Так или иначе, сатира больше не было в доме, и Борис надеялся, что он сюда не вернется. Тетя Хильдегард накормила Бориса, а затем он услышал, как она велит Анне и Катрине оставить его в покое, говорит, что он им совершенно не подходит и что они должны неукоснительно выполнять ее распоряжения. Вопрос, кажется, был исчерпан, и Борис был очень благодарен тете за это.
Пока не наступила та ночь...
Совершенно измученный, Борис спал в своей кровати, придвинутой к самой двери. Вместо шкафа, который он в последнее время также придвигал к двери, он прислонился к ней сам, однако этого оказалось недостаточно. Около трех часов ночи его разбудили какие-то странные шорохи, и он вдруг услышал голос тетушки, неуклюже пытающейся качать и баюкать его. Она что-то невнятно бормотала и тяжело дышала. Когда Борис вытянул в темноте руки, то обнаружил, что она совершенно голая и к тому же пьяна. Обнаружив, что ненасытная женщина собирается лечь с ним в постель, Борис от ужаса проснулся окончательно. И в тот же миг его охватил гнев, начисто изгнавший все страхи, словно чья-то холодная освежающая рука коснулась его пылающего лба.
- Тетя Хильдегард, - садясь и отворачиваясь от запаха алкоголя, произнес он в темноту, - пожалуйста, включите свет.
- Ах, мой дорогой мальчик! Ты проснулся и хочешь видеть меня. Но... зачем? Я уже легла спать, Борис, и, боюсь, совершенно раздета. Этим летом так жарко! Я встала, чтобы выпить глоток воды, но, должно быть, попала сюда, к тебе, по ошибке.
Не успела она закончить, как Борис ощутил, что ее груди гладят его по лицу.
Сжав зубы и снова отворачиваясь, Борис повторил:
- Включите свет!
- Как это нехорошо с твоей стороны, Борис, - игриво, словно молоденькая девушка, произнесла она, делая вид, что протестует, и одновременно ища выключатель.
Внезапно его ослепил свет, и он увидел, что она стоит совершенно голая, возле приотворенной двери, от которой она отодвинула кровать, чтобы войти. Она пьяно улыбнулась - вид у нее был туповатый и отталкивающий - и, протянув руки, направилась прямо к нему.
И только тут она увидела, что Борис полностью одет, и заметила на его лице странное, поразившее ее выражение. Прижав руки ко рту, она выдохнула:
- Борис... я...
Борис спустил ноги с кровати и надел шлепанцы:
- Тетя, вы немедленно выйдете из комнаты и больше сюда не войдете. Если нет, уйду я, если дверь внизу заперта, я вышибу окно. А дальше я при первой же возможности сообщу своему приемному отцу обо всем, что происходит в этом доме, и...
- Происходит? - Часто всхлипывая, она пыталась поймать его за руку - похоже, она заволновалась.
- О тех мужчинах, которые приходят сюда, чтобы похотливо обслуживать вас и ваших дочерей, совсем как быки обслуживают коров на ферме моего отца.
- Разве ты!.. - Она отпрянула от него, и лицо ее побелело. - Ты видел?!
- Вон отсюда! - Борис насмешливо посмотрел на нее, но затем его взгляд стал поистине испепеляющим - именно так он с тех пор смотрел на всех женщин, с которыми ему приходилось сталкиваться. Он попытался вытолкнуть ее в дверь.
Ее глаза превратились в щелочки, и она выкрикнула прямо ему в лицо:
- Так, значит, вот как обстоят дела! Мальчики в колледже добрались до тебя первыми. Ты любишь их больше, чем девочек?
Обернувшись к окну, Борис схватил стул.
- Уходите! - прорычал он. - Вон! Или уйду я, сейчас же! И расскажу обо всем не только отцу, но каждому полицейскому, которого встречу на пути отсюда до Бухареста. Я расскажу им не только о грязных книжонках в вашей так называемой библиотеке - а уже одного этого достаточно, чтобы засадить вас в тюрьму, - но и о ваших дочерях, которые хоть и девочки, но уже законченные потаскухи...
