- Об убийстве? Ничего я не знаю.
- Ты учился на законника.
- Всего год, и это было десять лет назад. Я еле-еле сдал экзамены за семестр и уже ничего не помню.
- Джон, - сказал Арт, - в этом деле медицины не меньше, чем юриспруденции. Мне необходима твоя помощь.
- Тогда рассказывай все по порядку.
- Я этого не делал, Джон. Клянусь, я эту девицу и пальцем не тронул.
Он вышагивал все быстрее и быстрее. Я схватил его за локоть и остановил:
- Сядь и расскажи все с толком. Очень медленно.
Арт тряхнул головой, загасил сигарету и тут же закурил новую.
- Меня взяли нынче утром прямо из дома, - начал он. - Часов в семь. Привезли сюда и принялись допрашивать. Сперва сказали, что для проформы. Не знаю уж, что сие означает. А потом начали наседать.
- Сколько их было?
- Двое. Иногда приходил третий.
- Тебе грубили? Слепили лампой? Били по щекам?
- Нет, ничего такого.
- Они сказали, что ты можешь позвонить адвокату?
- Да, но не сразу, а только после того, как зачитали мои конституционные права. - Он улыбнулся своей горькой насмешливой улыбкой. - Поначалу допрос был формальный, и мне не пришло в голову кому-то звонить - ведь я не сделал ничего плохого. Они впервые упомянули о девушке только через час после начала разговора.
- Что за девушка?
- Карен Рэнделл.
- Ты не… Что? Та самая Карен?
Арт кивнул:
- Да, она. Дочь Джей Ди Рэнделла.
- Господи.
- Сперва они спросили, что я о ней знаю и приходила ли она ко мне на прием. Я ответил, что неделю назад она обратилась за консультацией. Жаловалась на отсутствие месячных.
- В течение какого времени?
- Четыре месяца.
- Ты сообщил им эти сведения?
- Нет, они не спрашивали.
- Хорошо.
- Они подробно расспросили меня о том, как прошел осмотр. Интересовались, были ли у нее другие жалобы, как она вела себя… Я ничего не сказал, сославшись на доверительные отношения врача и больного. Тогда они зашли с другого боку и спросили, где я был вчера вечером. Я ответил, что делал обход в больнице, а потом побродил по парку. Им хотелось знать, возвращался ли я к себе в кабинет. Я сказал, что нет. Тогда они спросили, встретил ли я кого-нибудь в парке. Я ответил: не помню. Знакомых уж точно не встретил.
Арт глубоко затянулся сигаретой. У него дрожали руки.
- И тогда они принялись мурыжить меня. Уверен ли я, что не возвращался в кабинет? Чем я занимался после обхода? Действительно ли не видел Карен с прошлой недели? Я все никак не мог взять в толк, к чему эти вопросы.
- Ну и к чему же?
- В четыре часа утра мать Карен Рэнделл привезла ее в отделение неотложной помощи Мемориальной больницы. Карен истекала кровью и была в геморрагическом шоке. Не знаю, какие меры приняли врачи, только она умерла. И полиция думает, что вчера вечером я сделал ей аборт.
Я нахмурился. Все это не имело ни малейшего смысла.
- Почему они так уверены в этом?
- Не знаю. Я спрашивал, но они не говорят. Может, девчонка была в бреду и произнесла мое имя.
Я покачал головой.
- Нет, Арт. Полицейские боятся неоправданного ареста как чумы. Если они не смогут доказать обвинение, черт-те сколько людей останутся без работы. Ты - уважаемый профессионал, а не какой-нибудь забулдыга без друзей и без цента за душой. Ты можешь позволить себе нанять хорошего защитника, и они это знают. И если у легавых хватило духу арестовать тебя, значит, они думают, что дело - верняк.
Арт сердито взмахнул рукой:
- А может, они просто дураки.
- Дураки-то дураки, но не до такой степени, - возразил я.
- Как бы там ни было, я понятия не имею, что за улики они собрали.
- Ты должен это знать.
- Но не знаю. - Арт снова принялся вышагивать по камере. - Ума не приложу.
Я смотрел на него и гадал, когда лучше задать главный вопрос. Рано или поздно придется. Арт перехватил мой взгляд.
- Нет, - сказал он.
- Что - нет?
- Я этого не делал, и хватит на меня таращиться. - Арт уселся и забарабанил пальцами по койке. - Господи, как же хочется выпить.
- Забудь об этом.
- Ой, ради бога…
- Ты пьешь только по праздникам и очень умеренно, - напомнил я ему.
- Меня будут судить за характер и привычки или…
- Тебя вообще не будут судить, если ты сам этого не пожелаешь.
Арт фыркнул.
- Расскажи мне о Карен, - попросил я.
- Рассказывать почти нечего. Она пришла и попросила сделать аборт, но я отказался, потому что было поздно - четыре месяца. Я объяснил, почему не могу ей помочь: слишком большой срок и прервать беременность можно только чревосечением.
