Супаари спрятал свое волнение с легкостью человека, зарабатывавшего на скрытности. Но даже так он вздрогнул от мысли: вот наконец то, что может заинтересовать Хлавина Кизери, Реш-тара Галатны.
– Кое-кто возрадовался, – произнес он, подняв хвост, чтобы показать Чайпас свое удовольствие, но не желая ее насторожить. – Замечательный аромат, полный, как ты сказала, диковинного.
– Сипадж, Супаари! Эти кафай были даны кое-кому чужеземцами.
Она применила слово руанджа, означавшее «люди из соседней речной долины», но ее глаза были широко открыты, а хвост подергивался. Здесь какая-то презабавная шутка, догадался Супаари, но позволил ей развлекаться за его счет.
– Аскама переводит! – сказала Чайпас.
– Аскама! – воскликнул он, в восхищении вскидывая руки и элегантно клацая когтями. – Хороший ребенок, быстрый в обучении.
И уродливый, как белая вода в узком ущелье, хотя это неважно. Раз для корпорации Кашана переводит семья Чайпас, то у Супаари будут с новой делегацией эксклюзивные торговые отношения – если не по закону джанаата, то по обычаю руна, а в подобных случаях гораздо важней именно обычай. Он построил свою жизнь на понимании таких тонкостей, и хотя это не принесло ему почестей, зато обеспечило многим, к чему он имел вкус: риск подкрадывания к добыче, интеллектуальный вызов и завистливое уважение среди своих.
Они поболтали еще немного. Супаари выяснил, что маленькие кафай – лишь образец из куда большего запаса необычных товаров, привезенных чужеземцами, которые остановились в Кашане, в собственном жилище Чайпас. С нарастающим интересом Супаари слушал, что они, похоже, понятия не имеют о ценах и выгоде, отдавая свои товары за еду и кров, которые им и так положены по праву временных жителей. Хитрость, спрашивал он себя, или это какая-нибудь кочевая, оставшаяся от прежних времен группа, все еще занимающаяся бартером в старых добрых традициях?
Отложив пакетик в сторону, Супаари дисциплинированно не позволил себе отследить и ухватить едва забрезжившую мысль: потомство и спасение от живой смерти, для которой он был рожден. Вместо этого Супаари встал и снова наполнил чашку Чайпас, спрашивая о ее планах. Она сказала, что намерена посетить торговых партнеров в районе Эзао. Возвращаться домой Чайпас не спешила. Все другие Ва Кашани вскоре оставят деревню, чтобы собрать урожай корней пик.
– А чужеземцы? – спросил Супаари.
Мысленно он уже планировал поездку – возможно, в середине Партан, после дождей. Но сперва Китери. Все это завязано на Хлавина Китери.
– Иногда они идут с нами, иногда остаются в Кашане. Они похожи на детей, – сказала Чайпас. Похоже, она сама была этим озадачена. – Слишком маленькие, чтобы путешествовать как взрослые, но есть только один, чтобы носить их. И он позволяет им ходить пешком!
Если раньше Супаари был заинтригован, то теперь не знал, что и думать. Но Чайпас уже проявляла нервозность, раскачиваясь из стороны в сторону, как она часто делала, когда проводила слишком много времени в домах с призраками.
– Сипадж, Чайпас, – сказал он, плавно поднимаясь с подушек. По его расчетам, у Ауиджан было достаточно времени, чтобы заключить соглашения с поставщиками лент. – У тебя было такое долгое путешествие! Сердце кое-кого будет радо отправить тебя в Эзао на кресле.
Ее хвост приподнялся от удовольствия, Чайпас даже задрожала слегка, а ее глаза скользнули в сторону и закрылись. Это уже граничило с флиртом, и в его сознании мелькнуло, что она весьма привлекательна. Но Супаари потушил искру раньше, чем занялся огонь. Третьерожденный, он все же имел свои идеалы, которые были значительно выше идеалов тех, кто превосходил его по положению. Изысканный и изощренный во многих отношениях, кое в чем Супаари Ва Гайджур оставался совершенно буржуазным.
