На реке их снова встретили конные дозорные.
- Кто такие? Что вам тут надо?
- Это наши, - ответил сопровождавший их дружинник, - раненых тащат.
- Наши все давно за стенами, вместе с ранеными, - фыркнул дозорный, но особенно не препятствовал.
Над крепостью стучали топоры - сносили деревянные крыши с башен и стен: готовились к осаде.
- Ну куда идете, куда? - заорали сверху, когда ватага подошла к проездной башне окольного города, - не видите?
Под ноги Младу, шедшему впереди, со стуком упала широкая доска толщиной в полтора вершка.
- Чего делаешь-то? - крикнул кто-то из новгородцев из-за спины Млада.
- Закрыты ворота! - огрызнулись сверху, - не видите - закрыты!
- А ты их открой! - посоветовал новгородец.
- Я - плотник, а не привратник.
- А ну кончай стучать! - гаркнул сопровождавший их дружинник, - не от смерти, небось! Людей пропусти!
- Ребята, годи стучать! - тут же крикнул своим несговорчивый плотник, - ватагу пропустим.
Через минуту распахнулась низкая дверь с правого бока башни, открывая проход через узкий лаз в крепостной стене - волокуши с ранеными пришлось переносить на руках. Дружинник забрал черного коня и поскакал к другим воротам, к неудовольствию новгородцев, уверенных, что теперь конь точно достанется псковскому князю.
Псковская крепость, в отличие от новгородского детинца, обходила весь город четырьмя каменными поясами, и кром занимал в ней только небольшой уголок. Млад смотрел по сторонам: крыши и стены домов в опасной близости от стен поливали водой, и постепенно они обрастали льдом - чтоб ни раскаленные ядра, ни горящие стрелы не смогли поджечь дерева. Никто не знал, с какой стороны ландмаршал нанесет основной удар, и по дороге к расположению новгородцев Млад разглядел строительство трех захабов.
Новгородцев разместили в Окольном городе, между Полевой и Лужской башнями - студентам достался недостроенный терем недалеко от невысокой Сокольей башни и четыре избы вокруг него. Раненым выделили каменные палаты - псковский посадник вместе с семьей перебрался в кром и отдал свое богатое жилище ополчению - в знак признательности.
Со времен своего бесславного похода на татар Млад избегал появляться в больницах - слишком крепко отпечаталась в памяти помощь отцу и ночные кошмары, полные крови и чужих страданий. Но на этот раз ему пришлось самому отправиться в палаты посадника - двадцать семь раненых студентов надо было передать на руки врачам.
Богатство псковского посадника не шло ни в какое сравнение с роскошью новгородских бояр: за толстыми, почти крепостными стенами, Млад насчитал всего шесть помещений. Челядь жила в трех маленьких деревянных избах; во дворе, огороженном белой стеной, стояли кузница, конюшня и амбар.
В палатах было тепло, даже жарко, и довольно светло - под сводами потолка висели светильники с множеством свеч, чад от которых потихоньку сползал к окнам. Стены украшал тонкий светлый рисунок, и наскоро сколоченные нары с соломенными тюфяками, расставленные в несколько рядов, не вязались с его изысканностью. Пахло кровью, потом, рвотой и нечистотами, и слабый запах лекарств не мог перебить душного зловония.
Раненые оглянулись, когда Млад перешел через порог, шириной в добрую сажень.
- Кто тут главный? - спросил он, замявшись и стараясь не глядеть по сторонам.
- Дальше иди, - кивнул ему пожилой ополченец без руки, сидящий на нарах.
Млад с трудом протиснулся через узкий проход, ведущий к следующей двери, но и там его послали дальше. Только в третьей палате он увидел врача - в самом дальнем ее углу. Врач был примерно его ровесником, высоким и широкоплечим, больше напоминающим опытного воина, чем целителя.
- Мы раненых привезли… - сказал Млад в ответ на его вопросительный взгляд.
