Я люблю орден, только здесь я из уличного крысёныша стал людем, рыцарем. Но я рыцарем именно стал, а ты им родился. Твоя любовь к ордену намного глубже и сильнее. Ты истинный Ястреб. Мне очень стыдно, Пауль, но я и в сотой доле не могу почувствовать той боли, которая терзает тебя, когда ты видишь, как умирает наш орден. Не могу разделить её с тобой, не могу смягчить. Прости меня, Пауль.
Декстр резко обернулся. Магистр смотрел на него с печалью и сожалением.
— Прости меня, Пауль.
— Магистр… — только и выговорил Декстр.
— Я знаю, что Чижик очень опасен, — ответил Салливан, — знаю, что он в любую минуту может стать врагом. Но у нас нет выбора, Пауль. Орден слабеет стремительно. У мальчишки огромная сила, Пауль, я не понимаю её сути и природы, но я вижу, на какие высоты она может поднять орден, какую мощь ему дать. Я должен попробовать, Пауль. Я обязан использовать все средства, чтобы спасти орден, ведь я — рыцарь-Ястреб. Перенастроить Чижика, убедить войти в орден. Это трудно, но парень стоит таких трудов. Ну а если не получится — его надо убить. А пока я не могу, не хочу лишать орден ни одной возможности уцелеть, ведь их так мало. — Магистр улыбнулся с нежностью и покорностью. У Декстра защемило сердце, перехватила дыхание. Салливан кивнул своим мыслям и сказал: — Ты свободен от своего ученика. Было бы нечестно заставлять тебя тащить неподъёмный груз. Я подберу Чижику другого наставника.
— Но я сумею, — подводить магистра и учителя Декстру не хотелось ни за что. Только не разочаровать. Не заставить сожалеть о потраченном на Декстра времени.
— Это слишком тяжело, Пауль. Я не хочу взваливать на тебя такую ношу.
Декстр встал на колено, склонил голову.
— Позвольте мне вести его, учитель. Я сделаю Чижика верным рыцарем ордена. А не получится — убью прежде, чем успеет он причинить Ястребам хоть какой-то вред. Позвольте мне, учитель.
Салливан тронул кончиками пальцев его лоб, скользнул к затылку, слегка взъерошил волосы. Как и в далёком детстве, когда Декстр только начинал рыцарское обучение, когда была ещё сильна боль от разлуки с родителями, его ласка прогнала все тревоги и страхи, вселила новые силы. Декстр благоговейно прикоснулся губами к руке Салливана.
— Я никогда не подведу вас, учитель, — повторил он давнюю клятву. — Скорее умру.
— Никаких умираний, Ежонок, — строго сказал учитель. Как и раньше, в те почти забытые времена, он едва заметно, только для одного Декстра, улыбнулся. — Ты справишься. — Прикосновением к плечу Салливан велел ему подняться, снова улыбнулся и ушёл.
— Я не подведу вас, учитель, — тихо сказал Декстр. — Никогда. Я скорее умру.
* * *
— Четвёртая группа геометриков, строиться! — рявкнул дежурный капрал. — Смир-рна! Команду слушать приго-товсь!
Капралы, старшины, фельдфебели одинаковы везде. Нижние чины. Маленькие начальники. За пять месяцев орденской службы Славян так и не смог привыкнуть без улыбки смотреть на их потуги изобразить генералов.
Вот и сейчас. В фойе лекционного корпуса перед капралом всего-то пятнадцать человек, и стоят в полутора метрах, а орёт доблестный воин так, словно в поле за полкилометра до сотни докричаться пытается.
— С сегодняшнего дня, курсанты, у вас появляется новый предмет — фехтование. Наставник — старший лейтенант Рене Мельес, один из лучших мастеров клинка в ордене. Повторить имя.
Курсанты повторили.
