Там хорошо, где нас нет. Мечтал стать особенным – вот и стал. На свою голову.
Ах, да что там говорить…
Пустая банка весело полетела в мусорный контейнер, стукнулась о его бортик и упала в траву.
– Не очень-то и хотелось, – зачем-то вслух сказал я, открывая новую емкость.
Мимо скамейки, где я сидел, пробежали какие-то школьники. Исчезнув из поля зрения, они вскоре возвестили о себе звонкими криками. Орала в основном девчонка. Орала очень высоко и противно, периодически срываясь на визг. Я совсем не хотел знать, что там происходит, тем не менее меня накрыло потоком правды. Я увидел то, что творится за кустами, более того, я почувствовал каждого, кто там был. Понял его намерения, разобрал причины…
Похоже, алкоголь усиливал мое чутье…
Девчонка визжала, потому что ей под майку запихали жука. Жука она не боялась, тем более что сама видела, как он выпал обратно в траву. Девчонка кричала, желая привлечь к себе внимание, она хотела показать себя беззащитной, но с характером. Мол, делайте со мной, что хотите, я буду визжать, чтобы не уронить гордость, хотя бы в своих глазах.
Парни делали то, что хотели. Им не было интересно, где в майке девчонки находится жук. Их руки искали там что-то другое. Искали и, естественно, находили.
Две другие девочки смотрели на происходящее неодобрительно. Одна завидовала своей подружке, представляя себя на ее месте. Другая, напротив, жаждала оказаться на месте парней и вспоминала, как однажды прикасалась к тому, что сейчас трогали ребята…
Тьфу…
Я смачно и со злостью плюнул на газон. За что бог так жестоко поступил со мной? Идиотское чутье! Дети и дети, блин… Резвятся себе – и ладно… Так ведь нет, словно скальпы с них для меня снимаются, мозги наружу выворачиваются. Смотри! Пожалуйста!
Тьфу…
Я залпом допил вторую банку. На этот раз мне удалось попасть в мусорный контейнер. Хоть что-то у меня в жизни еще получалось.
А может, послать к чертям собачьим свои принципы, спустить в унитаз мораль и пойти к Наташе? Витиеватыми фразами прогнать Анну Андреевну из комнаты и пару раз поискать жука, только не как эти дети, а по-взрослому?
Я грустно улыбнулся. Моя защитная реакция все еще действует. Арсенал пошлых шуток не исчерпан. Разве не повод для радости? Нет? Ну, значит, повод для того, чтобы выпить!
Какой все-таки парадокс: я люблю Наташу, люблю с детства, когда чувства чисты и их не может погасить ничто; она, в свою очередь, любит Пашку. Наташа для меня – идеал женщины (все никак не могу поверить, что у нее крыльев за спиной нет), идеал, в том числе и потому, что она всегда была верна Пашке, не поощряла мои попытки флиртовать и уж конечно не набрасывалась на меня. И что же это такое получается? Пашка улетает, говорит, что вернется, целует Наташу в губы, долго так целует, а по прошествии двадцати минут после старта Наташа начинает домогаться меня. Вот тебе и поворот. С одной стороны, выходит, что она теперь легко может стать моей девушкой, но с другой – получается так, что такая она мне уже и не нужна вовсе. Не за предательство ведь я ее люблю… Да еще и эти дебильные наркотики!
Я вспомнил все неловкие ситуации, в которых оказывался по вине Наты.
Теперь все звоночки сложились для меня в четкую мелодию. Наташа не стала другой – она просто плавно продолжила свое развитие. И я на секунду представил, что станет с ней дальше, если она не свернет с этой дороги. Пожалел и порадовался тому, что не могу видеть правду о ней. Дар распространялся только на людей незнакомых и не важных для меня.
И что же делать?
Извечный русский вопрос. Многое к нему в ответ зарифмовывали…
Остается, пожалуй, только пить. Вот напьюсь – авось, само все рассосется.
