— У меня есть лишний котел горячей воды… — начал он было, но взглянул на Елену и вытаращил глаза. — Ты очнулась! — сказал он с восторгом — такие сильные проявления чувств у надменного эльфа видели нечасто. Елена заметила, что он ходил, опираясь на палку.
— Я вижу, ты уже познакомилась с Мамой Фридой, — сказал он, опершись на изножье ее кровати. — Без ее целительского искусства ни меня, ни тебя сейчас бы здесь не было.
— Что с тобой случилось? — спросила она, заметив побелевшие шрамы у него на лице.
Он открыл было рот для ответа, но Мама Фрида остановила его:
— Позже будете обмениваться своими историями. А сейчас мне бы хотелось сделать так, чтобы эта девочка могла встать и немного пройтись. Она пролежала в постели почти целый день. А я думаю, что короткая прогулка на свежем воздухе поможет ее легким.
Мерик кивнул в знак согласия, но не двинулся, все еще не сводя глаз с Елены.
Мама Фрида только вздохнула.
— Предоставьте нам немного времени наедине, сударь.
Эльф вытаращил глаза.
— Конечно… прошу прощения…. — пробормотал он, выпрямляясь. — Просто она так изменилась. Флинт нас предупредил, но когда она вот так в сознании, это еще сильнее… еще сильнее потрясает.
Мама Фрида велела ему уходить:
— Пусть она спокойно допьет свой отвар.
Прежде чем выйти из комнаты, Мерик оглянулся на нее еще раз.
— Она могла бы быть старшей дочерью короля Дрездина, — пробормотал он, уходя. — Сходство со старыми гобеленами просто невероятное.
Когда эльф ушел, Мама Фрида взяла теплый халат, лежавший на сундуке:
— Когда ты допьешь отвар, я отведу тебя наверх.
Елена кивнула. Она медленно пила эликсир. Вкус корицы не мог полностью заглушить горького вкуса медикаментов. Но питье было горячим и успокаивало першенье в горле. Закрыв глаза и вдыхая ароматный пар в свои воспаленные легкие, она постаралась не думать об Эрриле и о том, что она обнаружила в кладовке проклятого «Попрыгунчика». Это воспоминание было слишком болезненным, и никакой эликсир в целом мире не мог облегчить эту боль.
— С тобой все в порядке? — спросила Мама Фрида. — Может, лекарство слишком горячее?
Елена открыла глаза и поняла, что на них выступили слезы.
— Нет, отвар хороший, — пробормотала она. Как безглазая женщина смогла заметить несколько слезинок у нее на глазах? Решив не пытаться отгадать эту загадку, Елена вздохнула и допила остатки эликсира.
— Я готова, — начала она было, но целительница уже тянулась к ее пустой чаше.
— Тогда пойдем с тобой вдохнем свежего воздуха. — Мама Фрида помогла ей встать и накинула халат ей на плечи. Затем старушка быстро обняла ее и прошептала ей на ухо: — Некоторые раны излечивает только время.
Елена поняла, что женщина почувствовала боль ее сердца. Она обняла старушку в ответ.
— Я надеюсь, что вы правы, — прошептала она.
Мама Фрида коснулась руки Елены теплой ладонью и повернулась, чтобы вывести ее из комнаты. Тикал ехал на плече целительницы. Елена была рада тому, что палочка не дает старушке двигаться слишком быстро. Собственные трясущиеся ноги казались Елене слабенькими ножками новорожденного. К счастью, им не пришлось далеко идти — только по короткому коридору и вверх по невероятно крутой лестнице.
Придерживая люк, ведущий на верхнюю палубу, Мама Фрида помогла Елене выбраться на свежий воздух. Было позднее утро. Прохладный ветер показался Елене льдом в легких. Слегка закашлявшись, она замерла на месте, наслаждаясь ярким светом солнца и ласковым ветерком. Она уже чувствовала, что в ее руки и ноги возвращаются силы.
— Ты выглядеть гораздо лучше, — сказал у нее за спиной голос, похожий на скрип гравия.
Елена обернулась и увидела Толчука, стоящего у реллинга со смущенной улыбкой на лице. Его желтые клыки мерцали на солнце. Она подошла к огромному огру и обняла его.
— Спасибо тебе, что рисковал своей жизнью, чтобы спасти меня.
Освободившись от ее объятий, Толчук похлопал по своему поясному кошелю.
— Камень бы не дать мне другого выбора. Кроме того, немного пламени быть небольшая угроза для толстой кожи огра.
Она похлопала его по руке.
— Ну, все равно спасибо тебе, — сказала она, улыбаясь его скромности, и оглядела палубу. — А где Мишель?
