Он посмотрел прямо на Василию, ожидавшую продолжения, и начал:
– Спасибо, мадам Василия. Много лет назад я сидел у смертного ложа землянина, о котором вы не велели мне упоминать. Могу ли я теперь упомянуть его имя, или вы и так знаете, о ком я говорю?
– Об этом полицейском, Бейли, – беззвучно сказала Василия.
– Да, мадам. Он сказал мне перед смертью: работа каждого индивидуума вносит вклад в целое и таким образом становится вечной частью целого. Это целое – сумма человеческих жизней, прошлых, настоящих и будущих, вроде ковра, существующего много тысячелетий, и он стал более прекрасным за все это время. Даже космониты являются частью ковра, они добавляют замысловатость и красоту его рисунку. Индивидуальная жизнь – это одна ниточка ковра, а что такое одна нитка по сравнению с целым? Дэниел, сказал он, держи свой мозг твердо направленным на ковер и не позволяй себе горевать из-за одной нитки.
– Слащавая сентиментальность! – пробормотала Василия.
– Я уверен, – продолжал Дэниел, – что партнер Илия хотел защитить меня от факта его скорой смерти. Он называл свою жизнь ниточкой ковра, это его жизнь была «одной выдернутой ниткой», чтобы я не огорчался. Его слова помогли мне в этом кризисе и защитили меня.
– Не сомневаюсь, – сказала Василия, – но выкладывай суть того, что превышает Первый Закон, потому что это и уничтожит тебя.
– Четыре десятилетия я обдумывал слова следователя Бейли. Я, вполне вероятно, понял бы их сразу, если бы на моем пути не стояли Три Закона.
В моих размышлениях мне помогал друг Жискар, который давно чувствовал, что Три Закона неполны.
Мне помогали также некоторые пункты недавней речи леди Глэдис в Поселенческом Мире.
Кроме того, этот теперешний кризис, леди Василия, обострил мое мышление. Теперь я знаю в чем именно неполны Три Закона.
– Робот, он же роботехник, – с легким презрением заметила Василия. – Каким же образом Три Закона неполны, робот?
– Ковер жизни важнее одной нити. Это приложимо не к одному моему партнеру Илии, а ко всем, и мы… и мы вывели заключение, что человечество как целое более важно, чем один человек.
– Ты запнулся, говоря это, робот. Ты сам не веришь этому.
– Есть закон выше Первого Закона: «Робот не может повредить человечеству или своим бездействием допустить, чтобы человечеству был нанесен вред». Я думаю теперь об этом как о Нулевом Законе Роботехники. Тогда Первый Закон должен гласить: «Робот не может повредить человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен ущерб, если это не противоречит Нулевому Закону».
– И ты все еще держишься на ногах, робот? – фыркнула Василия.
– Все еще держусь на ногах.
– Тогда я тебе кое-что объясню, робот, и посмотрим, переживешь ли ты объяснение. Три Закона Роботехники относятся к отдельным людям и отдельным роботам. Ты можешь указать на индивидуального человека или индивидуального робота. Но что такое твое «человечество», как не абстракция? Можешь ты указать на человечество? Ты можешь повредить или не повредить определенному человеку и понять, был или не был причинен ущерб. А можешь ты повредить человечеству? Можешь ты понять этот вред? Можешь указать на него?
Дэниел молчал. Василия широко улыбнулась.
– Отвечай, робот. Можешь ты увидеть вред, нанесенный человечеству, и указать на него?
– Нет, мадам, не могу. Но я уверен, что такой вред все-таки может существовать, и вы видите, что я все еще на ногах.
– Тогда спроси Жискара, может ли и будет ли он повиноваться твоему Нулевому Закону Роботехники.
Дэниел повернул голову к Жискару.
– Друг Жискар?
Жискар медленно ответил:
– Я не могу принять Нулевой Закон, друг Дэниел. Ты знаешь, что я много читал о человеческой истории.
