Данло с радостью обнаружил, что ни мяса, ни других животных продуктов на Таннахилле не употребляют, но он заметил, что многие Архитекторы не в состоянии позволить себе разнообразную, необходимую для здоровья растительную пищу. Харру это угнетало. Сколько бы новых пищевых фабрик ни строили роботы, сказала она, как бы глубоко ни вгрызались они в землю, добывая минералы и расчищая новые места для теплиц, ее дети все равно не могут наесться как следует.
Данло не сомневался в ее искренности. Его грела доброта темных глаз Харры и ее ранимость. Свой сан, как он узнал после, она получила не только благодаря своему острому уму и силе духа, но и потому, что с благоговением относилась к Эде и заботилась о других — даже о тех, кто осуждал ее и считал своим врагом. Ни один Верховный Архитектор со времен возникновения эдеизма не потерпел бы, пожалуй, открытого неуважения, которое выказывал ей Бертрам Джаспари. Но Харра видела в нем, как и в каждом Архитекторе, дитя Церкви — а значит, дитя Эде, дитя Бога.
— Мы должны извиниться перед вами за слова старейшины Бертрама. Грань между подлинной страстью к Богу и обыкновенной горячностью тонка, как лезвие бритвы. Трудно порой судить, перешел ее человек или нет.
— Да, трудно, — согласился Данло.
— Мы просим также извинения за поступок старейшины Джанегга. Мы все еще пытаемся обнаружить, как ему удалось пронести тлолт в зал Койвунеймина.
— Возможно, ему помогли.
— Нам не хочется верить, что кто-то из наших детей вступил в заговор, чтобы убить вас.
— Но ведь одни люди всегда убивали других?
— О да. Но как ни ужасна программа убийства, есть другие, еще более страшные. Вы были гостем в нашем святом Храме. Заговор, имеющий целью убить вас в этом священном месте, есть заговор против нас, против самого сана Верховного Архитектора. Следовательно, это хакр против Бога.
— Хакр?
— Сознательное негативное действие. Подчинение программе, противной вселенской Программе Бога.
— Понятно.
— Нам хотелось бы верить, что старейшина Джанегг действовал один. И что причиной этих действий был талав.
— Талав — это сбой в чьем-то личном программировании, да?
— Совершенно верно, сбой. Каждый из нас может подпасть под влияние негативных программ, ведущих человека к заблуждению.
К безумию, подумал Данло, вспомнив взгляд Джанегга и глаза других, которых он встречал прежде. Лишиться разума возможно всегда.
— Остается, однако, загадкой, — продолжала Харра, — как Джанегг сумел войти в Храм неочищенным, не освободившись от своего талава или хакра.
Данло, жуя хлеб, вспомнил судьбу своей бабушки, дамы Мойры Рингесс, и спросил:
— А не мог ли воин-поэт запрограммировать старейшину Джанегга на убийство?
Этот простой вопрос заставил Харру удивленно вскинуть брови.
— Мы не уверены, что вы подразумеваете, говоря “запрограммировать”.
Данло съел кусочек горьковатого тильбита и стал объяснять, как воины-поэты в давние времена разработали технику слель-мимирования, которой пользовались для ликвидации и контроля. Они заражают свою жертву микроскопическими роботами-бактериями, и те через кровь попадают в мозг. Там эти микросборщики заменяют нейроны миллионными слоями органических схем, мимируя разум и превращая человека в рабски повинующуюся машину. Кроме того, воины-поэты знают тайные наркотики, которые используют для контроля над людьми. Есть ли возможность, что Малаклипс мимировал старейшину Джанегга или впрыснул ему такой наркотик?
— Мы так не думаем, — ответила Харра. — До Койвунеймина Малаклипс и старейшина Джанегг ни разу не встречались.
— Странно все же, правда? Малаклипс, видимо, был готов убить старейшину Джанегга, как только тот убьет меня. Ликвидировать убийцу — это старая методика. Она известна еще с тех времен, когда Александр убил своего отца Филиппа Македонского на Старой Земле.
— Мы мало что знаем о Старой Земле, — вздохнула Харра и снова прикрыла глаза, как бы творя молитву. Потом осторожно надкусила тильбит и сказала: — Нам хотелось бы верить, что Малаклипс убил старейшину Джанегга случайно.
— Не странно ли, что эта случайность сделала открытие правды невозможным?
— Пожалуйста, скажите, что думаете об этом вы.
— Когда пуля взорвалась у старейшины Джанегга в голове, спасти его индивидуальность стало невозможно, да?
