Их компьютеры заглядывали в речевые центры его мозга и расшифровывали багряные облачка загорающихся там нейронов.
Выделяя из этих красивых узоров индивидуальные мысли, компьютеры прослеживали электрохимические импульсы, идущие от мозга к нервам языка и горла, и таким образом предсказывали произносимые Данло слова.
Они читали то, что находилось на поверхности, но Данло чувствовал, что в более глубокие его мысли или в память эта электронная телепатия не проникает. Это сознательное ограничение сканирующих процессов входило в этику Трансцендентальных Единств. Для них, как и для всех воспроизведенных в Поле нараинов, человеческое сознание было священно, как храм. Человек должен делиться собой с другими лишь в той степени, которая желательна ему. Как правило, для этого отбирается все самое лучшее: мудрые идеи, благородные мысли, гармоничные эмоции — три базовых элемента личности, которые нараины определяют как добро, правду и красоту. Как плохо они видят меня, думал Данло. Как мало желают видеть.
Но некоторые Единства, возможно, видели его лучше, чем ему представлялось. Вернее, он вызывал у них больше надежд, поскольку они сосредоточивались на тех его чертах и талантах, которые, по их мнению, делали его идеальным послом к Архитекторам Старой Церкви. Эти Единства стояли за то, чтобы открыть ему местонахождение Таннахилла, но другие, видимо, еще колебались. Способность доверить свою судьбу этому странному пришельцу со звезд почти не укладывалась в их мировоззрение.
Горячие дебаты о том, как им следует поступить, продолжались долго. Такие Единства, как Аэзир, Нинлиль и Шахар, решительно возражали против передачи Данло какой-либо информации о Таннахилле. Их бурные эмоции проявлялись в пульсации рубиновых огней. Затем Шахар, который до сих пор выражал свое несогласие чуть ли не криком, вдруг переменил свое мнение, решил проявить рассудительность, озарил Данло своим светом и выступил с поразительным предложением: Мы приглашаем Данло ей Соли Рингесса разделить наше Единство. Мы хотели бы узнать его поближе, изнутри, приняв его разум в свой. Лишь тогда мы сможем решить, следует ли показывать ему искомую им звезду.
Шахар пообещал, что, если Данло сумеет убедить его в своей правоте, он будет отстаивать его, Данло, дело перед другими Единствами, особенно перед Нинлилем, Шивой и их многочисленными сторонниками, возражающими против открытия любой информации. Откровенность этого предложения, пусть даже разумного во многих отношениях, шокировала обычно безмятежные Единства. Это было все равно как если бы одинокая женщина предложила совершить совокупление с инопланетянином иного вида — или с собакой.
Согласен ли ты разделить нашу сущность, Данло ей Соли Рингесс?
Над прудами повисла тишина. Катура Дару и другие светозарные, еще не вышедшие за пределы самих себя, смотрели на Данло с завистью и почтением, а 4084 Трансцендентальных Единства замерли без движения, как звезды в зимнюю ночь. Абраксас, Маралах, Мананнан и Тир — все ждали в сияющем молчании, оплетающем Данло световой сетью.
— Хорошо, — сказал Данло звонко и смело, хотя в животе у него крутило так, словно он поел несвежей рыбы. — Я разделю ваше Единство.
Тогда войди.
Светозарный Данло пристально посмотрел на Шахар, улыбнулся странности того, что намеревался сделать, поклонился и сделал свой первый шаг навстречу Единству.
Глава 15
ЕДИНСТВО
Несуществующее (материальное) преходяще, вечное (душа) не претерпевает изменений.
Бхагавад-гита, 2:16
Светящаяся сфера по имени Шахар отделилась от других Единств и подплыла к Данло. Она висела всего в нескольких дюймах над плоской мокрой скалой, и Данло почему-то понял, что должен идти в ее свет, как в открытую дверь. Он понял это и пошел, осторожно ступая по скользкому камню.
Свет Шахара был так силен, что он заслонил рукой глаза. Когда он подошел совсем близко, Единство разверзлось перед ним, подобно пасти кита. Шахар поистине был велик и красив, как кит-косатка — а возможно, столь же свиреп, плотояден и дик.
Неужели это так трудно, Данло ей Соли Рингесс?
Данло сделал последний шаг к Шахару, и ему показалось, что он вступил в чистый пруд — или, скорее, вошел в радугу.