- Потаскухи? - шипя, как кошка, оборвала его дна, готовая броситься на Бориса.
- И которым никогда не сравниться с такой развратной женщиной, как вы, - закончил фразу Борис.
При этих словах она словно сломалась и горько разрыдалась, без всякого сопротивления позволив Борису вытолкать ее из комнаты. Оставшуюся часть ночи он крепко спал.
На этом все и закончилось. На следующий день, когда Борис в одиночестве молча ел завтрак, за ним приехал приемный отец, чтобы забрать домой. Неприятности со скотом были позади - слава Богу, болезнь оказалась не такой уж серьезной. Еще никого в жизни Борис не был так рад видеть, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы ничем не выдать свою радость. Пока он собирал вещи, тетя Хильдегард изо всех сил старалась проявить радушие и заботу о брате, который в свою очередь пожелал увидеть племянниц, однако их не оказалось дома. Наконец Борис и его приемный отец отправились в деревню.
Уже возле ворот, в тот момент, когда они садились в машину, тете Хильдегард удалось-таки поймать взгляд Бориса. Это длилось всего лишь секунду, но в глазах ее, прежде чем она принялась махать им рукой, Борис заметил умоляющее выражение. Она молила его о молчании. В ответ на лице его вновь появилось насмешливое выражение, которое было страшнее любой угрозы и которое лучше любых слов продемонстрировало его отношение к ней.
Так или иначе, но он никогда и никому не рассказывал о визите в этот дом. Ни единой живой душе и даже тому, кто лежал под землей на холме.
* * *
Нечто под землей... старый дьявол... Вамфир... Он ждал (а что еще ему оставалось делать, кроме как ждать?), когда Драгошани придет наконец к его могиле, к мрачным плитам гробницы, и принесет в мешке еще одного поросенка. Он не спал, злился, лежа у себя под землей и закипая от гнева. И когда край солнца коснулся края земли, а горизонт окрасился в кроваво-красный цвет, он заговорил первым:
"Драгошани? Я чувствую твой запах, Драгошани! Ты пришел, чтобы снова мучить меня? Ты снова будешь задавать мне вопросы и требовать от меня что-то? Ты хочешь украсть все мои секреты? Постепенно, один за одним, до тех пор пока у меня не останется ничего? А что потом? Каким образом ты можешь отплатить мне, пока я лежу здесь, в холодной земле? Кровью этого поросенка? Да-а-а-а. Думаю, что так. Еще один поросенок тому, кто часто купался в крови мужчин, девственниц и целых армий!
- Кровь - кровь и есть, старый дракон, - ответил Драгошани. - После того как ты выпил ее прошлой ночью, ты кажешься гораздо более энергичным.
"После того как я выпил? - раздался вздох, но трудно было определить, искренним ли он был. - Нет, она досталась земле, Драгошани, а не этим старым костям”.
- Я не верю тебе.
«Мне нет до этого дела, уходи, оставь меня, ты меня бесчестишь. У меня для тебя ничего нет, и от тебя мне ничего не нужно. Я не хочу с тобой разговаривать. Убирайся!»
Драгошани усмехнулся:
- Да, я действительно принес еще одного поросенка, достанется он тебе или земле - не знаю. Но у меня есть кое-что еще, кое-что особенное. Разве что...
Старик заинтересовался, он был заинтригован:
«Разве что?..»
Драгошани пожал плечами.
- Возможно, прошло слишком много времени. Может, тебе это неведомо. Наверное, это не по силам даже тебе. В конце концов ты не более чем мертвец... - и прежде чем старик смог ответить, добавил:
- Или бессмертный, если тебе так хочется.
«Да, я настаиваю на этом. Ты издеваешься надо мной, Драгошани? Что именно принес ты сегодня ночью? Что ты хочешь мне дать? Что ты... предлагаешь?»
- Может быть, больше, чем мы способны друг другу дать.
«Говори же!»