Он отправил посыльного за креслом и, сдерживая зевоту, подождал вместе с Чайпас во дворе, пока оно не прибыло – вскоре после второго заката. Супаари едва мог видеть гостью, когда она забиралась в кресло, но аромат ее лент был превосходен; Чайпас обладала изумительным вкусом к запахам – природная утонченность, восхищавшая Супаари.
– Сипадж, Чайпас, – окликнул он тихо. – Безопасной поездки в Эзао, а оттуда – домой.
Она ответила на его прощание, хрипло засмеявшись, когда носильщики подняли кресло, качнув сиденье.
Это была роскошь, которую немногие руна когда-либо изведали: ехать по узким улицам города, словно господин. Супаари был искренне рад устроить Чайпас вечер, который она запомнит надолго, – ее пронесут через толпы городских руна, направляющихся по своим делам в розовом свете вечера, пока джанаата спят. Новые ленты за ее спиной перистым облаком поднимет бриз с залива, а их аромат будет восходить, точно туман над водопадом. К завтрашнему дню торговцы всего Гай-джура станут скупать ленты за любую цену, а владельцем каждого их клочка окажется Супаари Ва Гаджур.
Такая уж судьба выпала Софии Мендес: обогащать незнакомых ей людей. Густые черные волосы, вдохновившие Чайпас ввести новую моду, были сейчас небрежно откинуты назад, ленты, вплетенные в них Аскамой, смешались в беспорядке. В своем нынешнем раздражении София отрезала бы их не задумываясь, окажись под рукой ножницы. По привычке она заварила чашку кофе, однако он был еще слишком горячим и остывал возле ее локтя; скоро такое расточительство станет невозможным. Но в данный момент красота, украшения, богатство занимали ее мысли еще меньше, чем обычно. Ее интеллект был полностью занят задачей нахождения какого-нибудь достаточно невежливого отклика на предположение Эмилио Сандоса, что она глупа:
– Я могу объяснить еще раз, но вряд ли вы поймете.
– Вы несносны, – прошептала она.
– Однако я прав, – прошептал он в ответ. – Если вы предпочитаете запоминать каждое склонение отдельно – на здоровье. Но моя схема лучше.
– Это неверное обобщение. В нем нет логики.
– Вы считаете, что приписывание категории рода столам, стульям, шляпам и склонение существительных на этой основе вполне логично? Язык по своей природе произволен, – сообщил он. – Если вам нужна логика, изучайте исчисление.
– Сарказм – не аргумент, Сандос.
Эмилио глубоко вздохнул и, не скрывая нетерпения, начал снова:
– Хорошо. Еще раз. Это не абстрактное против конкретного. Если вы попытаетесь впихнуть этот принцип в руанджа, то постоянно будете делать ошибки. Это пространственное против невидимого или незримого.
Стараясь не потревожить Аскаму, только что уснувшую на его руках, он потянулся к ноутбуку, стоявшему на столе между ними, и ткнул пальцем в дисплей.
– Рассмотрим эту группу. Животные, растения или минералы – все эти слова означают что-то, что каким-либо образом занимает объем, и все они склоняются по этой схеме. Понимаете? – Он указал на другую секцию экрана. – В отличие от них, вот эти существительные не пространственные: мысль, надежда, привязанность, учеба. Эта группа склоняется по второй схеме. Пока ясно?
Конкретное и абстрактное… проклятье! – подумала София упрямо.
– Да, отлично. Чего я не понимаю, это…
– Я знаю, чего вы не понимаете! Перестаньте спорить и слушайте! – Он проигнорировал ее возмущенный взгляд. – Общее правило следующее: все, что можно видеть, всегда классифицируется как занимающее объем, поскольку видимы, как вам известно, лишь пространственные вещи, – поэтому тут применяется первая схема склонения. Трюк в том, что для всего невидимого – включая вещи, невидимые по своей сути, но не ограничиваясь ими, – используется вторая схема. – Эмилио резко откинулся назад, а затем взглянул на Аскаму, с облегчением увидев что она все еще спит. – Ну? Попробуйте опровергнуть. Пожалуйста. Просто попытайтесь.
