– Ну, доктор Мандамус, поскольку я все еще слушаю, и даже с большим терпением, чем сам предполагал, ответьте на вопрос, который вы так настойчиво поднимаете. Или у вас есть только вопрос, но не ответ?
– У меня есть ответ, – сказал Мандамус, – и он зависит от факта, что Земля уникальна еще в одном смысле.
– Разрешите угадать. Вы имеете в виду большой спутник. Но вы же не считаете, что это ваше открытие?
– Отнюдь, – сказал Мандамус, – но учтите, что большие спутники не редкость. Все известные большие спутники, кроме одного, вращаются вокруг газовых гигантов, но только спутник Земли – Луна – вращается вокруг планеты, не намного большей, чем сам спутник.
– Осмелюсь ли я еще раз употребить слово «случайность», доктор Мандамус?
– В этом случае, возможно, и случайность, но Луна остается уникальной.
– Пусть так, но какая связь между сателлитом и изобилием жизни на Земле?
– Это не совсем ясно, и связь может быть маловероятной, но куда более невероятно, что два таких необычных примера уникальности у одной планеты не были бы связаны между собой. И я нашел такую связь.
– Да? – быстро спросил Амадейро.
Теперь должен наступить безошибочный признак чокнутости. Амадейро украдкой взглянул на часы. Прошло не намного больше времени, чем он считал возможным потратить, но его любопытство росло.
– Луна, – сказал Мандамус, – медленно обходя вокруг Земли, производит приливно-отливной эффект на Земле. Большие приливы на Земле – следствие существования этого большого спутника.
Земное Солнце тоже производит приливы, но едва третью часть от лунных – так же, как и наше солнце производит малые приливы на Авроре.
Поскольку Луна отдаляется из-за своих приливно-отливных действий, она была гораздо ближе к Земле в ранней истории этой планетной системы. Чем ближе Луна к Земле, тем выше приливы на Земле. Эти приливы производили два важных эффекта: они сгибали земную кору, пока Земля вращалась, и замедляли вращение Земли. От этого сгибания и от трения приливных океанских вод о впадины морского дна вращательная энергия преобразовывалась в тепло. Следовательно, кора у Земли более тонкая, чем у известных нам пригодных для обитания планет.
– Но все это не имеет отношения к изобилию жизни на Земле, – сказал Амадейро. – Я думаю, доктор Мандамус, вам пора либо перейти к делу, либо уйти.
– Прошу вас, доктор Амадейро, потерпите еще немного. Важно понять дело, как только мы подойдем к нему. Я сделал тщательную компьютерную модель химического развития земной коры и мне стало ясно – я покажу вам все нужные сведения, если пожелаете, – что уран и торий собраны в земной коре и в верхней части мантии, и концентрация их в тысячу раз выше, чем в любом другом мире.
Более того, они собраны неровно, и на Земле есть карманы, где уран и торий сконцентрировались еще больше.
– И, как я понимаю, радиоактивность опасно высока?
– Нет, доктор Амадейро. Уран и торий очень слабо радиоактивны, и даже там, где они относительно сконцентрированы, они не слишком сконцентрированы в абсолютном смысле. Все это, повторяю, из-за наличия большого спутника.
– Значит, эта радиоактивность, даже если она недостаточна сильна, чтобы стать опасной для жизни, достаточна для увеличения степени мутации. Так, доктор Мандамус?
– Так. Наверное, время от времени случалось более быстрое вымирание, но и более быстрое развитие новых пород, что и дало огромное разнообразие и изобилие жизни. И постепенно только на одной Земле развились разум и цивилизация.
Амадейро кивнул. Пожалуй, молодой человек вовсе и не чокнутый. Он может ошибаться, но он в своем уме. А может, он и прав. Амадейро не был планетологом, так что ему нужно было заглянуть в книги, чтобы сказать уверенно, что Мандамус, как многие энтузиасты, открыл общеизвестное.
Но тут был более важный пункт, который следовало проверить немедленно. И он тихо спросил:
– Вы говорили о возможном уничтожении Земли. Какая связь между этим и уникальными свойствами Земли?
– Уникальные свойства можно использовать уникальным образом и способом, – так же тихо ответил Мандамус.
– Каким же – в этом конкретном случае?
– Прежде чем говорить о методе, доктор Амадейро, я должен объяснить, что физическая возможность уничтожения Земли зависит от вас.
– От меня?