Я нашел в ней великие преступления, совершенные одними людьми против других, и всегда для этих преступлений находилось оправдание, что они, мол, совершались ради племени, государства или даже всего человечества. Как раз потому, что человечество – абстракция, так легко найти оправдание всему. Следовательно, твой Нулевой Закон не подходит.
– Но ты знаешь, друг Жискар, что сейчас опасность для человечества существует, и она наверняка даст плоды, если ты станешь собственностью мадам Василии. Это-то, по крайней мере, не абстракция.
– Опасность, о которой ты упоминаешь, не явно известна, а лишь предполагается. Мы не можем строить на этом действия по пренебрежению Тремя Законами.
Дэниел помолчал и тихо сказал:
– Но ты надеешься, что твое изучение человеческой истории поможет тебе установить законы, управляющие человеческим поведением, что ты научишься предсказывать и управлять человеческой историей или, по крайней мере, положить начало, так чтобы когда-нибудь кто-то тоже научился предсказывать и направлять ее.
Ты даже назвал эту технику «психоисторией». Разве в этом ты не имеешь дела с человеческим ковром? Разве ты не пытаешься работать с человечеством как с единым целым, а не как с собранием индивидуальных людей?
– Да, друг Дэниел, но это всего лишь надежда, и я не могу основывать свои действия только на надежде и не могу изменить Три Закона в соответствии с ней.
На это Дэниел ничего не ответил, а Василия сказала:
– Ну вот, робот, все твои попытки ни к чему не привели. Однако ты все еще стоишь на ногах. Ты на редкость упрям, а робот, который может отрицать Три Закона и все-таки функционировать, явно опасен для любого человека. По этой причине ты незамедлительно будешь демонтирован. Случай слишком опасный, чтобы обращаться к медлительному закону, тем более, что ты, в конце концов, только робот, а не человек, на которого стараешься походить.
– Миледи, – сказал Дэниел, – вы наверняка не можете сами вынести такое решение.
– А я все равно вынесу, а если и будут потом законные последствия, я их уничтожу.
– Вы лишите леди Глэдис и второго робота, на которого не претендовали.
– Она и Фастальф лишили меня моего робота Жискара более двух столетий назад, а я не думаю, что когда-нибудь расстроила их хоть на миг. Так что я не огорчусь тем, что отниму у нее робота. У нее много других роботов, а в Институте их тоже достаточно, чтобы проводить ее домой.
– Друг Жискар, может, ты разбудишь леди Глэдис, и она сумеет уговорить леди Василию…
Василия хмуро взглянула на Жискара и резко сказала:
– Нет, Жискар. Пусть женщина спит.
Жискар, шевельнувшийся было при словах Дэниела, застыл. Василия щелкнула пальцами. Дверь открылась, вошли четыре робота.
– Ты был прав, Дэниел, здесь четыре робота. Они демонтируют тебя, а я приказываю тебе не сопротивляться. А потом мы с Жискаром уладим все остальное, – она оглянулась через плечо на вошедших роботов. – Закройте дверь и быстро и эффективно размонтируйте этого робота, – она указала на Дэниела.
Роботы посмотрели на Дэниела и несколько секунд не двигались. Она сказала с нетерпением:
– Я же сказала, что он робот, и вы не должны обращать внимания на его человеческую внешность. Дэниел, скажи им, что ты робот.
– Я не робот, – сказал Дэниел, – и не буду сопротивляться.
Василия отошла в сторону, четыре робота двинулись вперед. Дэниел стоял, опустив руки. Он в последний раз взглянул на спящую Глэдис и повернулся к роботам.
Василия улыбнулась.
– Интересно будет.
Роботы остановились. Василия сказала:
– Беритесь за него.
Они не двигались. Василия стала растерянно поворачиваться к Жискару, но не завершила движения: мускулы ее ослабли, и она упала.