- Еще? - покачал головой врач, - похоже, кузницу тоже под больницу переделывать придется… Много?
- Двадцать семь. Почти все - студенты.
- Тяжелые?
- Те, кто сам идти не может.
- Сейчас. Погодите немного. Посмотрим.
- Зыба, что там? - раздался сонный голос из-за деревянной загородки, по-видимому, сколоченной вместе с нарами.
- Раненых привезли. Посмотришь?
- Посмотрю. Пусть подождут немного, - голос показался Младу удивительно знакомым.
- Бать, это ты, что ли? - не удержавшись, спросил он слишком громко, и тут же в испуге прикрыл рот рукой, когда врач вскинул на него удивленное и недовольное лицо.
Отец вышел из-за загородки сразу - в исподнем, протирая глаза.
- Лютик… - лицо его исказилось на миг, и громко скрипнули зубы, - живой… А мне сказали, ты под Изборском остался…
- Здорово, бать… - словно извиняясь, сказал Млад, - я не остался… Мы раненых тащили, отстали просто.
- Ну иди сюда, я хоть обниму тебя, - отец качнул головой и закусил губу, - я чувствовал. Я знал, что с тобой все хорошо… Эх, Лютик… Знакомься, Зыба: Млад Мстиславич Ветров, знаменитый на весь Новгород волхв. Жив-здоров, как видишь.
Тихомиров встретил Млада не так радостно, как отец.
- Не знаю я, Мстиславич, что с тобой делать. Мало того, что сотня твоя ни во что твои приказы не ставит, ты и сам им подстать.
- Мы вынесли двадцать семь раненых, - ответил Млад угрюмо.
- А толку? Что в этом толку? Теперь на двадцать семь совершенно бесполезных ртов в осажденном городе будет больше. Только и всего.
- Их бы затоптали, - Млад опустил голову.
- Да. Но мы не в салки тут играем. И неважно, кто из нас больше прав - ты или я. Я тоже не чудовище, я тоже согласен, что бросать раненых стыдно. Но я приказал отступать, а ты что сделал?
- А почему ты не приказал подобрать раненых? - вскинул глаза Млад, - Если считаешь, что бросать их стыдно?
- Потому что я думал о живых и здоровых, о тех, кто дойдет до Пскова и встанет на его стены, а не ляжет в посадничьих палатах. Если бы я приказал подобрать раненых, ты бы сейчас отвечал, почему подобрал не всех! Если б было, кому отвечать, конечно. А скорей всего, ты бы сейчас с прадедами ручкался, как и три четверти твоей сотни! Иди. Доложишь о потерях.
- Погоди, - вздохнул Млад, - мне надо отправить письмо в Новгород.
- Всем надо отправить письма в Новгород, - проворчал Тихомиров, - ко мне уже раз пятьдесят подходили.
Млад сжал губы - неужели у него ничего не получится?
- Понимаешь, мне не просто так надо… Мне надо отправить письмо главному дознавателю, Родомилу Вернигоре. Это важно.
Тихомиров поджал губы и покачал головой.
- Попробуем. Если это действительно важно. Я думал с обозом письма отправить, но тебе, наверное, надо быстрей… Завтра на рассвете обоз с ранеными выйдет в Новгород, но, я думаю, доберется туда только через семь дней. Так что, надо с князем поговорить, его гонцы каждый день туда-сюда отправляются.
- Пусть будет с обозом, - кивнул Млад, - не надо тревожить князя. Главное, чтоб точно дошло по назначению.