Вот теперь он попался. С лицом, светящимся на солнце как слоновая кость, София наклонилась вперед, приготовившись нанести смертельный удар.
– Не более чем десять минут назад Аскама сказала:«Чайпас-ру зхари и уашан», – и применила то, что вы зовете невизуальным склонением. Но Чайпас очень большой. Вне всякого сомнения, Чайпас занимает изрядный объем пространства…
– Да. Браво! Великолепно. А теперь думайте!
Сандос был снисходителен. Приоткрыв рот, София уставилась на него, готовая вспылить, но внезапно ей стало ясно. Уронив голову себе на руки, она пробормотала:
– Но Чайпас ушел. Поэтому его нельзя видеть. Поэтому не используется пространственное склонение, а используется невизуальное, хотя Чайпас конкретен, а не абстрактен. – София взглянула на Эмилио, он улыбался. – Ненавижу, когда вы самодовольны.
Его веселые темные глаза светились торжеством. Эмилио Сандос не давал обета ложной скромности. Это был отличный анализ, и он донельзя гордился собой, а лично для себя отметил, что выиграл для Софии ее пари с Аланом Пейсом. Они встретились с руна лишь семь недель назад, а Эмилио уже усвоил основы здешней грамматики. Черт возьми, я молодец, думал он, и его улыбка делалась шире, пока София глядела на него прищуренными глазами, пытаясь подобрать какой-нибудь пример, который не укладывался бы в эту модель.
– Ну хорошо, хорошо, – нелюбезно сказала она, поднимая свой блокнот. – Я сдаюсь. Дайте мне несколько минут, чтобы все это записать.
Они были хорошей командой. Сандос был знатоком в лингвистике, зато она гораздо лучше записывала – быстро и четко. Уже три статьи, носившие авторство «Э. Д. Сандос и С. Р. Мендес», были посланы на Землю для передачи в научные журналы.
Кончив записывать, София подняла глаза и улыбнулась. Такую смесь острого ума и мечтательности, веселой задиристости и склонности погружаться в себя, сразу же отдаляясь, она встречала раньше – в студентах иешив, которых ее родители часто приглашали к обеду, когда она была девочкой. Голоногий и босой, Сандос загорел до цвета корицы, а вместо сутаны, нестерпимой в этом жарком климате, носил просторные шорты цвета хаки и черную тенниску, слишком большую для него. София сама была не менее коричневой, похожей на него смуглостью и стройностью, одетой столь же просто, и она могла понять, почему Манужаи поначалу решила, что София и Эмилио – «дети-одного-приплода». Когда Манужаи разъяснила пантомимой, что означает это слово, оно показалось Софии смешным и почти неприличным, но сейчас она понимала, почему рунао пришла к такому заключению.
Аскама вздохнула, легонько потянувшись. Эмилио ожил и, округлив глаза, в тревоге посмотрел на Софию. Аскама была славной, но болтала не умолкая; а когда засыпала, как сейчас, они хоть немного отдыхали.
– Интересно, – очень тихо сказала София, когда стало ясно, что Аскама не проснулась, – использует ли слепой рунао всегда лишь невизуальное склонение.
– Вот это интересный вопрос, – сказал Эмилио, с уважением наклонив голову, и София ощутила терпкое удовольствие от того, что за ней вновь признали право претендовать на интеллектуальное равенство.
Он подумал некоторое время, осторожно раскачивая кресло-гамак и поглаживая мягкий мех за ушами Аскамы. Затем на его лице опять расцвела улыбка.
– Если можешь осязать предмет, то знаешь, что он занимает объем! Ищи что-то, что имеет контуры или форму или текстуру. Спорим на что-нибудь?