Жискар подхватил ее, усадил на полу, прислонив к стене, и сказал, задыхаясь:
– Мне нужно несколько секунд, а потом мы уйдем.
Эти секунды истекли. Глаза Василии оставались остекленелыми и расфокусированными. Ее роботы были неподвижны. Дэниел шагнул к Глэдис. Жискар пришел в себя и сказал роботам Василии:
– Охраняйте свою леди. Не позволяйте никому входить, пока она не проснется. Она проснется спокойной.
В это время Глэдис зашевелилась, и Дэниел помог ей встать. Она удивленно спросила:
– Кто эта женщина? Чьи роботы? Как она…
Жискар сказал твердо, но несколько устало:
– Потом, миледи. Я объясню. А сейчас нам нужно спешить.
И они ушли.
Часть пятая
Земля
XV. Священная планета
72
Амадейро прикусил губу, бросил взгляд на задумавшегося Мандамуса и сказал, как бы защищаясь:
– Она настаивала. Она говорила, что она одна может справиться с Жискаром, только она может оказать на него достаточно сильное влияние и предупредить его, чтобы он не пользовался своими ментальными силами.
– Вы никогда не говорили мне об этом, доктор Амадейро.
– Не о чем было говорить, молодой человек, и я не верил, что она права.
– А теперь верите?
– Полностью. Она ничего не помнит о том, что произошло…
– И МЫ тоже не знаем, что произошло.
Амадейро кивнул.
– И она ничего не помнит о том, что говорила мне раньше.
– А она не притворяется?
– Я видел ее энцефалограмму. Резко отличается от прежних.
– Есть шанс, что она со временем вспомнит?
Амадейро горестно покачал головой.
– Кто знает? Но я сомневаюсь.
– Ну, это неважно. Мы можем принять ее сообщение за истину и будем знать, что Жискар может оказывать влияние на мозг. Это ключевое знание, и теперь оно наше. В сущности даже хорошо, что наша коллега-роботехник провалилась с этим делом. Если бы Василия получила контроль над этим роботом, вы тоже очень скоро оказались бы под ее контролем. И я также, если предположить, что она сочла бы меня достаточно ценным для контроля.
Амадейро кивнул.
– Полагаю, что она держала в уме что-то вроде этого. Хотя сейчас трудно сказать, что у нее на уме. Она как будто – внешне, по крайней мере – нисколько не пострадала, если не считать специфической потери памяти. Все остальное она, видимо, помнит, но кто знает, как все это повлияло на ее более глубокие мыслительные процессы и на ее знания и опыт как роботехника.
Этот Жискар мог бы сделать из такого опытного человека, как она, чрезвычайно опасный феномен.
– Вам не приходило в голову, доктор Амадейро, что поселенцы, возможно, правы в своем недоверии к роботам?
– Почти приходило, Мандамус.
Мандамус потер руки.
– Из вашего подавленного настроения я делаю вывод, что все это дело было обнаружено уже после того, как Жискар покинул Аврору.
– Прекрасный вывод. Поселенческий капитан взял на свой корабль солярианку и двух ее роботов и отправился к Земле.
– Что же нам теперь делать?
– Мне кажется, это еще не провал, – медленно произнес Амадейро. – Если мы выполним наш проект, мы победим, есть Жискар, или нет его. А выполнить его мы можем. Что бы там Жискар ни делал с эмоциями, читать мысли он не может. Он, вероятно, способен сказать, когда волна эмоций проходит через головной мозг, может отличить одну эмоцию от другой, заменить одну на другую, внушить сон или амнезию – что-нибудь беззубое вроде этого. Но острого – не может. Он не ухватит слова или идеи.
– Вы в этом уверены?
– Она могла не знать. В конце концов, она не сумела взять контроль над роботом, хотя была уверена в своих силах. Это не слишком доказывает точность ее понимания.
