Он низко поклонился, благодаря за освобождение от службы, а затем обратился к Рохану:
— Одна просьба, милорд. Лучше сожгите наши корабли, но не дайте Ролстре подняться на борт.
— Он далеко не уйдет. Обещаю тебе.
— Я тоже поеду с тобой, милорд. Тебе понадобится Огонь «Гонца Солнца», чтобы найти верховного принца, — тихо сказал Уриваль и с опаской поглядел на Андраде, словно ожидая возражений. Рохан снова засмеялся.
— Что, муки совести? С тех пор, как ты сосватала мне Сьонед, мы связаны одной веревочкой. Едем, тетя! Ты полюбуешься на дело своих рук.
***
Когда погасли последние тени и наступила безлунная ночь, Сьонед преклонила колени на краю озера Скайбоул. На голубом с золотом одеяле лежал ребенок. Живот его был полон козьего молока; сытый младенец жмурил сонные глазки, ведать не ведая о треволнениях, причиной которых он стал.
Скайбоул был почти так же пуст, как и Стронгхолд. Те, кто ушел сражаться в Тиглат, еще не вернулись, а немногие оставшиеся безропотно согласились считать ребенка сыном Сьонед. Тобин и не ожидала от них ничего другого. Привыкнув годами хранить секрет драконьего золота, они ни за что не разгласили бы еще одну тайну.
Тобин стояла на коленях слева от Сьонед, Оствель — справа. Место с видом на Пустыню, которое должен был занимать Рохан, оставалось свободным. Ребенок что-то сонно лепетал; в полутьме его бледное тельце, крошечное по сравнению с безбрежной Пустыней и огромным, полным звезд небом, казалось чудом природы.
— Дитя… — наконец прошептала Сьонед, начиная ритуал, — ты часть этого мира. Вода утолит твою, жажду, Воздух наполнит легкие, Земля направит твои шаги, а Огонь согреет тебя в зимнюю стужу. Все они твои по праву рождения, по праву каждого родившегося, будь он мальчик или девочка.
Когда Сьонед сделала паузу, Тобин вспомнила другие обряды наречения, когда эти же торжественные слова звучали над Мааркеном и Яни, над Андри и Сорином. Оствель стиснул лежавшие на коленях руки, и Тобин поняла, что он тоже вспоминает ночь, когда в присутствии Сьонед и Рохана Камигвен нарекала новорожденного Рияна.
— Но ты принц, — медленно продолжала Сьонед, и Оствель поднял глаза, не меньше Тобин испуганный этим отступлением от освященной временем традиции. — Твои отцы, деды и прадеды были принцами, и тебе самому предстоит стать отцом новых поколений принцев. Многое дал тебе этот мир, но многого и потребует взамен.
Сьонед подняла руки, замерцало кольцо с изумрудом, и с озера, раскинувшегося за ее спиной, прилетел легкий ветерок. Воздух принес с собой туман, символизировавший Воду, и легкие пылинки Земли. Тобин, не в пример Оствелю, чувствовала, как осторожно сплетается прекрасная и тонкая, словно паутинка, невесомая ткань звездного света, отдававшего дыханию ветерка свой бледный Огонь. Тихий смерч окружил их, мало-помалу собравшись в тугую мерцающую спираль, остановившуюся на расстоянии вытянутой руки над годовой ребенка.
Тобин переполняли восхищение и страх. Фарадимы пользовались светом солнца и лун, но никогда не прибегали к свету звезд. Сейчас Сьонед совершала нечто неслыханное, вытягивая из воздуха почти невидимые нити и создавая для своего сына собственный, единственный и неповторимый обряд наречения.
— Дитя, от имени твоей родственницы Тобин, дочери Зе-хавы и Милар, жены Чейналя, матери троих сыновей, я дарю тебе Воздух, этот вздох Отца Бурь, смягченный по милости Богини. Когда придет пора расправиться твоим крыльям, да поможет тебе ветер — такой же сильный, как женщина, от чьего имени я вручаю тебе этот дар.