Драгошани рассказал ему о том, что было у него на уме, о том, что хотел он сделать.
"Ты станешь торговаться? Что бы ты хотел в обмен на эту... совместную работу?” - Драгошани почти явственно увидел, как вампир облизывается.
- Знание, - быстро ответил Драгошани. - Я мужчина и, как мужчина, конечно, знаю женщин, - солгал он, - и...
Он смущенно умолк, потому что старик в этот момент насмешливо захихикал. Лгать ему было ошибкой.
«О, даже так? Ты знаешь женщин как мужчина? Ты хорошо их знаешь? Так ли, Драгошани?»
Сжав зубы, Борис процедил:
- У меня не было времени... моя работа, учеба... у меня не было возможности...
"Время? Учеба? Возможность? Драгошани, ты же не ребенок! Мне было всего одиннадцать лет, когда я впервые лишил девушку невинности - это случилось тысячу лет назад. После этого для меня не имело значения - девственница, шлюха, проститутка... Я имел их всех и по-всякому, но мне всегда хотелось еще и еще... А ты? Ты даже ни разу не пробовал? Ты никогда не окунался в пот, в сок, в горячую сладкую кровь женщины? Ни одной? И ты смеешь называть меня мертвецом?
Старик расхохотался - хохот его был громким, неистовым и непристойным. Все это казалось ему чрезвычайно забавным. Старик все хохотал и хохотал, и Борису померещилось, что он сейчас оглохнет, волна хохота обрушилась на него словно шквал, словно волны ревущего океана.
- Будь ты проклят! - он встал и, топнув ногой, сплюнул. - Будь ты проклят!
Борис бил кулаками по земле и обломкам плит, не переставая повторять:
- Будь ты проклят! Проклят! Проклят!!!
Старейший на минуту затих, а затем словно в кошмарном сне Борис услышал раздавшийся в его голове голос:
«Но я давно уже проклят, сын мой! Так же как и ты...»
Борис, выхватив нож, бросился к оглушенному поросенку.
«Подожди! Не так быстро, Драгошани! Я же не отказываюсь. Только скажи, почему это должно случиться сейчас, после того как ты столько лет жил в воздержании, словно монах?»
Подумав, Драгошани решил сказать правду. Все равно старый дьявол и из-под земли видит его насквозь:
- Все дело в женщине: она провоцирует меня, дразнит, выставляя напоказ свое тело.
"А-а-а! Я знаю таких женщин”.
- К тому же, мне кажется, она считает, что я предпочитаю мужчин, во всяком случае она об этом спрашивала.
«Как турки? - реакция старика была свирепой и полной ненависти. - Это же оскорбление!»
- Я тоже так думаю, - кивнул Драгошани. - Так... ты сделаешь это?
«Насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы сегодня ночью, когда эта женщина придет к тебе, я вошел в твое сознание?»
- Да.
«Ты приглашаешь меня по доброй воле?»
Драгошани насторожился:
- Только в этот раз. Продолжения не будет. “Ты снова себе льстишь, - усмехнулся старик. - У меня есть - или будет - свое собственное тело, Драгошани, и оно совсем не такое хилое, как твое”.
- Так ты сможешь сделать это? И ты научишь меня? “О, конечно же, я смогу это сделать, да-а-а-а! Разве ты уже забыл о птенце? И разве ты тогда кое-чему не научился? Кто сделал тебя некромантом, Драгошани? И в этот раз ты узнаешь очень, много!"
- Тогда мне от тебя больше ничего не нужно - во всяком случае сейчас.
Он повернулся и стал спускаться вниз по склону, покидая место, где обитал вековой ужас. И тут...
"А как же поросенок, Драгошани? - раздался в голове густой раскатистый голос. И быстро добавил:
- Для земли, Драгошани, для земли”.
Остановившись, Драгошани прищурился в кромешной тьме.
- Ах да, чуть не забыл, - ехидно произнес он. - Поросенок... конечно... Для земли...