– Однако я верю ей в этом. Для чтения мыслей понадобилась бы такая сложная система позитронных связей, что совершенно невероятно, как ребенок мог включить ее в робота два столетия назад. Это невозможно даже при нынешнем состоянии науки, Мандамус. Вы, конечно, согласитесь с этим.
– Хотелось бы так думать. Значит, они едут на Землю.
– Уверен в этом.
– Зачем порядочной, воспитанной женщине ехать на Землю?
– У нее нет выбора, если Жискар влияет на нее.
– А зачем Жискару нужно, чтобы она ехала туда? Не узнал ли он о нашем проекте? Вы, кажется, думаете, что нет.
– Возможно, что он не знает. Его мотивы для поездки могут быть ничем иным, как желанием поставить себя и солярианку вне нашей досягаемости.
– Не думаю, чтобы он боялся нас, если сумел справиться с Василией.
– Дальнобойное оружие, – ледяным тоном сказал Амадейро, – может поразить его. Его способности, вероятно, имеют ограниченную дальность.
Они базируются только на электромагнитном поле и ни на чем больше, так что чем он дальше от нас, тем слабее его мощь. Но тогда он обнаружит, что из поля действия НАШЕГО оружия он не вышел.
Мандамус нахмурился. Он чувствовал себя явно неуверенно.
– У вас, похоже, некосмонитская привязанность к насилию, доктор Амадейро. Хотя в данном случае сила, я полагаю, может быть дозволена.
– В данном случае? Когда робот способен вредить людям? Я бы считал так. Мы найдем предлог для отправки корабля в преследование. Вряд ли стоит объяснять истинную причину.
– Нет, – подчеркнуто сказал Мандамус. – Представьте себе, сколько будет желающих иметь личный контроль над таким роботом.
– Чего мы не можем позволить. И это вторая причина, по которой я считаю, что уничтожение робота – наиболее безопасный и предпочтительный путь.
– Вы, вероятно, правы, – неохотно сказал Мандамус, – но я не думаю, что разумно рассчитывать только на это уничтожение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Спасибо, мадам Василия. Много лет назад я сидел у смертного ложа землянина, о котором вы не велели мне упоминать. Могу ли я теперь упомянуть его имя, или вы и так знаете, о ком я говорю?
– Об этом полицейском, Бейли, – беззвучно сказала Василия.
– Да, мадам. Он сказал мне перед смертью: работа каждого индивидуума вносит вклад в целое и таким образом становится вечной частью целого. Это целое – сумма человеческих жизней, прошлых, настоящих и будущих, вроде ковра, существующего много тысячелетий, и он стал более прекрасным за все это время. Даже космониты являются частью ковра, они добавляют замысловатость и красоту его рисунку. Индивидуальная жизнь – это одна ниточка ковра, а что такое одна нитка по сравнению с целым? Дэниел, сказал он, держи свой мозг твердо направленным на ковер и не позволяй себе горевать из-за одной нитки.
– Слащавая сентиментальность! – пробормотала Василия.
– Я уверен, – продолжал Дэниел, – что партнер Илия хотел защитить меня от факта его скорой смерти. Он называл свою жизнь ниточкой ковра, это его жизнь была «одной выдернутой ниткой», чтобы я не огорчался. Его слова помогли мне в этом кризисе и защитили меня.
– Не сомневаюсь, – сказала Василия, – но выкладывай суть того, что превышает Первый Закон, потому что это и уничтожит тебя.
– Четыре десятилетия я обдумывал слова следователя Бейли. Я, вполне вероятно, понял бы их сразу, если бы на моем пути не стояли Три Закона.
В моих размышлениях мне помогал друг Жискар, который давно чувствовал, что Три Закона неполны.
Мне помогали также некоторые пункты недавней речи леди Глэдис в Поселенческом Мире.
Кроме того, этот теперешний кризис, леди Василия, обострил мое мышление. Теперь я знаю в чем именно неполны Три Закона.