– Да, – твердо сказал Мандамус. – Иначе зачем бы я пришел к вам с этим длинным рассказом? Я должен был убедить вас, что я знаю, о чем говорю, чтобы вы захотели сотрудничать со мной, и это будет существенно для моего успеха.
– А если бы я отказался, кто-нибудь другой мог послужить вашим целям?
– Я мог бы обратиться к другим, если бы вы отказались. Так вы отказываетесь?
– Вероятно, нет, но я хотел бы знать, насколько я важен для вас.
– Я бы сказал, не так важны, как я важен для вас. Вы должны сотрудничать со мной.
– Почему должен?
– Я бы хотел этого, если вы предпочитаете это слово. Но если вы желаете торжества Авроры и космонитов сейчас и на вечные времена над Землей и поселенцами, то вы должны сотрудничать со мной, нравится вам это или нет.
– Скажите мне точно, что я должен делать.
– Для начала скажите, правда ли, что Институт в прошлом конструировал гуманоидных роботов?
– Да. Мы сделали партию. Это было полтора-два столетия назад.
– Так давно? И что с ними случилось?
– Они не пригодились, – равнодушно ответил Амадейро.
Мандамус сел с выражением ужаса на лице.
– Их уничтожили?
Амадейро поднял брови.
– Кто же уничтожает дорогостоящих роботов? Они на складе. Энергетические элементы вынуты, а специальные долгодействующие батареи сохраняют минимальную жизнь в позитронных цепях.
– Их можно снова привести в полное действие?
– Уверен, что можно.
Правая рука Мандамуса стукнула по ручке кресла.
– Тогда мы победим!
XII. План и дочь

52
Амадейро давно уже не думал о человекообразных роботах. Это была болезненная мысль, и он с некоторым трудом заставил свой мозг не затрагивать эту тему. И вот теперь Мандамус неожиданно расшевелил ее.
Гуманоидный робот был крупным козырем Фастальфа в те далекие годы, когда Амадейро был в миллиметре от того, чтобы перехватить игру, козыри и все остальное.
Фастальф спроектировал и построил двух гуманоидных роботов (один из которых существовал и поныне), и никто больше не мог этого сделать, даже целый Институт Роботехники.
В своем великом провале Амадейро сумел спасти эту козырную карту. Фастальф был вынужден опубликовать проект гуманоидного робота.
Это означало, что этих роботов можно было создать, и они были созданы, но оказались нежелательными. Аврорцы не приняли их в свое общество.
Амадейро скривил рот от неприятного воспоминания. Каким-то образом стало известно, что солярианка пользовалась одним из гуманоидных роботов Фастальфа, Джандером, в сексуальных целях. В теории аврорцы не возражали против такой ситуации, но на практике ни мужчины, ни женщины Авроры не были в восторге от мысли, что их заменят роботы-мужчины и роботы-женщины.
Институт изо всех вил доказывал, что гуманоидные роботы предназначаются не для самой Авроры, а для того, чтобы служить первой волной пионеров, которая засеет и обустроит новые пригодные для жизни планеты, а в дальнейшем, когда эти планеты станут комфортабельными, их заселят аврорцы.
Это также было отвергнуто. Кто-то назвал гуманоидных роботов «раскалывающим клином», выражение распространилось, и Институт вынужден был отступить.
Амадейро упорно настаивал на сохранении «в нафталине» уже созданных роботов для возможного употребления в будущем – употребления, которое так и не материализовалось.
Почему так возражали против человекообразных роботов? Амадейро чувствовал слабый возврат раздражения, которое отравило ему жизнь много десятилетий назад. Сам Фастальф, пусть неохотно, но согласился поддерживать проект и, надо отдать ему справедливость, действительно поддерживал его, хотя и не с тем красноречием, с каким он выступал в тех делах, к которым лежало его сердце. Но и это не помогло.
И все-таки… все-таки… если у Мандамуса есть реальный проект, могущий сработать и требующий роботов…
У Амадейро не было больших оснований для мистических криков типа «так даже лучше, и так будет», однако он с трудом удерживался от таких мыслей, пока лифт опускал их на нижний подземный уровень – единственное место на Авроре, которое чуточку напоминало пресловутые Стальные Пещеры Земли.
Мандамус по знаку Амадейро вышел из кабины лифта и очутился в тускло освещенном коридоре. Там было прохладно и дул мягкий вентилирующий ветер. Мандамус слегка вздрогнул.
– Сюда мало кто ходит, – заметил Амадейро.
– Мы глубоко под Землей? – спросил Мандамус.
