но всякий раз решала, что еще недостаточно светло. Наконец, в очередной раз обнаружив, что лежит с открытыми глазами, она поняла, что уже день, и дальше откладывать неприятную процедуру невозможно. Она села, размотала бинты и обработала рану; все вышло легче, чем она ожидала. Вскоре Элина снова заснула с чувством выполненного долга. Ей не пришло в голову, что на самом деле она и не просыпалась; перевязка ей лишь привиделась.
Одни бредовые картины сменялись другими. Она видела, как Артена закапывали в землю; видела своего отца, распростертого в луже крови; убегала от стаи собак, у каждой из которых была голова Саберро — как водится, ноги не слушались ее, собаки настигали, валили на землю и начинали рвать… Элина утратила ощущение времени. Она не слышала, как приходил слуга, приносивший пищу и воду, и лишь по тому, что, в очередной раз припав к кувшину, обнаруживала его пустым или полным, могла понять, что дни сменяют друг друга
— но сколько этих дней прошло, она не знала. Ей казалось, что она здесь уже целую вечность — зыбкую вечность, подернутую горячим маревом бреда; единственным, что сохраняло постоянство, была боль.
Она в очередной раз бродила по коридорам роллендальского дворца, который, по идее, знала как свои пять пальцев — но теперь с ним было что-то не так; коридоры прихотливо изгибались, и за каждым поворотом открывались новые двери и лестницы, уводившие ее все дальше и дальше от выхода. Вдобавок все эти залы и коридоры были совершенно пусты, и не у кого было спросить дорогу. Постепенно на стенах исчезала лепнина и позолота, сменяясь голыми грубыми камнями; пол был покрыт толстым слоем пыли; с низкого потолка, словно древние ветхие знамена, свешивались седые полотнища паутины… Внезапно Элина услышала в отдалении голоса. Она хотела бежать на звук, но коридор уводил в другом направлении. Элина в отчаянье прислонилась к стене. Однако голоса приближались. Говорили двое — один грубо и резко, другой что-то лепетал в оправдание. Она не понимала их язык, но первый голос был ей определенно знаком.
Затем рядом хлопнула дверь. «Это называется восточное гостеприимство»,
— сказал первый голос по-луситски, и Элина, обернувшись, увидела Эйриха. С ним был еще кто-то.
«Эрвард! „ — воскликнул этот второй. Это не был обладатель оправдывавшегося голоса; всмотревшись, графиня узнала Йолленгела. В тот же миг она поняла, что лежит на полу, а двое ее бывших попутчиков склонились над ней. «Когда же кончится этот бред“, — устало подумала графиня.
«Если вы о нас, то это не бред», — ответил Эйрих. Она услышала, как плеснула вода в кувшине, и на лоб ей легла холодная мокрая тряпка.
От этого ощущения, удивительно реального, графиня окончательно пришла в себя. В комнате действительно находились Эйрих и эльф; слуга, сопроводивший их сюда, благоразумно ретировался, опасаясь еще большего гнева Эйриха. Уши Йолленгела прикрывал местный зеленый тюрбан.
— Вы и правда настоящие? — спросила она, все еще боясь поверить.
— Доселе у меня не было причин сомневаться в собственной реальности,
— усмехнулся Эйрих. — Однако философские диспуты позже. Сначала я должен осмотреть вашу рану. Йолленгел, вы нормально переносите подобные зрелища?
— Нне знаю, — неуверенно сказал эльф. — Но если нужна моя помощь…
— Сам справлюсь. Просто отвернитесь и не мешайте.
Элина утомленно закрыла глаза. Руки Эйриха быстро освободили ее от не менявшихся несколько дней бинтов; когда его пальцы принялись ощупывать рану, графиня слабо застонала.
— На обычный клинок не похоже, — деловито констатировал Эйрих. — На топор тоже… Ага, кажется, понимаю. Сюрикен, и не маленький.
— Что? — переспросила Элина.
— Метательная звездочка. Вы дешево отделались после встречи с такой штукой. Очевидно, метавший не был профессионалом, даже не смазал ее ядом…
— Я не умру?
— Нет, — серьезно сказал Эйрих, — по крайней мере, в ближайшее время. Если бы в рану не попала грязь, вы бы уже были практически здоровы. А так получилось гнойное воспаление, но, к счастью, до заражения крови не дошло. У вас сильный организм, он уже сам начал решать эту проблему. Осталось лишь немного ему помочь. Потерпите чуть-чуть.
Обработав рану, он дал Элине напиться. К воде он, очевидно, подмешал какую-то настойку с мягким вкусом. Через несколько минут девушка вновь заснула — на сей раз без сновидений.
