.. - не сдавалась девушка.
- В конце концов, решаю не я... Так, у меня есть одна просьба, -
перебил "тихий" сам себя. - Эльвира... Вам не слишком тяжело переписать
методику лечения к себе в блокнот? Пусть на всякий случай сохранится
дубликат...
- А это еще зачем? - Рудольф чуть не растерялся.
- Я сказал - гонец может и не доехать, - с нажимом на последнем слове
проговорил "тихий" и подумал про себя, что не доехать - то есть, не
добраться до столицы, гонец тоже может. - Бывает разное... И нужно быть
уверенным, что ценные сведения пропадут. Даже вот что - моя просьба это
само по себе, пусть любой свободный от дел человек постарается переписать,
продублировать сведения в максимальном количестве экземпляров. В идеале
хоть по одному должен иметь каждый, затем, - он говорил все взволнованней
и сбивчивей, - нужно будет сделать тайники. Много тайников - и всюду
положить эти записи. Хоть один из них и сохранится...
- Я вас не понимаю, - демонстративно развел руками Рудольф, зато
Эльвира вдруг вытянула вперед шею и сосредоточенно наморщилась - снова она
угадывала скрытое за словами. "А ведь это и есть настоящее дело... -
мельком подумала она. - Самое настоящее из всех... Вот только окажусь ли я
на него способной? Утаить и сохранить..."
- Я этим займусь, обещаю. - Высказывание прозвучало почти
неестественно торжественно, от чего Эльвира смутилась едва ли не впервые в
жизни.
- Надеюсь... - буркнул под нос "тихий", поднял глаза и в его
выражении что-то изменилось. Несколько секунд он и журналистка смотрели
друг на друга, и даже со стороны сделался ощутим незримый молчаливый
диалог. Затем "тихий" проговорил почти так же вдохновенно, как она: - Нет,
верю...

25
- ...А теперь слушай мое условие, - сказал "тихий", когда подъемный
кран свернул на одну из улочек, ведущих к столичной междугородней
автомагистрали. - Ты - моя случайная попутчица. Ясно? Я подобрал тебя на
дороге...
Он не мог простить себе, что так и не сумел настоять на своем:
понимание опасности у Рудольфа распространялось лишь на часть его
объяснений, слишком нелегко было этому человеку менять убеждения, пусть
даже сильно подточенные предательством ближайших сослуживцев.
По этому поводу "тихий" мог развернуть целую теорию - всегда
существует вероятность, что посреди грязи кто-то останется чистым. Не то,
чтобы Рудольф в его понимании был действительно полностью невинен, как
младенец, но "тихий" не мог не заметить, что тот и на самом деле порой
бывал невероятно слеп: подлости жизни в большинстве своем проходили в двух
шагах от него, оставаясь им незамеченными, вера же в то, что мир лучше,
чем есть, помогала ему становиться иногда слепым.
Его бросили одного в зараженном и скорей всего обреченном на смерть
городе? - чья-то ошибка, простой недосмотр... Сбежали сами? - растерялись,
да и совещание в столице... не выдумали же его специально?
Можно было только поражаться, как Рудольф попал в городские
руководители, хотя на это "тихий" имел ответ: честные трудяги ни где не
бывают лишними, даже если требуются для отвода глаз: вот, мол, и такие у
нас есть... И все же недолгое знакомство разбудило в нем чувство похожее
на уважение, хотя бы к тому профессионализму, с которым тот сумел
организовать строительство укрепления. Казалось бы - ни чего сложного:
распределить людей по участкам, скоординировать их общие действия - но
"тихий" знал на своем опыте, что сам с этим делом не справился бы. Каждому
свое...
"И все же ей надо было остаться" - глядел он на профиль девушки, лишь
изредка отвлекаясь на то, чтобы взглянуть на дорогу. Он не был за рулем
уже давно, но там, в больнице, к нему не раз приходили сны, в которых он
вел машину - легко, безо всякого напряжения, заранее чувствуя все изгибы
дороги, так, что можно было спокойно отвлечься и подумать о чем-то своем.
Эта, реальная дорога тоже казалась ему заблудившейся частью сна, которая
ненароком выскочила в мир, именуемый всеми реальным. Светлые дома,
подсвеченные отблеском дальнего пожара, казалось, шевелились, меняли свои
очертания вместе с цветовыми пятнами, изредка появляющиеся неторопливые
фигуры тоже чем-то напоминали живые обленившиеся тени. Они были неопасны
сейчас - скорость сохраняла двоих беглецов, или идущих на подвиг героев,
а, проще - двух человек, сжавшихся в тесной кабинке, рассчитанной на
одного.
