- Ну-ну, - хмыкнул Млад, - и в чем же состоят твои убеждения?
- В том, что татары, как бы ни прикидывались русскими подданными, все равно остаются нашими врагами. Они только и ждут случая сквитаться с нами.
- И какой выход ты видишь из этого, раз университет жечь уже не хочешь?
Ширяй вскинул голову:
- Война! Их надо прижать к ногтю окончательно, так, чтоб они не смели даже близко подходить к нашей земле! А они разгуливают по торгу, как у себя дома!
- Где-то я уже слышал это… про то, что они разгуливают по торгу… - усмехнулся Млад, - и через кого мы станем торговать с востоком?
- А купцы на что? Наши купцы, а не татарские!
- Ты полагаешь, татары, когда их прижмут к ногтю, позволят нашим купцам проходить через свои земли и везти через них товары?
- Надо прижать их так, чтоб они не смели их не пропускать!
- А как ты думаешь, если нас кто-нибудь прижмет к ногтю, по нашей земле чужие караваны пойдут беспрепятственно? Или ты первым выйдешь на большую дорогу с топором в руках?
- Русичи - гордый и свободолюбивый народ, - скривился Ширяй, - а татары - трусы, лжецы и лизоблюды!
- Да ну? - Млад рассмеялся, - вот уж не думал… Пойди к нашим, университетским, татарам, и скажи это кому-нибудь из них один на один.
- Да они из терема выпускников нос высунуть боятся! - расплылся в довольной улыбке Ширяй, - где уж им это выслушать?
- Ничего, гордый и свободолюбивый русич… Посмотрел бы я на тебя, если б ты оказался на их месте.
- А я, между прочим, вчера едва не оказался на их месте! И что?
- Нет. Ты оказался не на их месте. Ты был среди своих, как не крути, а они - среди чужаков, в чужом городе, который до вчерашнего дня принимал их как друзей, а тут вдруг посчитал врагами.
- Они сами виноваты! Это их Амин-Магомед убил князя Бориса!
- А ты, я думаю, видел, как он это делал… - проворчал Млад.
- Все равно, они - враги! И всегда были нашими врагами! Они нарочно к нам в друзья набиваются, чтоб потом взять нас изнутри! Они ползут сюда, как крысы!
- Да, и про крыс я тоже вчера слышал, - кивнул Млад, - помнишь, от кого?
- Ну и что? Если Градята - сволочь и призывает к убийствам вместо войны, это еще не значит, что он никогда не говорит правильных слов!
- Говорит, наверное. Иначе бы его вообще слушать не стали. А война… Война разорит нас и ослабит. У нас хватает врагов и без татар. Ливонский орден только и ждет, как забрать у нас обратно Невские земли, а с ними Псков и Ладогу.
- Да немцев мы уже побили! Они к нам больше не сунутся!
- Хорошо бы… - пробормотал Млад.
Декан пришел к Младу один, без ректора. Благодарил за благополучное разрешение ночного происшествия, трепал по волосам Ширяя и звал в университет в следующем году. А потом выгнал шаманят побегать на дворе и заговорил.
- Млад, я понимаю, тебе неприятно об этом даже говорить, но я еще раз хочу убедить тебя пойти на вече. Это очень серьезно, с этим не шутят. Отложи в сторону свои убеждения, и сделай, как я тебе говорю. Это мой тебе отеческий совет.
- Я пойду на вече. Но вместе с Белояром. Он хочет сказать новгородцам, что не верит в гадание. Он приходил ко мне сегодня и звал с собой.
- Что? Белояр… - декан привстал, - это совершенно точно? Он это решил совершенно определенно?
- В этом я не уверен. Но моего решения это не изменит.
- Что будет с Новгородом? - декан покачал головой, - Мне страшно даже подумать… Какая каша заварилась… Послушай меня, не лезь в это. Не как декан, как отец говорю. Откажи Белояру, он тебя не защитит. Он, может, еще передумает, он мудрый человек… А ты останешься один против бояр. Ректор побоится против них выступать, он тебя отдаст им, можешь не сомневаться. Ну или хотя бы давай так: если Белояр выступит на вече, не бери назад своих слов, а если не выступит - скажи, что ошибся. А?
Млад посмотрел на просящее лицо декана: он никак не мог взять в толк, серьезно тот говорит или неуклюже шутит? И если это серьезно, Млад однозначно что-то пропустил в этой жизни, чего-то не понял.
- Ну что ты смотришь на меня? Ты же не ребенок, Млад! Ты что, не понимаешь, во что ты вляпался? Если Белояр прав, и гадание действительно ложь и морок, то за этим стоят такие силы, которые нам с тобой не по зубам! И Белояру они не по зубам, но с ним ты, по крайней мере, будешь под прикрытием! И перестань кривить лицо! Чего ты хочешь мне доказать? Какой ты честный и смелый, а я - трус и лжец?