– Леджано, возможно, или тинквен, – предположила София. – Никаких пари.
– Струсили! Я могу ошибаться, – весело сказал Эмилио, – хотя сомневаюсь в этом. Попробуйте сначала леджано. – Поглядев вниз, он улыбнулся макушке Аскаме, прежде чем вернуться взглядом к маленькому стаду пийанот, пасущихся на равнине за стеблями хамп ий-убежища.
– Они были бы красивой парой, не правда ли? – сказала Энн, вместе с Д. У. прогуливаясь над деревней вдоль края обрыва.
– Да, мадам, – согласился Д. У. – Что есть, то есть.
Все остальные были заняты или спали, но им двоим не спалось. Энн предложила прогуляться, и Д. У. охотно составил ей компанию. Манужаи предупреждала их, причем не раз, не ходить по одному. «Джанада», чем бы это ни было, мог их заполучить; поэтому они передвигались парами – больше для того, чтобы успокоить Манужаи и остальных руна, чем из страха перед хищниками или злыми духами.
– Ревнуете? – спросила Энн. – Они оба некоторым образом ваши творения, разве нет?
– О, черт, не думаю, что «ревность» – правильное слово, – сказал Д. У. и на секунду остановился, чтобы искоса поглядеть на Софию и Эмилио, вместе с Аскамой изображавших семью в хампий-убежище.
Вновь повернувшись к Энн, он коротко ухмыльнулся и скосил глаза на запад, через реку.
– Это как видеть Нотр-Дам, возводимый напротив Техасского университета в «Хлопковой чаше». Не знаю, на что надеяться.
Одобрительно засмеявшись, Энн прижалась головой к его плечу.
– Д. У, я люблю вас. Нет, правда. Конечно, я всегда питала слабость к парням в форме…
Это было как брешь в стене, и, улыбаясь, он вступил в нее:
– И вы тоже?
– «Морская пехота ищет настоящих мужчин», – цитируя старый вербовочный лозунг, нараспев произнесла Энн, пока они шагали на юг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Кое-кто возрадовался, – произнес он, подняв хвост, чтобы показать Чайпас свое удовольствие, но не желая ее насторожить. – Замечательный аромат, полный, как ты сказала, диковинного.
– Сипадж, Супаари! Эти кафай были даны кое-кому чужеземцами.
Она применила слово руанджа, означавшее «люди из соседней речной долины», но ее глаза были широко открыты, а хвост подергивался. Здесь какая-то презабавная шутка, догадался Супаари, но позволил ей развлекаться за его счет.
– Аскама переводит! – сказала Чайпас.
– Аскама! – воскликнул он, в восхищении вскидывая руки и элегантно клацая когтями. – Хороший ребенок, быстрый в обучении.
И уродливый, как белая вода в узком ущелье, хотя это неважно. Раз для корпорации Кашана переводит семья Чайпас, то у Супаари будут с новой делегацией эксклюзивные торговые отношения – если не по закону джанаата, то по обычаю руна, а в подобных случаях гораздо важней именно обычай. Он построил свою жизнь на понимании таких тонкостей, и хотя это не принесло ему почестей, зато обеспечило многим, к чему он имел вкус: риск подкрадывания к добыче, интеллектуальный вызов и завистливое уважение среди своих.
Они поболтали еще немного. Супаари выяснил, что маленькие кафай – лишь образец из куда большего запаса необычных товаров, привезенных чужеземцами, которые остановились в Кашане, в собственном жилище Чайпас. С нарастающим интересом Супаари слушал, что они, похоже, понятия не имеют о ценах и выгоде, отдавая свои товары за еду и кров, которые им и так положены по праву временных жителей. Хитрость, спрашивал он себя, или это какая-нибудь кочевая, оставшаяся от прежних времен группа, все еще занимающаяся бартером в старых добрых традициях?