Поспешно вернувшись обратно, он перерезал горло бесчувственного животного и швырнул его на землю. А затем, не оборачиваясь, молча ушел.
Чуть ниже по склону холма, в том месте, где корни одного из деревьев выступали из земли особенно высоко, возле ствола, он увидел нечто, что заставило его остановиться. Подойдя ближе, он понял, что это его вчерашнее приношение, вернее, то, что от него осталось, - торчавшие корни не позволили останкам скатиться дальше по склону. Туго скрученная розовая шкура и переломанные кости, облепленные жуками, тщетно пытавшимися найти хоть какие-нибудь крохи пропитания. Драгошани отшвырнул эти останки, и они покатились вниз по склону.
«Ну, конечно, - подумал он, но предпочел сдерживать свои мысли, пока находится здесь, в тени темных сосен. - О да, конечно. Для земли! Только для земли...»
* * *
Драгошани возвратился в дом Кинковши как раз к ужину и поужинал вместе со всеми - в последний раз, хотя тогда он не мог это знать. Во время еды Илзе почти не обращала на него внимания, что вполне устраивало Бориса, поскольку нервы его были на пределе. Он отнюдь не был уверен в том, что поступил правильно, - старый дьявол был совсем не глуп, он намеренно подчеркнул, что придет по приглашению самого Драгошани. Прежнее отвращение к женщинам вновь поднялось в нем, и в то же время его тело жаждало наконец освободиться от напряжения, накопленного за многие годы воздержания. Впервые с тех пор, как он сюда приехал, пища показалась ему совершенно безвкусной, и даже пиво было пресным.
Когда позднее, шагая из угла в угол комнаты, он размышлял о происходящем, в нем закипел гнев на самого себя, и гнев этот все возрастал, по мере того как приближался назначенный час. За время, прошедшее после ужина, он три или четыре раза доставал полдюжины привезенных с собой книг о вампирах, просматривал, перечитывал отдельные абзацы, а затем снова прятал их обратно в чемодан. Легенды утверждали, что никто и никогда не должен принимать приглашение вампира и уж тем более никто и никогда не должен ни о чем вампира просить. В данном случае очень важное значение имело осознанное желание самой жертвы (принятое ею приглашение или просьба с ее стороны).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Пока не наступила та ночь...
Совершенно измученный, Борис спал в своей кровати, придвинутой к самой двери. Вместо шкафа, который он в последнее время также придвигал к двери, он прислонился к ней сам, однако этого оказалось недостаточно. Около трех часов ночи его разбудили какие-то странные шорохи, и он вдруг услышал голос тетушки, неуклюже пытающейся качать и баюкать его. Она что-то невнятно бормотала и тяжело дышала. Когда Борис вытянул в темноте руки, то обнаружил, что она совершенно голая и к тому же пьяна. Обнаружив, что ненасытная женщина собирается лечь с ним в постель, Борис от ужаса проснулся окончательно. И в тот же миг его охватил гнев, начисто изгнавший все страхи, словно чья-то холодная освежающая рука коснулась его пылающего лба.
- Тетя Хильдегард, - садясь и отворачиваясь от запаха алкоголя, произнес он в темноту, - пожалуйста, включите свет.
- Ах, мой дорогой мальчик! Ты проснулся и хочешь видеть меня. Но... зачем? Я уже легла спать, Борис, и, боюсь, совершенно раздета. Этим летом так жарко! Я встала, чтобы выпить глоток воды, но, должно быть, попала сюда, к тебе, по ошибке.
Не успела она закончить, как Борис ощутил, что ее груди гладят его по лицу.
Сжав зубы и снова отворачиваясь, Борис повторил:
- Включите свет!
- Как это нехорошо с твоей стороны, Борис, - игриво, словно молоденькая девушка, произнесла она, делая вид, что протестует, и одновременно ища выключатель.
Внезапно его ослепил свет, и он увидел, что она стоит совершенно голая, возле приотворенной двери, от которой она отодвинула кровать, чтобы войти. Она пьяно улыбнулась - вид у нее был туповатый и отталкивающий - и, протянув руки, направилась прямо к нему.