На следующий день ей было уже заметно лучше. Температура все еще была довольно высокой, но сознание оставалось ясным. Проснувшись, графиня обнаружила себя в просторной комнате, напоминавшей ту, что выделили ей вначале, только еще больше. Эльф сидел рядом и радостно приветствовал ее пробуждение. Открылась дверь, и вошел Эйрих.
— Как вы меня нашли? — спросила Элина.
— Мы прибыли в Харбад с караваном и остановились здесь, — ответил Эйрих. — Хозяин караван-сарая рассказал нам о раненом юноше нашей расы. Сделал он это, конечно же, не из милосердия, а потому, что рассчитывал урвать денег. Ведь вы, кажется, пообещали ему, что ваши друзья привезут их позже? Вот он и спросил, не мы ли те самые.
— Мерзавец! — вставил Йолленгел. — Этот скряга чуть не уморил вас!
— Мне это тоже не понравилось, но, по большому счету, мы не можем так уж его осуждать, — рассудительно заметил Эйрих. — Бизнес есть бизнес, никто не обязан заниматься благотворительностью. Тем паче по отношению к чужакам. Однако, Эрвард, как вы оказались в Харбаде?
Элина коротко рассказала историю злосчастного плавания. На мгновение она задумалась, стоит ли все еще сохранять инкогнито пеперед Йолленгелом, но решила, что раз Эйрих не раскрыл ему правды, то и ей следует поступать так же. Поэтому она убрала из своего рассказа все, что было связано с разоблачением ее имени и пола, пересказав, однако, историю знакомства Саберро с ее отцом.
— Могу лишь повторить, что вы дешево отделались, — кивнул Эйрих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Так прошли первые три или четыре дня в караван-сарае; из-за высокой поначалу температуры Элина не могла сказать точно. Все это время она провела на диване, вставая лишь тогда, когда того требовали естественные надобности, не чуждые даже аристократам и героям. Вынужденное бездействие не слишком угнетало графиню — она была еще слишком слаба и бОльшую часть времени просто спала. Служанка продолжала ухаживать за ней, приносить еду и делать перевязки. Однако в один не слишком прекрасный день ситуация изменилась.
В этот день утром Элину вновь навестил хозяин. Он продолжал радушно улыбаться, отчего его узкие глаза совсем слились в щелочки, и, кажется, вежливо спросил, как дела у его гостя.
— Лучше, — ответила Элина. Жар действительно спал, но оценивать свое состояние как хорошее было рано; все же в ее теле побывали три стальных зубца, один вонзился торчком и два, хоть и не глубоко — боком, и на рану даже не был наложен шов.
Хозяин сказал, должно быть, что рад это слышать, и задал извиняющимся тоном вопрос, в котором Элина разобрала слово «деньги». Графиня, сразу почувствовавшая недоброе, попыталась с достоинством объяснить, что и так уже заплатила приличную сумму. Дальнейшее выяснение с привлечением жестов и демонстрацией чисел на пальцах показало, что слуга, как видно, недурно поживился за ее счет, присвоив себе половину полученных денег — возможно, он решил, что окровавленный гость долго не протянет (и впрямь, в ту ночь трудно было отличить чужую кровь на одежде Элины от ее собственной). Попытки Элины втолковать это хозяину успеха не имели. Тот понимал, что постоялец находится не в том положении, чтобы качать права, и если и собирался потом побеседовать как следует со слугой, то это никак не мешало вытягиванию дополнительных денег сейчас — тем паче что с одиноким чужестранцем, практически не знающим языка, можно было не церемониться. В конце концов Элина смирилась и, тяжело вздохнув, спросила: «Сколько? « Выяснилось, что она, с учетом всего обслуживания, успела уже даже задолжать, и, даже уплатив последние 11 дихразов, она должна будет съехать послезавтра. Оценив перспективу оказаться на улице в ее нынешнем положении и притом совершенно без денег, Элина вынуждена была просить перевести ее в более дешевую комнату.
— Больше нет? — уточнил хозяин, презрительно глядя на врученные ему три двухдихразовые монеты (Элина решила все же оставить себе хоть что-то).
— Сейчас нет. Позже будет, — ответила графиня самым аристократическим тоном, на какой была способна. Это было, конечно, чистейшим блефом, и хозяин, очевидно, в этом и не усомнился. Он сделал Элине знак собирать вещи и следовать за ним.
Ковыляя в не до конца надетых сапогах — натягивать их как следует означало лишний раз тревожить рану, а идти босиком не позволяла гордость — и держась рукой за бок под наброшенной курткой, Элина пересекла двор, прошла по узкому полутемному коридору и наконец оказалась в крохотной комнатушке, где не было даже мебели, а только маты на голом полу. Эти апартаменты стоили полдихраза в день. Хозяин поставил на пол лампу с небольшим количеством масла, предупредив, что за новое надо будет платить отдельно, и вышел.