Звездный свет упал на Тобин; детская головка повернулась, и огромные глаза ребенка устремились на его тетю. Увидев, что в туманном вихре замерцали ее собственные цвета — янтарь, аметист и сапфир. Тобин затаила дыхание.
Сьонед заговорила снова.
— Дитя, от имени этого мужчины — Оствеля, сына Остлача и Авины, мужа Камигвен, отца одного сына, я дарю тебе Воду, чтобы очистить твою душу; ибо душа его чистейшая из всех, которые я когда-либо знала.
Она сделала еще один жест; колеблющееся мерцание осветило напряженное лицо Оствеля, и к смерчу добавились новые цвета: темно-гранатовый, ярко-рубиновый и черно-ониксовый — видеть которые он не мог. Впрочем, как знать? Во всяком случае, когда Сьонед ткала запретный звездный свет, он поднял на нее глаза, полные священного трепета.
— Дитя, от имени твоего отца Рохана, сына Зехавы и Милар, я дарю тебе Землю — окружающий тебя песок, камень и Пустыню, которой ты будешь править так же мудро, как тот, кто делает тебе этот подарок. Это его плоть, так же как и твоя собственная. — И в вихре света закружились дотоле не виданные Тобин цвета: чистая белизна алмаза, густая синева сапфировых глаз Рохана, золотистый янтарь его солнечных волос. Эти танцующие, мерцающие в ночи цвета были цветами ее брата, напомнила себе Тобин.
— Дитя… — Сьонед притянула к себе тихо кружащийся звездный свет и подняла его над младенцем. — Мое дитя, я дарю тебе Огонь, чтобы он всегда освещал твой путь. Прими Огонь «Гонца Солнца» в дар от матери, которая вместе с ним вручает тебе и имя.
Руки ребенка неуверенно потянулись к сплетенным цветам, и Сьонед позволила ему на мгновение прикоснуться к ним. Затем она подняла Воздух, Воду и Землю, сотканные воедино с Огнем звезд, и сбросила их вниз, в Пустыню. Ткань, к которой прибавились цвета самой матери, развернулась словно скатанный гобелен, и Сьонед впервые произнесла имя своего сына.
— Поль… — прошептала она. — Рожденный звездным светом… Вот твое имя, мой сын, а вот твоя мать, которая дарит тебе все это…
Подняв мальчика на руки, она повернула его лицом к разворачивавшейся над Пустыней световой ткани, подрагивавшей, как летящие из печной трубы снопы искр или растущие на клумбе цветы, которые склоняют свои яркие головки под порывом ветра. Эта ткань скользнула по подъемам и впадинам раскинувшихся внизу дюн, окутала скалы, заставив их засиять голубым, красным, зеленым и золотым цветом, пронизанным мерцающими алмазными искрами. Наконец прозрачное покрывало медленно всосалось в песок, и снова вокруг воцарилось освещенное звездами безмолвие…
Спустя мгновение Сьонед скороговоркой произнесла традиционную фразу, которой завершался обряд наречения:
— Долг матери — дать имя своему ребенку. Я выполнила этот долг. Мальчика зовут Поль.
Но даже эти простые, обыденные слова не смогли разрушить чары, в плену которых оказалась Тобин. Она знала, что стала свидетельницей чего-то невиданного и неслыханного, чего-то такого, о чем не приходилось и мечтать. И все же было что-то знакомое в том, что пронзало ее мозг и душу. Да, она уже испытывала это чувство в ночь похорон отца, когда фарадимы сплетали лунный свет и увлекли ее с собой. Но сейчас не было ни солнца, ни лун, не было света, чтобы соткать дорожку и расстелить ее по небу: ничего, кроме звезд и их нежного Огня. Тонкие, почти прозрачные полоски света, открытого Сьонед, по-прежнему трепетали вокруг; сама же Сьонед все еще стояла на коленях, крепко обнимая ребенка и подняв вверх затянувшиеся поволокой глаза. Тобин понимала, что ее невестки здесь нет: принцесса неслась куда-то на этих лентах, сотканных из звездных лучей. Она крепко закрыла глаза и последовала за Сьонед.