— Да. Взрыв полностью уничтожил его мозг и сделал невозможным закладку программ личности старейшины Джанегга в вечный компьютер. Ему отказано в преображении, и это страшная судьба. Но мы верим, что его еще можно спасти.
— Правда?
— В конце времен, в точке омега, когда Эде и вселенная станут единым целым, все Достойные будут спасены. Эде вберет в свою бесконечную память всю материю и энергию — и загрузит всю когда-либо существовавшую информацию. И тогда Он вспомнит старейшину Джанегга. Он запустит программу его души и его личности, и старейшина Джанегг вместе с другими Достойными Архитекторами будет жить вечно.
Данло, стараясь подавить улыбку, потер шрам над глазом.
— Значит, через сто миллиардов лет мы наконец узнаем, зачем старейшина Джанегг пытался убить меня. Но теперь расшифровать программы его погубленного мозга невозможно.
— Это так, — признала Харра, показав этим, что понимает позицию Данло. — Мы тоже думали об этом. Если заговор с целью убить вас действительно существовал, если кто-то запрограммировал старейшину Джанегга на убийство, а затем планировал убить его самого — тогда любой вид смерти, оставляющий мозг нетронутым, поставил бы заговорщиков под удар.
— Ведь ваши сканеры способны считывать память уже мертвого, но не пострадавшего мозга?
— В стадии умирания это, во всяком случае, возможно. — Харра выпила немного чая. — Но нам не хочется верить, что Бертрам Джаспари или кто-либо другой мог запрограммировать старейшину Джанегга на вражду и ненависть к вам.
— Ненавидеть способен любой. — Внезапная боль прошила голову Данло, и он зажал глаза рукой, как будто это ему выстрелили в мозг из тлолта. — Любой способен… изнутри, сам по себе.
— Да, любой, — согласилась Харра. — Чудо в том, что вы исцелили старейшину Джанегга от его ненависти.
— Но я…
— Вы очистили его от этой страшной негативности своим дыханием и светом своих глаз. Мы видели это собственными глазами, пилот. Видели, как вы переписали эту ужасную программу.
— Но Джанегг сам исцелился. Я только сыграл ему мелодию.
Харра, приложив руку к чайнику, устремила на него долгий взгляд.
— “Человек, не знающий страха, который исцелит живых”.
Данло улыбнулся при мысли о том, что Харра и другие Архитекторы могут видеть в нем исполнителя их древнего пророчества, но тут же посерьезнел.
— Я никого не исцелил. Старейшина Джанегг мертв.
— Мы думаем, что вы человек редкий и необыкновенный.
— Да нет же, я только…
— И какие замечательные вещи вы совершаете! Кто бы мог подумать, что вы наденете на себя священный шлем и найдете дорогу в наш Храм?
— Но разве шлем лежит на алтаре не для того, чтобы гости могли присутствовать на вашей контактной церемонии?
— Да, это так. Но мы еще ни разу не принимали у себя наманов.
— Даже наманы, — улыбнулся Данло, — умеют находить дорогу в кибернетических пространствах.
— Известные нам прежде наманы этого не умели. И даже дети Церкви долго обучаются протоколу контакта с компьютером.
— Но я — дитя звезд. Я пилот легкого корабля, а у пилотов вся жизнь проходит в контакте с компьютером.
— И вам знакомы все степени воспроизведения?
— Больше, чем кому-либо в Ордене, исключая цефиков.
Харра отпила еще глоток и вздохнула.
— Некоторые скажут, что мы должны были убедиться в этом, прежде чем предоставлять вам священный шлем.
— Например, Бертрам Джаспари?
Харра кивнула.
— Найдутся такие, которые скажут, что наману нельзя даже смотреть на священный шлем, а уж тем более надевать его на себя.
— Мне очень жаль.
— Нет. Это наша оплошность. Нам не приходило в голову, что вы вдруг воспроизведетесь в контактном зале.
— Вы хотите сказать — в виртуальном контактном зале?
Харра снова кивнула.
— Чуть ли не весь Таннахилл присутствовал в этом зале вместе с вами, пилот. Сто миллиардов Достойных видели, как вы преклоняете колени перед вечным компьютером Эде в вашей черной пилотской форме.
Точно ворон в стае китикеша, подумал Данло, вспомнив, как стоял на коленях среди всех этих мужчин и женщин в безупречно белых кимоно.
— Но я видел всего несколько тысяч молящихся, — сказал он.