И только тут она увидела, что Борис полностью одет, и заметила на его лице странное, поразившее ее выражение. Прижав руки ко рту, она выдохнула:
- Борис... я...
Борис спустил ноги с кровати и надел шлепанцы:
- Тетя, вы немедленно выйдете из комнаты и больше сюда не войдете. Если нет, уйду я, если дверь внизу заперта, я вышибу окно. А дальше я при первой же возможности сообщу своему приемному отцу обо всем, что происходит в этом доме, и...
- Происходит? - Часто всхлипывая, она пыталась поймать его за руку - похоже, она заволновалась.
- О тех мужчинах, которые приходят сюда, чтобы похотливо обслуживать вас и ваших дочерей, совсем как быки обслуживают коров на ферме моего отца.
- Разве ты!.. - Она отпрянула от него, и лицо ее побелело. - Ты видел?!
- Вон отсюда! - Борис насмешливо посмотрел на нее, но затем его взгляд стал поистине испепеляющим - именно так он с тех пор смотрел на всех женщин, с которыми ему приходилось сталкиваться. Он попытался вытолкнуть ее в дверь.
Ее глаза превратились в щелочки, и она выкрикнула прямо ему в лицо:
- Так, значит, вот как обстоят дела! Мальчики в колледже добрались до тебя первыми. Ты любишь их больше, чем девочек?
Обернувшись к окну, Борис схватил стул.
- Уходите! - прорычал он. - Вон! Или уйду я, сейчас же! И расскажу обо всем не только отцу, но каждому полицейскому, которого встречу на пути отсюда до Бухареста. Я расскажу им не только о грязных книжонках в вашей так называемой библиотеке - а уже одного этого достаточно, чтобы засадить вас в тюрьму, - но и о ваших дочерях, которые хоть и девочки, но уже законченные потаскухи...
- Потаскухи? - шипя, как кошка, оборвала его дна, готовая броситься на Бориса.
- И которым никогда не сравниться с такой развратной женщиной, как вы, - закончил фразу Борис.
При этих словах она словно сломалась и горько разрыдалась, без всякого сопротивления позволив Борису вытолкать ее из комнаты. Оставшуюся часть ночи он крепко спал.
На этом все и закончилось. На следующий день, когда Борис в одиночестве молча ел завтрак, за ним приехал приемный отец, чтобы забрать домой. Неприятности со скотом были позади - слава Богу, болезнь оказалась не такой уж серьезной. Еще никого в жизни Борис не был так рад видеть, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы ничем не выдать свою радость. Пока он собирал вещи, тетя Хильдегард изо всех сил старалась проявить радушие и заботу о брате, который в свою очередь пожелал увидеть племянниц, однако их не оказалось дома. Наконец Борис и его приемный отец отправились в деревню.
Уже возле ворот, в тот момент, когда они садились в машину, тете Хильдегард удалось-таки поймать взгляд Бориса. Это длилось всего лишь секунду, но в глазах ее, прежде чем она принялась махать им рукой, Борис заметил умоляющее выражение. Она молила его о молчании. В ответ на лице его вновь появилось насмешливое выражение, которое было страшнее любой угрозы и которое лучше любых слов продемонстрировало его отношение к ней.
Так или иначе, но он никогда и никому не рассказывал о визите в этот дом. Ни единой живой душе и даже тому, кто лежал под землей на холме.
* * *
Нечто под землей... старый дьявол... Вамфир... Он ждал (а что еще ему оставалось делать, кроме как ждать?), когда Драгошани придет наконец к его могиле, к мрачным плитам гробницы, и принесет в мешке еще одного поросенка. Он не спал, злился, лежа у себя под землей и закипая от гнева. И когда край солнца коснулся края земли, а горизонт окрасился в кроваво-красный цвет, он заговорил первым:
"Драгошани? Я чувствую твой запах, Драгошани! Ты пришел, чтобы снова мучить меня? Ты снова будешь задавать мне вопросы и требовать от меня что-то? Ты хочешь украсть все мои секреты? Постепенно, один за одним, до тех пор пока у меня не останется ничего? А что потом? Каким образом ты можешь отплатить мне, пока я лежу здесь, в холодной земле? Кровью этого поросенка? Да-а-а-а. Думаю, что так. Еще один поросенок тому, кто часто купался в крови мужчин, девственниц и целых армий!