В программу любого ВУЗа, даже если она ужата до годичного обучения и носит исключительно военный характер, обязательно запихнут кучу совершенно никчёмных предметов. Вот пожалуйста — фехтование. На кой ляд оно в современной армии нужно? Надо обязательно у наставника спросить, в чём заключается актуальность его предмета, и к какому виду вооружений относится сабля — тактическому или стратегическому?
— В колонну по трое — стройсь! — Капрал встал во главе курсантов. — За мной шагом марш!
Наставник Мельес был уже на учебном плацу. К будущим ученикам спиной повернулся, подбородок так задрал, что голова почти на лопатки свесилась — наставническое величие и недосягаемость демонстрирует. Из Ройсовых ребят, сразу видно. Славян представлял себе фехтовальщиков иначе, в стиле актёров Михаила Боярского, Джеки Чана и Жана Маре, а тут стоит дуболомище, гибрид Конана с бульдозером.
Что-то излишне напряжённый для одного из лучших мастеров клинка, хоть ордена, хоть роты. Спина словно каменная, ноги разве что судорогой не свело. Новичок, стесняется, боится опозориться перед своей первой группой? Исключено, геометрикам преподавать может только опытный наставник, не менее чем с двухгодичным стажем, и никакие успехи на соревнованиях тут не помогут.
По команде капрала курсанты согнулись в поклоне. Славян разозлился. Шао-Линь мадагаскарского розлива, стой теперь крючком, пока его наставническое хамейшество соизволит задницу в другую сторону развернуть. И как только Ястребы свои церемонии выдерживают? Славян давно бы всё уже послал в джунглях берёзу искать.
А ведь теперь можно и послать. Гроссмейстер сообразил вдруг, что даже рыцарям наглеть допустимо только до определённого предела, и принял «Уложение о поселенцах», документ весьма толковый. Отдать старостам Корзинки и Белой Рыбы по экземпляру, и его долг перед деревнями оплачен, можно уехать. Вопрос — куда?
Обдумать уход Славян не успел, наставник повернулся к группе лицом. И сразу же вперился взглядом в Славяна.
Рыцарь из корзинковского кабака. Славян выпрямился, движением век подтвердил: «Да, это я. Привет».
У рыцаря зло сузились глаза.
Но хватило ума не затевать разборку прямо на плацу, в присутствии пятнадцати свидетелей. Наставник Мельес отпустил капрала, скомандовал курсантам «Вольно» и принялся объяснять, какая замечательная штука меч, и какой счастливец тот, кто научился им владеть. Пару минут поток банальностей типа «Меч — душа воина» и «Меч — благороднейшее оружие» Славян слушал внимательно, хотелось оценить уровень образованности нового наставника. Весьма неплохо. Речь грамотная, обширный словарный запас — читал не только воинские трактаты. Говорит интересно, ярко, увлекательно, с примерами — и думать умеет, и воображение работает. Пожалуй, преподавать действительно сможет. А вот учить — нет, потому что сам учиться не умеет, только обучаться. Слишком верит догмам, авторитетам, слишком мало скепсиса и иронии, слишком серьёзно ко всему относится. Такие не учатся, а заучивают — навечно и бездумно. Не учат, а дрессируют — добросовестно и занудно. Ну да это забота курсантов.
Мысли Славяна опять занимал отъезд. Домой возвращаться всё ещё нельзя. Пусть он уже твёрдо решил, где будет жить и как, кем будет в новой жизни, но начать её пока не готов. Сначала надо разобраться…
— Курсант Чижик! — грянуло над ухом.
На источник шума Славян глянул с лёгкой досадой — наставник Мельес оторвал от важных размышлений.
— Я вам не помешал? — ядовито спросил Мельес.
— Немного, — с вежливой улыбкой брякнул Славян прежде, чем успел подумать — а надо ли дразнить нового наставника, если всё равно уходить собрался.
От неожиданности Мельес на несколько мгновений онемел.
— Выйти из строя, курсант Чижик, — приказал он.