- Я ничего такого не говорил… - пробормотал Млад.
- Да, я трус и лжец! А ты - дурак! Просто дурак! Неужели ты не понимаешь, что тебя растопчут? Никто не скажет тебе спасибо и не оценит твоего подвига. Наоборот, вспоминать тебя будут, как предателя Родины, ты этого хочешь?
- Мне совершенно все равно, как меня будут вспоминать… - сказал Млад тихо, опустив голову, - Я не вижу в этом никакого подвига и не жду никакой благодарности. Я просто не могу отказаться от своих слов, потому что это будет низко.
- Высоким хочешь быть? Боишься гордостью поступиться? А если ты ошибаешься? Если Белояр ошибается? Если это будет всего лишь исправлением ошибки?
- Я не могу ошибаться.
- Да ну? Вот такой ты великий волхв! Сорок волхвов ошиблись, один ты увидел Правду?
- Я не могу ошибаться только потому, что я всего лишь усомнился в правдивости гадания. А сомнение не может быть ошибкой. Я сомневался, поэтому не стал подписывать грамоту. Разве это неправильно?
- Ну и кто тебе мешает перестать сомневаться? Ну что ты опять смотришь? Млад, почему никто не сомневался, а ты усомнился, а? Неужели ты не понимаешь, что от твоего слова ничего не зависит? Все пойдет своим чередом, все пойдет так, как задумано кем-то, и не нам с тобой вставать у этих людей на дороге!
- Я всего лишь делаю то, что должен… - Млад сжал зубы.
Раздался легкий стук в окошко, выходившее на крыльцо, но декан не обратил внимания даже на приоткрывшуюся через секунду дверь.
- Ты делаешь глупости! И говоришь ерунду! - упрямо сказал он.
- Кто это делает глупости и говорит ерунду? - в дом вошла Дана, улыбающаяся и румяная с мороза. Каждый раз, когда Млад встречал ее неожиданно, она на секунду ослепляла его своей красотой. Особенно в этой шапке с собольей оторочкой поверх красно-черного платка.
- Кто же, как ни Млад Мстиславич! - проворчал декан, - Дана Глебовна, ты - здравомыслящая женщина, объясни ему, что он должен поехать на вече и сказать, что ошибся!
Дана сняла шубу и сапожки.
- Почему это он должен говорить, что ошибся? Нет, милый мой Прозор Малютич! Это, во-первых, не мое дело, Младу Мстиславичу видней, как поступить. А во-вторых, не вижу причин, почему он должен отказываться от своих слов.
- Да не простят ему этого! Не простят. Его еще вчера обвиняли в предательстве, а завтра и вовсе отдадут толпе на расправу!
- Видала я вчера, как толпа хотела с ним расправиться, - Дана, проходя мимо Млада, легко и незаметно тронула его за плечо, - жаль, тебя там не было, Прозор Малютич! Не иначе, ты сон-травы на ночь выпил, и спал как убитый!
Декан покраснел и втянул воздух сквозь зубы.
- Мой дом стоит далеко от терема выпускников. Я действительно ничего не слышал…
- Это у Млада Мстиславича дом, а у тебя - терем, Прозор Малютич, - улыбнулась Дана, - за дубовыми ставнями, да на третьем ярусе и вправду ничего не услышишь.
- Едкая ты какая… - качнул головой декан, - ну не слышал я, не слышал! Казни меня за это!
- Да не за это я тебя казню, - Дана села поближе к Младу, - а за то, что ты свою шкуру его честью прикрыть хочешь.
- Ну, знаешь… - прошипел декан, - мне от его глупости ничего не будет! Я о его будущем думаю!
- Не иначе, ты хочешь сказать, что университет не встанет за своего профессора?
- Ректор может и отказаться… - неуверенно пробормотал декан.
- Так вот, ректору и передай: пусть только попробует! Мигом вылетит из своего терема дубового в избушку попроще! Не бояре его на ректорство сажали, не бояре и снимут! Не папа Римский!
- Да Млад и до университета не доедет, если вместе с Белояром на вече выступит!
- С Белояром? - Дана вопросительно глянула на Млада, и тот кивнул, - неужто старый волхв тоже усомнился?
Млад кивнул снова.
- Заварил ты кашу, Млад Мстиславич, - вздохнула она и посмотрела на него снисходительно.
- Вот и я о том же, - обрадовался декан, - смута, разброд! Тянули же тебя за язык!
- Я не это имела в виду, - Дана глянула на декана исподлобья, - я хотела сказать, что Младик… Млад Мстиславич единственный из всех заподозрил обман и не побоялся сказать об этом. А ты, Прозор Малютич, вместо того, чтобы уговаривать его отказаться от своих слов, лучше б собрал ему стражу из студентов. Глядишь, не надо будет опасаться, доедет он до университета или не доедет!