— Это один из парадоксов воспроизведения, не так ли, пилот? — улыбнулась Харра.
— Да, наверное.
Они закончили завтракать. Харра прочла благодарственную молитву за ниспосланную им пищу, встала и прошлась по комнате. Казалось, что жизненная энергия переполняет ее, как птицу — и она, как птичка колибри, порхала с места на место, поправляя зеркало на стене, ощипывая сухие листья с комнатных растений, трогая лицо статуи Николоса Дару Эде.
Данло нравилось наблюдать за ней, нравилось изящество, которое она вкладывала во все свои движения, а еще больше — то, что она непрерывно осознавала себя как реализацию крохотной частицы Программы, написанной Богом для вселенной. Это сознание окрашивало все, что она делала. До того, как стать Святой Иви, она была эталоном секты юриддиков и верила, что жить следует строго по программам, изложенным в “Схемах”. Но она подчинялась этим правилам не слепо, как мог бы подчиняться ивиомил. Ее побуждали соблюдать их не фундаментализм и не страх, а скорее благоговение перед жизнью.
Весь Архитекторский порядок ее бытия: пища, которую она ела и от которой воздерживалась, ее молитвы, ее слова и мысли, ее сношения со своим мужем — каждая деталь ее жизни должна была отражать ее любовь к Богу. Идеал эдеизма состоит в том, чтобы привносить Бога во все жизненные моменты и видеть бесконечный лик Эде в таких конечных вещах, как цветок или, скажем, пластмассовая чашка. В то время как ивиомилы и даже многие юриддики ценили “Схемы” только за то, что те указывают человеку благополучный способ существования во вселенной, полной самой поразительной техники, Харра поклонялась “Схемам” ради них самих. Каждая “схема”, каждая молитва перед контактом или ритуальная формула, произносимая при рождении внуков, были для нее символическими жестами, дающими ей возможность сознавать Бога еще полнее. Все религиозные предметы в ее комнате, от образника и статуэток Эде до священного шлема, были священной кибернетикой, предписываемой “Схемами” всем Достойным. Каждая отдельная “схема” и каждое физическое воплощение идеалов “Схем” служили ей точкой контакта с божественным.
Харра жила в надежде, что ее народ взирает на Программу Эде для человека так же, как они взирает на таинственный лик Эде на дальней стене: с послушанием, с благодарностью, с верой и прежде всего с благоговейным изумлением.
— Мы прожили долгую жизнь, — задумчиво сказала Харра, возвращаясь к столу и Садясь. — И видели много странных и чудесных вещей. Но самым странным, на наш взгляд, было явление со звезд пилота по имени Данло ви Соли Рингесс, ищущего центр вселенной.
— Я ищу не только его.
— Да, конечно, — еще лекарство от чумы, которую вы называете медленным злом. Но мы боимся, что здесь вы его не найдете.
Данло молчал, глядя на свое черное пилотское кольцо.
— Не думаем мы также, что вы найдете на Таннахилле своего отца.
— Я не говорил, что ищу отца.
— Нет, не говорили. — Старое лицо Харры озарилось добротой. — Да вам и не нужно было. Выслушав рассказ воина-поэта и посмотрев на вас, мы заключили, что вы все-таки ищете этого человека — если он по-прежнему человек.
— Я… никогда не знал его.
— Тот, кто ищет своего отца, ищет себя. Кто вы, Данло ви Соли Рингесс? Мы все хотели бы это знать.
Данло снова промолчал, глядя в окно на океан.
— Что ж, — вздохнула Харра, — может быть, нам тогда лучше обсудить то, что вы ищете как посол своего Ордена. И как эмиссар нараинов.
— Я ищу только мира. Неужели найти его нет никакой возможности?
— Мы тоже ищем мирного решения проблемы еретиков.
— Правда?
Харра, отпив глоток мятного чая, медленно кивнула.
— Но другие цели вашего Ордена осуществить, возможно, будет труднее.
— Я только пилот. — Данло взял чашку теплого чая, налитую ему Харрой. — Я клялся только найти Таннахилл — ничего более. Возможно, мне следует вернуться к правителям моего Ордена, чтобы они направили к вам настоящего посла.
— Может быть, и так — со временем. Но сейчас у меня в доме гостите вы, а не кто-то другой. Вы, а не другой, излечили старейшину Джанегга — светом своих глаз, пилот, и своим чудесным дыханием.
Данло, глядя на мудрое лицо Харры, отпил глоток чая.