Славян сделал три положенных по уставу шага.
— Тебе не интересны слова наставника, Чижик?
Главное уже сказано, а всё остальное — мелочи. Теперь молчать бессмысленно.
— Нет, — ответил Славян и пояснил выпучившему глаза Мельесу: — Не интересны.
— И что же тебе интересно? — спросил, на свою беду, Мельес.
— Что-нибудь полезное.
— Так меч, по-твоему, бесполезен?
— А чем он может быть полезен? — спросил Славян.
— Рыцарь, который не чтит меч, недостоин рыцарского звания, — холодно изронил Мельес.
— Я курсант, — напомнил Славян, — и пока не решил, нужен ли мне рыцарский пояс.
— Тогда что ты здесь делаешь? — судя по движению плеч, Мельес едва сдерживает матерную ругань.
— Именно это я и пытаюсь сейчас решить. Наиболее правильный ответ — зря теряю время.
— Чижик! — испуганно воскликнули сразу несколько голосов из строя. Мельес небрежным движением кисти заставил их умолкнуть, курсанты замерли по стойке «смирно».
— Итак, курсант Чижик, путь воина вы считаете пустой тратой времени? — голос Мельеса звенел от ярости.
— Путь воина, наставник Мельес, не имеет ничего общего с размахиванием остро заточенной железкой.
— Меч — благороднейшее оружие! — крикнул взбешённый Мельес. — И если ты не способен это понять, в рыцарской крепости ты сможешь только отхожие места чистить.
— Занятие полезное и необходимое, — ответил Славян. — А вот в чём польза меча, я понять действительно не могу. Что вы будете с ним делать, если вон там, — Славян кивнул на одну из крепостных башен, — снайпер засядет?
— Снайперская винтовка — оружие труса.
Славян коротко рассмеялся.
— И вы решитесь повторить это в присутствии наставника Донована, мастер клинка Мельес?
— Винтовка — оружие войны, а меч — благородства и чести. Это признаёт и наставник Донован. Он тоже мастер клинка.
— Что винтовка, что меч, что булыжник, а конечный продукт их применения один и тот же — труп. Меч — орудие убийства, и ни на что другое не годится.
— Меч — это душа воина! — выпалил Мельес заученную фразу.
— По-вашему, — спросил Славян, — у воина душонка столь мелкая, что уместится в куске железа?
Слова возмутили и оскорбили и курсантов, и Мельеса, но червячок сомнений остался. Меч действительно не столь велик. И действительно им можно только убивать.
— Тысячелетиями воины почитали свои мечи, — сказал мертвенно бледный от ярости и обиды Мельес, — веками меч был символом благородства и чести, отваги и доблести. И не рыбаку оскорблять оружие рыцаря.
— Веками мечами только убивали, — уверенно и спокойно, словно речь шла о чём-то простом и обыденном, вроде того, чтобы после занятий в кафе сходить, ответил Славян. — Меч — орудие разрушения, а слова о его благородстве и чести, отваге и доблести придуманы меченосцами, чтобы оправдать ремесло убийцы.
— Ты считаешь рыцарей убийцами? — выкрикнул Мельес.
— А нас здесь что, целительству учат? — поинтересовался Славян.
— Долг рыцаря — защищать слабых!
— Вот с этого, наставник Мельес, и надо было начинать. (Мельес дёрнул плечом, незаигранное спокойствие Чижика довело до исступления.) Можно убить, чтобы спасти от боли и смерти тех, кто не может защитить себя сам. Во всех остальных случаях убийство будет преступлением.
Глубочайшая, спокойная убеждённость Чижика действовала сильнее самых горячих речей. Мельес чувствовал себя как на шатком мосту, курсанты верили Чижику, а не наставнику.
— А честь? — спросил он. — Мечом отстаивают честь в поединке.