Войско ландмаршала Волдхара вон Золингена подошло к стенам Пскова через четверо суток - к его появлению на Великой реке взорвали аршинный слой льда, отсрочив его появление не меньше чем на день. Из соседних деревень за стены шли и шли люди, забирая с собой скот и запасы продовольствия, сжигая свои дома, чтоб они не достались врагам: ландмаршал пришел на пустую выжженную и промерзшую землю. Ему дорого обошлось строительство укреплений - он намеревался штурмовать Псков с юга, там, где размещалась самая низкая и самая длинная стена, где башни стояли реже, чем в Запсковье и со стороны Великой - численное превосходство давало ему такую возможность. Но пушки с этой стены били не хуже, чем с любой другой.
Из сотни Млада в строю осталось пятьдесят пять человек, двенадцать раненых отправились в Новгород с обозом, трое собирались поправиться и вернуться в строй, еще двое были так плохи, что их не рискнули отправлять в семидневное путешествие по Шелони. Двадцать восемь навсегда остались под Изборском…
5. Добробой
Через две недели пришел ответ от Вернигоры - на этот раз его доставил княжеский гонец, тот, который привез тяжелую весть: основные силы новгородского ополчения не придут на помощь псковичам - Великий князь Литовский объявил Руси войну и двинулся ни много - ни мало на Киев. Османская империя заключила союз с крымским ханом и Литвой, и татарская конница с поддержкой турок идет на Киев с другой стороны.
Вернигора звал Млада в Новгород, как только появится возможность покинуть осажденный Псков. Он нашел однорукого кудесника, и нашел его действительно в Белозере - старику исполнилось сто шесть лет, и новгородские волхвы, конечно, отправились за ним, но никто из них не верил, что им удастся сдвинуть его с места - он удалился от людей двадцать лет назад и появляется в городе раз в год, в дни летнего солнцестояния. Никто не знает его силы, которая могла возрасти за эти двадцать лет уединения, но когда-то он считался одним из самых сильных волхвов на Руси.
Вече избрало Черноту Свиблова посадником, князь со дня на день должен был покинуть Псков - ему нечего было делать в осажденном городе. Вернигора остался без поддержки Мариборы и писал, что дни его на должности главного дознавателя сочтены, если, конечно, князь не воспротивится воле Свиблова. Совет господ никогда не имел такой власти при Смеяне Тушиче, какую получил теперь. И без того разоренные сбором ополчения новгородские земли бояре обложили двойной податью, списывая это на войну. На самом же деле они просто надеются покрыть свои расходы. Пушечный двор стоит - никто не везет бронзы на пушки, кузницы не куют оружия - никто не платит им за это.
К письму главного дознавателя была приложена коротенькая записка от Даны: «Ты обещал вернуться», - только и написала она. Млад представил, как Вернигора пришел к ней и предложил послать весточку в Псков - ему стало неприятно.
Каждое утро Тихомиров выводил студентов на «занятия» - учил драться на стенах и под ними, стрелять из луков, метко кидать сулицы. День прибывал, и с рассвета до заката ребята сильно уставали, но с каждым днем крепчали и становились уверенней. Млад на себе ощутил эту уверенность - доспех уже не тяготил его, и рука держала меч гораздо тверже, чем под Изборском. Ели они на убой - у Пскова не было возможности прокормить весь скот, что привели в город из деревень и посадов, и половину его собирались пустить на мясо.
Первый штурм начался ранним утром, задолго до рассвета: двадцать орудий ударили по крепостной стене, раскаленные ядра полетели в город, в надежде поджечь деревянные постройки, разбрасывая по сторонам бревенчатые стены, как биты разбрасывают «городок» при игре в рюхи. Рушился камень и горел огонь, приближаться к стенам было опасно - пожары тушили только там, где пламя могло перекинуться глубже в город.
Четырехсаженные стены устояли...
С рассветом, отогнав защитников крепости вглубь города, немцы пошли на приступ, и пушки прикрывали их полки. Но псковские лучники поднялись на стены, выкашивая пеший строй легких кнехтов, своими телами пролагающих дорогу основным силам. Русские пушки сшибали осадные башни и сносили земляные укрепления - штурм захлебнулся в самом начале, ни один немец так и не поднялся на крепостную стену.