Только вот с каждой выпитой банкой мне становилось все хуже. Не рассасывался узел внутри меня, а, наоборот, распухал, образовывал снежный ком, который обстоятельства ставили на гору прямо за моей спиной. Покатится и раздавит…
Я закрыл глаза и откинул голову. Мир закрутился гигантским пропеллером вокруг. Электрическим штопором он вынимал из меня пробку, подталкивая выпитое прямо к горлу. Я решил уже идти домой и даже встал, когда резкая вспышка заставила меня упасть на колени.
…Я увидел лицо. Пашкино лицо. Бледное и неживое. И голову увидел. Отдельно от тела. Он лежал, как пластиковый манекен. Сломанный. В луже запекшейся крови…
Через долю секунды видение исчезло.
Что же это? Пашка умрет?
Я добрел на четвереньках до кустов и оставил там содержимое своего желудка.
Стало немного легче. Я смог даже нормально встать на ноги. В голове полный сумбур. Никогда еще я не видел правды про близких мне людей в любой ее ипостаси.
Пашка не может умереть, не должен! Этому надо помешать, во что бы то ни стало.
Меня наполняла бессильная злоба. Она искала выход и в конце концов нашла.
Мимо проходил какой-то человек. Я грубо схватил его за плечо.
– Стой, гад! – заплетающимся языком прокричал я. – Иди сюда!
Человек пребывал в полном шоке. Он, видимо, не ожидал такого от молодого паренька.
– Что? Что вам надо?
Серый пиджак, щенячья невинность в глазах, дрожащие уголки рта… И смутно знакомое лицо.
Получи, ублюдок! Прямо по твоей честной физиономии. Чтобы нос свернулся набок, извергая потоки крови. Чтобы из глаз полетели искры, гася твою гребаную невинность.
Я-то знаю, меня не проведешь. Я вижу насквозь твое интеллигентное рыло. Вижу доведенную до гроба мать, которая сдуру решила включить тебя в завещание. Вижу жену, которую ты сдаешь в аренду своим друзьям за несколько бутылок пива. Ты тварь! Уродская тварь! Таких, как ты, надо давить, словно тараканов, пока вы не размножились повсеместно. Такие, как ты, откладывают личинки прямо в нас.
Голова кружилась. Я поймал себя на том, что бью упавшего прохожего ногами по почкам. Усилием воли остановил себя и огляделся. По парку ходили люди. Некоторых я видел, некоторых нет, но я явственно ощущал, что они все здесь, рядом. Все со своими секретами и ошибками. Самые мерзкие из которых липли ко мне, словно банные листья.
– Неужели я один чистый? – прошептал я. – Неужели только мне нечего скрывать и нечего стыдиться?
Ко мне уже бежала милиция, пропустившая, как всегда, все самое интересное. Сейчас меня схватят и потащат в участок. Будут кормить и лечить. Бесплатно. Поставят прокол в личном деле. Затем отпустят, напомнив, что я могу подать апелляцию.
– Все идет как надо, – пролепетал с земли окровавленный человек.
Бредит.
Я упал в траву лицом вниз. Мне есть что скрывать – взять хотя бы мой проклятый дар. И есть чего стыдиться.
Теперь есть.
16.07.2215
Что-то изменилось во мне. Я не до конца понимал что именно, но ясно видел это изменение. Ощущал в своем поведении, в реакциях.
– Мам, почему я последнее время чувствую себя иначе? – спросил я как-то.
– Повзрослел! – ответила мать и пожала плечами.
Простой ответ заставил меня задуматься.
«Повзрослел». Я смаковал в голове это слово. Странное состояние души – ловишь себя на мысли, что стали неважными былые занятия, понимаешь, что нужно думать о дальнейшей жизни, строить планы на будущее. Ведь никто, кроме тебя самого, теперь уже не поможет. На плечи ложится ответственность.