— Проще говоря, в драке. Что пьяные рыбаки махлу в кабаке устроят, что рыцари на дуэльной площадке сойдутся — разница не велика. Честь определяется тем, что принесут твои поступки окружающим людям, а не умением расквасить противнику нос или отрубить уши.
— Как ты можешь равнять рыцарский поединок, ведущийся по правилам чести, с грязной кабацкой дракой?
— Обыкновенно, — ответил Славян. — И там, и там честь равна умению покалечить оппонента. Моральные качества поединщиков, их правота никого не интересует. Только бойцовская выучка — идёт сравнение качества мускулатуры и скорости реакции. Так оценивают собак. Людей судят по их поступкам. Как в кабаках и на дуэльных площадках, так и за их пределами. Только поступками определяется честь и бесчестие.
— По кабацким дракам ты большой специалист, — ядовито сказал Мельес.
— Если вы о той драке в Корзинке, то признаю, я поступил не только бесчестно, но и глупо. Я доказал вам всего лишь превосходство моей мордобойной выучки над вашей. Утвердил в ложной правоте насилия. О причинах драки было забыто — как в драках и бывает. А значит боль, которую я причинил вам тогда, тоже была беспричинной. Таким образом, вред я нанёс вам двойной — и физический, и моральный. Я полностью признаю вину и прошу простить меня. — Славян сложил ладони лодочкой и склонился в глубоком поклоне.
По строю курсантов пробежал быстрый шёпот. Чтобы Чижик, который самому генералу кланяться отказался — исключительно из-за его упрямства и ехидных комментариев приветствие наставнику теперь ограничивалось простым вежливым четвертьпоклоном, — склонился перед каким-то старлеем? Что такого должно было произойти в деревенском кабаке, чтобы Рыжий Ликвидатор просил прощения?
Мельес бросил быстрый растерянный взгляд на взбудораженных курсантов, на склонённую спину Чижика — того самого, что напугал его в деревенском кабаке едва ли не до потери рассудка. На того, кто провёл дампьерскую и атенерскую зачистки. На того, кто оказался гораздо сильнее его, и не только в боевой подготовке. Что теперь делать, Мельес не знал. И никого рядом, кто бы подсказал. А ведь уже через час о них — Мельесе и Чижике — будет говорить вся крепость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Декстр резко обернулся. Магистр смотрел на него с печалью и сожалением.
— Прости меня, Пауль.
— Магистр… — только и выговорил Декстр.
— Я знаю, что Чижик очень опасен, — ответил Салливан, — знаю, что он в любую минуту может стать врагом. Но у нас нет выбора, Пауль. Орден слабеет стремительно. У мальчишки огромная сила, Пауль, я не понимаю её сути и природы, но я вижу, на какие высоты она может поднять орден, какую мощь ему дать. Я должен попробовать, Пауль. Я обязан использовать все средства, чтобы спасти орден, ведь я — рыцарь-Ястреб. Перенастроить Чижика, убедить войти в орден. Это трудно, но парень стоит таких трудов. Ну а если не получится — его надо убить. А пока я не могу, не хочу лишать орден ни одной возможности уцелеть, ведь их так мало. — Магистр улыбнулся с нежностью и покорностью. У Декстра защемило сердце, перехватила дыхание. Салливан кивнул своим мыслям и сказал: — Ты свободен от своего ученика. Было бы нечестно заставлять тебя тащить неподъёмный груз. Я подберу Чижику другого наставника.
— Но я сумею, — подводить магистра и учителя Декстру не хотелось ни за что. Только не разочаровать. Не заставить сожалеть о потраченном на Декстра времени.
— Это слишком тяжело, Пауль. Я не хочу взваливать на тебя такую ношу.
Декстр встал на колено, склонил голову.
— Позвольте мне вести его, учитель. Я сделаю Чижика верным рыцарем ордена. А не получится — убью прежде, чем успеет он причинить Ястребам хоть какой-то вред. Позвольте мне, учитель.