Отложив пакетик в сторону, Супаари дисциплинированно не позволил себе отследить и ухватить едва забрезжившую мысль: потомство и спасение от живой смерти, для которой он был рожден. Вместо этого Супаари встал и снова наполнил чашку Чайпас, спрашивая о ее планах. Она сказала, что намерена посетить торговых партнеров в районе Эзао. Возвращаться домой Чайпас не спешила. Все другие Ва Кашани вскоре оставят деревню, чтобы собрать урожай корней пик.
– А чужеземцы? – спросил Супаари.
Мысленно он уже планировал поездку – возможно, в середине Партан, после дождей. Но сперва Китери. Все это завязано на Хлавина Китери.
– Иногда они идут с нами, иногда остаются в Кашане. Они похожи на детей, – сказала Чайпас. Похоже, она сама была этим озадачена. – Слишком маленькие, чтобы путешествовать как взрослые, но есть только один, чтобы носить их. И он позволяет им ходить пешком!
Если раньше Супаари был заинтригован, то теперь не знал, что и думать. Но Чайпас уже проявляла нервозность, раскачиваясь из стороны в сторону, как она часто делала, когда проводила слишком много времени в домах с призраками.
– Сипадж, Чайпас, – сказал он, плавно поднимаясь с подушек. По его расчетам, у Ауиджан было достаточно времени, чтобы заключить соглашения с поставщиками лент. – У тебя было такое долгое путешествие! Сердце кое-кого будет радо отправить тебя в Эзао на кресле.
Ее хвост приподнялся от удовольствия, Чайпас даже задрожала слегка, а ее глаза скользнули в сторону и закрылись. Это уже граничило с флиртом, и в его сознании мелькнуло, что она весьма привлекательна. Но Супаари потушил искру раньше, чем занялся огонь. Третьерожденный, он все же имел свои идеалы, которые были значительно выше идеалов тех, кто превосходил его по положению. Изысканный и изощренный во многих отношениях, кое в чем Супаари Ва Гайджур оставался совершенно буржуазным.
Он отправил посыльного за креслом и, сдерживая зевоту, подождал вместе с Чайпас во дворе, пока оно не прибыло – вскоре после второго заката. Супаари едва мог видеть гостью, когда она забиралась в кресло, но аромат ее лент был превосходен; Чайпас обладала изумительным вкусом к запахам – природная утонченность, восхищавшая Супаари.
– Сипадж, Чайпас, – окликнул он тихо. – Безопасной поездки в Эзао, а оттуда – домой.
Она ответила на его прощание, хрипло засмеявшись, когда носильщики подняли кресло, качнув сиденье.
Это была роскошь, которую немногие руна когда-либо изведали: ехать по узким улицам города, словно господин. Супаари был искренне рад устроить Чайпас вечер, который она запомнит надолго, – ее пронесут через толпы городских руна, направляющихся по своим делам в розовом свете вечера, пока джанаата спят. Новые ленты за ее спиной перистым облаком поднимет бриз с залива, а их аромат будет восходить, точно туман над водопадом. К завтрашнему дню торговцы всего Гай-джура станут скупать ленты за любую цену, а владельцем каждого их клочка окажется Супаари Ва Гаджур.
Такая уж судьба выпала Софии Мендес: обогащать незнакомых ей людей. Густые черные волосы, вдохновившие Чайпас ввести новую моду, были сейчас небрежно откинуты назад, ленты, вплетенные в них Аскамой, смешались в беспорядке. В своем нынешнем раздражении София отрезала бы их не задумываясь, окажись под рукой ножницы. По привычке она заварила чашку кофе, однако он был еще слишком горячим и остывал возле ее локтя; скоро такое расточительство станет невозможным. Но в данный момент красота, украшения, богатство занимали ее мысли еще меньше, чем обычно. Ее интеллект был полностью занят задачей нахождения какого-нибудь достаточно невежливого отклика на предположение Эмилио Сандоса, что она глупа:
– Я могу объяснить еще раз, но вряд ли вы поймете.