Все метафоры, по правде говоря, утратили силу внутри этого сияющего существа по имени Шахар. На миг светозарное тело Данло слилось с телом Единства, и это было так, будто он пил из бутылки жидкое вино света. Хмельной свет чуть не поглотил его целиком, но Данло помнил, кто он в реальности и как оказался здесь.
Вот она, ловушка, о которой предупреждал меня Эде, подумал он. Этот золотой свет — мед, а я — пчела.
Данло закрыл глаза и попытался вспомнить свое подлинное “я”, сидящее на красной подушке в зале собраний. Там же, в ярком пластиковом роботе, сидит настоящая Лиесвир Ивиосс, а другие десять частей Шахара сидят в других залах собраний или лежат в темных комнатах квартир, думая свои индивидуальные мысли и переживая свои индивидуальные чувства. Они воспроизведены в Поле так же, как и Данло, — только они составляют Единство и поэтому временно лишены индивидуальности. Они сошлись там, на великой горе над водопадом, и слились в Единство по имени Шахар. У них все общее: мысли, мечты и эмоции. Они дополняют мысли друг друга и обтачивают свои индивидуальные “я”, чтобы взаимно дополнять свои темпераменты. Их чувство отдельности испаряется, как льдинка под жарким солнцем, и они соединяются в общую световую сферу.
Шахар лукав, подумал Данло, но сам себя считает тонким и талантливым.
Данло открыл глаза и увидел Шахар изнутри, где свет его существа был не столь ярок и уже не слепил глаза. Прозрев снова, Данло стал сознавать присутствие других людей, составляющих плоть и душу Шахара. Их было одиннадцать, и каждый воспроизвел себя в той же светозарно-радужной форме, что и сам Данло. Он узнал Лиесвир Ивиосс по ярко-алым линиям страсти и гордости. Другие трансценденталы ассоциировались с другими именами: Германа Палл, Сул Ивиасталир, Иврия Таль, Мараль Аштрот, Адаль Дей Чу, Хусмахаман, Атара иви Химене, Дункан Ививич, Ананда иви Ситисат и Ордандо Эде.
Но имена в сияющих пределах Шахара не имели значения.
Значение имели только высшие качества личности, различные аспекты добра, правды и красоты, из которых и создавалось Единство. Это созидание высшего целого из многих частей было непрерывно длящимся произведением искусства. В некотором смысле Шахар всегда оставался незавершенным; душа этого эволюционирующего существа росла непрерывно и во всех направлениях, как фравашийский ковер, одна золотая нить за другой.
Я тоже должен добавить что-то в их ткань, подумал Данло. На один момент или навечно.
Ему казалось, что Лиесвир Ивиосс и ее соединники ткут Шахар движениями своих сияющих тел. Они порхали, как бабочки, кружились, ныряли, взмывали и парили в общем облаке света, творя свой бескрылый, невесомый, почти вневременной танец. Двое из них, например, Иврия Таль и Мараль Аштрот, постоянно совокуплялись — но не в человеческом смысле, не так, как это делают мужчина и женщина: у всех соединников, включая и самого Данло, между ног не было и намека на грубые, животные половые органы.
Они соединялись скорее как призраки, пронизывая друг друга своими светящимися телами, как две амебы, раскрывающие свои внешние мембраны и сливающие воедино свою цитоплазму. Если процесс шел успешно, двое (а иногда и трое) человек становились единым целым; это единое двуполое существо росло и сияло все ярче, руки у него делались длинными, как у эталона из миров Бодхи Люс, глаза горели, как звезды. В каждый момент внутри сферы Шахара существовало только десять или девять, а иногда только восемь, семь или шесть индивидуальных существ. Наибольшей завершенности Шахар достигал, когда все одиннадцать его частей полностью сливались в Одно — то Трансцендентальное Единство, которое опьяняло Данло своим медовым голосом и затягивало его в глубину, как пилота, попавшего в поле гравитации голубой звезды-гиганта.
Как я могу быть вместе с таким множеством людей? — думал Данло. Как я могу быть единым со столь многими, которые уже Одно?
Ему всегда было трудно приспосабливаться к другим. Нараинские трансценденталы всю жизнь работают над достижением желанного единства. Когда общая душа подгоняется под идеал добра, правды и красоты, сложности единения с добавлением к Единству каждой новой части растут почти в геометрической прогрессии. Но чем больше трудности, тем больше и радость. Данло пришел к выводу, что радость — именно то, ради чего живут нараины. Из радости они и построят ловушку для меня, подумал он.