– Робот, он же роботехник, – с легким презрением заметила Василия. – Каким же образом Три Закона неполны, робот?
– Ковер жизни важнее одной нити. Это приложимо не к одному моему партнеру Илии, а ко всем, и мы… и мы вывели заключение, что человечество как целое более важно, чем один человек.
– Ты запнулся, говоря это, робот. Ты сам не веришь этому.
– Есть закон выше Первого Закона: «Робот не может повредить человечеству или своим бездействием допустить, чтобы человечеству был нанесен вред». Я думаю теперь об этом как о Нулевом Законе Роботехники. Тогда Первый Закон должен гласить: «Робот не может повредить человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен ущерб, если это не противоречит Нулевому Закону».
– И ты все еще держишься на ногах, робот? – фыркнула Василия.
– Все еще держусь на ногах.
– Тогда я тебе кое-что объясню, робот, и посмотрим, переживешь ли ты объяснение. Три Закона Роботехники относятся к отдельным людям и отдельным роботам. Ты можешь указать на индивидуального человека или индивидуального робота. Но что такое твое «человечество», как не абстракция? Можешь ты указать на человечество? Ты можешь повредить или не повредить определенному человеку и понять, был или не был причинен ущерб. А можешь ты повредить человечеству? Можешь ты понять этот вред? Можешь указать на него?
Дэниел молчал. Василия широко улыбнулась.
– Отвечай, робот. Можешь ты увидеть вред, нанесенный человечеству, и указать на него?
– Нет, мадам, не могу. Но я уверен, что такой вред все-таки может существовать, и вы видите, что я все еще на ногах.
– Тогда спроси Жискара, может ли и будет ли он повиноваться твоему Нулевому Закону Роботехники.
Дэниел повернул голову к Жискару.
– Друг Жискар?
Жискар медленно ответил:
– Я не могу принять Нулевой Закон, друг Дэниел. Ты знаешь, что я много читал о человеческой истории.
Я нашел в ней великие преступления, совершенные одними людьми против других, и всегда для этих преступлений находилось оправдание, что они, мол, совершались ради племени, государства или даже всего человечества. Как раз потому, что человечество – абстракция, так легко найти оправдание всему. Следовательно, твой Нулевой Закон не подходит.
– Но ты знаешь, друг Жискар, что сейчас опасность для человечества существует, и она наверняка даст плоды, если ты станешь собственностью мадам Василии. Это-то, по крайней мере, не абстракция.
– Опасность, о которой ты упоминаешь, не явно известна, а лишь предполагается. Мы не можем строить на этом действия по пренебрежению Тремя Законами.
Дэниел помолчал и тихо сказал:
– Но ты надеешься, что твое изучение человеческой истории поможет тебе установить законы, управляющие человеческим поведением, что ты научишься предсказывать и управлять человеческой историей или, по крайней мере, положить начало, так чтобы когда-нибудь кто-то тоже научился предсказывать и направлять ее.
Ты даже назвал эту технику «психоисторией». Разве в этом ты не имеешь дела с человеческим ковром? Разве ты не пытаешься работать с человечеством как с единым целым, а не как с собранием индивидуальных людей?
– Да, друг Дэниел, но это всего лишь надежда, и я не могу основывать свои действия только на надежде и не могу изменить Три Закона в соответствии с ней.
На это Дэниел ничего не ответил, а Василия сказала:
– Ну вот, робот, все твои попытки ни к чему не привели. Однако ты все еще стоишь на ногах. Ты на редкость упрям, а робот, который может отрицать Три Закона и все-таки функционировать, явно опасен для любого человека. По этой причине ты незамедлительно будешь демонтирован. Случай слишком опасный, чтобы обращаться к медлительному закону, тем более, что ты, в конце концов, только робот, а не человек, на которого стараешься походить.
– Миледи, – сказал Дэниел, – вы наверняка не можете сами вынести такое решение.