— Но мелодии, которые я играю на своей флейте, — какое отношение они имеют к тому, ради чего я поклялся найти Таннахилл?
— Самое прямое, быть может. — Харра поднесла к губам чашку и одарила Данло загадочной улыбокой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Данло не сомневался в ее искренности. Его грела доброта темных глаз Харры и ее ранимость. Свой сан, как он узнал после, она получила не только благодаря своему острому уму и силе духа, но и потому, что с благоговением относилась к Эде и заботилась о других — даже о тех, кто осуждал ее и считал своим врагом. Ни один Верховный Архитектор со времен возникновения эдеизма не потерпел бы, пожалуй, открытого неуважения, которое выказывал ей Бертрам Джаспари. Но Харра видела в нем, как и в каждом Архитекторе, дитя Церкви — а значит, дитя Эде, дитя Бога.
— Мы должны извиниться перед вами за слова старейшины Бертрама. Грань между подлинной страстью к Богу и обыкновенной горячностью тонка, как лезвие бритвы. Трудно порой судить, перешел ее человек или нет.
— Да, трудно, — согласился Данло.
— Мы просим также извинения за поступок старейшины Джанегга. Мы все еще пытаемся обнаружить, как ему удалось пронести тлолт в зал Койвунеймина.
— Возможно, ему помогли.
— Нам не хочется верить, что кто-то из наших детей вступил в заговор, чтобы убить вас.
— Но ведь одни люди всегда убивали других?
— О да. Но как ни ужасна программа убийства, есть другие, еще более страшные. Вы были гостем в нашем святом Храме. Заговор, имеющий целью убить вас в этом священном месте, есть заговор против нас, против самого сана Верховного Архитектора. Следовательно, это хакр против Бога.
— Хакр?
— Сознательное негативное действие. Подчинение программе, противной вселенской Программе Бога.
— Понятно.
— Нам хотелось бы верить, что старейшина Джанегг действовал один. И что причиной этих действий был талав.
— Талав — это сбой в чьем-то личном программировании, да?
— Совершенно верно, сбой. Каждый из нас может подпасть под влияние негативных программ, ведущих человека к заблуждению.
К безумию, подумал Данло, вспомнив взгляд Джанегга и глаза других, которых он встречал прежде. Лишиться разума возможно всегда.
— Остается, однако, загадкой, — продолжала Харра, — как Джанегг сумел войти в Храм неочищенным, не освободившись от своего талава или хакра.
Данло, жуя хлеб, вспомнил судьбу своей бабушки, дамы Мойры Рингесс, и спросил:
— А не мог ли воин-поэт запрограммировать старейшину Джанегга на убийство?
Этот простой вопрос заставил Харру удивленно вскинуть брови.
— Мы не уверены, что вы подразумеваете, говоря “запрограммировать”.
Данло съел кусочек горьковатого тильбита и стал объяснять, как воины-поэты в давние времена разработали технику слель-мимирования, которой пользовались для ликвидации и контроля. Они заражают свою жертву микроскопическими роботами-бактериями, и те через кровь попадают в мозг. Там эти микросборщики заменяют нейроны миллионными слоями органических схем, мимируя разум и превращая человека в рабски повинующуюся машину. Кроме того, воины-поэты знают тайные наркотики, которые используют для контроля над людьми. Есть ли возможность, что Малаклипс мимировал старейшину Джанегга или впрыснул ему такой наркотик?
— Мы так не думаем, — ответила Харра. — До Койвунеймина Малаклипс и старейшина Джанегг ни разу не встречались.
— Странно все же, правда? Малаклипс, видимо, был готов убить старейшину Джанегга, как только тот убьет меня. Ликвидировать убийцу — это старая методика. Она известна еще с тех времен, когда Александр убил своего отца Филиппа Македонского на Старой Земле.
— Мы мало что знаем о Старой Земле, — вздохнула Харра и снова прикрыла глаза, как бы творя молитву. Потом осторожно надкусила тильбит и сказала: — Нам хотелось бы верить, что Малаклипс убил старейшину Джанегга случайно.
— Не странно ли, что эта случайность сделала открытие правды невозможным?
— Пожалуйста, скажите, что думаете об этом вы.
— Когда пуля взорвалась у старейшины Джанегга в голове, спасти его индивидуальность стало невозможно, да?
— Да. Взрыв полностью уничтожил его мозг и сделал невозможным закладку программ личности старейшины Джанегга в вечный компьютер. Ему отказано в преображении, и это страшная судьба. Но мы верим, что его еще можно спасти.