Тобин не успела испытать чувства полета, почти мгновенно оказавшись над полем битвы. В сиянии Огня она увидела горы собранных трупов, увидела перевязанных раненых и содрогнулась. Где ее муж, ее сын, ее брат? Тобин ощущала впереди цвета Сьонед, разыскивавшей их так же отчаянно, как и она сама. А потом они соединились, скользя по одной и той же нити звездного огня, пролетели над безмолвным полем, над крошечными холмами; покоившиеся между этими холмами тенистые долины с высоты казались неглубокими впадинками между мускулами мощной мужской спины.
А затем она увидела и узнала две группы всадников, стоявших лицом друг к другу в широкой долине. Она видела своего мужа. Высокий, стройный, Чейн сидел на коне совершенно неподвижно, напоминая скорее изумительную статую воина, чем живого человека. Она видела брата, золотые волосы которого в свете звезд казались серебряными. Гордо подняв голову, он ожидал чего-то, такой же неподвижный, как Чейн. Она видела Андраде, светлые волосы которой струились по спине; странно беспомощная, она настойчиво пыталась втолковать что-то, но ни Рохан, ни Чейн не обращали на нее внимания. Там были какие-то другие люди, но Тобин не смотрела на них, потому что звездная дорожка стремительно преодолевала пустоту и упиралась прямо в Ролстру.
Верховный принц резко взмахнул рукой, и вперед выехала хрупкая молодая женщина. Навстречу ей шагом поехал Чейн. Они обменялись несколькими словами, которых Тобин слышать не могла, а резкие тени на усталых лицах не позволяли ей читать по губам. Однако она увидела, что Чейн медленно кивнул, а когда женщина выпрямилась после ответного кивка, означавшего согласие, Тобин узнала в ней Пандсалу. Оба вернулись к своим принцам, и Рохан с Ролстрой спешились.
Смущенная и испуганная, Тобин дрожала, вцепившись в звездный луч. Андраде подняла вверх обе руки со сверкающими кольцами, ее рот открылся, и она выкрикнула какие-то слова, очевидно, означавшие строжайший запрет. Когда Андраде откинула голову, ее лицо было страшным. Ролстра что-то крикнул в ответ, и Рохан покачал головой. Теперь даже Андраде не могла ничего изменить.
Оба принца сбросили с себя боевые доспехи и одежду, оставшись только в штанах и сапогах. Правое плечо Рохана было забинтовано; сквозь повязку сочилась кровь, расплываясь на бинте зловещим пятном. Чейн что-то торопливо говорил ему, жестикулировал, предупреждал, а Рохан с отсутствующим видом кивал и обнажал меч. Тобин послышался гневный свист, с которым вылетел из ножен и полыхнул в ночи длинный стальной клинок, такой же гибкий и бледный, как его хозяин.
Наконец Андраде сдалась, злобно отдернув руку, когда к ее рукаву прикоснулся Уриваль. Оба фарадима разъехались в разные стороны и спешились. Уриваль подошел к шеренге солдат Ролстры и встал с краю. Оба «Гонца Солнца» выждали мгновение, а затем подняли руки с небольшими шарами Огня. Люди Рохана создали полукруг с одной стороны, люди Ролстры — с другой. Фарадимы замыкали этот круг, держа в раздвинутых руках колеблющийся Огонь, дававший достаточно света, чтобы принцы могли увидеть и убить друг друга. Андраде стояла с опущенной головой; плечи ее поникли, как у старухи. Тобин видела это и жалела тетку, но знала: какие бы планы ни строила леди Крепости Богини, смертельный поединок Рохана и Ролстры был единственно возможным решением. Только так можно было положить конец войне.
Они медленно сблизились, тщательно следя друг за другом. Все преимущества юности, силы и быстроты Рохана были сведены на нет раной в плече, замедлявшей движения и изнурявшей его тем сильнее, чем дольше тянулся поединок. Ролстра был тяжелее и мощнее; и хотя прошло много лет с тех пор, как принц пользовался своим воинским искусством, упругие мускулы по-прежнему играли под его кожей, да и реакции он не утратил, что подтвердило первое же движение его меча.