"Мы не успели толком даже познакомиться с ней, - продолжал
вглядываться в лицо девушки "тихий". В профиль она была не так красива,
как в фас, но была милей и ближе. Так щеки ее казались более пухлыми, что
вместе с чуть курносым носом и простило и молодило ее. - Девочка... Она,
пожалуй, действительно слишком молода для меня. Значит - все правильно.
Мне просто глупо о чем либо мечтать и тем более - влюбляться в случайных
знакомых. Мало ли милых девочек на свете... Будем считать, что Ала и упрям
всего лишь случайная попутчица. Вот я только что посадил ее к себе и скоро
высажу, чтобы расстаться с ней навсегда и больше не встретиться. Да -
так."
- Вы так странно улыбаетесь, - раздался ее испуганный голосок. - Мне
делается не по себе...
- Ну ты же сама согласилась ехать с сумасшедшим.
- Ты не сумасшедший. - Ала зачем-то прислонила палец к губам, словно
попросила замолчать. - И я хочу, чтобы ты объяснил мне все... Я чувствую
себя полной дурой: вы все время говорили о какой-то опасности...
- Тише, - нога "тихого" сама надавила на тормоз, прежде чем он успел
сознательно отдать ей такой приказ: дорогу загораживал дымящийся обвал. -
Мы еще только в начале пути.
Краем глаза он уловил неуверенный кивок, при виде огня Альбина сразу
притихла.
"А еще я бы хотел, чтобы эта поездка длилась вечно... Чтобы нас было
только двое - она и я"...
Резким рывком "тихий" обогнул чуть не попавшего под колеса
констриктора.
"Интересно, что бы она сказала, если бы поняла, что в случае чего я
не сумею ее защитить? - он покосился в сторону прислоненного к дверце
ружья. - Лучше бы я не знал, что эта болезнь лечится... Я ведь не смогу
выстрелить."
Вскоре город закончился - всю дорогу до пригорода они проехали молча.
Странная картина открывалась на шоссе, похожая на жестокий бред: то тут,
то там по дороге в беспорядке валялись брошенные вещи, между ними лежали в
неестественных и неловких позах человеческие фигуры, но в лунном свете,
оттененным оставшимся за спиной заревом, и трупы выглядели чем-то иным, не
столь откровенным.
- Не смотри, - невольно вырвалось у "тихого": так он сказал бы
ребенку. Ала не ответила, даже не обернулась, но можно было заметить, что
и неподвижность ее стала более напряженной - замерла, как окаменела.
Так, в напряженном молчании проехали еще минут двадцать, когда из-за
поворота, отмеченного красивыми аккуратными елочками, открылось новое
зарево - несколько по-видимому столкнувшихся машин горели, загораживая
проезд.
- Так... - чуть слышно проговорил "тихий".
Другой автострады, ведущей к столице не существовало, можно было
только попытаться приехать на север, в промышленный район. Не теряя
времени, "тихий" развернул кран и надавил на газ. Установившееся в кабине
молчание все сильнее раздражало его, но никаких тем для разговора найти он
не мог - мешала окружающая обстановка. Как-то неловко было разговаривать
среди этого молчаливого кошмара о вещах незначительных, и - тяжело о
бедах.
Город встретил их новым сюрпризом - и там огонь не нашел лучшего
развлечения, кроме как загородить обратную дорогу своей неровной рыжей
стеной.
- Это оно, да? - выдохнула девушка, когда кран круто развернулся на
месте и вновь устремился к лесу.
- Что? - не понял, но все же вздохнул с облегчением "тихий".
- То, о чем вы предупреждали.
Глаза девушки ярко блестели, огонь, молчание, причудливые фигуры на
дороге, общее ощущение ирреальности отрывали ее от действительности,
теперь Альбине казалось, что едущий рядом с ней человек и в самом деле
пророк, личность сверхъестественная, и тогда... тогда она, наверное,
обречена - не случайно же он так противился ее поездке.
- Это? О чем ты? А... - "тихий" натужно рассмеялся. - Нет. Я же
сказал - не важно о чем я говорил раньше. Ты - просто попутчица. Держись
за это - и спасешься. Так... Ты не боишься идти по лесу пешком?
- Боюсь, - честно призналась она.