Поскольку Шахар и другие Единства не верят ему и не хотят допускать его на Таннахилл, они попытаются удержать его на Новом Алюмите (вернее, в сверкающем блаженстве Поля) единственным доступным им способом. Но что это будет за радость?
Скорее всего на его мозг будет действовать вполне реальное логическое поле зала собраний. Компьютеры, наверное, запрограммированы на стимуляцию его нейронов, на выделение из клеток мозга эндорфинов, эпинефрина, серотонина и других психических химикалий. Скоро для него, возможно, настанет момент нейротрансмиттерного шторма, сверкания молний и насквозь искусственного блаженства, известного ему как электронное самадхи. Но, возможно, нараинам нет нужды полагаться на столь примитивную механическую технику. Общая телепатия Шахара, пьянящая и глубокая, вполне способна растворить его в стихии экстаза.
“Данло Звездный, ты должен впустить нас в себя”.
“Мне нечего скрывать”.
“Ты должен сам войти в нас”.
“Вот так? ”
“Почти. Сначала ты должен отпустить себя”.
“Свое “я”? ”
“Ты должен освободиться от страха. От затаенной ненависти и склонности к отчаянию. От всех негативных эмоций. Отпусти их”.
“Но разве эти эмоции — не часть меня самого? ”
“Они часть Данло из Невернеса, но никоим образом не должны быть частью Данло из Шахара”.
“Правда? ”
“Шахар должен оставаться чистым. Лишь при идеальной интеграции добра, правды и красоты можем мы достичь высшей добродетели”.
“И эта добродетель — не что иное, как чистая радость? ”
“Почти так. Но радость — это только часть красоты, только одна из высших добродетелей”.
“Значит, вы ищете трансцендентальной добродетели. Более высокой, чем радость”.
“Бесконечно более высокой”.
“Добродетели превыше всех добродетелей? ”
“Вот ты почти и понял”.
“Вы ищете добродетели, которая… ” “… превыше себя и всего, что… ” “… совершенно само по себе. Она отражает… ” “… весь мир, ибо это… ” “… любовь… ” “… только любовь и ничего более… ” “… любовь внутри себя самой, как зеркало… ” “… которое превыше любви… ” “… она смотрит в него и видит только любовь… ” “… любовь любовь любовь… ” На какой-то момент Данло потерял себя в электронной телепатии Единства Шахар и почувствовал, что в его потоке сознания плывет кто-то еще. Этот другой или другие добавляли к его мыслям свои и порой дополняли их. Он сам тоже соприкасался с чьими-то мыслями. Его мысли при этом оставались его мыслями, а чужие — чужими, но вместе они создавали единство разума за пределами их отдельных “я”. Это слияние сознаний напоминало Данло фравашийскую фугу, когда Старые Отцы вместе поют свои прекрасные песни, переплетая мелодии, как золотые и серебряные нити ковра. Из их пения почти чудодейственным образом возникает единая мелодия, изобилующая индивидуальными красками и мотивами, но завершенная в своем движении к одной всеобъемлющей, трансцендентальной теме.
Любовь — это тайна вселенной, думал Данло. По крайней мере он думал, что думает так сам по себе. Но теперь, когда сознание одиннадцати других вливалось в него потоками золотого света, стало почти невозможно судить, какие мысли его, а какие — нет.
Любовь — это цель жизни.
Где-то над прудами и водопадом, льющемся каскадами с великой горы, плавала в воздухе сияющая сфера по имени Шахар. А внутри Шахара плавал Данло, и еще одиннадцать сияющих существ плавали вокруг него и сквозь него, трогали его руки и грудь, водили сияющими пальцами по его жемчужно-гладкому телу, по шее, по лицу. Ему было трудно видеть эти существа такими, какие они есть, потому что они беспрестанно переливались радужными огнями, от красного до фиолетового, от оранжевого до золотого, и их зыбкие формы все время менялись. В одном из них, как казалось Данло, он распознал Диесвир Ивиосс.
Что до других, то он никак не мог определить по их переменчивым, как ртуть, телам, как они выглядят в реальной жизни. Впрочем, это едва ли имело значение — то, что они представляют собой там, в низшем мире камней, деревьев и пластмассовых комнат, в мире под названием “гетик”, вынуждающем их дышать, есть и испражняться. Молодые или старые, тонкие или толстые, красивые или уродливые — здесь, в Поле, в заветном кибернетическом раю, они всегда воспроизводились в виде сияющих, прекрасных существ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Выделяя из этих красивых узоров индивидуальные мысли, компьютеры прослеживали электрохимические импульсы, идущие от мозга к нервам языка и горла, и таким образом предсказывали произносимые Данло слова.