Около полудня здоровый детина неопрятного вида принес еду — кувшин с водой и черствые пресные лепешки. Элина взглянуда на него с ужасом — неужели он попытается оказать ей медицинскую помощь? Но для постояльцев полудихразовых номеров подобные услуги попросту не предусматривались. Элине вновь пришлось вооружиться принципом «исцели себя сам». У нее еще оставались чистые бинты, но в количестве, требующем строгой экономии. Графиня вновь попыталась прибегнуть к помощи магии. Ей удалось успокоить боль, разыгравшуюся после путешествия в этот номер, но, кажется, целебный эффект был чисто косметическим. К вечеру у нее вновь поднялась температура, и на повязке опять проступила свежая кровь.
Элина пыталась уверить себя, что это временная неприятность, однако вскоре вынуждена была признать очевидное — состояние ее действительно ухудшалось. Эта грязная комнатушка оказалась явно не лучшим помещением для лазарета. Рана воспалилась и загноилась; Элина убедилась в этом на следующий день, выбравшись из липкого тяжелого сна около полудня. В тот день она еще сумела сделать себе перевязку и потом долго лежала, положив руку на лоб внутренней стороной локтя, чтобы хоть как-то смягчить головную боль. Слуга опять принес воду и лепешки; Элина жадно напилась и положила на лоб мокрую тряпку, но от одной мысли о еде ее тошнило. Бок болел непрерывно; в основном боль была ровной, но иногда — дергающей.
«Как же мне плохо», — подумала графиня и устыдилась этой негероической мысли. Она положила ладонь на холодную рукоять меча — словно взяла за руку друга, ища у него помощи. Но увы — времена героев древности, набиравшихся сил от своего оружия, давно прошли, если вообще существовали где-нибудь, кроме легенд.
Периодически сознание Элины соскальзывало в вязкое болото полусна-полубреда, что, конечно, не приносило облегчения. То она брела по глубокому песку бесконечной пустыни под палящими лучами солнца, то блуждала в безвыходном лабиринте бесконечных закоулков серого, безлюдного города, где на улицах валялись мумии и не росло ни одной травинки, а от стен угрюмых и громоздких зданий исходил удушливый зной, то лежала утонувшая на морском дне, на грудь ей давила вода, почему-то горячая, а в боку копошились пирующие крабы. Один раз ей даже пригрезилось, что она беременна, и лежит в лазарете, больше напоминающем камеру пыток — привязанная к кровати и неспособная шевельнуться, а ребенок прогрызает себе путь наружу через бок.
Затем она приходила в себя, без особого удовольствия вспоминая, где она и что с ней. Во время одного из таких пробуждений ей показалось, что она умерла: вокруг было совершенно темно и тихо. Она провела рукой вправо от себя; пальцы коснулись холодного камня, затем — ребристой рукояти лежавшего рядом меча — все это весьма походило на гробницу. Но тут из-за стены донесся крик пьяной ссоры, и графиня поняла, что просто наступила ночь. «И к тому же у мертвецов не болит бок, — подумала она. — Утром надо сделать перевязку. « Элина еще пару раз просыпалась с этой мыслью в утренних сумерках, но всякий раз решала, что еще недостаточно светло. Наконец, в очередной раз обнаружив, что лежит с открытыми глазами, она поняла, что уже день, и дальше откладывать неприятную процедуру невозможно. Она села, размотала бинты и обработала рану; все вышло легче, чем она ожидала. Вскоре Элина снова заснула с чувством выполненного долга. Ей не пришло в голову, что на самом деле она и не просыпалась; перевязка ей лишь привиделась.
Одни бредовые картины сменялись другими. Она видела, как Артена закапывали в землю; видела своего отца, распростертого в луже крови; убегала от стаи собак, у каждой из которых была голова Саберро — как водится, ноги не слушались ее, собаки настигали, валили на землю и начинали рвать… Элина утратила ощущение времени. Она не слышала, как приходил слуга, приносивший пищу и воду, и лишь по тому, что, в очередной раз припав к кувшину, обнаруживала его пустым или полным, могла понять, что дни сменяют друг друга
— но сколько этих дней прошло, она не знала. Ей казалось, что она здесь уже целую вечность — зыбкую вечность, подернутую горячим маревом бреда; единственным, что сохраняло постоянство, была боль.