Декан поморщился.
- Да не надо мне никакой стражи, - успокоил его Млад, - я сам как-нибудь…
- Смотри, Млад Мстиславич, - декан поднялся, - я тебя предупредил. Говорить с тобой бесполезно, но так и знай: я тобой не прикрываюсь, и бояться мне нечего. Я тебе только добра желаю.
Едва за деканом закрылась дверь, Дана посмотрела на Млада совсем по-другому.
- Младик, ты, конечно, совершенно прав. Но, если честно, мне за тебя страшно. Новгородцы - не студенты. А если их так же заморочили, как наших вчера ночью?
- Я же буду с Белояром, - улыбнулся Млад, - никто не посмеет тронуть волхвов. Не бойся.
Ему было необыкновенно приятно, что она боится за него, и так горячо его защищает. Он даже поверил ненадолго, что на самом деле значит для нее гораздо больше, чем ему кажется.
- Жаль, женщин не пускают на вече… А то бы я поехала с тобой.
- Зачем? - удивился Млад.
- Посмотрела бы на тебя… на вече… - ответила Дана с загадочной полуулыбкой, и он в который раз не понял, что она имеет в виду.
8. Князь Новгородский. Ночь перед вечем
В день гадания, ближе к закату, юный князь Волот Борисович пожелал выехать в детинец, к посаднику. Тысяцкий Ивор Черепанов зашел доложить о событиях в Новгороде и поставить князя в известность о том, что дружина поднята и стоит у стен детинца, охраняя порядок, но Волот его перебил, объявив о желании выехать в Новгород.
- Ну куда тебе ехать, княжич! - тысяцкий снисходительно махнул рукой, - без тебя командиров хватит! Будешь путаться под ногами!
Волот давно привык к тому, что Ивор ни во что не ставит своего ученика, он и не обижался на учителя, но в этот раз слова тысяцкого резанули его, словно кривой татарский нож. Волот сузил глаза и чуть откинул голову.
- Я не княжич, Ивор. Я князь. И не только князь по рождению - я князь Новгородский, так постановило вече! А ты забываешь об этом на каждом шагу.
- Не рано ли ты показываешь зубы, парень? Не рано ли думаешь о власти? - тысяцкий тоже сузил глаза и посмотрел на Волота сверху вниз.
- Если я не буду думать о власти, о ней подумаешь ты, - Волот посмотрел в глаза Черепанову и вспомнил слова доктора о силе, которую питает в нем вся русская земля, - ты считаешь, я не понимаю, почему Новгород призвал на княжение меня?
- Ты - символ для новгородцев, кровь и плоть Бориса! И не более!
- Пока - не более. А призвали меня для того, чтоб такие как ты могли рвать Новгород на части и набивать свою мошну, не опасаясь княжьего гнева!
- Осторожней, княжич… - недобро усмехнулся Ивор, - за такие слова воина я бы вызвал на поединок…
- Я не княжич, я князь! Любой воин из дружины примет вместо меня твой вызов, чтоб ты не унизил себя поединком с отроком. Не боишься?
- Ты князь только потому, что умер твой отец. И я бы на твоем месте не стал этим кичиться, - тысяцкий сказал это примирительно и назидательно, как учитель ученику.
- К сожалению, это действительно так. Я князь, потому что умер мой отец. И кроме меня княжить больше некому! Чем дольше я остаюсь для вас не князем, а княжичем, тем лучше для всех вас! Не спорь со мной, я еду в Новгород. Я поеду верхом, подготовь десяток дружинников для сопровождения. И не отроков, как в пошлый раз! Я еду не на охоту и не на потеху!
Черепанов вышел вон, качая головой так, словно Волот на самом деле собирался потешиться в кругу друзей, и в самую неподходящую минуту озадачил тысяцкого своими детскими играми.
Новгород шумел: по всему городу шли стихийные уличанские веча, больше похожие на сходки перед бунтом. Волот нарочно проехал через весь город, прислушиваясь к тому, о чем говорят горожане. На Неревском конце, возле капища, Сова Осмолов кричал о войне, о несостоятельности посадника, о силе новгородского войска и поддержке Пскова и Москвы. Но не успел он договорить, с торговой стороны подошла толпа с житьими людьми во главе, и вскоре кончанское вече превратилось в заурядную потасовку. Торговая сторона войны не хотела, но Волот не успел вернуться к детинцу, когда на Ярославовом дворище вспыхнул пожар: громили татарское торговое посольство и восточные лавки на торге. Купцы, чьи лавки стояли неподалеку, подняли на защиту своего добра всю гильдию, а на помощь немецкому двору, под окнами которого занимался огонь, людей привел Чернота Свиблов.
Волот пустил коня на торговую сторону, прямо по льду: он не знал, что делать и за кого стоять, но мальчишеское любопытство пересилило благоразумие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81