- И она смирилась?
- Вроде да.
- Что ты написал в истории болезни?
- Ничего. Я не завел карточку.
Я вздохнул:
- Это может выйти тебе боком. Почему ты так поступил?
- Потому что она не была моей пациенткой и не нуждалась в лечении. Я знал, что больше никогда не увижу ее, вот и не стал разводить писанину.
- И как ты собираешься объяснить это полицейским?
- Слушай, - вспылил Арт, - кабы я знал, что по милости этой бабы попаду за решетку, то и вел бы себя иначе.
Я закурил сигарету и откинулся назад, почувствовав затылком холод каменной стены. Мне уже стало ясно, что Арт попал в очень незавидное положение, и даже мелочи, которые при других обстоятельствах показались бы сущим пустяком, сейчас приобретали огромное значение.
- Кто направил ее к тебе?
- Карен? Наверное, Питер.
- Питер Рэнделл?
- Ну да. Он был ее лечащим врачом.
- Так ты даже не спросил?
Это было совсем не в духе Арта.
- Нет. Она пришла под конец рабочего дня, и я был уставший. К тому же она сразу взяла быка за рога. Чертовски прямолинейная девица, никаких тебе хождений вокруг да около. Выслушав Карен, я подумал, что ее прислал Питер, в надежде, что я все растолкую. Ведь делать аборт, вне всякого сомнения, было уже поздно.
- Почему ты так подумал?
Арт передернул плечами.
- Подумал, и все.
Галиматья какая-то. Арт наверняка темнил.
- А других дам из семейства Рэнделл к тебе не направляли?
- Ты о чем это?
- Отвечай.
- По-моему, это не имеет отношения к делу, - отрезал он.
- Как знать.
- Уверяю тебя.
Я вздохнул и запыхтел сигаретой. При желании Арт мог быть чертовски упрям.
- Ладно, - сказал я наконец. - Тогда расскажи мне о девушке.
- Что ты хочешь знать?
- Ты был с ней знаком?
- Нет.
- Случалось ли тебе помогать ее подружкам?
- Нет.
- Ты уверен?
- О, черт! Как я могу быть уверен? Но вряд ли: ей было всего восемнадцать лет.
- Понятно.
Вероятно, Арт был прав. Я знал, что он оперировал только замужних женщин лет тридцати и не связывался с молоденькими, разве что в исключительных случаях. Иметь дело со зрелыми матронами было гораздо безопаснее. Они мыслили более трезво и умели держать язык за зубами. Но я знал и другое: последнее время он стал делать больше абортов совсем юным пациенткам. Арт называл эти операции «выскабливанием соплей» и говорил, что помогать только замужним нельзя. Это, мол, дискриминация подростков. Разумеется, он шутил, но в каждой шутке…
- Как она выглядела, когда пришла к тебе? - спросил я. - Ты можешь описать ее?
- Славная была девушка. Хорошенькая, не дура, не плакса. Очень честная. Пришла, села, сложила руки на коленях и рассказала все как есть. Сыпала медицинскими терминами. «Аменорея» и прочее. Наверное, нахваталась от своей семейки.
- Она нервничала?
- Да, но ведь они все нервничают. Поэтому чертовски трудно проводить дифференциальную диагностику.
Действительно, при отсутствии менструаций, особенно у молодых девушек, надо делать существенную поправку на состояние их нервной системы. Задержки и другие нарушения цикла часто возникают по причинам психологического свойства.
- Это на пятом-то месяце?
- В придачу она прибавила в весе. Пятнадцать фунтов.
- Маловато для точного диагноза.
- Но достаточно для подозрения.
- Ты ее осматривал?
- Нет. Я предложил, она отказалась. Девица пришла делать аборт. Я сказал: нет, и она откланялась.
- Карен говорила о своих планах?
- Да, - ответил Арт. - Пожала плечами и сказала: ну что ж, придется сообщить предкам и обзавестись потомком.
- И ты решил, что она не станет обращаться к кому-нибудь другому?
- Вот именно. Девушка казалась такой умной и /смышленой. И, похоже, поняла, в каком она положении. В таких случаях я всегда стараюсь объяснить женщине, что безопасный аборт невозможен и ей придется свыкнуться с мыслью о грядущем материнстве.
- По-видимому, Карен передумала. Интересно, почему?
Арт усмехнулся:
- Ты когда-нибудь видел ее родителей?
- Нет, - ответил я и тотчас юркнул в приоткрывшуюся лазейку:
- А ты?
Но Арта так просто не проведешь. Он одарил меня вялой улыбкой умного и проницательного человека, отдающего дань чужой сообразительности, и сказал:
- Нет, никогда. Но наслышан о них.
- И чего же ты наслышан?
В этот миг вернулся сержант и с лязгом вставил ключ в замок.
- Время, - объявил он.