Но нести эту ответственность я все равно не смогу – я еще жил с мамой, на Земле. Не то что Пашка – бороздил космические просторы в десятках световых лет от Солнечной системы. Вот кто повзрослеет рано – мне же грех жаловаться. Мне все дается легко.
Впрочем, легко ли?
Я вспомнил свои проколы. Вспомнил бег по лесу за флаером. Как все было странно и просто тогда! Жизнь казалась ровной дорогой. Уже тогда я смутно ощущал правду. Не зря чутье вывело меня на упавший из грузолета механизм.
А потом?
Глупые ошибки. Воронежский космодром, куда мы проникли, поверив в россказни пьяных. И конечно, самое тяжелое – день, когда Пашка покинул Землю. День, когда я вкусил в полной мере все прелести своего дара. Понял истинную суть Наташи, понял, что почти все люди далеко не те, кем хотят казаться.
Тогда, в милиции, я получил третий прокол и поставил крест на космосе. С тремя проколами попасть на Фронтир нереально.
Я жил в состоянии непрерывного стресса. Я начал ловить себя на том, что часто подхожу к автомату, продающему алкоголь. Стесняясь матери, я пил в одиночку в своей комнате, закрывая дверь на замок. Пить на улице больше не хотелось – боялся я не спутникового слежения и не милиции, я боялся себя, опасался, что неконтролируемая вспышка агрессии может заставить меня избить еще кого-нибудь.
Хотя если уж говорить о милиции, то они тоже усилили наблюдение за мной. Будь я чуть постарше – вшили бы передатчик под кожу, чтобы контролировать мои слова и действия. Но я еще был слишком молод, и по закону никаких чипов вшивать мне не имели права.
В какой-то момент, после очередной порции алкоголя, я задумался о том, почему так хорошо дерусь. Мне довелось размахивать" кулаками всего несколько раз – и я ни разу не проиграл. Тогда, в драке с бандой Стаса, уложил противников крупнее и сильнее меня. Избежал смерти в схватке с лесной собакой. Да и совсем недавно с двух ударов убрал взрослого мужика.
Неужели это тоже часть дара? Неужели я становлюсь непобедимым?
Иногда голова болела от попыток понять свою сущность. Дар то и дело пропадал. Будущее постоянно расплывалось в сизой дымке.
Я мучил маму вопросами: кто мой отец, что во мне может быть особенного? Мать все время отвечала одинаково – отец погиб на Фронтире, а если во мне и есть что-то особенное, то это из-за воздействия радиации. Мол, сам понимаешь – Третья мировая, Нашествие…
А я не понимал.
Почти все виды животных, появившиеся в результате мутаций, через несколько лет были истреблены в ходе работ по очистке окружающей среды. А звери, которые возникли после Нашествия, не отличались от земных животных ничем, кроме внешнего вида. Разве что водомеры могли каким-то образом манипулировать со своим весом.
Существовали и люди с генетическими изменениями, но, кроме силы и опять же внешнего вида, никаких особых способностей они не имели. Не умели ни летать, ни видеть правду.
Объяснить происходящее это никак не могло.
И конечно, я постоянно думал о Наташе. Мы поддерживали отношения. Я то и дело навещал ее так же, как и она меня, но держался с ней сухо, обменивался парой слов, передавал привет от Пашки, если тот что-то писал. И все.
Между нами не осталось ни дружбы, ни любви.
Все это, вместе взятое, заставляло меня пить. Жизнь ускользала сквозь пальцы, как речной песок. Наверное, я все-таки не повзрослел, а отчаялся. Именно этим и объяснялись все происходившие со мной изменения.
Чтобы прервать тягостные раздумья, я решил выйти в магазин. Неподалеку от моего дома располагался универсам, где я запасался продуктами на неделю, когда мама давала мне список и перечисляла на умную карту нужное количество кредитов.
Сейчас мама ничего мне не поручала, поэтому я сам подошел к ней и спросил, что нужно купить. Она привычно обвела взглядом кухню, приказала открыться холодильнику и, изучив его содержимое, велела принести овощей и куру. Я пожал плечами и, дождавшись, пока мама переведет деньги в мое личное дело, вышел из дома.
