— Он начал кричать. Я не мог успокоить его.
Тобин кивнула. Ничто не могло уберечь малыша от того, что досталось ему по наследству. Он был принцем и «Гонцом Солнца» по праву рождения.
Внезапно Сьонед задрожала так, словно у нее застучали кости. Детский плач перешел в жалобное похныкивание, а потом младенец умолк и его маленькое личико вновь стало безмятежным. Однако прошло много времени, прежде чем в чертах Сьонед появился хотя бы намек на такое же спокойствие.
— Тот, с ножом… Ты ведь могла убить его… — хрипло прошептала Тобин.
Сьонед кивнула; в ее глазах еще мерцали следы, звезд и их силы.
— Теперь ты все знаешь про Пандсалу, да? Мы с ней жалеем только об одном: Ролстра так и не узнал, что все это время она предавала его.
Поняв, что Оствель окончательно сбит с толку, Тобин обернулась к нему и медленно сказала:
— Был поединок между Роханом и Ролстрой. Один из людей верховного принца хотел бросить в Рохана нож. А Сьонед… Она воспользовалась светом звезд, Оствель. Потому что никакого другого света не было.
Сьонед коснулась щеки Поля.
— В звездах тоже есть Огонь, — пробормотала она. — Огонь «Гонца Солнца».
Оствель крепче прижал Поля к себе.
— Он все чувствовал. Все это, Сьонед. Ты понимаешь, что это значит?
Она снова кивнула и низко склонила рыжую голову.
— Все началось слишком рано. Надеюсь, когда-нибудь он сможет простить меня.
Глава 31
Драконье золото.
Им был оплачен труд сотни искусных мастеров, и к началу весны знаменный зал Стронгхолда полностью изменился. Конечно, ремесленники согласились бы работать бесплатно, поскольку честь приложить руку к отделке дворца принца стоила дороже денег. Но Рохан платил. Это были простые монеты, которые ему недорого стоили, но лишь немногие были посвящены в тайну. Он обозрел работу, увидел, что это хорошо, и довольно кивнул.
Три сотни ламп, заключенных в искрящийся фиронский хрусталь, висели на стенах, когда-то украшенных чадящими факелами. Пол был выложен черепичной мозаикой из Кирста, складывавшейся в зелено-голубой узор. В зале стояли привезенные из Сира кресла и длинные обеденные столы из древесины фруктовых деревьев, ломившиеся под тяжестью изысканного фарфорового обеденного сервиза работы мастеров Криба и затейливых столовых приборов из фессенденского серебра. В низких вазах голубого оссетского стекла стояли цветы; справа и слева от ваз размещались кувшины для вина, сделанные из гигантских морских раковин, добытых у берегов Изеля. Фигурно сложенные салфетки из дорвальского шелка стояли на каждой тарелке; специи хранились в сосновых шкатулках из Кунаксы; чаши для омовения пальцев, вырезанные из рогов черного оленя Луговины и копыт белого лося Марки, ждали погружения благородных рук, которые можно было вытереть маленькими мягкими полотенцами из голубой гиладской шерсти. Рядом с великолепными кубками стояли крохотные чашечки тонкой работы. Они были здесь единственной вещью, сделанной из того самого драконьего золота, на которое было куплено все остальное.
Знамена атри Пустыни были перенесены в вестибюль. Им на смену пришел один-единственный гобелен, украшавший стену позади стоявшего на возвышении стола. На этом гобелене был вышит новый герб принцев Пустыни: дракон. Простыми, лаконичными линиями были изображены широко расправленные огромные крылья и гордо поднятая голова чудовища. Золотой на голубом фоне, дракон был увенчан тонким обручем и держал маленькое колечко с настоящим изумрудом в оправе. Зехава по достоинству оценил бы и этот широкий жест, и содержавшееся в нем предупреждение.
Рохан закончил осматривать Большой зал, похвалил прислугу и домочадцев, а затем, лавируя между пустыми столами, двинулся к боковому проходу, где стояла Маэта, облаченная в новую голубую шелковую тунику, поверх которой были надеты полные боевые доспехи. Черные глаза женщины-воина лучились от гордости.
Рохан лукаво улыбнулся:
— Вольно! Ты заставляешь меня нервничать. Она фыркнула.
— Ты сам сделал меня его телохранителем, вот я и стою тут. — Она кивком указала на Сьонед, которая сидела за высоким столом, держа на коленях Поля.
— Ты слышала, что сказал этот старый дурак Чейл Оссетский? Что у Поля глаза Сьонед!