- Еще пять минут, - попросил я.
- Время!
- Ты говорил с Бетти? - спросил Арт.
- Да. Все хорошо. Я позвоню ей и скажу, что ты жив-здоров.
- Она волнуется.
- Джудит побудет с ней. Все утрясется.
Арт грустно улыбнулся:
- Извини за причиненное беспокойство.
- Никакого беспокойства, - я взглянул на стоявшего в дверях сержанта. - У них нет оснований задерживать тебя. К полудню ты выйдешь отсюда.
Сержант сплюнул на пол. Я пожал Арту руку и спросил:
- Кстати, где тело?
- Наверное, в Мемориалке. Или его уже увезли в городскую.
- Я выясню. Не волнуйся ни о чем.
Я вышел из камеры, и сержант запер дверь. В коридоре он не проронил ни слова, но, когда мы вошли в дежурку, сказал:
- Вас хочет видеть капитан.
- Хорошо.
- Ему не терпится малость поточить лясы.
- Что ж, ведите меня к нему, - ответил я.
3
Табличка на двери сообщала: «Отдел по расследованию убийств», а под ней на картонке печатными буквами было выведено: «Капитан Питерсон». Капитан оказался крепким коротышкой с седыми волосами, подстриженными под «ежик», движения его были проворными и точными. Когда Питерсон обошел вокруг стола, чтобы приветствовать меня, я заметил, что он хромает на правую ногу. Он даже не пытался скрыть этот изъян, а, напротив, подчеркивал его, громко шаркая носком по полу. Солдаты и легавые обычно гордятся своими увечьями. Нетрудно было догадаться, что Питерсон пострадал при исполнении служебного долга. Я попробовал угадать, что с ним стряслось. Скорее всего, нарвался на пулю: ножевое ранение в голень - большая редкость.
Хозяин кабинета протянул мне руку и сказал:
- Я капитан Питерсон.
- Джон Берри.
Рукопожатие было радушным, но глаза капитана смотрели холодно и пытливо. Он указал мне на кресло.
- Сержант говорит, что прежде не видел вас здесь, вот я и решил познакомиться. Мы знаем почти всех бостонских защитников по уголовным делам.
- Вы хотите сказать - судебных защитников?
- Разумеется, - покладисто ответил Питерсон. - Конечно, судебных.
Он выжидательно уставился на меня. Я молчал.
Наконец капитан спросил:
- Из какой вы фирмы?
- Не понимаю, почему вы приняли меня за юриста, - ответил я. - Сроду им не был.
Капитан прикинулся удивленным:
- Но у сержанта сложилось иное впечатление. Вы представились ему как адвокат.
- Да неужели?
- Вот именно. - Питерсон уперся ладонями в стол.
- Кто вам это сказал?
- Сержант.
- Значит, он что-то напутал.
Капитан откинулся в кресле и одарил меня любезной улыбкой, словно говоря: «Ладно, ладно, не будем суетиться по пустякам».
- Знай мы, что вы не адвокат, нипочем не разрешили бы вам свидание с Ли.
- Вероятно. Только никто не поинтересовался моим именем и родом занятий, никто не просил меня расписаться в книге посетителей.
- Полагаю, сержант был сбит с толку.
- Вполне оправданное предположение, если вспомнить, какой умница ваш сержант.
На лице капитана заиграла дурацкая улыбочка. Мне был знаком этот тип людей. Удачливый легавый, знавший, когда надо возмутиться, а когда разумнее проглотить обиду. Искусный дипломат, вежливый блюститель закона. Но лишь до тех пор, пока не почувствует, что противник ломается.
- Ну? - буркнул он после долгого молчания.
- Я работаю вместе с доктором Ли, - сообщил я ему.
Если он и удивился, то виду не подал.
- Тоже врач?
- Совершенно верно.
- У вас, лекарей, определенно существует круговая порука, - не переставая улыбаться, изрек капитан. Вероятно, за последние две минуты он улыбался больше, чем за два предшествующих года.
- Не сказал бы, - возразил я.
Улыбка начала таять. Наверное, с непривычки у капитана устали лицевые мышцы.
- Если вы и впрямь врач, - проговорил Питерсон, - мой вам совет: держитесь подальше от этого Ли. Шумиха угробит вашу практику.
- Какая шумиха?
- Суд и прочее.
- А что, будет суд?
- Разумеется, - ответил Питерсон. - И громкий, так что вашей практике, вероятно, не поздоровится.
- У меня нет практики, - сообщил я ему.
- Наукой занимаетесь?
- Нет, - ответил я. - Трупы вскрываю.
Наконец-то его проняло. Питерсон привстал со стула, но тотчас опомнился и снова сел.
- Трупы, - эхом повторил он.
- Совершенно верно. Работаю в больницах, делаю всякие анализы.
Капитан надолго умолк, нахмурился, почесал тыльную сторону ладони и оглядел свой стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38