Тобин не слышала ни звона клинков, ни хриплых стонов, вырывавшихся у брата, когда боль от удара пронзала его раненое плечо. Она не слышала насмешек, которыми Ролстра осыпал своего противника, однако заметила непонятную искру, слабый блеск стали, обнаженной в задних рядах людей Ролстры. Солдаты верховного принца задвигались, освобождая кому-то дорогу. Звездный свет закружился вокруг Тобин, и ее бурлящие от страха цвета сдвоились, переплелись с цветами Сьонед, Уриваля, Андраде и пятого, прошедшего обучение, но не слишком искушенного фарадима. Но внезапно к ним присоединился кто-то еще — крошечный, неосознанный дар, пробудившийся и восставший в ответ на призыв Сьонед. Свет и тень с плеском пронеслись мимо Тобин, пронизали ее, и она потеряла свои цвета в бешеном вихре, рожденном Огнем звезд.
***
Андраде была слишком ошеломлена внезапным нападением на ее сознание и опомнилась лишь тогда, когда стало слишком поздно. Помимо воли вплетенная в ткань звездного света, леди Крепости Богини мгновенно увидела нож, занесенный для предательского удара, однако машинально отметила, что впервые с тех пор, как на ее палец было надето десятое кольцо, она вынуждена подчиниться власти другого «Гонца Солнца».
Холодное серебряное пламя окутало двух принцев; языки грозного звездного света прянули вверх, образовав накрывший Рохана и Ролстру сверкающий купол трепещущего Огня. В этом куполе вспыхивали цвета спектра каждого фарадима, все теснее и теснее сплетавшиеся друг с другом: самой леди, Уриваля, Тобин, Сьонед и двух новичков, присутствие которых поразило Андраде до глубины души. Слишком поздно поняв, что Сьонед поймала ее в ловушку, она отчаянно забилась и попыталась управлять звездным светом. Но эту ткань ткала Сьонед, поэтому Андраде оставалось только смириться и беспомощно следить за тем, как из нее уходит потребовавшаяся Сьонед сила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Одна просьба, милорд. Лучше сожгите наши корабли, но не дайте Ролстре подняться на борт.
— Он далеко не уйдет. Обещаю тебе.
— Я тоже поеду с тобой, милорд. Тебе понадобится Огонь «Гонца Солнца», чтобы найти верховного принца, — тихо сказал Уриваль и с опаской поглядел на Андраде, словно ожидая возражений. Рохан снова засмеялся.
— Что, муки совести? С тех пор, как ты сосватала мне Сьонед, мы связаны одной веревочкой. Едем, тетя! Ты полюбуешься на дело своих рук.
***
Когда погасли последние тени и наступила безлунная ночь, Сьонед преклонила колени на краю озера Скайбоул. На голубом с золотом одеяле лежал ребенок. Живот его был полон козьего молока; сытый младенец жмурил сонные глазки, ведать не ведая о треволнениях, причиной которых он стал.
Скайбоул был почти так же пуст, как и Стронгхолд. Те, кто ушел сражаться в Тиглат, еще не вернулись, а немногие оставшиеся безропотно согласились считать ребенка сыном Сьонед. Тобин и не ожидала от них ничего другого. Привыкнув годами хранить секрет драконьего золота, они ни за что не разгласили бы еще одну тайну.
Тобин стояла на коленях слева от Сьонед, Оствель — справа. Место с видом на Пустыню, которое должен был занимать Рохан, оставалось свободным. Ребенок что-то сонно лепетал; в полутьме его бледное тельце, крошечное по сравнению с безбрежной Пустыней и огромным, полным звезд небом, казалось чудом природы.
— Дитя… — наконец прошептала Сьонед, начиная ритуал, — ты часть этого мира. Вода утолит твою, жажду, Воздух наполнит легкие, Земля направит твои шаги, а Огонь согреет тебя в зимнюю стужу. Все они твои по праву рождения, по праву каждого родившегося, будь он мальчик или девочка.