Салливан тронул кончиками пальцев его лоб, скользнул к затылку, слегка взъерошил волосы. Как и в далёком детстве, когда Декстр только начинал рыцарское обучение, когда была ещё сильна боль от разлуки с родителями, его ласка прогнала все тревоги и страхи, вселила новые силы. Декстр благоговейно прикоснулся губами к руке Салливана.
— Я никогда не подведу вас, учитель, — повторил он давнюю клятву. — Скорее умру.
— Никаких умираний, Ежонок, — строго сказал учитель. Как и раньше, в те почти забытые времена, он едва заметно, только для одного Декстра, улыбнулся. — Ты справишься. — Прикосновением к плечу Салливан велел ему подняться, снова улыбнулся и ушёл.
— Я не подведу вас, учитель, — тихо сказал Декстр. — Никогда. Я скорее умру.
* * *
— Четвёртая группа геометриков, строиться! — рявкнул дежурный капрал. — Смир-рна! Команду слушать приго-товсь!
Капралы, старшины, фельдфебели одинаковы везде. Нижние чины. Маленькие начальники. За пять месяцев орденской службы Славян так и не смог привыкнуть без улыбки смотреть на их потуги изобразить генералов.
Вот и сейчас. В фойе лекционного корпуса перед капралом всего-то пятнадцать человек, и стоят в полутора метрах, а орёт доблестный воин так, словно в поле за полкилометра до сотни докричаться пытается.
— С сегодняшнего дня, курсанты, у вас появляется новый предмет — фехтование. Наставник — старший лейтенант Рене Мельес, один из лучших мастеров клинка в ордене. Повторить имя.
Курсанты повторили.
В программу любого ВУЗа, даже если она ужата до годичного обучения и носит исключительно военный характер, обязательно запихнут кучу совершенно никчёмных предметов. Вот пожалуйста — фехтование. На кой ляд оно в современной армии нужно? Надо обязательно у наставника спросить, в чём заключается актуальность его предмета, и к какому виду вооружений относится сабля — тактическому или стратегическому?
— В колонну по трое — стройсь! — Капрал встал во главе курсантов. — За мной шагом марш!
Наставник Мельес был уже на учебном плацу. К будущим ученикам спиной повернулся, подбородок так задрал, что голова почти на лопатки свесилась — наставническое величие и недосягаемость демонстрирует. Из Ройсовых ребят, сразу видно. Славян представлял себе фехтовальщиков иначе, в стиле актёров Михаила Боярского, Джеки Чана и Жана Маре, а тут стоит дуболомище, гибрид Конана с бульдозером.
Что-то излишне напряжённый для одного из лучших мастеров клинка, хоть ордена, хоть роты. Спина словно каменная, ноги разве что судорогой не свело. Новичок, стесняется, боится опозориться перед своей первой группой? Исключено, геометрикам преподавать может только опытный наставник, не менее чем с двухгодичным стажем, и никакие успехи на соревнованиях тут не помогут.
По команде капрала курсанты согнулись в поклоне. Славян разозлился. Шао-Линь мадагаскарского розлива, стой теперь крючком, пока его наставническое хамейшество соизволит задницу в другую сторону развернуть. И как только Ястребы свои церемонии выдерживают? Славян давно бы всё уже послал в джунглях берёзу искать.
А ведь теперь можно и послать. Гроссмейстер сообразил вдруг, что даже рыцарям наглеть допустимо только до определённого предела, и принял «Уложение о поселенцах», документ весьма толковый. Отдать старостам Корзинки и Белой Рыбы по экземпляру, и его долг перед деревнями оплачен, можно уехать. Вопрос — куда?
Обдумать уход Славян не успел, наставник повернулся к группе лицом. И сразу же вперился взглядом в Славяна.
Рыцарь из корзинковского кабака. Славян выпрямился, движением век подтвердил: «Да, это я. Привет».
У рыцаря зло сузились глаза.