– Около пятнадцати метров. Здесь много уровней. На этом складированы гуманоидные роботы, – Амадейро остановился, как бы задумываясь, но затем твердо свернул влево. – Сюда.
– Никаких указывающих знаков?
– Я же сказал, сюда мало кто ходит. А те, кто ходит, знают где найти то, что им нужно.
Они подошли к массивной двери. С каждой стороны ее стояло по роботу. Обычные роботы, не человекообразные. Мандамус критически оглядел их.
– Простая модель.
– Очень простая. Не думаете же вы, что мы поставим что-то изысканное для охраны двери, – он возвысил голос и произнес бесстрастно: – Я Келдин Амадейро, Глава.
Глаза обоих роботов вспыхнули. Роботы отошли от двери, и та бесшумно ушла вверх. Амадейро, проходя с Мандамусом мимо роботов, сказал спокойно:
– Оставьте дверь открытой и дайте освещение.
– Не думаю, чтобы любой мог сюда войти, – сказал Мандамус.
– Конечно, нет. Эти роботы знают мою внешность и голос и требуют того и другого, прежде чем откроют дверь, – и добавил как бы про себя: – На Внешних Мирах не нужно никаких замков и ключей. Роботы всегда верно охраняют нас.
– Я иногда думаю, – задумчиво сказал Мандамус, – что если бы аврорец позаимствовал один из тех бластеров, какие поселенцы вечно таскают с собой, то здесь для него не было бы запертых дверей. Уничтожь роботов и иди куда хочешь, делай что хочешь.
Амадейро метнул на него злобный взгляд.
– Какому космониту придет в голову пользоваться таким оружием на Внешних Мирах? Мы живем без оружия и без насилия. Разве вы не понимаете, что именно поэтому я посвятил свою жизнь уничтожению Земли и ее отравленного племени? Да, конечно, у нас было когда-то насилие, но это было очень давно, когда Внешние Миры только начали создаваться и мы еще не избавились от земного яда, который привезли с собой, и еще не научились ценить безопасность, даваемую роботами. Разве мир и безопасность не дороже боев? Планеты без насилия! Планеты, управляемые разумом! Разве правильно, что мы уступаем новые миры короткоживущим варварам, которые, как вы говорите, повсюду таскают с собой оружие?
– Однако, – пробормотал Мандамус, – вы готовы на насилие, чтобы уничтожить Землю.
– Это насилие кратковременное и целенаправленное, это цена, которую мы заплатим за то, чтобы покончить с насилием навеки.
– Я достаточно космонит, – сказал Мандамус, – чтобы желать даже в этом случае минимального насилия.
Они вошли в большое, действительно напоминающее пещеру помещение. Стены и потолок тут же осветились рассеянным, неярким светом.
– Ну, вы этого хотели, доктор Мандамус? – спросил Амадейро.
Мандамус огляделся вокруг и остолбенел. Наконец он смог выговорить:
– Невероятно!
Там стоял добрый полк людей, чуть более живых, чем если бы это были статуи, но много менее живых, чем казалось бы, например, спящие.
– Они стоят, – прошептал Мандамус.
– Так они занимают меньше места.
– Но они стоят около полутора столетий. Они НЕ МОГУТ остаться в рабочем состоянии. Их сочленения наверняка застыли, а органы разрушены.
Амадейро пожал плечами.
– Возможно. Но даже если сочленения испорчены, никаких проблем, их можно заменить. Вопрос – будет ли для этого причина.
– Причина должна быть, – сказал Мандамус и оглядел всех по очереди. Все роботы смотрели чуть-чуть в разных направлениях и, казалось, будто они готовы нарушить строй. – У каждого своя внешность, – сказал он. – Они различны по росту, сложению и прочему.
– Да. Вас это удивляет? Мы же планировали сделать их в последующем пионерами в освоении новых планет. Именно поэтому мы хотели, чтобы они были по возможности как люди, и мы делали их индивидуумами, как жители Авроры. Вам это не кажется сентиментальностью?
– Отнюдь. Я рад, что они такие. Я прочел все, что мог, о двух первых гуманоидных формах, созданных Фастальфом – Дэниеле Оливо и Джандере Пэнеле. Я видел их голограммы, и они казались одинаковыми.
– Да, – нетерпеливо сказал Амадейро, – не только одинаковые, они практически были карикатурой на идеального космонита. Это уж романтизм Фастальфа. Я уверен, что он создал бы расу взаимозаменяемых гуманоидных роботов обоих полов с этаким неземным добрым взглядом, который делал бы их полностью нелюдьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54