Во всяком
случае, из отделения для буйных со всеми его "прелестями" меня перевели к
тихим хроникам. А когда все началось, я подумал только о том, что могу
хоть ненадолго вырваться на свободу. Пусть это глупо и нелогично, но я
полжизни... да нет - весь ее остаток - отдал бы за то, чтобы получить
возможность пусть несколько часов, но просто послоняться по улицам, самому
выбирая путь, любуясь на дома, на беззаботные нормальные человеческие
лица. Конечно, меня поймали бы - так я рассуждал - но что-то в памяти я б
унес, и жил бы воспоминанием годы. Вот так... Когда я увидел, что путь
свободен, я ринулся к окну, выскочил на карниз, прошел до следующего окна
и увидел "веселую" картину... Думаю, уточнять не стоит. Повисел немного на
лестнице, обдумывая, что стряслось - ведь я все же не провидец, чтоб вы
там не утверждали, ну и пустился в обход, пока не наткнулся на Алу. Дальше
- расспрашивайте ее. Закончилось дело тем, что мы отправились к ней
домой... Вот уж не ожидал, что моя свобода окажется такой мрачной...
- Он не все сказал, - подняла голову и Альбина. - Он еще ходил по
карнизу, ища тех, кого можно спасти... Ведь так?.. Но ведь пугались его
еще больше, чем констрикторов... У нас ведь сумасшедшие ходят в синих
пижамах.
- Брось, Ала. - "тихий" вдруг расхохотался. - Ну представьте себе
нормальную реакцию нормального человека, которому в окно лезет сумасшедший
- а почему бы те, кого я видел, должны были считать по другому? - и
требует, чтобы они следовали за ним, не то их сейчас придушат. Я - кретин,
и у меня тогда просто не было времени задуматься, как такое "спасение"
выглядит со стороны. В своей неудаче виноват только я сам... Впрочем,
явись я голяком - им это тоже вряд ли пришлось бы по душе.
- Господа, вы все здесь? Это хорошо, - присоединился к разговору
неожиданно подошедший Рудольф. - Вот, позвольте мне представить вам одного
человека... Анна, пройдите вперед - здесь наш медпункт, а это Ала, та
девушка, с которой вы вместе будете работать. Все же нам немного не
хватало врача с высшим образованием... так, Эльвира, вас представлять, или
познакомитесь сами? - он не заметил, что вновь перешел на "вы". - Анна -
удивительный человек, и, быть может, вскоре совершит невероятно...
- Не надо, - стыдливо потупила глаза она.
- Нет, подождите, - Рудольф привлек к себе Альбину и положил руку ей
на плечо, напоминая этим жестом, что он не забыл о ней насовсем. - Анна
пробует вылечить больного констрикторизмом, и по крайней мере, пока он не
стал чувствовать себя хуже. Думаю, Ала, ты не станешь особо возражать?
- Я стану, - несколько морщин показалось на лбу "тихого". - Вы что,
хотите притащить больного сюда?
- Речь идет о ребенке, - жестко осадил его Рудольф, - и он будет
здесь. Как бы ни была заразна болезнь, у медицины есть способы
предохранения от инфекции. Если вести себя разумно, никто из нас не
заболеет... во всяком случае, из-за этого несчастного - все мы имели
прекрасную возможность подцепить эту дрянь заранее. И я уже принял
решение, вне зависимости от того, нравится оно кому-то или нет. Если есть
шанс - его надо использовать. Вы же сами слышали - медики в столице еще не
имели дело с живыми больными.
Анна посмотрела на Рудольфа одновременно с благодарностью и со
страхом.
Лицо Рудольфа выражало непоколебимую решимость. Собравшийся было
что-то возразить "тихий" приоткрыл рот и тут же закрыл его снова, плотно
сжимая губы.
- Уважаю, - четко проговорила Эльвира. - Где этот больной?
- Он... - голос Анны оказался тонким и слабым, словно не она, а
кто-то другой недавно кричал с балкона. - Совсем мальчик... шесть лет. Он
дома у меня... Это рядом. Я сама его приведу.
- У вас будут помощники, - Рудольф отпустил Альбину и зашагал по
коридору. Анна быстро оглянулась по сторонам и засеменила за ним...

19
Колючая проволока напоминала Артуру паутину, но чем именно - он не
знал. Что-то тягостное, неприятное пряталось в оцепленном ею пейзаже.