Но хватило ума не затевать разборку прямо на плацу, в присутствии пятнадцати свидетелей. Наставник Мельес отпустил капрала, скомандовал курсантам «Вольно» и принялся объяснять, какая замечательная штука меч, и какой счастливец тот, кто научился им владеть. Пару минут поток банальностей типа «Меч — душа воина» и «Меч — благороднейшее оружие» Славян слушал внимательно, хотелось оценить уровень образованности нового наставника. Весьма неплохо. Речь грамотная, обширный словарный запас — читал не только воинские трактаты. Говорит интересно, ярко, увлекательно, с примерами — и думать умеет, и воображение работает. Пожалуй, преподавать действительно сможет. А вот учить — нет, потому что сам учиться не умеет, только обучаться. Слишком верит догмам, авторитетам, слишком мало скепсиса и иронии, слишком серьёзно ко всему относится. Такие не учатся, а заучивают — навечно и бездумно. Не учат, а дрессируют — добросовестно и занудно. Ну да это забота курсантов.
Мысли Славяна опять занимал отъезд. Домой возвращаться всё ещё нельзя. Пусть он уже твёрдо решил, где будет жить и как, кем будет в новой жизни, но начать её пока не готов. Сначала надо разобраться…
— Курсант Чижик! — грянуло над ухом.
На источник шума Славян глянул с лёгкой досадой — наставник Мельес оторвал от важных размышлений.
— Я вам не помешал? — ядовито спросил Мельес.
— Немного, — с вежливой улыбкой брякнул Славян прежде, чем успел подумать — а надо ли дразнить нового наставника, если всё равно уходить собрался.
От неожиданности Мельес на несколько мгновений онемел.
— Выйти из строя, курсант Чижик, — приказал он.
Славян сделал три положенных по уставу шага.
— Тебе не интересны слова наставника, Чижик?
Главное уже сказано, а всё остальное — мелочи. Теперь молчать бессмысленно.
— Нет, — ответил Славян и пояснил выпучившему глаза Мельесу: — Не интересны.
— И что же тебе интересно? — спросил, на свою беду, Мельес.
— Что-нибудь полезное.
— Так меч, по-твоему, бесполезен?
— А чем он может быть полезен? — спросил Славян.
— Рыцарь, который не чтит меч, недостоин рыцарского звания, — холодно изронил Мельес.
— Я курсант, — напомнил Славян, — и пока не решил, нужен ли мне рыцарский пояс.
— Тогда что ты здесь делаешь? — судя по движению плеч, Мельес едва сдерживает матерную ругань.
— Именно это я и пытаюсь сейчас решить. Наиболее правильный ответ — зря теряю время.
— Чижик! — испуганно воскликнули сразу несколько голосов из строя. Мельес небрежным движением кисти заставил их умолкнуть, курсанты замерли по стойке «смирно».
— Итак, курсант Чижик, путь воина вы считаете пустой тратой времени? — голос Мельеса звенел от ярости.
— Путь воина, наставник Мельес, не имеет ничего общего с размахиванием остро заточенной железкой.
— Меч — благороднейшее оружие! — крикнул взбешённый Мельес. — И если ты не способен это понять, в рыцарской крепости ты сможешь только отхожие места чистить.
— Занятие полезное и необходимое, — ответил Славян. — А вот в чём польза меча, я понять действительно не могу. Что вы будете с ним делать, если вон там, — Славян кивнул на одну из крепостных башен, — снайпер засядет?
— Снайперская винтовка — оружие труса.
Славян коротко рассмеялся.
— И вы решитесь повторить это в присутствии наставника Донована, мастер клинка Мельес?
— Винтовка — оружие войны, а меч — благородства и чести. Это признаёт и наставник Донован. Он тоже мастер клинка.
— Что винтовка, что меч, что булыжник, а конечный продукт их применения один и тот же — труп. Меч — орудие убийства, и ни на что другое не годится.