- Кровь - кровь и есть, старый дракон, - ответил Драгошани. - После того как ты выпил ее прошлой ночью, ты кажешься гораздо более энергичным.
"После того как я выпил? - раздался вздох, но трудно было определить, искренним ли он был. - Нет, она досталась земле, Драгошани, а не этим старым костям”.
- Я не верю тебе.
«Мне нет до этого дела, уходи, оставь меня, ты меня бесчестишь. У меня для тебя ничего нет, и от тебя мне ничего не нужно. Я не хочу с тобой разговаривать. Убирайся!»
Драгошани усмехнулся:
- Да, я действительно принес еще одного поросенка, достанется он тебе или земле - не знаю. Но у меня есть кое-что еще, кое-что особенное. Разве что...
Старик заинтересовался, он был заинтригован:
«Разве что?..»
Драгошани пожал плечами.
- Возможно, прошло слишком много времени. Может, тебе это неведомо. Наверное, это не по силам даже тебе. В конце концов ты не более чем мертвец... - и прежде чем старик смог ответить, добавил:
- Или бессмертный, если тебе так хочется.
«Да, я настаиваю на этом. Ты издеваешься надо мной, Драгошани? Что именно принес ты сегодня ночью? Что ты хочешь мне дать? Что ты... предлагаешь?»
- Может быть, больше, чем мы способны друг другу дать.
«Говори же!»
Драгошани рассказал ему о том, что было у него на уме, о том, что хотел он сделать.
"Ты станешь торговаться? Что бы ты хотел в обмен на эту... совместную работу?” - Драгошани почти явственно увидел, как вампир облизывается.
- Знание, - быстро ответил Драгошани. - Я мужчина и, как мужчина, конечно, знаю женщин, - солгал он, - и...
Он смущенно умолк, потому что старик в этот момент насмешливо захихикал. Лгать ему было ошибкой.
«О, даже так? Ты знаешь женщин как мужчина? Ты хорошо их знаешь? Так ли, Драгошани?»
Сжав зубы, Борис процедил:
- У меня не было времени... моя работа, учеба... у меня не было возможности...
"Время? Учеба? Возможность? Драгошани, ты же не ребенок! Мне было всего одиннадцать лет, когда я впервые лишил девушку невинности - это случилось тысячу лет назад. После этого для меня не имело значения - девственница, шлюха, проститутка... Я имел их всех и по-всякому, но мне всегда хотелось еще и еще... А ты? Ты даже ни разу не пробовал? Ты никогда не окунался в пот, в сок, в горячую сладкую кровь женщины? Ни одной? И ты смеешь называть меня мертвецом?
Старик расхохотался - хохот его был громким, неистовым и непристойным. Все это казалось ему чрезвычайно забавным. Старик все хохотал и хохотал, и Борису померещилось, что он сейчас оглохнет, волна хохота обрушилась на него словно шквал, словно волны ревущего океана.
- Будь ты проклят! - он встал и, топнув ногой, сплюнул. - Будь ты проклят!
Борис бил кулаками по земле и обломкам плит, не переставая повторять:
- Будь ты проклят! Проклят! Проклят!!!
Старейший на минуту затих, а затем словно в кошмарном сне Борис услышал раздавшийся в его голове голос:
«Но я давно уже проклят, сын мой! Так же как и ты...»
Борис, выхватив нож, бросился к оглушенному поросенку.
«Подожди! Не так быстро, Драгошани! Я же не отказываюсь. Только скажи, почему это должно случиться сейчас, после того как ты столько лет жил в воздержании, словно монах?»