Погода стояла хорошая. Середина лета. Жужжали слепни, стрекотал кузнечик, в роще заливался скворец. Над заросшим высокой травой полем дрожало марево, сама трава источала сладковатый запах, притягательный и отталкивающий одновременно.
Я выбрал короткую дорогу – мимо Пашкиного дома, откуда совсем недавно выехала тетя Вера, вокруг усадьбы Наташи и в поселок.
Универсам не радовал особенным изобилием – государственное регулирование цен накладывало на ассортимент продуктов свой отпечаток. Я побросал в корзину пакетики с модифицированными огурцами, помидорами, салатом, зеленью, моркосвеклой, затем добавил к овощам замороженную куриную тушку и подошел к кассе.
Оплатив, я упаковал все в пластиковый пакет. Нелепое и глупое ощущение – представить, что держишь в руках труп птицы. Когда-то это тельце бегало по птицеферме, клекотало, делилось проблемами со своими собратьями – а теперь украсит мой стол во время ужина. Ненужная, досадная правда.
Я увидел широкий тесак в руках палача. Уверенный безразличный удар – и дальше тело куры движется по конвейеру уже обезглавленное, а веки откатившейся в сторону головы все еще подергиваются, постепенно затягиваясь смертельной поволокой.
К горлу подступил ком. Неужели сейчас их готовят вот так? Но я справился с собой и заставил мысли плавно перетечь в другое русло. Может, купить чего-нибудь спиртного? Остатки перечисленного мамой кредита позволяли это сделать. Я, раздумывая, подошел к центральному парку и остановился возле знакомого автомата.
Хотелось пива. Ну что ж…
Две бутылки меня вполне устроили. Я сел на скамейку, положив рядом с собой пакет. Открыл пиво.
– Парень! – окликнули меня из-за спины.
Я нехотя повернулся. Прямо по газону ко мне шел пожилой человек неряшливого вида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Ах, да что там говорить…
Пустая банка весело полетела в мусорный контейнер, стукнулась о его бортик и упала в траву.
– Не очень-то и хотелось, – зачем-то вслух сказал я, открывая новую емкость.
Мимо скамейки, где я сидел, пробежали какие-то школьники. Исчезнув из поля зрения, они вскоре возвестили о себе звонкими криками. Орала в основном девчонка. Орала очень высоко и противно, периодически срываясь на визг. Я совсем не хотел знать, что там происходит, тем не менее меня накрыло потоком правды. Я увидел то, что творится за кустами, более того, я почувствовал каждого, кто там был. Понял его намерения, разобрал причины…
Похоже, алкоголь усиливал мое чутье…
Девчонка визжала, потому что ей под майку запихали жука. Жука она не боялась, тем более что сама видела, как он выпал обратно в траву. Девчонка кричала, желая привлечь к себе внимание, она хотела показать себя беззащитной, но с характером. Мол, делайте со мной, что хотите, я буду визжать, чтобы не уронить гордость, хотя бы в своих глазах.
Парни делали то, что хотели. Им не было интересно, где в майке девчонки находится жук. Их руки искали там что-то другое. Искали и, естественно, находили.
Две другие девочки смотрели на происходящее неодобрительно. Одна завидовала своей подружке, представляя себя на ее месте. Другая, напротив, жаждала оказаться на месте парней и вспоминала, как однажды прикасалась к тому, что сейчас трогали ребята…
Тьфу…
Я смачно и со злостью плюнул на газон. За что бог так жестоко поступил со мной? Идиотское чутье! Дети и дети, блин… Резвятся себе – и ладно… Так ведь нет, словно скальпы с них для меня снимаются, мозги наружу выворачиваются. Смотри! Пожалуйста!
Тьфу…
Я залпом допил вторую банку. На этот раз мне удалось попасть в мусорный контейнер. Хоть что-то у меня в жизни еще получалось.