— Правда?
— В конце времен, в точке омега, когда Эде и вселенная станут единым целым, все Достойные будут спасены. Эде вберет в свою бесконечную память всю материю и энергию — и загрузит всю когда-либо существовавшую информацию. И тогда Он вспомнит старейшину Джанегга. Он запустит программу его души и его личности, и старейшина Джанегг вместе с другими Достойными Архитекторами будет жить вечно.
Данло, стараясь подавить улыбку, потер шрам над глазом.
— Значит, через сто миллиардов лет мы наконец узнаем, зачем старейшина Джанегг пытался убить меня. Но теперь расшифровать программы его погубленного мозга невозможно.
— Это так, — признала Харра, показав этим, что понимает позицию Данло. — Мы тоже думали об этом. Если заговор с целью убить вас действительно существовал, если кто-то запрограммировал старейшину Джанегга на убийство, а затем планировал убить его самого — тогда любой вид смерти, оставляющий мозг нетронутым, поставил бы заговорщиков под удар.
— Ведь ваши сканеры способны считывать память уже мертвого, но не пострадавшего мозга?
— В стадии умирания это, во всяком случае, возможно. — Харра выпила немного чая. — Но нам не хочется верить, что Бертрам Джаспари или кто-либо другой мог запрограммировать старейшину Джанегга на вражду и ненависть к вам.
— Ненавидеть способен любой. — Внезапная боль прошила голову Данло, и он зажал глаза рукой, как будто это ему выстрелили в мозг из тлолта. — Любой способен… изнутри, сам по себе.
— Да, любой, — согласилась Харра. — Чудо в том, что вы исцелили старейшину Джанегга от его ненависти.
— Но я…
— Вы очистили его от этой страшной негативности своим дыханием и светом своих глаз. Мы видели это собственными глазами, пилот. Видели, как вы переписали эту ужасную программу.
— Но Джанегг сам исцелился. Я только сыграл ему мелодию.
Харра, приложив руку к чайнику, устремила на него долгий взгляд.
— “Человек, не знающий страха, который исцелит живых”.
Данло улыбнулся при мысли о том, что Харра и другие Архитекторы могут видеть в нем исполнителя их древнего пророчества, но тут же посерьезнел.
— Я никого не исцелил. Старейшина Джанегг мертв.
— Мы думаем, что вы человек редкий и необыкновенный.
— Да нет же, я только…
— И какие замечательные вещи вы совершаете! Кто бы мог подумать, что вы наденете на себя священный шлем и найдете дорогу в наш Храм?
— Но разве шлем лежит на алтаре не для того, чтобы гости могли присутствовать на вашей контактной церемонии?
— Да, это так. Но мы еще ни разу не принимали у себя наманов.
— Даже наманы, — улыбнулся Данло, — умеют находить дорогу в кибернетических пространствах.
— Известные нам прежде наманы этого не умели. И даже дети Церкви долго обучаются протоколу контакта с компьютером.
— Но я — дитя звезд. Я пилот легкого корабля, а у пилотов вся жизнь проходит в контакте с компьютером.
— И вам знакомы все степени воспроизведения?
— Больше, чем кому-либо в Ордене, исключая цефиков.
Харра отпила еще глоток и вздохнула.
— Некоторые скажут, что мы должны были убедиться в этом, прежде чем предоставлять вам священный шлем.
— Например, Бертрам Джаспари?
Харра кивнула.
— Найдутся такие, которые скажут, что наману нельзя даже смотреть на священный шлем, а уж тем более надевать его на себя.
— Мне очень жаль.
— Нет. Это наша оплошность. Нам не приходило в голову, что вы вдруг воспроизведетесь в контактном зале.
— Вы хотите сказать — в виртуальном контактном зале?
Харра снова кивнула.
— Чуть ли не весь Таннахилл присутствовал в этом зале вместе с вами, пилот. Сто миллиардов Достойных видели, как вы преклоняете колени перед вечным компьютером Эде в вашей черной пилотской форме.
Точно ворон в стае китикеша, подумал Данло, вспомнив, как стоял на коленях среди всех этих мужчин и женщин в безупречно белых кимоно.
— Но я видел всего несколько тысяч молящихся, — сказал он.
— Это один из парадоксов воспроизведения, не так ли, пилот? — улыбнулась Харра.
— Да, наверное.