Они читали то, что находилось на поверхности, но Данло чувствовал, что в более глубокие его мысли или в память эта электронная телепатия не проникает. Это сознательное ограничение сканирующих процессов входило в этику Трансцендентальных Единств. Для них, как и для всех воспроизведенных в Поле нараинов, человеческое сознание было священно, как храм. Человек должен делиться собой с другими лишь в той степени, которая желательна ему. Как правило, для этого отбирается все самое лучшее: мудрые идеи, благородные мысли, гармоничные эмоции — три базовых элемента личности, которые нараины определяют как добро, правду и красоту. Как плохо они видят меня, думал Данло. Как мало желают видеть.
Но некоторые Единства, возможно, видели его лучше, чем ему представлялось. Вернее, он вызывал у них больше надежд, поскольку они сосредоточивались на тех его чертах и талантах, которые, по их мнению, делали его идеальным послом к Архитекторам Старой Церкви. Эти Единства стояли за то, чтобы открыть ему местонахождение Таннахилла, но другие, видимо, еще колебались. Способность доверить свою судьбу этому странному пришельцу со звезд почти не укладывалась в их мировоззрение.
Горячие дебаты о том, как им следует поступить, продолжались долго. Такие Единства, как Аэзир, Нинлиль и Шахар, решительно возражали против передачи Данло какой-либо информации о Таннахилле. Их бурные эмоции проявлялись в пульсации рубиновых огней. Затем Шахар, который до сих пор выражал свое несогласие чуть ли не криком, вдруг переменил свое мнение, решил проявить рассудительность, озарил Данло своим светом и выступил с поразительным предложением: Мы приглашаем Данло ей Соли Рингесса разделить наше Единство. Мы хотели бы узнать его поближе, изнутри, приняв его разум в свой. Лишь тогда мы сможем решить, следует ли показывать ему искомую им звезду.
Шахар пообещал, что, если Данло сумеет убедить его в своей правоте, он будет отстаивать его, Данло, дело перед другими Единствами, особенно перед Нинлилем, Шивой и их многочисленными сторонниками, возражающими против открытия любой информации. Откровенность этого предложения, пусть даже разумного во многих отношениях, шокировала обычно безмятежные Единства. Это было все равно как если бы одинокая женщина предложила совершить совокупление с инопланетянином иного вида — или с собакой.
Согласен ли ты разделить нашу сущность, Данло ей Соли Рингесс?
Над прудами повисла тишина. Катура Дару и другие светозарные, еще не вышедшие за пределы самих себя, смотрели на Данло с завистью и почтением, а 4084 Трансцендентальных Единства замерли без движения, как звезды в зимнюю ночь. Абраксас, Маралах, Мананнан и Тир — все ждали в сияющем молчании, оплетающем Данло световой сетью.
— Хорошо, — сказал Данло звонко и смело, хотя в животе у него крутило так, словно он поел несвежей рыбы. — Я разделю ваше Единство.
Тогда войди.
Светозарный Данло пристально посмотрел на Шахар, улыбнулся странности того, что намеревался сделать, поклонился и сделал свой первый шаг навстречу Единству.
Глава 15
ЕДИНСТВО
Несуществующее (материальное) преходяще, вечное (душа) не претерпевает изменений.
Бхагавад-гита, 2:16
Светящаяся сфера по имени Шахар отделилась от других Единств и подплыла к Данло. Она висела всего в нескольких дюймах над плоской мокрой скалой, и Данло почему-то понял, что должен идти в ее свет, как в открытую дверь. Он понял это и пошел, осторожно ступая по скользкому камню.
Свет Шахара был так силен, что он заслонил рукой глаза. Когда он подошел совсем близко, Единство разверзлось перед ним, подобно пасти кита. Шахар поистине был велик и красив, как кит-косатка — а возможно, столь же свиреп, плотояден и дик.
Неужели это так трудно, Данло ей Соли Рингесс?
Данло сделал последний шаг к Шахару, и ему показалось, что он вступил в чистый пруд — или, скорее, вошел в радугу.