В армию Артур уходил со скрипом, старался "закосить" - но его накрыли
и хорошо еще, что все обошлось мирно. Больше всего он жалел, что не успел
достаточно прочно примкнуть ни к одной из сект - одинокому противнику
милитаризма в целом и всех убийств как таковых, в частности невозможно
доказать свою моральную непригодность службы в армии: попытку отвертеться
все приняли за трусость (или осторожность разумного ловкача, которому не
повезло). Скрипя сердцем, он пошел-таки служить, втайне надеясь, что ему
пройдется только играть в убийство, только "репетировать" его и когда не
направлять ружье на живого человека. В тот момент, когда его прислали
охранять участок карантинного кордона, надежда забила тревогу и принялась
улетучиваться: в руках Артура находился автомат, напарником был человек
готовый не задумываясь выполнить любой приказ, а заодно и подвести под
трибунал "слабака", каковым он всегда считал Артура, а на дальней опушке у
леса уже появились первые ползущие в сторону колючей проволоки живые точки
- люди искали выхода из "загона смертников" - так уже за глаза называли
пораженную эпидемией зону.
Артур незаметно для напарника сжал кулаки - внутри у него все
бушевало.
Ищущие спасения люди имели право на жизнь, имели - и не другим таким
же людям было их отбирать. Но ведь и другие, те, кто находился сейчас у
Артура за спиной, такие же, семейные и одинокие, молодые и старые,
счастливые и несчастные - они тоже имели те же права и их было больше.
"Господи - за что ты послал мне именно это испытание? - так же
незаметно и беззвучно задвигались губы. - Уж не за то ли, что я так боялся
попасть на войну? Но ведь там передо мной был бы противник, сам взявший в
руки оружие, сам сделавший свой выбор, а тут... Смогу ли я выстрелить,
если они попробуют прорвать ограждение? Наверное - нет..."
С ужасом наблюдал он, как точки приближаются, вытягиваются в
вертикальном направлении, все больше приобретая сходство с человеческими
фигурами. Количество их тоже росло - вслед за несколькими одиночками из
леса устремился разноцветный людской поток. Минут через пять Артур уже
начал, правда смутно, различать их лица - злые, напуганные, усталые,
доведенные у одних до угрюмого равнодушия, и таящие готовую в любой момент
к взрыву эмоциональную смесь - другие...
Спина Артура начала чесаться - так не раз бывало, когда грубая ткань
гимнастерки намокала, хоть от дождя, хоть от холодного пота.
Они шли...
- Назад! - уже издалека хрипло выкрикнул он, и руки, держащие
автомат, дернулись: сработали нервы.
Окрик не произвел на беженцев никакого впечатления. Первые ряды
уплотнившейся людской массы достигли ограждения и замерли, поджидая
отставших. К пущему ужасу Артур обнаружил, что среди них оказались и дети.
- Чего приперлись? А ну - назад! - гаркнул над его ухом напарник.
- Давай, заворачивай обратно! - присоединился к нему Артур.
Беженцы начали сгружать мешки, бросая их или бережно ставя на землю,
в общую кучу, от чего у Артура мелькнула неприятная мысль о том, что,
возможно, они собираются возвести здесь баррикаду. Лишь здравый смысл
подсказал ему, что вряд ли кто пустит на такое дело последние пожитки -
каждый нес с собой самое ценное, что был способен унести на себе, не имея
транспорта. Особо Артуру запомнился мелькнувший в общей толпе чудак,
притащивший с собой зачем-то высокую, в пол человеческого роста синюю
китайскую вазу - он поставил ее перед собой, бережно сгрузил рюкзак,
видно, также наполненный чем-то легко бьющимся и принялся рассматривать
свое сокровище. Его примеру последовали и другие - вскоре сборище начало
напоминать сидячую забастовку.
Если бы время остановилось... - зажмурившись, взмолился Артур. -
Пусть они сидят вот так долго-долго... сидят всегда, и я не должен буду
принимать никаких мер, не стану стрелять...
Некоторое время, казалось, ему везло - все увеличивающаяся и
густеющая толпа продолжала вести себя мирно, но вот уже где-то в задних
(или в средних - разобрать наверняка было сложно) рядах зазвучали
недовольные голоса, кто-то принялся возмущенно кричать - и возбуждение
волной захлестнуло всю толпу. Только что сидевшие с тупым ожиданием люди
вскакивали на ноги, собирались в кучки; все больше становилось озлобленных
лиц, и количество грозило в любой момент перерасти в качество.
"Нет, только не это, - громко бухало сердце в груди молодого солдата
срочной службы, пот уже заливал его лицо. - Пусть все обойдется мирно...