Они закончили завтракать. Харра прочла благодарственную молитву за ниспосланную им пищу, встала и прошлась по комнате. Казалось, что жизненная энергия переполняет ее, как птицу — и она, как птичка колибри, порхала с места на место, поправляя зеркало на стене, ощипывая сухие листья с комнатных растений, трогая лицо статуи Николоса Дару Эде.
Данло нравилось наблюдать за ней, нравилось изящество, которое она вкладывала во все свои движения, а еще больше — то, что она непрерывно осознавала себя как реализацию крохотной частицы Программы, написанной Богом для вселенной. Это сознание окрашивало все, что она делала. До того, как стать Святой Иви, она была эталоном секты юриддиков и верила, что жить следует строго по программам, изложенным в “Схемах”. Но она подчинялась этим правилам не слепо, как мог бы подчиняться ивиомил. Ее побуждали соблюдать их не фундаментализм и не страх, а скорее благоговение перед жизнью.
Весь Архитекторский порядок ее бытия: пища, которую она ела и от которой воздерживалась, ее молитвы, ее слова и мысли, ее сношения со своим мужем — каждая деталь ее жизни должна была отражать ее любовь к Богу. Идеал эдеизма состоит в том, чтобы привносить Бога во все жизненные моменты и видеть бесконечный лик Эде в таких конечных вещах, как цветок или, скажем, пластмассовая чашка. В то время как ивиомилы и даже многие юриддики ценили “Схемы” только за то, что те указывают человеку благополучный способ существования во вселенной, полной самой поразительной техники, Харра поклонялась “Схемам” ради них самих. Каждая “схема”, каждая молитва перед контактом или ритуальная формула, произносимая при рождении внуков, были для нее символическими жестами, дающими ей возможность сознавать Бога еще полнее. Все религиозные предметы в ее комнате, от образника и статуэток Эде до священного шлема, были священной кибернетикой, предписываемой “Схемами” всем Достойным. Каждая отдельная “схема” и каждое физическое воплощение идеалов “Схем” служили ей точкой контакта с божественным.
Харра жила в надежде, что ее народ взирает на Программу Эде для человека так же, как они взирает на таинственный лик Эде на дальней стене: с послушанием, с благодарностью, с верой и прежде всего с благоговейным изумлением.
— Мы прожили долгую жизнь, — задумчиво сказала Харра, возвращаясь к столу и Садясь. — И видели много странных и чудесных вещей. Но самым странным, на наш взгляд, было явление со звезд пилота по имени Данло ви Соли Рингесс, ищущего центр вселенной.
— Я ищу не только его.
— Да, конечно, — еще лекарство от чумы, которую вы называете медленным злом. Но мы боимся, что здесь вы его не найдете.
Данло молчал, глядя на свое черное пилотское кольцо.
— Не думаем мы также, что вы найдете на Таннахилле своего отца.
— Я не говорил, что ищу отца.
— Нет, не говорили. — Старое лицо Харры озарилось добротой. — Да вам и не нужно было. Выслушав рассказ воина-поэта и посмотрев на вас, мы заключили, что вы все-таки ищете этого человека — если он по-прежнему человек.
— Я… никогда не знал его.
— Тот, кто ищет своего отца, ищет себя. Кто вы, Данло ви Соли Рингесс? Мы все хотели бы это знать.
Данло снова промолчал, глядя в окно на океан.
— Что ж, — вздохнула Харра, — может быть, нам тогда лучше обсудить то, что вы ищете как посол своего Ордена. И как эмиссар нараинов.
— Я ищу только мира. Неужели найти его нет никакой возможности?
— Мы тоже ищем мирного решения проблемы еретиков.
— Правда?
Харра, отпив глоток мятного чая, медленно кивнула.
— Но другие цели вашего Ордена осуществить, возможно, будет труднее.
— Я только пилот. — Данло взял чашку теплого чая, налитую ему Харрой. — Я клялся только найти Таннахилл — ничего более. Возможно, мне следует вернуться к правителям моего Ордена, чтобы они направили к вам настоящего посла.
— Может быть, и так — со временем. Но сейчас у меня в доме гостите вы, а не кто-то другой. Вы, а не другой, излечили старейшину Джанегга — светом своих глаз, пилот, и своим чудесным дыханием.
Данло, глядя на мудрое лицо Харры, отпил глоток чая.
— Но мелодии, которые я играю на своей флейте, — какое отношение они имеют к тому, ради чего я поклялся найти Таннахилл?
— Самое прямое, быть может. — Харра поднесла к губам чашку и одарила Данло загадочной улыбокой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84