Лицо Толчука стало печальным.
— Ее нет.
Сердце Елены сжалось. У нее не было сил пережить еще одну смерть.
— Она… она умерла?
Толчук смущенно коснулся ее когтем и объяснил:
— Иногда я бывать глупым. Мишель быть жива и здорова. Они с Кралом, и с ними еще оборотни, ушли останавливать армии Темного Лорда на севере. Она оставила письмо для тебя, в котором все объяснять.
Елена вздохнула с облегчением. Они живы. Но ее разум был слишком одурманен, чтобы осознать последствия их отъезда. Она решила, что обдумает эту потерю позже, а сейчас ей просто не хотелось ничего чувствовать. Ее сердце было слишком сильно ранено.
Со стороны кормы послышался еще один знакомый голос. Оглянувшись, она увидела у руля Флинта и нескольких темнокожих моряков. Судя по румянцу на щеках старого Брата, он, похоже, был в разгаре жаркого спора. Флинт махнул ей рукой и снова обернулся к своим темнокожим собеседникам.
— Ель! — Джоах бросился к ней — они с Током на палубе тренировались драться на посохах. — Ты встала на ноги!
Она позволила ему обнять себя, довольная, что все они в безопасности. Всеобщее внимание начало ее утомлять.
Джоах отстранился от нее с суровым выражением на лице.
— Если ты еще когда-нибудь сбросишь меня за борт… — сердито сказал он, но притвориться разгневанным у него не получилось. На губах Джоаха расцвела глупая улыбка. — Благодарение Матери, что ты невредима, Эл.
Мама Фрида, должно быть, почувствовала, что Елена устала.
— Иди, оставь ее в покое, — закудахтала она на Джоаха и замахала на него палочкой. Тикал у нее на плече выбранил юношу резкими криками. Джоах отошел, и Мама Фрида обернулась к Елене:
— Давай немного пройдемся, и ты пойдешь обратно вниз.
Елена кивнула и пошла по палубе, время от времени кашляя. Мама Фрида пощупала ее лоб и, вроде бы, осталась довольна.
В конце концов они подошли к реллингу и уставились в открытое море. Вокруг них повсюду поднимались из воды зеленые острова с отвесными скалистыми берегами. Должно быть, пока Елена спала, корабль вошел в Архипелаг. Елена оглядела горизонт. Нигде не было видно дыма пожара.
— Корабль быстро затонул, — сказала Мама Фрида. — Мы полдня обыскивали море, но не нашли никаких признаков… его.
— Его там уже не было, — пробормотала она.
Мама Фрида ничего не сказала, только положила руку на руку Елены.
В небе перекликались чайки. Елена слушала их крики, глядя на зыбь на воде. Корабль плыл среди течений и ветров.
Внезапно зверек Мамы Фриды, который все это время негромко щебетал, пытаясь расплести косу целительницы, разразился громкими воплями. Елена подняла голову, а чайки тоже разразились гневными криками. Тикал крепко вцепился в тонкую шею целительницы, глаза зверька расширились от страха. Он уставился в небеса.
— Что с ним? — спросила Елена.
Мама Фрида тоже подняла вверх свое слепое лицо.
— Я вижу то, что видит Тикал, — обеспокоенно сказала она. — Его зрение острее человеческого. Сюда летит какая-то странная птица.
— Виверна. — Елена оглядела небо в поисках черного пятнышка. — Она должна вернуться.
— Странно… — пробормотала целительница.
И тут Елена ее увидела. Она вынырнула из солнечного сияния, словно рожденная его пламенем. Она летела по голубому небу, скользя под белыми облаками, и ее оперение сияло, как огонь.
Птица устремилась с небес прямо к Елене и Маме Фриде. Они отшатнулись. Споткнувшись о палочку старушки, Елена упала. У нее за спиной на палубе поднялся шум — остальные тоже увидели эту атаку — но глаза Елены не отрывались от крылатого хищника.
Он был слишком мал для виверны. Но что же это такое тогда?
Елена подняла навстречу ему свою алую руку, пытаясь найти что-нибудь острое, чтобы проколоть кожу и освободить поток огня.
Но не успела.
Птица кинулась на нее. Елена отшатнулась — и ахнула: яркие крылья птицы вдруг широко распахнулись. Птица вышла из пике и грациозно уселась на реллинге. Она сидела, тяжело дыша через открытый клюв и слегка приподняв крылья, чтобы остыть после полета.
Яркое огненное сияние угасло, и теперь было видно, что ее оперение бело, как снег. Птица смотрела своими черными глазами прямо на Елену, слегка склонив голову набок.
— Это солнечный ястреб, — с благоговением сказал Мерик.