А может, послать к чертям собачьим свои принципы, спустить в унитаз мораль и пойти к Наташе? Витиеватыми фразами прогнать Анну Андреевну из комнаты и пару раз поискать жука, только не как эти дети, а по-взрослому?
Я грустно улыбнулся. Моя защитная реакция все еще действует. Арсенал пошлых шуток не исчерпан. Разве не повод для радости? Нет? Ну, значит, повод для того, чтобы выпить!
Какой все-таки парадокс: я люблю Наташу, люблю с детства, когда чувства чисты и их не может погасить ничто; она, в свою очередь, любит Пашку. Наташа для меня – идеал женщины (все никак не могу поверить, что у нее крыльев за спиной нет), идеал, в том числе и потому, что она всегда была верна Пашке, не поощряла мои попытки флиртовать и уж конечно не набрасывалась на меня. И что же это такое получается? Пашка улетает, говорит, что вернется, целует Наташу в губы, долго так целует, а по прошествии двадцати минут после старта Наташа начинает домогаться меня. Вот тебе и поворот. С одной стороны, выходит, что она теперь легко может стать моей девушкой, но с другой – получается так, что такая она мне уже и не нужна вовсе. Не за предательство ведь я ее люблю… Да еще и эти дебильные наркотики!
Я вспомнил все неловкие ситуации, в которых оказывался по вине Наты.
Теперь все звоночки сложились для меня в четкую мелодию. Наташа не стала другой – она просто плавно продолжила свое развитие. И я на секунду представил, что станет с ней дальше, если она не свернет с этой дороги. Пожалел и порадовался тому, что не могу видеть правду о ней. Дар распространялся только на людей незнакомых и не важных для меня.
И что же делать?
Извечный русский вопрос. Многое к нему в ответ зарифмовывали…
Остается, пожалуй, только пить. Вот напьюсь – авось, само все рассосется.
Только вот с каждой выпитой банкой мне становилось все хуже. Не рассасывался узел внутри меня, а, наоборот, распухал, образовывал снежный ком, который обстоятельства ставили на гору прямо за моей спиной. Покатится и раздавит…
Я закрыл глаза и откинул голову. Мир закрутился гигантским пропеллером вокруг. Электрическим штопором он вынимал из меня пробку, подталкивая выпитое прямо к горлу. Я решил уже идти домой и даже встал, когда резкая вспышка заставила меня упасть на колени.
…Я увидел лицо. Пашкино лицо. Бледное и неживое. И голову увидел. Отдельно от тела. Он лежал, как пластиковый манекен. Сломанный. В луже запекшейся крови…
Через долю секунды видение исчезло.
Что же это? Пашка умрет?
Я добрел на четвереньках до кустов и оставил там содержимое своего желудка.
Стало немного легче. Я смог даже нормально встать на ноги. В голове полный сумбур. Никогда еще я не видел правды про близких мне людей в любой ее ипостаси.
Пашка не может умереть, не должен! Этому надо помешать, во что бы то ни стало.
Меня наполняла бессильная злоба. Она искала выход и в конце концов нашла.
Мимо проходил какой-то человек. Я грубо схватил его за плечо.
– Стой, гад! – заплетающимся языком прокричал я. – Иди сюда!
Человек пребывал в полном шоке. Он, видимо, не ожидал такого от молодого паренька.
– Что? Что вам надо?
Серый пиджак, щенячья невинность в глазах, дрожащие уголки рта… И смутно знакомое лицо.
Получи, ублюдок! Прямо по твоей честной физиономии. Чтобы нос свернулся набок, извергая потоки крови. Чтобы из глаз полетели искры, гася твою гребаную невинность.
Я-то знаю, меня не проведешь. Я вижу насквозь твое интеллигентное рыло. Вижу доведенную до гроба мать, которая сдуру решила включить тебя в завещание. Вижу жену, которую ты сдаешь в аренду своим друзьям за несколько бутылок пива. Ты тварь! Уродская тварь! Таких, как ты, надо давить, словно тараканов, пока вы не размножились повсеместно. Такие, как ты, откладывают личинки прямо в нас.