Ландмаршал выжидал не долго - подтянул пушки из-за Великой, нацеленные на Псков с другого берега, и следующий обстрел южной стены начался через пять дней. На этот раз немцы никуда не спешили - около сотни орудий мерно били по стенам двое суток.
Млад посчитал: между выстрелами пушек он мог вдохнуть от трех до шести раз. Или медленно сосчитать до двадцати… Его сотня стояла под стенами - заваливали камнями проломы, засыпали песком, а потом поливали их водой. Пушки стреляли вразнобой, но просчитать, когда ядро ударит рядом, не составляло труда. Если ядро попадало в только что сделанный завал, камни летели во все стороны, если пробивало уступ над верхней площадкой стены - камни сыпались сверху.
Через несколько часов Младу казалось, что он сходит с ума от ожидания следующего выстрела. Тело напрягалось, как он ни старался успокоиться, голова уходила в плечи, а руки отказывались работать. И если выстрел задерживался, напряжение становилось невыносимым - от него скрежетали зубы, и сводило мышцы. Поначалу он отдавал студентам приказ ложиться на землю и прикрывать голову, но потом это всем надоело: три минуты работали, три - валялись на холодной земле.
К вечеру появилась привычка - Млад чувствовал близкое попадание за несколько секунд до него. Но к тому времени пропал и страх - тело устало бояться. Шестеро из его сотни были ранены, парню с третьей ступени придавило ноги выше колена - он так и не пришел в себя, пока над ним на рычагах приподнимали стопудовый кусок стены, пока вытаскивали его за плечи и несли до больницы на щитах.
Отец покачал головой, когда прощупал размозженные кости своими всевидящими пальцами.
- Или мертвец, или калека, - сказал он Младу, - я думаю, лучше калека. Он, возможно, считает иначе. Иди, Лютик, это не твоя забота.
Ночью обстрел прекратился - в темноте ландмаршал только напрасно тратил порох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
- Кто такие? Что вам тут надо?
- Это наши, - ответил сопровождавший их дружинник, - раненых тащат.
- Наши все давно за стенами, вместе с ранеными, - фыркнул дозорный, но особенно не препятствовал.
Над крепостью стучали топоры - сносили деревянные крыши с башен и стен: готовились к осаде.
- Ну куда идете, куда? - заорали сверху, когда ватага подошла к проездной башне окольного города, - не видите?
Под ноги Младу, шедшему впереди, со стуком упала широкая доска толщиной в полтора вершка.
- Чего делаешь-то? - крикнул кто-то из новгородцев из-за спины Млада.
- Закрыты ворота! - огрызнулись сверху, - не видите - закрыты!
- А ты их открой! - посоветовал новгородец.
- Я - плотник, а не привратник.
- А ну кончай стучать! - гаркнул сопровождавший их дружинник, - не от смерти, небось! Людей пропусти!
- Ребята, годи стучать! - тут же крикнул своим несговорчивый плотник, - ватагу пропустим.
Через минуту распахнулась низкая дверь с правого бока башни, открывая проход через узкий лаз в крепостной стене - волокуши с ранеными пришлось переносить на руках. Дружинник забрал черного коня и поскакал к другим воротам, к неудовольствию новгородцев, уверенных, что теперь конь точно достанется псковскому князю.
Псковская крепость, в отличие от новгородского детинца, обходила весь город четырьмя каменными поясами, и кром занимал в ней только небольшой уголок. Млад смотрел по сторонам: крыши и стены домов в опасной близости от стен поливали водой, и постепенно они обрастали льдом - чтоб ни раскаленные ядра, ни горящие стрелы не смогли поджечь дерева. Никто не знал, с какой стороны ландмаршал нанесет основной удар, и по дороге к расположению новгородцев Млад разглядел строительство трех захабов.