Когда Сьонед сделала паузу, Тобин вспомнила другие обряды наречения, когда эти же торжественные слова звучали над Мааркеном и Яни, над Андри и Сорином. Оствель стиснул лежавшие на коленях руки, и Тобин поняла, что он тоже вспоминает ночь, когда в присутствии Сьонед и Рохана Камигвен нарекала новорожденного Рияна.
— Но ты принц, — медленно продолжала Сьонед, и Оствель поднял глаза, не меньше Тобин испуганный этим отступлением от освященной временем традиции. — Твои отцы, деды и прадеды были принцами, и тебе самому предстоит стать отцом новых поколений принцев. Многое дал тебе этот мир, но многого и потребует взамен.
Сьонед подняла руки, замерцало кольцо с изумрудом, и с озера, раскинувшегося за ее спиной, прилетел легкий ветерок. Воздух принес с собой туман, символизировавший Воду, и легкие пылинки Земли. Тобин, не в пример Оствелю, чувствовала, как осторожно сплетается прекрасная и тонкая, словно паутинка, невесомая ткань звездного света, отдававшего дыханию ветерка свой бледный Огонь. Тихий смерч окружил их, мало-помалу собравшись в тугую мерцающую спираль, остановившуюся на расстоянии вытянутой руки над годовой ребенка.
Тобин переполняли восхищение и страх. Фарадимы пользовались светом солнца и лун, но никогда не прибегали к свету звезд. Сейчас Сьонед совершала нечто неслыханное, вытягивая из воздуха почти невидимые нити и создавая для своего сына собственный, единственный и неповторимый обряд наречения.
— Дитя, от имени твоей родственницы Тобин, дочери Зе-хавы и Милар, жены Чейналя, матери троих сыновей, я дарю тебе Воздух, этот вздох Отца Бурь, смягченный по милости Богини. Когда придет пора расправиться твоим крыльям, да поможет тебе ветер — такой же сильный, как женщина, от чьего имени я вручаю тебе этот дар.
Звездный свет упал на Тобин; детская головка повернулась, и огромные глаза ребенка устремились на его тетю. Увидев, что в туманном вихре замерцали ее собственные цвета — янтарь, аметист и сапфир. Тобин затаила дыхание.
Сьонед заговорила снова.
— Дитя, от имени этого мужчины — Оствеля, сына Остлача и Авины, мужа Камигвен, отца одного сына, я дарю тебе Воду, чтобы очистить твою душу; ибо душа его чистейшая из всех, которые я когда-либо знала.
Она сделала еще один жест; колеблющееся мерцание осветило напряженное лицо Оствеля, и к смерчу добавились новые цвета: темно-гранатовый, ярко-рубиновый и черно-ониксовый — видеть которые он не мог. Впрочем, как знать? Во всяком случае, когда Сьонед ткала запретный звездный свет, он поднял на нее глаза, полные священного трепета.
— Дитя, от имени твоего отца Рохана, сына Зехавы и Милар, я дарю тебе Землю — окружающий тебя песок, камень и Пустыню, которой ты будешь править так же мудро, как тот, кто делает тебе этот подарок. Это его плоть, так же как и твоя собственная. — И в вихре света закружились дотоле не виданные Тобин цвета: чистая белизна алмаза, густая синева сапфировых глаз Рохана, золотистый янтарь его солнечных волос. Эти танцующие, мерцающие в ночи цвета были цветами ее брата, напомнила себе Тобин.
— Дитя… — Сьонед притянула к себе тихо кружащийся звездный свет и подняла его над младенцем. — Мое дитя, я дарю тебе Огонь, чтобы он всегда освещал твой путь. Прими Огонь «Гонца Солнца» в дар от матери, которая вместе с ним вручает тебе и имя.
Руки ребенка неуверенно потянулись к сплетенным цветам, и Сьонед позволила ему на мгновение прикоснуться к ним. Затем она подняла Воздух, Воду и Землю, сотканные воедино с Огнем звезд, и сбросила их вниз, в Пустыню. Ткань, к которой прибавились цвета самой матери, развернулась словно скатанный гобелен, и Сьонед впервые произнесла имя своего сына.