— Меч — это душа воина! — выпалил Мельес заученную фразу.
— По-вашему, — спросил Славян, — у воина душонка столь мелкая, что уместится в куске железа?
Слова возмутили и оскорбили и курсантов, и Мельеса, но червячок сомнений остался. Меч действительно не столь велик. И действительно им можно только убивать.
— Тысячелетиями воины почитали свои мечи, — сказал мертвенно бледный от ярости и обиды Мельес, — веками меч был символом благородства и чести, отваги и доблести. И не рыбаку оскорблять оружие рыцаря.
— Веками мечами только убивали, — уверенно и спокойно, словно речь шла о чём-то простом и обыденном, вроде того, чтобы после занятий в кафе сходить, ответил Славян. — Меч — орудие разрушения, а слова о его благородстве и чести, отваге и доблести придуманы меченосцами, чтобы оправдать ремесло убийцы.
— Ты считаешь рыцарей убийцами? — выкрикнул Мельес.
— А нас здесь что, целительству учат? — поинтересовался Славян.
— Долг рыцаря — защищать слабых!
— Вот с этого, наставник Мельес, и надо было начинать. (Мельес дёрнул плечом, незаигранное спокойствие Чижика довело до исступления.) Можно убить, чтобы спасти от боли и смерти тех, кто не может защитить себя сам. Во всех остальных случаях убийство будет преступлением.
Глубочайшая, спокойная убеждённость Чижика действовала сильнее самых горячих речей. Мельес чувствовал себя как на шатком мосту, курсанты верили Чижику, а не наставнику.
— А честь? — спросил он. — Мечом отстаивают честь в поединке.
— Проще говоря, в драке. Что пьяные рыбаки махлу в кабаке устроят, что рыцари на дуэльной площадке сойдутся — разница не велика. Честь определяется тем, что принесут твои поступки окружающим людям, а не умением расквасить противнику нос или отрубить уши.
— Как ты можешь равнять рыцарский поединок, ведущийся по правилам чести, с грязной кабацкой дракой?
— Обыкновенно, — ответил Славян. — И там, и там честь равна умению покалечить оппонента. Моральные качества поединщиков, их правота никого не интересует. Только бойцовская выучка — идёт сравнение качества мускулатуры и скорости реакции. Так оценивают собак. Людей судят по их поступкам. Как в кабаках и на дуэльных площадках, так и за их пределами. Только поступками определяется честь и бесчестие.
— По кабацким дракам ты большой специалист, — ядовито сказал Мельес.
— Если вы о той драке в Корзинке, то признаю, я поступил не только бесчестно, но и глупо. Я доказал вам всего лишь превосходство моей мордобойной выучки над вашей. Утвердил в ложной правоте насилия. О причинах драки было забыто — как в драках и бывает. А значит боль, которую я причинил вам тогда, тоже была беспричинной. Таким образом, вред я нанёс вам двойной — и физический, и моральный. Я полностью признаю вину и прошу простить меня. — Славян сложил ладони лодочкой и склонился в глубоком поклоне.
По строю курсантов пробежал быстрый шёпот. Чтобы Чижик, который самому генералу кланяться отказался — исключительно из-за его упрямства и ехидных комментариев приветствие наставнику теперь ограничивалось простым вежливым четвертьпоклоном, — склонился перед каким-то старлеем? Что такого должно было произойти в деревенском кабаке, чтобы Рыжий Ликвидатор просил прощения?
Мельес бросил быстрый растерянный взгляд на взбудораженных курсантов, на склонённую спину Чижика — того самого, что напугал его в деревенском кабаке едва ли не до потери рассудка. На того, кто провёл дампьерскую и атенерскую зачистки. На того, кто оказался гораздо сильнее его, и не только в боевой подготовке. Что теперь делать, Мельес не знал. И никого рядом, кто бы подсказал. А ведь уже через час о них — Мельесе и Чижике — будет говорить вся крепость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75