Новгородцев разместили в Окольном городе, между Полевой и Лужской башнями - студентам достался недостроенный терем недалеко от невысокой Сокольей башни и четыре избы вокруг него. Раненым выделили каменные палаты - псковский посадник вместе с семьей перебрался в кром и отдал свое богатое жилище ополчению - в знак признательности.
Со времен своего бесславного похода на татар Млад избегал появляться в больницах - слишком крепко отпечаталась в памяти помощь отцу и ночные кошмары, полные крови и чужих страданий. Но на этот раз ему пришлось самому отправиться в палаты посадника - двадцать семь раненых студентов надо было передать на руки врачам.
Богатство псковского посадника не шло ни в какое сравнение с роскошью новгородских бояр: за толстыми, почти крепостными стенами, Млад насчитал всего шесть помещений. Челядь жила в трех маленьких деревянных избах; во дворе, огороженном белой стеной, стояли кузница, конюшня и амбар.
В палатах было тепло, даже жарко, и довольно светло - под сводами потолка висели светильники с множеством свеч, чад от которых потихоньку сползал к окнам. Стены украшал тонкий светлый рисунок, и наскоро сколоченные нары с соломенными тюфяками, расставленные в несколько рядов, не вязались с его изысканностью. Пахло кровью, потом, рвотой и нечистотами, и слабый запах лекарств не мог перебить душного зловония.
Раненые оглянулись, когда Млад перешел через порог, шириной в добрую сажень.
- Кто тут главный? - спросил он, замявшись и стараясь не глядеть по сторонам.
- Дальше иди, - кивнул ему пожилой ополченец без руки, сидящий на нарах.
Млад с трудом протиснулся через узкий проход, ведущий к следующей двери, но и там его послали дальше. Только в третьей палате он увидел врача - в самом дальнем ее углу. Врач был примерно его ровесником, высоким и широкоплечим, больше напоминающим опытного воина, чем целителя.
- Мы раненых привезли… - сказал Млад в ответ на его вопросительный взгляд.
- Еще? - покачал головой врач, - похоже, кузницу тоже под больницу переделывать придется… Много?
- Двадцать семь. Почти все - студенты.
- Тяжелые?
- Те, кто сам идти не может.
- Сейчас. Погодите немного. Посмотрим.
- Зыба, что там? - раздался сонный голос из-за деревянной загородки, по-видимому, сколоченной вместе с нарами.
- Раненых привезли. Посмотришь?
- Посмотрю. Пусть подождут немного, - голос показался Младу удивительно знакомым.
- Бать, это ты, что ли? - не удержавшись, спросил он слишком громко, и тут же в испуге прикрыл рот рукой, когда врач вскинул на него удивленное и недовольное лицо.
Отец вышел из-за загородки сразу - в исподнем, протирая глаза.
- Лютик… - лицо его исказилось на миг, и громко скрипнули зубы, - живой… А мне сказали, ты под Изборском остался…
- Здорово, бать… - словно извиняясь, сказал Млад, - я не остался… Мы раненых тащили, отстали просто.
- Ну иди сюда, я хоть обниму тебя, - отец качнул головой и закусил губу, - я чувствовал. Я знал, что с тобой все хорошо… Эх, Лютик… Знакомься, Зыба: Млад Мстиславич Ветров, знаменитый на весь Новгород волхв. Жив-здоров, как видишь.
Тихомиров встретил Млада не так радостно, как отец.
- Не знаю я, Мстиславич, что с тобой делать. Мало того, что сотня твоя ни во что твои приказы не ставит, ты и сам им подстать.
- Мы вынесли двадцать семь раненых, - ответил Млад угрюмо.
- А толку? Что в этом толку? Теперь на двадцать семь совершенно бесполезных ртов в осажденном городе будет больше. Только и всего.
- Их бы затоптали, - Млад опустил голову.