Подумав, Драгошани решил сказать правду. Все равно старый дьявол и из-под земли видит его насквозь:
- Все дело в женщине: она провоцирует меня, дразнит, выставляя напоказ свое тело.
"А-а-а! Я знаю таких женщин”.
- К тому же, мне кажется, она считает, что я предпочитаю мужчин, во всяком случае она об этом спрашивала.
«Как турки? - реакция старика была свирепой и полной ненависти. - Это же оскорбление!»
- Я тоже так думаю, - кивнул Драгошани. - Так... ты сделаешь это?
«Насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы сегодня ночью, когда эта женщина придет к тебе, я вошел в твое сознание?»
- Да.
«Ты приглашаешь меня по доброй воле?»
Драгошани насторожился:
- Только в этот раз. Продолжения не будет. “Ты снова себе льстишь, - усмехнулся старик. - У меня есть - или будет - свое собственное тело, Драгошани, и оно совсем не такое хилое, как твое”.
- Так ты сможешь сделать это? И ты научишь меня? “О, конечно же, я смогу это сделать, да-а-а-а! Разве ты уже забыл о птенце? И разве ты тогда кое-чему не научился? Кто сделал тебя некромантом, Драгошани? И в этот раз ты узнаешь очень, много!"
- Тогда мне от тебя больше ничего не нужно - во всяком случае сейчас.
Он повернулся и стал спускаться вниз по склону, покидая место, где обитал вековой ужас. И тут...
"А как же поросенок, Драгошани? - раздался в голове густой раскатистый голос. И быстро добавил:
- Для земли, Драгошани, для земли”.
Остановившись, Драгошани прищурился в кромешной тьме.
- Ах да, чуть не забыл, - ехидно произнес он. - Поросенок... конечно... Для земли...
Поспешно вернувшись обратно, он перерезал горло бесчувственного животного и швырнул его на землю. А затем, не оборачиваясь, молча ушел.
Чуть ниже по склону холма, в том месте, где корни одного из деревьев выступали из земли особенно высоко, возле ствола, он увидел нечто, что заставило его остановиться. Подойдя ближе, он понял, что это его вчерашнее приношение, вернее, то, что от него осталось, - торчавшие корни не позволили останкам скатиться дальше по склону. Туго скрученная розовая шкура и переломанные кости, облепленные жуками, тщетно пытавшимися найти хоть какие-нибудь крохи пропитания. Драгошани отшвырнул эти останки, и они покатились вниз по склону.
«Ну, конечно, - подумал он, но предпочел сдерживать свои мысли, пока находится здесь, в тени темных сосен. - О да, конечно. Для земли! Только для земли...»
* * *
Драгошани возвратился в дом Кинковши как раз к ужину и поужинал вместе со всеми - в последний раз, хотя тогда он не мог это знать. Во время еды Илзе почти не обращала на него внимания, что вполне устраивало Бориса, поскольку нервы его были на пределе. Он отнюдь не был уверен в том, что поступил правильно, - старый дьявол был совсем не глуп, он намеренно подчеркнул, что придет по приглашению самого Драгошани. Прежнее отвращение к женщинам вновь поднялось в нем, и в то же время его тело жаждало наконец освободиться от напряжения, накопленного за многие годы воздержания. Впервые с тех пор, как он сюда приехал, пища показалась ему совершенно безвкусной, и даже пиво было пресным.
Когда позднее, шагая из угла в угол комнаты, он размышлял о происходящем, в нем закипел гнев на самого себя, и гнев этот все возрастал, по мере того как приближался назначенный час. За время, прошедшее после ужина, он три или четыре раза доставал полдюжины привезенных с собой книг о вампирах, просматривал, перечитывал отдельные абзацы, а затем снова прятал их обратно в чемодан. Легенды утверждали, что никто и никогда не должен принимать приглашение вампира и уж тем более никто и никогда не должен ни о чем вампира просить. В данном случае очень важное значение имело осознанное желание самой жертвы (принятое ею приглашение или просьба с ее стороны).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71