Эльф обошел Елену, которая осторожно поднималась на ноги, стараясь не делать резких движений перед громадной птицей. Эта птица была ростом не меньше четырех ладоней.
— Солнечный ястреб? — переспросила Елена. Она вспомнила птицу поменьше — лунного сокола, который давным-давно привел к ней Мерика.
— Это вестник Королевы Траталь, — ответил он. — Герольд Дома Утренней Звезды.
К ним уже подошел Флинт.
— Но зачем он здесь? — спросил старый Брат.
Мерик обернулся к ним.
— Она идет. Сама королева оставила Штормовую Гавань.
— Но зачем? — повторила Елена.
Он посмотрел на нее встревоженными глазами:
— Она идет, чтобы вернуть себе земли, из которых были изгнаны наши предки. — Он указал на птицу. — Полет ее солнечного ястреба возвещает канун войны.
* * *
Ощущения возвращались, словно старый кошмар.
Сначала — какой-то шорох и прикосновение, такое холодное, что оно было больше похоже на ожог. Затем звуки: хор воплей, далекий, но одновременно близкий, словно дыхание возлюбленной. Крики отдавались в его черепе, умоляя его вернуться в бессознательное состояние. Он сражался с этим желанием, выплывая из захлестывавшей его темноты. Наградой за его усилия был взрыв ощущений: удушливая вонь, пахшая смертью, и вспышка белого света, расколовшая тьму на осколки.
— Он приходит в себя, — произнес голос из-за ослепительного сияния.
Барахтаясь в море ощущений, тонущая жертва наконец выплыла. Кусочки картины перед глазами сложились, словно детская загадка. Он лежал на спине на каменном бруске — твердом, неподатливом и холодном, словно могильный мрамор. По прикосновению ледяного воздуха к коже он понял, что обнажен.
Слегка повернув голову, он увидел стены, сложенные из гранитных блоков. Щелевидные окна под потолком почти не пропускали света — только холодный ветер.
И снова сзади него зазвучал хриплый голос:
— Он сопротивляется.
Ответил другой голос — странно знакомый, словно шепот из какого-то давно умершего прошлого:
— Его магия все еще защищает его. Трансформировать его темному искусству не под силу.
Слушавший попытался понять эти слова, но для него существовали только ощущения, а кто что говорил, значения не имело. Его одурманенный разум даже еще не задался вопросом, а кто такой он сам.
— Тогда что же нам с ним делать? Он должен был умереть, когда вошел в Вейр.
— Его железный оберег, — ответил раздражающе знакомый голос. — Талисман обладает силой открыть путь. Что же до выживания на этом пути, то опять же, его защищает магия Кровавого Дневника.
Продолжая просыпаться, спящий разум начал замечать еще кое-что кроме запахов и мурашек на коже. Он смог сосредоточиться на более важных вещах. Кто эти остальные? Он поднял руку, чтобы прикоснуться к лицу, и провел кончиком пальца по губам. Кто я?
— Забудь этот новый план. Нам нужно просто убить его, — настаивал хриплый голос. Теперь слушавший понял, что это говорит старик — его голос охрип за много прожитых зим.
— Нет, — ответил второй — молодой голос, полный юной силы.
— Почему? Какая разница? Ведьма все равно придет. Она будет считать его мертвым. Почему бы не реализовать это предположение?
— Придет ли дитя или нет, мое решение от этого не зависит.
— Но Елена должна быть…
Голоса и комната вокруг него погасли. В его сознании, словно факел, засияло одно-единственное слово: Елена . Это слово сменилось образом: пронзительно-зеленые глаза, мягкие линии щек и шеи, волосы цвета огненного заката. За этим воспоминанием начали возвращаться остальные.
Сначала — просто ручеек образов: железная рука, поднятая перед черной скульптурой… Разрыв реальности, когда камень статуи стал озером черных энергий… Его бьющееся тело, подхваченное и затянутое бешеным течением в черную глотку озера… Затем… Затем… темнота, такая глубокая и древняя, что для того, чтобы описать ее, не было слов.
Он стал бороться с этим воспоминанием, отталкивая его.
Когда ему это удалось, потоком хлынули другие воспоминания — река старых лиц и старых историй. Воспоминания пяти столетий быстро заполнили зияющую пустоту в его сознании.
Матерь Верховная, что же он наделал?
Эррил ахнул, когда к нему вернулась возможность мыслить. Его обнаженную кожу жгли гнев и боль. Он попытался сесть.
— Елена… — пробормотал он, прося у нее прощения.
С двух сторон появились две фигуры.
Он хорошо знал старшего — с лицом, разрушенным временем, и глазами, затуманенными сотнями прожитых зим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91