– Вы несносны, – прошептала она.
– Однако я прав, – прошептал он в ответ. – Если вы предпочитаете запоминать каждое склонение отдельно – на здоровье. Но моя схема лучше.
– Это неверное обобщение. В нем нет логики.
– Вы считаете, что приписывание категории рода столам, стульям, шляпам и склонение существительных на этой основе вполне логично? Язык по своей природе произволен, – сообщил он. – Если вам нужна логика, изучайте исчисление.
– Сарказм – не аргумент, Сандос.
Эмилио глубоко вздохнул и, не скрывая нетерпения, начал снова:
– Хорошо. Еще раз. Это не абстрактное против конкретного. Если вы попытаетесь впихнуть этот принцип в руанджа, то постоянно будете делать ошибки. Это пространственное против невидимого или незримого.
Стараясь не потревожить Аскаму, только что уснувшую на его руках, он потянулся к ноутбуку, стоявшему на столе между ними, и ткнул пальцем в дисплей.
– Рассмотрим эту группу. Животные, растения или минералы – все эти слова означают что-то, что каким-либо образом занимает объем, и все они склоняются по этой схеме. Понимаете? – Он указал на другую секцию экрана. – В отличие от них, вот эти существительные не пространственные: мысль, надежда, привязанность, учеба. Эта группа склоняется по второй схеме. Пока ясно?
Конкретное и абстрактное… проклятье! – подумала София упрямо.
– Да, отлично. Чего я не понимаю, это…
– Я знаю, чего вы не понимаете! Перестаньте спорить и слушайте! – Он проигнорировал ее возмущенный взгляд. – Общее правило следующее: все, что можно видеть, всегда классифицируется как занимающее объем, поскольку видимы, как вам известно, лишь пространственные вещи, – поэтому тут применяется первая схема склонения. Трюк в том, что для всего невидимого – включая вещи, невидимые по своей сути, но не ограничиваясь ими, – используется вторая схема. – Эмилио резко откинулся назад, а затем взглянул на Аскаму, с облегчением увидев что она все еще спит. – Ну? Попробуйте опровергнуть. Пожалуйста. Просто попытайтесь.
Вот теперь он попался. С лицом, светящимся на солнце как слоновая кость, София наклонилась вперед, приготовившись нанести смертельный удар.
– Не более чем десять минут назад Аскама сказала:«Чайпас-ру зхари и уашан», – и применила то, что вы зовете невизуальным склонением. Но Чайпас очень большой. Вне всякого сомнения, Чайпас занимает изрядный объем пространства…
– Да. Браво! Великолепно. А теперь думайте!
Сандос был снисходителен. Приоткрыв рот, София уставилась на него, готовая вспылить, но внезапно ей стало ясно. Уронив голову себе на руки, она пробормотала:
– Но Чайпас ушел. Поэтому его нельзя видеть. Поэтому не используется пространственное склонение, а используется невизуальное, хотя Чайпас конкретен, а не абстрактен. – София взглянула на Эмилио, он улыбался. – Ненавижу, когда вы самодовольны.
Его веселые темные глаза светились торжеством. Эмилио Сандос не давал обета ложной скромности. Это был отличный анализ, и он донельзя гордился собой, а лично для себя отметил, что выиграл для Софии ее пари с Аланом Пейсом. Они встретились с руна лишь семь недель назад, а Эмилио уже усвоил основы здешней грамматики. Черт возьми, я молодец, думал он, и его улыбка делалась шире, пока София глядела на него прищуренными глазами, пытаясь подобрать какой-нибудь пример, который не укладывался бы в эту модель.
– Ну хорошо, хорошо, – нелюбезно сказала она, поднимая свой блокнот. – Я сдаюсь. Дайте мне несколько минут, чтобы все это записать.
Они были хорошей командой. Сандос был знатоком в лингвистике, зато она гораздо лучше записывала – быстро и четко. Уже три статьи, носившие авторство «Э. Д. Сандос и С. Р. Мендес», были посланы на Землю для передачи в научные журналы.