Господи - к тебе взываю: не допусти... останови их, не дай сойти с ума, не
дай мне запятнать руки кровью..."
- Хреново... Сейчас они сорвутся с цепи, - услышал он слова
напарника, глянул в его сторону и убедился, что и тому не по себе: не
отличавшийся особой тонкостью чувств, да что говорить - часто просто
жестокий, он не мог все же решиться стрелять по безоружной массе людей, не
переломив внутри себя невидимого запрета.
А напряжение в толпе все росло и гул голосов становился все
угрожающей... Наконец, из наиболее крупной группки вышло вперед несколько
человек.
- Пропустите нас!
- Вы не имеете права нас задерживать, нелюди!
- Наши семьи тоже хотят жить!!!
Пока от толпы летели только выкрики, но краем глаза Артур уловил, что
кое-кто уже начинает выискивать в земле камни.
- Назад! Все назад! - предостерегающе крикнул он.
Человек с вазой вскочил на ноги и быстро принялся просачиваться
обратно в сторону леса через смыкающиеся человеческие ряды...
- А ну, пусти!
- Выставили тут цепных псов, суки...
- Пропусти, миленький, - растолкала вдруг всех старуха, бухаясь перед
ограждением на колени. - Хоть деток пропусти...
- Поосторожней, бабушка, - прикрикнул на нее Артур.
- Да что ты с ними миндальничаешь, - бросил сквозь зубы напарник.
Замешательство уже начало покидать его, сменяясь ответной злостью. - А ну
- все назад! Осади - не то буду стрелять!
- Сволочь!
- Звери!
Несколько комков сухой глины поднялись в воздух, пролетая мимо
охранников заграждения.
- Ах, вы, так? - скрипнул зубами напарник Артура, и лицо его
перекосилось окончательно. - Стреляю!!! Ну, кому сказанною - назад! Это
последнее предупреждение...
- ...! - дошедшие до отчаянья беженцы все больше прибегали к
нецензурным выражениям, на некоторое время переговоры между ними и
напарником Артура свелись в соревнования по "этажности" выражений.
"Пусть хоть так, - продолжал молится Артур, - лишь бы не стрелять".
Небольшой камень ударил его по щеке, заставляя вскрикнуть от боли.
Стоящая за тонкой паутиной колючей проволоки толпа дышала ненавистью, и он
ощутил вдруг, что перед ним - зверь - огромный и могучий зверь, готовый в
любой момент сорваться с цепи... или уже сорвавшийся и собирающийся
прыгнуть.
- Стой, стрелять буду! - ошалев от внезапно нахлынувшего страха
завопил он и поднял автомат.
Лица... лица ли были перед ним? Или косые уродливые маски, в которых
пропали последние искры человеческого духа? Ненависть и страх, страх и
ненависть - вот и все, что можно было прочитать на них, вот и все, чем
жили они в этот момент.
В какой-то момент Артур понял вдруг, что смотрит на них в прорези
прицела.
"Нет, я не хочу стрелять... я не хочу!"
Прицел запрыгал в его руках и вдруг перед ним очутилась женщина с
распущенными и всклокоченными уже волосами, делающими ее похожей на фурию.
В руках ее был младенец, ничего не понимая, он пищал и сучил ручками.
- Ну, что же ты не стреляешь, что? - впиваясь в Артура полубезумным
взглядом произнесла она. - Ну, рискни, выстрели... Ну?
- Стой, стрелять буду, - отчаянно прошептал Артур, уже не заботясь о
том, что его кто-то услышит, что-то умирало в этот момент у него в душе и
не могло умереть, корчась в тяжкой болезненной агонии.
- Что, слабо? - продолжала она, все ближе подступая к проволоке,
упираясь в нее. - Так что же ты не стреляешь?
- Отойди, дура! - рявкнул напарник, и Артур ощутил к нему впервые
тень теплого чувства за то, что он не выстрелил. - Ведь мы не шутим...
Можем и прибить.
- Так пожалуйста, - уже не громко и спокойно предложила она. - Что мы
теряем?
"Нет, только не это, - простонал Артур про себя, стреляя в воздух, -
только не это..."

Винный магазин подвернулся им кстати - "охотники" сами того не
осознавая, давно уже искали разрядку. И хотя пошедший туда на разведку
честно сообщил, что констрикторов в помещении нет, зато все двери открыты,
толпа ломанулась внутрь и вскоре уже не одна пустая бутылка разлетелась,
сбитая в шутку налету метким ружейным выстрелом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27