Она в очередной раз бродила по коридорам роллендальского дворца, который, по идее, знала как свои пять пальцев — но теперь с ним было что-то не так; коридоры прихотливо изгибались, и за каждым поворотом открывались новые двери и лестницы, уводившие ее все дальше и дальше от выхода. Вдобавок все эти залы и коридоры были совершенно пусты, и не у кого было спросить дорогу. Постепенно на стенах исчезала лепнина и позолота, сменяясь голыми грубыми камнями; пол был покрыт толстым слоем пыли; с низкого потолка, словно древние ветхие знамена, свешивались седые полотнища паутины… Внезапно Элина услышала в отдалении голоса. Она хотела бежать на звук, но коридор уводил в другом направлении. Элина в отчаянье прислонилась к стене. Однако голоса приближались. Говорили двое — один грубо и резко, другой что-то лепетал в оправдание. Она не понимала их язык, но первый голос был ей определенно знаком.
Затем рядом хлопнула дверь. «Это называется восточное гостеприимство»,
— сказал первый голос по-луситски, и Элина, обернувшись, увидела Эйриха. С ним был еще кто-то.
«Эрвард! „ — воскликнул этот второй. Это не был обладатель оправдывавшегося голоса; всмотревшись, графиня узнала Йолленгела. В тот же миг она поняла, что лежит на полу, а двое ее бывших попутчиков склонились над ней. «Когда же кончится этот бред“, — устало подумала графиня.
«Если вы о нас, то это не бред», — ответил Эйрих. Она услышала, как плеснула вода в кувшине, и на лоб ей легла холодная мокрая тряпка.
От этого ощущения, удивительно реального, графиня окончательно пришла в себя. В комнате действительно находились Эйрих и эльф; слуга, сопроводивший их сюда, благоразумно ретировался, опасаясь еще большего гнева Эйриха. Уши Йолленгела прикрывал местный зеленый тюрбан.
— Вы и правда настоящие? — спросила она, все еще боясь поверить.
— Доселе у меня не было причин сомневаться в собственной реальности,
— усмехнулся Эйрих. — Однако философские диспуты позже. Сначала я должен осмотреть вашу рану. Йолленгел, вы нормально переносите подобные зрелища?
— Нне знаю, — неуверенно сказал эльф. — Но если нужна моя помощь…
— Сам справлюсь. Просто отвернитесь и не мешайте.
Элина утомленно закрыла глаза. Руки Эйриха быстро освободили ее от не менявшихся несколько дней бинтов; когда его пальцы принялись ощупывать рану, графиня слабо застонала.
— На обычный клинок не похоже, — деловито констатировал Эйрих. — На топор тоже… Ага, кажется, понимаю. Сюрикен, и не маленький.
— Что? — переспросила Элина.
— Метательная звездочка. Вы дешево отделались после встречи с такой штукой. Очевидно, метавший не был профессионалом, даже не смазал ее ядом…
— Я не умру?
— Нет, — серьезно сказал Эйрих, — по крайней мере, в ближайшее время. Если бы в рану не попала грязь, вы бы уже были практически здоровы. А так получилось гнойное воспаление, но, к счастью, до заражения крови не дошло. У вас сильный организм, он уже сам начал решать эту проблему. Осталось лишь немного ему помочь. Потерпите чуть-чуть.
Обработав рану, он дал Элине напиться. К воде он, очевидно, подмешал какую-то настойку с мягким вкусом. Через несколько минут девушка вновь заснула — на сей раз без сновидений.
На следующий день ей было уже заметно лучше. Температура все еще была довольно высокой, но сознание оставалось ясным. Проснувшись, графиня обнаружила себя в просторной комнате, напоминавшей ту, что выделили ей вначале, только еще больше. Эльф сидел рядом и радостно приветствовал ее пробуждение. Открылась дверь, и вошел Эйрих.
— Как вы меня нашли? — спросила Элина.
— Мы прибыли в Харбад с караваном и остановились здесь, — ответил Эйрих. — Хозяин караван-сарая рассказал нам о раненом юноше нашей расы. Сделал он это, конечно же, не из милосердия, а потому, что рассчитывал урвать денег. Ведь вы, кажется, пообещали ему, что ваши друзья привезут их позже? Вот он и спросил, не мы ли те самые.
— Мерзавец! — вставил Йолленгел. — Этот скряга чуть не уморил вас!
— Мне это тоже не понравилось, но, по большому счету, мы не можем так уж его осуждать, — рассудительно заметил Эйрих. — Бизнес есть бизнес, никто не обязан заниматься благотворительностью. Тем паче по отношению к чужакам. Однако, Эрвард, как вы оказались в Харбаде?
Элина коротко рассказала историю злосчастного плавания. На мгновение она задумалась, стоит ли все еще сохранять инкогнито пеперед Йолленгелом, но решила, что раз Эйрих не раскрыл ему правды, то и ей следует поступать так же. Поэтому она убрала из своего рассказа все, что было связано с разоблачением ее имени и пола, пересказав, однако, историю знакомства Саберро с ее отцом.
— Могу лишь повторить, что вы дешево отделались, — кивнул Эйрих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112