Кончив записывать, София подняла глаза и улыбнулась. Такую смесь острого ума и мечтательности, веселой задиристости и склонности погружаться в себя, сразу же отдаляясь, она встречала раньше – в студентах иешив, которых ее родители часто приглашали к обеду, когда она была девочкой. Голоногий и босой, Сандос загорел до цвета корицы, а вместо сутаны, нестерпимой в этом жарком климате, носил просторные шорты цвета хаки и черную тенниску, слишком большую для него. София сама была не менее коричневой, похожей на него смуглостью и стройностью, одетой столь же просто, и она могла понять, почему Манужаи поначалу решила, что София и Эмилио – «дети-одного-приплода». Когда Манужаи разъяснила пантомимой, что означает это слово, оно показалось Софии смешным и почти неприличным, но сейчас она понимала, почему рунао пришла к такому заключению.
Аскама вздохнула, легонько потянувшись. Эмилио ожил и, округлив глаза, в тревоге посмотрел на Софию. Аскама была славной, но болтала не умолкая; а когда засыпала, как сейчас, они хоть немного отдыхали.
– Интересно, – очень тихо сказала София, когда стало ясно, что Аскама не проснулась, – использует ли слепой рунао всегда лишь невизуальное склонение.
– Вот это интересный вопрос, – сказал Эмилио, с уважением наклонив голову, и София ощутила терпкое удовольствие от того, что за ней вновь признали право претендовать на интеллектуальное равенство.
Он подумал некоторое время, осторожно раскачивая кресло-гамак и поглаживая мягкий мех за ушами Аскамы. Затем на его лице опять расцвела улыбка.
– Если можешь осязать предмет, то знаешь, что он занимает объем! Ищи что-то, что имеет контуры или форму или текстуру. Спорим на что-нибудь?
– Леджано, возможно, или тинквен, – предположила София. – Никаких пари.
– Струсили! Я могу ошибаться, – весело сказал Эмилио, – хотя сомневаюсь в этом. Попробуйте сначала леджано. – Поглядев вниз, он улыбнулся макушке Аскаме, прежде чем вернуться взглядом к маленькому стаду пийанот, пасущихся на равнине за стеблями хамп ий-убежища.
– Они были бы красивой парой, не правда ли? – сказала Энн, вместе с Д. У. прогуливаясь над деревней вдоль края обрыва.
– Да, мадам, – согласился Д. У. – Что есть, то есть.
Все остальные были заняты или спали, но им двоим не спалось. Энн предложила прогуляться, и Д. У. охотно составил ей компанию. Манужаи предупреждала их, причем не раз, не ходить по одному. «Джанада», чем бы это ни было, мог их заполучить; поэтому они передвигались парами – больше для того, чтобы успокоить Манужаи и остальных руна, чем из страха перед хищниками или злыми духами.
– Ревнуете? – спросила Энн. – Они оба некоторым образом ваши творения, разве нет?
– О, черт, не думаю, что «ревность» – правильное слово, – сказал Д. У. и на секунду остановился, чтобы искоса поглядеть на Софию и Эмилио, вместе с Аскамой изображавших семью в хампий-убежище.
Вновь повернувшись к Энн, он коротко ухмыльнулся и скосил глаза на запад, через реку.
– Это как видеть Нотр-Дам, возводимый напротив Техасского университета в «Хлопковой чаше». Не знаю, на что надеяться.
Одобрительно засмеявшись, Энн прижалась головой к его плечу.
– Д. У, я люблю вас. Нет, правда. Конечно, я всегда питала слабость к парням в форме…
Это было как брешь в стене, и, улыбаясь, он вступил в нее:
– И вы тоже?
– «Морская пехота ищет настоящих мужчин», – цитируя старый вербовочный лозунг, нараспев произнесла Энн, пока они шагали на юг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71