- Да. Но мы не в салки тут играем. И неважно, кто из нас больше прав - ты или я. Я тоже не чудовище, я тоже согласен, что бросать раненых стыдно. Но я приказал отступать, а ты что сделал?
- А почему ты не приказал подобрать раненых? - вскинул глаза Млад, - Если считаешь, что бросать их стыдно?
- Потому что я думал о живых и здоровых, о тех, кто дойдет до Пскова и встанет на его стены, а не ляжет в посадничьих палатах. Если бы я приказал подобрать раненых, ты бы сейчас отвечал, почему подобрал не всех! Если б было, кому отвечать, конечно. А скорей всего, ты бы сейчас с прадедами ручкался, как и три четверти твоей сотни! Иди. Доложишь о потерях.
- Погоди, - вздохнул Млад, - мне надо отправить письмо в Новгород.
- Всем надо отправить письма в Новгород, - проворчал Тихомиров, - ко мне уже раз пятьдесят подходили.
Млад сжал губы - неужели у него ничего не получится?
- Понимаешь, мне не просто так надо… Мне надо отправить письмо главному дознавателю, Родомилу Вернигоре. Это важно.
Тихомиров поджал губы и покачал головой.
- Попробуем. Если это действительно важно. Я думал с обозом письма отправить, но тебе, наверное, надо быстрей… Завтра на рассвете обоз с ранеными выйдет в Новгород, но, я думаю, доберется туда только через семь дней. Так что, надо с князем поговорить, его гонцы каждый день туда-сюда отправляются.
- Пусть будет с обозом, - кивнул Млад, - не надо тревожить князя. Главное, чтоб точно дошло по назначению.
Войско ландмаршала Волдхара вон Золингена подошло к стенам Пскова через четверо суток - к его появлению на Великой реке взорвали аршинный слой льда, отсрочив его появление не меньше чем на день. Из соседних деревень за стены шли и шли люди, забирая с собой скот и запасы продовольствия, сжигая свои дома, чтоб они не достались врагам: ландмаршал пришел на пустую выжженную и промерзшую землю. Ему дорого обошлось строительство укреплений - он намеревался штурмовать Псков с юга, там, где размещалась самая низкая и самая длинная стена, где башни стояли реже, чем в Запсковье и со стороны Великой - численное превосходство давало ему такую возможность. Но пушки с этой стены били не хуже, чем с любой другой.
Из сотни Млада в строю осталось пятьдесят пять человек, двенадцать раненых отправились в Новгород с обозом, трое собирались поправиться и вернуться в строй, еще двое были так плохи, что их не рискнули отправлять в семидневное путешествие по Шелони. Двадцать восемь навсегда остались под Изборском…
5. Добробой
Через две недели пришел ответ от Вернигоры - на этот раз его доставил княжеский гонец, тот, который привез тяжелую весть: основные силы новгородского ополчения не придут на помощь псковичам - Великий князь Литовский объявил Руси войну и двинулся ни много - ни мало на Киев. Османская империя заключила союз с крымским ханом и Литвой, и татарская конница с поддержкой турок идет на Киев с другой стороны.
Вернигора звал Млада в Новгород, как только появится возможность покинуть осажденный Псков. Он нашел однорукого кудесника, и нашел его действительно в Белозере - старику исполнилось сто шесть лет, и новгородские волхвы, конечно, отправились за ним, но никто из них не верил, что им удастся сдвинуть его с места - он удалился от людей двадцать лет назад и появляется в городе раз в год, в дни летнего солнцестояния. Никто не знает его силы, которая могла возрасти за эти двадцать лет уединения, но когда-то он считался одним из самых сильных волхвов на Руси.