- Я - дурак, - снова хихикнул он. - Конечно же, боишься... Но -
ничего. Я ведь с тобой, вместе как-нибудь выкрутимся. Главное - помни,
констрикторы довольно неповоротливы, убежать от них не сложно.
- А их взгляд? - девушка повела плечами, словно стряхивая с них
что-то неприятное и липкое.
- В темноте не видно... Хотя для такой прогулки тебе стоило бы
выбрать лучшего компаньона. Ладно, хватит об этом. Думаю, от того кострища
добираться до заграждения будет не так уж далеко. Обойдем огонь и пойдем
между деревьями - так будет безопасней, чем по дороге. Надеюсь, что
безопасней....
Они так и поступили. Едва ветки окраинных придорожных кустов
сомкнулись за ними, Альбина снова притихла, вцепилась горячими пальчиками
в руку спутника и шла молча, даже не стараясь увиливать от задетых им
прутьев. Она боялась и верила, верила и боялась, и от этого находящаяся
рядом мужская спина казалась ей то надежнейшим из щитов, то обманчивым
миражем, готовым растаять в любой момент, оставив ее наедине со страхом.
- Стой... - шепот "тихого" ударил ее словно током, она вздрогнула и
отпрянула назад. Тотчас "тихий" увлек ее вслед за собой прямо в колючие
еловые ветки - Альбина даже не вскрикнула, когда их иголки и сучья
прошлись по коже.
По дороге кто-то шел - тяжело и неторопливо.
- Замри, - шикнул "тихий", закрываясь хвоей, как занавеской.
В сумеречном свете возникшая фигура выглядела нерезкой и отличалась
незаурядным ростом - так показалось с первого взгляда. Со второго, более
резонно заключить, что или два человека образовали живую пирамиду, или
кто-то нес в руках нечто вытянутое у большое. Так оно и было: на минуту
приоткрывшаяся из-за туч луна высветила человека с огромной вазой.
- Слава тебе, Господи, - вздохнул "тихий" выпуская из рук еловые
ветки.
Их путь уже подходил к концу - и то сложно было не почувствовать, тем
более, что среди неровных очертаний окружающих дорогу деревьев уже виден
стал далекий свет сигнального прожектора, обращенного в сторону леса.

26
...После каждого удара на плече констриктора оставалась рыжеватая
кирпичная отметинка, быть может, глубже, под одеждой, возникали и синяки,
но в отличие от пятен на пиджаке они не были так заметны. Душитель был
одет хорошо - быть может, даже слишком хорошо. Болезнь застала его "при
параде" - из костюма-тройки высовывался белый накрахмаленный воротничок,
уголок изящно сложенного платка выглядывал из нагрудного кармана.
От кирпича отлетали мелкие, похожие на песчинки частички, но
образовавшаяся в связывающей отдельные кирпичины известке трещины
свидетельствовали о том, что его старания не были совсем уж бесплодными.
Удар, шаг назад, удар... Он бился в стену монотонно, как маятник
старинных часов, как автоматический молот, как знаменитая долбящая камень
капля... Удар - шаг назад - удар...
Кирпич шатался. Нормальному человеку это наверняка прибавило бы
энтузиазма - констриктор чувств не знал, и его движения не меняли прежнего
ритма.
Еще один его "побрат" - бывший работяга, так и не успевший снять
спецовку присоединился к тяжелой и малоблагодарной работе. Удары
участились - тела врезались в стену поочередно.
Привлеченные стуком, или смутной необъяснимой тягой другие душители
начали собираться вокруг, время от времени внося и свой вклад в
расшатывание стены - теперь кирпич и секунды не мог отдохнуть от
прикосновения тупых упрямых плеч.
- ...Что-то они зачастили, - недовольно проговорил человек,
находящийся внутри. - А как на других участках?
- То же самое, - сообщил ей другой, заглядывающий в дверь кабинета,
приведенного в неподобающий захламленный вид, как и почти весь низ здания.
- Может, сообщить начальнику... как его там?
- Какая разница... начальник и есть начальник... - равнодушно
отозвался тот. - Да он и сам наверное знает...
Странно, но оказавшиеся волей судеб в укреплении люди как-то мало
заботились о том, чтобы представляться друг другу, Эльвира отдельно
упомянула в своих записях об этом любопытном факте. Казалось бы - общая
работа и беда должны были сблизить защитников укрепления друг с другом, но
этого не произошло:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27