— Поль… — прошептала она. — Рожденный звездным светом… Вот твое имя, мой сын, а вот твоя мать, которая дарит тебе все это…
Подняв мальчика на руки, она повернула его лицом к разворачивавшейся над Пустыней световой ткани, подрагивавшей, как летящие из печной трубы снопы искр или растущие на клумбе цветы, которые склоняют свои яркие головки под порывом ветра. Эта ткань скользнула по подъемам и впадинам раскинувшихся внизу дюн, окутала скалы, заставив их засиять голубым, красным, зеленым и золотым цветом, пронизанным мерцающими алмазными искрами. Наконец прозрачное покрывало медленно всосалось в песок, и снова вокруг воцарилось освещенное звездами безмолвие…
Спустя мгновение Сьонед скороговоркой произнесла традиционную фразу, которой завершался обряд наречения:
— Долг матери — дать имя своему ребенку. Я выполнила этот долг. Мальчика зовут Поль.
Но даже эти простые, обыденные слова не смогли разрушить чары, в плену которых оказалась Тобин. Она знала, что стала свидетельницей чего-то невиданного и неслыханного, чего-то такого, о чем не приходилось и мечтать. И все же было что-то знакомое в том, что пронзало ее мозг и душу. Да, она уже испытывала это чувство в ночь похорон отца, когда фарадимы сплетали лунный свет и увлекли ее с собой. Но сейчас не было ни солнца, ни лун, не было света, чтобы соткать дорожку и расстелить ее по небу: ничего, кроме звезд и их нежного Огня. Тонкие, почти прозрачные полоски света, открытого Сьонед, по-прежнему трепетали вокруг; сама же Сьонед все еще стояла на коленях, крепко обнимая ребенка и подняв вверх затянувшиеся поволокой глаза. Тобин понимала, что ее невестки здесь нет: принцесса неслась куда-то на этих лентах, сотканных из звездных лучей. Она крепко закрыла глаза и последовала за Сьонед.
Тобин не успела испытать чувства полета, почти мгновенно оказавшись над полем битвы. В сиянии Огня она увидела горы собранных трупов, увидела перевязанных раненых и содрогнулась. Где ее муж, ее сын, ее брат? Тобин ощущала впереди цвета Сьонед, разыскивавшей их так же отчаянно, как и она сама. А потом они соединились, скользя по одной и той же нити звездного огня, пролетели над безмолвным полем, над крошечными холмами; покоившиеся между этими холмами тенистые долины с высоты казались неглубокими впадинками между мускулами мощной мужской спины.
А затем она увидела и узнала две группы всадников, стоявших лицом друг к другу в широкой долине. Она видела своего мужа. Высокий, стройный, Чейн сидел на коне совершенно неподвижно, напоминая скорее изумительную статую воина, чем живого человека. Она видела брата, золотые волосы которого в свете звезд казались серебряными. Гордо подняв голову, он ожидал чего-то, такой же неподвижный, как Чейн. Она видела Андраде, светлые волосы которой струились по спине; странно беспомощная, она настойчиво пыталась втолковать что-то, но ни Рохан, ни Чейн не обращали на нее внимания. Там были какие-то другие люди, но Тобин не смотрела на них, потому что звездная дорожка стремительно преодолевала пустоту и упиралась прямо в Ролстру.
Верховный принц резко взмахнул рукой, и вперед выехала хрупкая молодая женщина. Навстречу ей шагом поехал Чейн. Они обменялись несколькими словами, которых Тобин слышать не могла, а резкие тени на усталых лицах не позволяли ей читать по губам. Однако она увидела, что Чейн медленно кивнул, а когда женщина выпрямилась после ответного кивка, означавшего согласие, Тобин узнала в ней Пандсалу. Оба вернулись к своим принцам, и Рохан с Ролстрой спешились.
Смущенная и испуганная, Тобин дрожала, вцепившись в звездный луч. Андраде подняла вверх обе руки со сверкающими кольцами, ее рот открылся, и она выкрикнула какие-то слова, очевидно, означавшие строжайший запрет. Когда Андраде откинула голову, ее лицо было страшным. Ролстра что-то крикнул в ответ, и Рохан покачал головой. Теперь даже Андраде не могла ничего изменить.