— Но зато твои манеры, — отозвалась Сьонед, когда младенец громко отрыгнул. — Давай начинать, Рохан. Сейчас мальчик спокоен, но кто знает, сколько это продлится? Мне бы не хотелось, чтобы он заплакал на глазах у гостей, которые пришли полюбоваться им.
— И тобой, — добавил принц. На ней было зеленое платье — темное, как горный лес. Шею украшали изумруды, распущенные волосы поддерживал тонкий серебряный обруч. Рохан поднялся на помост, постоял с ней рядом, затем зашел сзади и потрогал украшенную резьбой заколку, изображавшую летящего дракона, думая о том, какую прекрасную чету они составляют. На нем была темно-голубая туника и брюки, с шеи свисала золотая цепочка с огромным топазом, а волосы стягивала лента гладкого серебра. Одежда Поля была зеленой, в тон платью матери, но мальчик был завернут в голубое покрывало, расшитое крошечными золотыми драконами. Более совершенной картины владетельного семейства нельзя было себе представить. Именно на это и рассчитывал Рохан.
Он дал сигнал Оствелю, и парадная дверь открылась. Суматоха, царившая в вестибюле, внезапно прекратилась, когда главный сенешаль Стронгхолда торжественно провозгласил:
— Ее высочество принцесса Тобин и лорд Чейналь Радзинский!
Тобин все еще немного прихрамывала на раненую ногу, но никогда не призналась бы в этом. Они с Чейном, одетые в свои традиционные красно-белые цвета, подчеркнутые рубинами и бриллиантами, прошли по сверкающему мозаичному полу, поклонились и присоединились к Рохану и Сьонед, сидевшим за высоким столом.
Следом за ними вошли вассалы Рохана: Эльтанин Тиглатский, Абидиас из замка Туат, охранявшего северную границу Пустыни, старый Хадаан Ремагевский и Байсаль из Долины Фаолейна. Далее следовали более мелкие вассалы; они кланялись, присягали на верность наследнику, проходили дальше и становились у своих кресел, разбросанных по всему залу согласно хитрой стратегии, заранее разработанной Роханом, Оствелем и Сьонед. Последним из знати Пустыни вошел Вальвис — высокий, красивый, с искрящимися голубыми глазами и тщательно подстриженной рыжей бородой. Он занял место во главе рыцарского стола. Рохан поймал его взгляд и улыбнулся.
Затем вошли принцы — все, за исключением Мийона Кунакского. Шестнадцатилетнему правителю было запрещено принимать самостоятельные решения, а потому он прислал весть, что слишком болен и не может отлучиться из замка Пайн. Было решено не принимать это за обиду; — тем более, что его присутствия и не требовалось. И без него хватало принцев, чтобы соглашение считалось действительным.
Вошедший первым Ллейн Дорвальский подмигнул Рохану. Он долго целовал запястье Сьонед и щекотал щечку Поля, пока принц-инфант не залился смехом, а потом занял свое место за высоким столом. Пиманталь Фессенденский подошел, чтобы выразить свою благодарность за спасение города Эйнара; никто не сомневался, что покойный верховный принц, прибрав к рукам Сир, тут же взялся бы за Фессенден. Саумер Изельский, былой союзник Ролстры, несмотря на явную растерянность и вызывающий вид, вел себя достаточно вежливо. За ним следовал его враг, Волог Кирстский, по-родственному расцеловавшийся со Сьонед. Принц Айит, почтенный возраст которого ничуть не помешал ему без особых хлопот выдержать долгое путешествие в Стронгхолд из Фирона, наговорил Сьонед кучу комплиментов и согласился с Чейлом, что у ребенка ее глаза.
Клута Луговинный, кусая губы, долго извинялся перед Роханом и каялся, что не уследил за Лиеллом Визским, которого приволок с собой чуть ли не на аркане. Юный лорд выглядел больным и ждал, что его вот-вот отправят в подземную тюрьму. Клута толкнул Лиелла локтем в бок, и молодой человек разразился путаной речью, которой Рохан внимал без всякого выражения. Когда Лиелл умолк, принц лишь коротко кивнул в ответ. Пусть еще немного попотеет…
Вошел Чейл Оссетский, строя из себя невинную овечку и делая вид, будто он ничего не знал об акции, предпринятой Лиеллом. Следом за ним потянулись юные принцы, как и Мийон, потерявшие родителей во время Великого Мора, но, не в пример ему, державшие в руках собственных придворных. Кабар Гиладский и Велден Крибский, примерно одного возраста, были несказанно горды тем, что участвовали в первой встрече принцев с тех пор, как обрели власть. И все же они оставались мальчишками, потому что оба вспыхнули, когда Сьонед наградила их ослепительной улыбкой.