Вече избрало Черноту Свиблова посадником, князь со дня на день должен был покинуть Псков - ему нечего было делать в осажденном городе. Вернигора остался без поддержки Мариборы и писал, что дни его на должности главного дознавателя сочтены, если, конечно, князь не воспротивится воле Свиблова. Совет господ никогда не имел такой власти при Смеяне Тушиче, какую получил теперь. И без того разоренные сбором ополчения новгородские земли бояре обложили двойной податью, списывая это на войну. На самом же деле они просто надеются покрыть свои расходы. Пушечный двор стоит - никто не везет бронзы на пушки, кузницы не куют оружия - никто не платит им за это.
К письму главного дознавателя была приложена коротенькая записка от Даны: «Ты обещал вернуться», - только и написала она. Млад представил, как Вернигора пришел к ней и предложил послать весточку в Псков - ему стало неприятно.
Каждое утро Тихомиров выводил студентов на «занятия» - учил драться на стенах и под ними, стрелять из луков, метко кидать сулицы. День прибывал, и с рассвета до заката ребята сильно уставали, но с каждым днем крепчали и становились уверенней. Млад на себе ощутил эту уверенность - доспех уже не тяготил его, и рука держала меч гораздо тверже, чем под Изборском. Ели они на убой - у Пскова не было возможности прокормить весь скот, что привели в город из деревень и посадов, и половину его собирались пустить на мясо.
Первый штурм начался ранним утром, задолго до рассвета: двадцать орудий ударили по крепостной стене, раскаленные ядра полетели в город, в надежде поджечь деревянные постройки, разбрасывая по сторонам бревенчатые стены, как биты разбрасывают «городок» при игре в рюхи. Рушился камень и горел огонь, приближаться к стенам было опасно - пожары тушили только там, где пламя могло перекинуться глубже в город.
Четырехсаженные стены устояли...
С рассветом, отогнав защитников крепости вглубь города, немцы пошли на приступ, и пушки прикрывали их полки. Но псковские лучники поднялись на стены, выкашивая пеший строй легких кнехтов, своими телами пролагающих дорогу основным силам. Русские пушки сшибали осадные башни и сносили земляные укрепления - штурм захлебнулся в самом начале, ни один немец так и не поднялся на крепостную стену.
Ландмаршал выжидал не долго - подтянул пушки из-за Великой, нацеленные на Псков с другого берега, и следующий обстрел южной стены начался через пять дней. На этот раз немцы никуда не спешили - около сотни орудий мерно били по стенам двое суток.
Млад посчитал: между выстрелами пушек он мог вдохнуть от трех до шести раз. Или медленно сосчитать до двадцати… Его сотня стояла под стенами - заваливали камнями проломы, засыпали песком, а потом поливали их водой. Пушки стреляли вразнобой, но просчитать, когда ядро ударит рядом, не составляло труда. Если ядро попадало в только что сделанный завал, камни летели во все стороны, если пробивало уступ над верхней площадкой стены - камни сыпались сверху.
Через несколько часов Младу казалось, что он сходит с ума от ожидания следующего выстрела. Тело напрягалось, как он ни старался успокоиться, голова уходила в плечи, а руки отказывались работать. И если выстрел задерживался, напряжение становилось невыносимым - от него скрежетали зубы, и сводило мышцы. Поначалу он отдавал студентам приказ ложиться на землю и прикрывать голову, но потом это всем надоело: три минуты работали, три - валялись на холодной земле.
К вечеру появилась привычка - Млад чувствовал близкое попадание за несколько секунд до него. Но к тому времени пропал и страх - тело устало бояться. Шестеро из его сотни были ранены, парню с третьей ступени придавило ноги выше колена - он так и не пришел в себя, пока над ним на рычагах приподнимали стопудовый кусок стены, пока вытаскивали его за плечи и несли до больницы на щитах.
Отец покачал головой, когда прощупал размозженные кости своими всевидящими пальцами.
- Или мертвец, или калека, - сказал он Младу, - я думаю, лучше калека. Он, возможно, считает иначе. Иди, Лютик, это не твоя забота.
Ночью обстрел прекратился - в темноте ландмаршал только напрасно тратил порох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81