Оба принца сбросили с себя боевые доспехи и одежду, оставшись только в штанах и сапогах. Правое плечо Рохана было забинтовано; сквозь повязку сочилась кровь, расплываясь на бинте зловещим пятном. Чейн что-то торопливо говорил ему, жестикулировал, предупреждал, а Рохан с отсутствующим видом кивал и обнажал меч. Тобин послышался гневный свист, с которым вылетел из ножен и полыхнул в ночи длинный стальной клинок, такой же гибкий и бледный, как его хозяин.
Наконец Андраде сдалась, злобно отдернув руку, когда к ее рукаву прикоснулся Уриваль. Оба фарадима разъехались в разные стороны и спешились. Уриваль подошел к шеренге солдат Ролстры и встал с краю. Оба «Гонца Солнца» выждали мгновение, а затем подняли руки с небольшими шарами Огня. Люди Рохана создали полукруг с одной стороны, люди Ролстры — с другой. Фарадимы замыкали этот круг, держа в раздвинутых руках колеблющийся Огонь, дававший достаточно света, чтобы принцы могли увидеть и убить друг друга. Андраде стояла с опущенной головой; плечи ее поникли, как у старухи. Тобин видела это и жалела тетку, но знала: какие бы планы ни строила леди Крепости Богини, смертельный поединок Рохана и Ролстры был единственно возможным решением. Только так можно было положить конец войне.
Они медленно сблизились, тщательно следя друг за другом. Все преимущества юности, силы и быстроты Рохана были сведены на нет раной в плече, замедлявшей движения и изнурявшей его тем сильнее, чем дольше тянулся поединок. Ролстра был тяжелее и мощнее; и хотя прошло много лет с тех пор, как принц пользовался своим воинским искусством, упругие мускулы по-прежнему играли под его кожей, да и реакции он не утратил, что подтвердило первое же движение его меча.
Тобин не слышала ни звона клинков, ни хриплых стонов, вырывавшихся у брата, когда боль от удара пронзала его раненое плечо. Она не слышала насмешек, которыми Ролстра осыпал своего противника, однако заметила непонятную искру, слабый блеск стали, обнаженной в задних рядах людей Ролстры. Солдаты верховного принца задвигались, освобождая кому-то дорогу. Звездный свет закружился вокруг Тобин, и ее бурлящие от страха цвета сдвоились, переплелись с цветами Сьонед, Уриваля, Андраде и пятого, прошедшего обучение, но не слишком искушенного фарадима. Но внезапно к ним присоединился кто-то еще — крошечный, неосознанный дар, пробудившийся и восставший в ответ на призыв Сьонед. Свет и тень с плеском пронеслись мимо Тобин, пронизали ее, и она потеряла свои цвета в бешеном вихре, рожденном Огнем звезд.
***
Андраде была слишком ошеломлена внезапным нападением на ее сознание и опомнилась лишь тогда, когда стало слишком поздно. Помимо воли вплетенная в ткань звездного света, леди Крепости Богини мгновенно увидела нож, занесенный для предательского удара, однако машинально отметила, что впервые с тех пор, как на ее палец было надето десятое кольцо, она вынуждена подчиниться власти другого «Гонца Солнца».
Холодное серебряное пламя окутало двух принцев; языки грозного звездного света прянули вверх, образовав накрывший Рохана и Ролстру сверкающий купол трепещущего Огня. В этом куполе вспыхивали цвета спектра каждого фарадима, все теснее и теснее сплетавшиеся друг с другом: самой леди, Уриваля, Тобин, Сьонед и двух новичков, присутствие которых поразило Андраде до глубины души. Слишком поздно поняв, что Сьонед поймала ее в ловушку, она отчаянно забилась и попыталась управлять звездным светом. Но эту ткань ткала Сьонед, поэтому Андраде оставалось только смириться и беспомощно следить за тем, как из нее уходит потребовавшаяся Сьонед сила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88