Последним вошел Давви, сопровождаемый женой. Ярко одетая Висла навешала на себя уйму сирской бирюзы и гранатов, а в глубоком вырезе ее платья покоился огромный бриллиант. Она радовалась всему так, словно была принцессой не Сира, а Пустыни и сама устраивала этот прием.
Дошла очередь до дочерей Ролстры. Их осталось двенадцать: пять умерли во время чумы, а обстоятельства гибели Янте во время пожара, уничтожившего Феруче, до сих пор оставались таинственными. Пандсала подвела свою единственную родную и десять сводных сестер к высокому столу, но ни одна из девиц не догадывалась, что мальчик, которому они поклонились, был сыном их сестры Янте.
Когда они выпрямились, наступила тишина, и Сьонед отчетливо произнесла:
— Миледи, будьте добры на минуту задержаться.
Барышни сбились в кучку и застыли на месте, расширив глаза от страха, любопытства или того и другого вместе. Все, кроме Чианы и Пандсалы. Первая дерзко уставилась на Рохана, вторая смотрела в пол.
— Все вы вели себя с честью, ибо признаком истинного достоинства правителя является забота в первую очередь о мире и процветании своих подданных. Отказавшись за себя и своих наследников от всех прав на имения, титулы и богатство, которыми владели от рождения, вы поступили очень мудро, и это заслуживает соответствующей награды.
Подачка выводку кисейных барышень, подумал Рохан, готовясь насладиться окончанием речи Сьонед. Она настояла, что сама сообщит им приятную новость.
— Теперь вы сами себе хозяйки, — сказала она девицам. — Если вы захотите продолжать тихую и уединенную жизнь в замке Крэг, никто не будет чинить вам препятствий. Если же вам захочется переехать в любое поместье по вашему выбору, право на это поместье и доходы с него будут принадлежать вам пожизненно.
— Ваше высочество! — выпалила Найдра, самая старшая из сестер.
— Мы никогда не собирались бросить вас в безвестности и нищете, — заверила ее Сьонед, и Рохан услышал, что в зале стали удивленно перешептываться. — А если появится мужчина, за которого вы пожелаете выйти замуж, вам будет выделено приданое, подобающее принцессам.
Гулом одобрительных криков встретили собравшиеся это поразительное заявление. Довольный Рохан позволил, чтобы шум затих сам собой. Они со Сьонед заранее решили разыграть роль щедрых принцев, но вовсе не потому, что хотели, продемонстрировать всему континенту свое великодушие. Не в натуре Рохана было держать кого-то под замком, даже ради Поля; кроме того, сделать из них несчастных пленниц и безгласных жертв было куда опаснее, чем дать им возможность плодить детей, которые смогут стать реальной угрозой лишь через много лет. Большинство их канет в безвестность, либо проживая в роскошных поместьях под благосклонным надзором дураков, либо выйдя замуж за того или иного второстепенного лорда. Он смотрел сверху вниз на их неуклюжие попытки выразить горячую благодарность за щедрость и такую свободу, которую едва ли предоставил бы им родной отец. Восемь из них вполне безобидны, сказал себе Рохан, но за четырьмя придется как следует присматривать: Киле с ее новым мужем Лиеллом; восемнадцатилетней Киприс, свежей и прекрасной, как майское утро; остроглазой маленькой Чианой и ее родной сестрой Мосвен.
Однако Рохан сомневался, что многие захотят жениться на дочерях покойного верховного принца, даже несмотря на богатое приданое, которое он собирался им выделить. Он мог позволить себе щедрость — особенно после того, как оторвал от Марки изрядный кусок земель, включавших развалины Феруче и драконьи пещеры неподалеку. Все считали, что он просто забрал то, что по праву принадлежало его роду. Объяснять же, что им руководили совсем другие соображения, Рохан никому не собирался.
Церемония представления подходила к концу. Дочери Ролстры заняли свои места; Киле, раздраженная перспективой замужества других сестер, присоединилась к Лиеллу, Затем настала абсолютная тишина, и в зал вошли Андраде с Уривалем. Оба были облачены в белое с серебром; в золотистых с проседью волосах Андраде светились лунные камни; теми же самоцветами был украшен пояс, охватывавший талию Уриваля. «Гонцы Солнца» шли по длинному проходу, и каждый кланялся им или преклонял колено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88