– А я все равно вынесу, а если и будут потом законные последствия, я их уничтожу.
– Вы лишите леди Глэдис и второго робота, на которого не претендовали.
– Она и Фастальф лишили меня моего робота Жискара более двух столетий назад, а я не думаю, что когда-нибудь расстроила их хоть на миг. Так что я не огорчусь тем, что отниму у нее робота. У нее много других роботов, а в Институте их тоже достаточно, чтобы проводить ее домой.
– Друг Жискар, может, ты разбудишь леди Глэдис, и она сумеет уговорить леди Василию…
Василия хмуро взглянула на Жискара и резко сказала:
– Нет, Жискар. Пусть женщина спит.
Жискар, шевельнувшийся было при словах Дэниела, застыл. Василия щелкнула пальцами. Дверь открылась, вошли четыре робота.
– Ты был прав, Дэниел, здесь четыре робота. Они демонтируют тебя, а я приказываю тебе не сопротивляться. А потом мы с Жискаром уладим все остальное, – она оглянулась через плечо на вошедших роботов. – Закройте дверь и быстро и эффективно размонтируйте этого робота, – она указала на Дэниела.
Роботы посмотрели на Дэниела и несколько секунд не двигались. Она сказала с нетерпением:
– Я же сказала, что он робот, и вы не должны обращать внимания на его человеческую внешность. Дэниел, скажи им, что ты робот.
– Я не робот, – сказал Дэниел, – и не буду сопротивляться.
Василия отошла в сторону, четыре робота двинулись вперед. Дэниел стоял, опустив руки. Он в последний раз взглянул на спящую Глэдис и повернулся к роботам.
Василия улыбнулась.
– Интересно будет.
Роботы остановились. Василия сказала:
– Беритесь за него.
Они не двигались. Василия стала растерянно поворачиваться к Жискару, но не завершила движения: мускулы ее ослабли, и она упала.
Жискар подхватил ее, усадил на полу, прислонив к стене, и сказал, задыхаясь:
– Мне нужно несколько секунд, а потом мы уйдем.
Эти секунды истекли. Глаза Василии оставались остекленелыми и расфокусированными. Ее роботы были неподвижны. Дэниел шагнул к Глэдис. Жискар пришел в себя и сказал роботам Василии:
– Охраняйте свою леди. Не позволяйте никому входить, пока она не проснется. Она проснется спокойной.
В это время Глэдис зашевелилась, и Дэниел помог ей встать. Она удивленно спросила:
– Кто эта женщина? Чьи роботы? Как она…
Жискар сказал твердо, но несколько устало:
– Потом, миледи. Я объясню. А сейчас нам нужно спешить.
И они ушли.
Часть пятая
Земля
XV. Священная планета
72
Амадейро прикусил губу, бросил взгляд на задумавшегося Мандамуса и сказал, как бы защищаясь:
– Она настаивала. Она говорила, что она одна может справиться с Жискаром, только она может оказать на него достаточно сильное влияние и предупредить его, чтобы он не пользовался своими ментальными силами.
– Вы никогда не говорили мне об этом, доктор Амадейро.
– Не о чем было говорить, молодой человек, и я не верил, что она права.
– А теперь верите?
– Полностью. Она ничего не помнит о том, что произошло…
– И МЫ тоже не знаем, что произошло.
Амадейро кивнул.
– И она ничего не помнит о том, что говорила мне раньше.
– А она не притворяется?
– Я видел ее энцефалограмму. Резко отличается от прежних.
– Есть шанс, что она со временем вспомнит?
Амадейро горестно покачал головой.
– Кто знает? Но я сомневаюсь.
– Ну, это неважно. Мы можем принять ее сообщение за истину и будем знать, что Жискар может оказывать влияние на мозг. Это ключевое знание, и теперь оно наше. В сущности даже хорошо, что наша коллега-роботехник провалилась с этим делом. Если бы Василия получила контроль над этим роботом, вы тоже очень скоро оказались бы под ее контролем. И я также, если предположить, что она сочла бы меня достаточно ценным для контроля.