Все метафоры, по правде говоря, утратили силу внутри этого сияющего существа по имени Шахар. На миг светозарное тело Данло слилось с телом Единства, и это было так, будто он пил из бутылки жидкое вино света. Хмельной свет чуть не поглотил его целиком, но Данло помнил, кто он в реальности и как оказался здесь.
Вот она, ловушка, о которой предупреждал меня Эде, подумал он. Этот золотой свет — мед, а я — пчела.
Данло закрыл глаза и попытался вспомнить свое подлинное “я”, сидящее на красной подушке в зале собраний. Там же, в ярком пластиковом роботе, сидит настоящая Лиесвир Ивиосс, а другие десять частей Шахара сидят в других залах собраний или лежат в темных комнатах квартир, думая свои индивидуальные мысли и переживая свои индивидуальные чувства. Они воспроизведены в Поле так же, как и Данло, — только они составляют Единство и поэтому временно лишены индивидуальности. Они сошлись там, на великой горе над водопадом, и слились в Единство по имени Шахар. У них все общее: мысли, мечты и эмоции. Они дополняют мысли друг друга и обтачивают свои индивидуальные “я”, чтобы взаимно дополнять свои темпераменты. Их чувство отдельности испаряется, как льдинка под жарким солнцем, и они соединяются в общую световую сферу.
Шахар лукав, подумал Данло, но сам себя считает тонким и талантливым.
Данло открыл глаза и увидел Шахар изнутри, где свет его существа был не столь ярок и уже не слепил глаза. Прозрев снова, Данло стал сознавать присутствие других людей, составляющих плоть и душу Шахара. Их было одиннадцать, и каждый воспроизвел себя в той же светозарно-радужной форме, что и сам Данло. Он узнал Лиесвир Ивиосс по ярко-алым линиям страсти и гордости. Другие трансценденталы ассоциировались с другими именами: Германа Палл, Сул Ивиасталир, Иврия Таль, Мараль Аштрот, Адаль Дей Чу, Хусмахаман, Атара иви Химене, Дункан Ививич, Ананда иви Ситисат и Ордандо Эде.
Но имена в сияющих пределах Шахара не имели значения.
Значение имели только высшие качества личности, различные аспекты добра, правды и красоты, из которых и создавалось Единство. Это созидание высшего целого из многих частей было непрерывно длящимся произведением искусства. В некотором смысле Шахар всегда оставался незавершенным; душа этого эволюционирующего существа росла непрерывно и во всех направлениях, как фравашийский ковер, одна золотая нить за другой.
Я тоже должен добавить что-то в их ткань, подумал Данло. На один момент или навечно.
Ему казалось, что Лиесвир Ивиосс и ее соединники ткут Шахар движениями своих сияющих тел. Они порхали, как бабочки, кружились, ныряли, взмывали и парили в общем облаке света, творя свой бескрылый, невесомый, почти вневременной танец. Двое из них, например, Иврия Таль и Мараль Аштрот, постоянно совокуплялись — но не в человеческом смысле, не так, как это делают мужчина и женщина: у всех соединников, включая и самого Данло, между ног не было и намека на грубые, животные половые органы.
Они соединялись скорее как призраки, пронизывая друг друга своими светящимися телами, как две амебы, раскрывающие свои внешние мембраны и сливающие воедино свою цитоплазму. Если процесс шел успешно, двое (а иногда и трое) человек становились единым целым; это единое двуполое существо росло и сияло все ярче, руки у него делались длинными, как у эталона из миров Бодхи Люс, глаза горели, как звезды. В каждый момент внутри сферы Шахара существовало только десять или девять, а иногда только восемь, семь или шесть индивидуальных существ. Наибольшей завершенности Шахар достигал, когда все одиннадцать его частей полностью сливались в Одно — то Трансцендентальное Единство, которое опьяняло Данло своим медовым голосом и затягивало его в глубину, как пилота, попавшего в поле гравитации голубой звезды-гиганта.
Как я могу быть вместе с таким множеством людей? — думал Данло. Как я могу быть единым со столь многими, которые уже Одно?
Ему всегда было трудно приспосабливаться к другим. Нараинские трансценденталы всю жизнь работают над достижением желанного единства. Когда общая душа подгоняется под идеал добра, правды и красоты, сложности единения с добавлением к Единству каждой новой части растут почти в геометрической прогрессии. Но чем больше трудности, тем больше и радость. Данло пришел к выводу, что радость — именно то, ради чего живут нараины. Из радости они и построят ловушку для меня, подумал он.