Голова кружилась. Я поймал себя на том, что бью упавшего прохожего ногами по почкам. Усилием воли остановил себя и огляделся. По парку ходили люди. Некоторых я видел, некоторых нет, но я явственно ощущал, что они все здесь, рядом. Все со своими секретами и ошибками. Самые мерзкие из которых липли ко мне, словно банные листья.
– Неужели я один чистый? – прошептал я. – Неужели только мне нечего скрывать и нечего стыдиться?
Ко мне уже бежала милиция, пропустившая, как всегда, все самое интересное. Сейчас меня схватят и потащат в участок. Будут кормить и лечить. Бесплатно. Поставят прокол в личном деле. Затем отпустят, напомнив, что я могу подать апелляцию.
– Все идет как надо, – пролепетал с земли окровавленный человек.
Бредит.
Я упал в траву лицом вниз. Мне есть что скрывать – взять хотя бы мой проклятый дар. И есть чего стыдиться.
Теперь есть.
16.07.2215
Что-то изменилось во мне. Я не до конца понимал что именно, но ясно видел это изменение. Ощущал в своем поведении, в реакциях.
– Мам, почему я последнее время чувствую себя иначе? – спросил я как-то.
– Повзрослел! – ответила мать и пожала плечами.
Простой ответ заставил меня задуматься.
«Повзрослел». Я смаковал в голове это слово. Странное состояние души – ловишь себя на мысли, что стали неважными былые занятия, понимаешь, что нужно думать о дальнейшей жизни, строить планы на будущее. Ведь никто, кроме тебя самого, теперь уже не поможет. На плечи ложится ответственность.
Но нести эту ответственность я все равно не смогу – я еще жил с мамой, на Земле. Не то что Пашка – бороздил космические просторы в десятках световых лет от Солнечной системы. Вот кто повзрослеет рано – мне же грех жаловаться. Мне все дается легко.
Впрочем, легко ли?
Я вспомнил свои проколы. Вспомнил бег по лесу за флаером. Как все было странно и просто тогда! Жизнь казалась ровной дорогой. Уже тогда я смутно ощущал правду. Не зря чутье вывело меня на упавший из грузолета механизм.
А потом?
Глупые ошибки. Воронежский космодром, куда мы проникли, поверив в россказни пьяных. И конечно, самое тяжелое – день, когда Пашка покинул Землю. День, когда я вкусил в полной мере все прелести своего дара. Понял истинную суть Наташи, понял, что почти все люди далеко не те, кем хотят казаться.
Тогда, в милиции, я получил третий прокол и поставил крест на космосе. С тремя проколами попасть на Фронтир нереально.
Я жил в состоянии непрерывного стресса. Я начал ловить себя на том, что часто подхожу к автомату, продающему алкоголь. Стесняясь матери, я пил в одиночку в своей комнате, закрывая дверь на замок. Пить на улице больше не хотелось – боялся я не спутникового слежения и не милиции, я боялся себя, опасался, что неконтролируемая вспышка агрессии может заставить меня избить еще кого-нибудь.
Хотя если уж говорить о милиции, то они тоже усилили наблюдение за мной. Будь я чуть постарше – вшили бы передатчик под кожу, чтобы контролировать мои слова и действия. Но я еще был слишком молод, и по закону никаких чипов вшивать мне не имели права.
В какой-то момент, после очередной порции алкоголя, я задумался о том, почему так хорошо дерусь. Мне довелось размахивать" кулаками всего несколько раз – и я ни разу не проиграл. Тогда, в драке с бандой Стаса, уложил противников крупнее и сильнее меня. Избежал смерти в схватке с лесной собакой. Да и совсем недавно с двух ударов убрал взрослого мужика.
Неужели это тоже часть дара? Неужели я становлюсь непобедимым?