Амадейро кивнул.
– Полагаю, что она держала в уме что-то вроде этого. Хотя сейчас трудно сказать, что у нее на уме. Она как будто – внешне, по крайней мере – нисколько не пострадала, если не считать специфической потери памяти. Все остальное она, видимо, помнит, но кто знает, как все это повлияло на ее более глубокие мыслительные процессы и на ее знания и опыт как роботехника.
Этот Жискар мог бы сделать из такого опытного человека, как она, чрезвычайно опасный феномен.
– Вам не приходило в голову, доктор Амадейро, что поселенцы, возможно, правы в своем недоверии к роботам?
– Почти приходило, Мандамус.
Мандамус потер руки.
– Из вашего подавленного настроения я делаю вывод, что все это дело было обнаружено уже после того, как Жискар покинул Аврору.
– Прекрасный вывод. Поселенческий капитан взял на свой корабль солярианку и двух ее роботов и отправился к Земле.
– Что же нам теперь делать?
– Мне кажется, это еще не провал, – медленно произнес Амадейро. – Если мы выполним наш проект, мы победим, есть Жискар, или нет его. А выполнить его мы можем. Что бы там Жискар ни делал с эмоциями, читать мысли он не может. Он, вероятно, способен сказать, когда волна эмоций проходит через головной мозг, может отличить одну эмоцию от другой, заменить одну на другую, внушить сон или амнезию – что-нибудь беззубое вроде этого. Но острого – не может. Он не ухватит слова или идеи.
– Вы в этом уверены?
– Она могла не знать. В конце концов, она не сумела взять контроль над роботом, хотя была уверена в своих силах. Это не слишком доказывает точность ее понимания.
– Однако я верю ей в этом. Для чтения мыслей понадобилась бы такая сложная система позитронных связей, что совершенно невероятно, как ребенок мог включить ее в робота два столетия назад. Это невозможно даже при нынешнем состоянии науки, Мандамус. Вы, конечно, согласитесь с этим.
– Хотелось бы так думать. Значит, они едут на Землю.
– Уверен в этом.
– Зачем порядочной, воспитанной женщине ехать на Землю?
– У нее нет выбора, если Жискар влияет на нее.
– А зачем Жискару нужно, чтобы она ехала туда? Не узнал ли он о нашем проекте? Вы, кажется, думаете, что нет.
– Возможно, что он не знает. Его мотивы для поездки могут быть ничем иным, как желанием поставить себя и солярианку вне нашей досягаемости.
– Не думаю, чтобы он боялся нас, если сумел справиться с Василией.
– Дальнобойное оружие, – ледяным тоном сказал Амадейро, – может поразить его. Его способности, вероятно, имеют ограниченную дальность.
Они базируются только на электромагнитном поле и ни на чем больше, так что чем он дальше от нас, тем слабее его мощь. Но тогда он обнаружит, что из поля действия НАШЕГО оружия он не вышел.
Мандамус нахмурился. Он чувствовал себя явно неуверенно.
– У вас, похоже, некосмонитская привязанность к насилию, доктор Амадейро. Хотя в данном случае сила, я полагаю, может быть дозволена.
– В данном случае? Когда робот способен вредить людям? Я бы считал так. Мы найдем предлог для отправки корабля в преследование. Вряд ли стоит объяснять истинную причину.
– Нет, – подчеркнуто сказал Мандамус. – Представьте себе, сколько будет желающих иметь личный контроль над таким роботом.
– Чего мы не можем позволить. И это вторая причина, по которой я считаю, что уничтожение робота – наиболее безопасный и предпочтительный путь.
– Вы, вероятно, правы, – неохотно сказал Мандамус, – но я не думаю, что разумно рассчитывать только на это уничтожение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54