Поскольку Шахар и другие Единства не верят ему и не хотят допускать его на Таннахилл, они попытаются удержать его на Новом Алюмите (вернее, в сверкающем блаженстве Поля) единственным доступным им способом. Но что это будет за радость?
Скорее всего на его мозг будет действовать вполне реальное логическое поле зала собраний. Компьютеры, наверное, запрограммированы на стимуляцию его нейронов, на выделение из клеток мозга эндорфинов, эпинефрина, серотонина и других психических химикалий. Скоро для него, возможно, настанет момент нейротрансмиттерного шторма, сверкания молний и насквозь искусственного блаженства, известного ему как электронное самадхи. Но, возможно, нараинам нет нужды полагаться на столь примитивную механическую технику. Общая телепатия Шахара, пьянящая и глубокая, вполне способна растворить его в стихии экстаза.
“Данло Звездный, ты должен впустить нас в себя”.
“Мне нечего скрывать”.
“Ты должен сам войти в нас”.
“Вот так? ”
“Почти. Сначала ты должен отпустить себя”.
“Свое “я”? ”
“Ты должен освободиться от страха. От затаенной ненависти и склонности к отчаянию. От всех негативных эмоций. Отпусти их”.
“Но разве эти эмоции — не часть меня самого? ”
“Они часть Данло из Невернеса, но никоим образом не должны быть частью Данло из Шахара”.
“Правда? ”
“Шахар должен оставаться чистым. Лишь при идеальной интеграции добра, правды и красоты можем мы достичь высшей добродетели”.
“И эта добродетель — не что иное, как чистая радость? ”
“Почти так. Но радость — это только часть красоты, только одна из высших добродетелей”.
“Значит, вы ищете трансцендентальной добродетели. Более высокой, чем радость”.
“Бесконечно более высокой”.
“Добродетели превыше всех добродетелей? ”
“Вот ты почти и понял”.
“Вы ищете добродетели, которая… ” “… превыше себя и всего, что… ” “… совершенно само по себе. Она отражает… ” “… весь мир, ибо это… ” “… любовь… ” “… только любовь и ничего более… ” “… любовь внутри себя самой, как зеркало… ” “… которое превыше любви… ” “… она смотрит в него и видит только любовь… ” “… любовь любовь любовь… ” На какой-то момент Данло потерял себя в электронной телепатии Единства Шахар и почувствовал, что в его потоке сознания плывет кто-то еще. Этот другой или другие добавляли к его мыслям свои и порой дополняли их. Он сам тоже соприкасался с чьими-то мыслями. Его мысли при этом оставались его мыслями, а чужие — чужими, но вместе они создавали единство разума за пределами их отдельных “я”. Это слияние сознаний напоминало Данло фравашийскую фугу, когда Старые Отцы вместе поют свои прекрасные песни, переплетая мелодии, как золотые и серебряные нити ковра. Из их пения почти чудодейственным образом возникает единая мелодия, изобилующая индивидуальными красками и мотивами, но завершенная в своем движении к одной всеобъемлющей, трансцендентальной теме.
Любовь — это тайна вселенной, думал Данло. По крайней мере он думал, что думает так сам по себе. Но теперь, когда сознание одиннадцати других вливалось в него потоками золотого света, стало почти невозможно судить, какие мысли его, а какие — нет.
Любовь — это цель жизни.
Где-то над прудами и водопадом, льющемся каскадами с великой горы, плавала в воздухе сияющая сфера по имени Шахар. А внутри Шахара плавал Данло, и еще одиннадцать сияющих существ плавали вокруг него и сквозь него, трогали его руки и грудь, водили сияющими пальцами по его жемчужно-гладкому телу, по шее, по лицу. Ему было трудно видеть эти существа такими, какие они есть, потому что они беспрестанно переливались радужными огнями, от красного до фиолетового, от оранжевого до золотого, и их зыбкие формы все время менялись. В одном из них, как казалось Данло, он распознал Диесвир Ивиосс.
Что до других, то он никак не мог определить по их переменчивым, как ртуть, телам, как они выглядят в реальной жизни. Впрочем, это едва ли имело значение — то, что они представляют собой там, в низшем мире камней, деревьев и пластмассовых комнат, в мире под названием “гетик”, вынуждающем их дышать, есть и испражняться. Молодые или старые, тонкие или толстые, красивые или уродливые — здесь, в Поле, в заветном кибернетическом раю, они всегда воспроизводились в виде сияющих, прекрасных существ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84