Иногда голова болела от попыток понять свою сущность. Дар то и дело пропадал. Будущее постоянно расплывалось в сизой дымке.
Я мучил маму вопросами: кто мой отец, что во мне может быть особенного? Мать все время отвечала одинаково – отец погиб на Фронтире, а если во мне и есть что-то особенное, то это из-за воздействия радиации. Мол, сам понимаешь – Третья мировая, Нашествие…
А я не понимал.
Почти все виды животных, появившиеся в результате мутаций, через несколько лет были истреблены в ходе работ по очистке окружающей среды. А звери, которые возникли после Нашествия, не отличались от земных животных ничем, кроме внешнего вида. Разве что водомеры могли каким-то образом манипулировать со своим весом.
Существовали и люди с генетическими изменениями, но, кроме силы и опять же внешнего вида, никаких особых способностей они не имели. Не умели ни летать, ни видеть правду.
Объяснить происходящее это никак не могло.
И конечно, я постоянно думал о Наташе. Мы поддерживали отношения. Я то и дело навещал ее так же, как и она меня, но держался с ней сухо, обменивался парой слов, передавал привет от Пашки, если тот что-то писал. И все.
Между нами не осталось ни дружбы, ни любви.
Все это, вместе взятое, заставляло меня пить. Жизнь ускользала сквозь пальцы, как речной песок. Наверное, я все-таки не повзрослел, а отчаялся. Именно этим и объяснялись все происходившие со мной изменения.
Чтобы прервать тягостные раздумья, я решил выйти в магазин. Неподалеку от моего дома располагался универсам, где я запасался продуктами на неделю, когда мама давала мне список и перечисляла на умную карту нужное количество кредитов.
Сейчас мама ничего мне не поручала, поэтому я сам подошел к ней и спросил, что нужно купить. Она привычно обвела взглядом кухню, приказала открыться холодильнику и, изучив его содержимое, велела принести овощей и куру. Я пожал плечами и, дождавшись, пока мама переведет деньги в мое личное дело, вышел из дома.
Погода стояла хорошая. Середина лета. Жужжали слепни, стрекотал кузнечик, в роще заливался скворец. Над заросшим высокой травой полем дрожало марево, сама трава источала сладковатый запах, притягательный и отталкивающий одновременно.
Я выбрал короткую дорогу – мимо Пашкиного дома, откуда совсем недавно выехала тетя Вера, вокруг усадьбы Наташи и в поселок.
Универсам не радовал особенным изобилием – государственное регулирование цен накладывало на ассортимент продуктов свой отпечаток. Я побросал в корзину пакетики с модифицированными огурцами, помидорами, салатом, зеленью, моркосвеклой, затем добавил к овощам замороженную куриную тушку и подошел к кассе.
Оплатив, я упаковал все в пластиковый пакет. Нелепое и глупое ощущение – представить, что держишь в руках труп птицы. Когда-то это тельце бегало по птицеферме, клекотало, делилось проблемами со своими собратьями – а теперь украсит мой стол во время ужина. Ненужная, досадная правда.
Я увидел широкий тесак в руках палача. Уверенный безразличный удар – и дальше тело куры движется по конвейеру уже обезглавленное, а веки откатившейся в сторону головы все еще подергиваются, постепенно затягиваясь смертельной поволокой.
К горлу подступил ком. Неужели сейчас их готовят вот так? Но я справился с собой и заставил мысли плавно перетечь в другое русло. Может, купить чего-нибудь спиртного? Остатки перечисленного мамой кредита позволяли это сделать. Я, раздумывая, подошел к центральному парку и остановился возле знакомого автомата.
Хотелось пива. Ну что ж…
Две бутылки меня вполне устроили. Я сел на скамейку, положив рядом с собой пакет. Открыл пиво.
– Парень! – окликнули меня из-за спины.
Я нехотя повернулся. Прямо по газону ко мне шел пожилой человек неряшливого вида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61