– Но если мы в черной дыре, то мы давно уже должны быть мертвы. – Американец вытер рукой выступивший на лбу пот. – Чудовищное тяготение, чудовищные плотности…
Борис, не отвечая, долго смотрел на монитор, словно взглядом пытаясь заставить гравитометр показать что-то другое, а не эту красную полоску, упершуюся в самый верх экрана.
– Все правильно, – наконец сказал он.
– Что правильно?
– Мы у Бога.
– Что, вот эта черная дыра, в которой мы непонятно как еще живы, и есть обитель Бога? Дыра – Его апартаменты?
– Ну, скорее всего, Его апартаменты – гиперпространство, а это так, загородная резиденция. А ведь такой вариант Хохлов предполагал. Но я с этими астероидными событиями совсем выпустил из головы его слова.
– Какие слова? Да объясни ты все толком.
– Сейчас, Хью, сейчас, дорогой. Дай собраться с мыслями. – Борис энергично потер лицо руками. – Значит, так. Как, по-твоему, должен предстать перед нами Бог?
– Ммм… не знаю. А как раньше Он являлся людям?
– В Священном Писании сказано, что человек Его лицезреть не может. Поэтому от Него являлся либо ангел, либо Его мысли озвучивал какой-нибудь человек, которого впоследствии называли пророком, Мессией, святым. Вариантов много.
– А ангел это…
– Не знаю. Наше циничное просвещенное время обозвало это программой-голограммой Высшего Разума. – Борис пожат плечами.
– Так почему сейчас перед нами не появится этот ангел-программа-голограмма?
– Ты много от меня хочешь. Не знаю. Очевидно, каждое время требует своих декораций. Согласись, одним из обязательных признаков божественности является демонстрация чего-то необычного, чудесного, поражающего воображение людей.
– Черная дыра… да, ты прав, воображение это поражает. И самое большое чудо, что мы еще живы. Мы же, считай, будто находимся в атомном ядре.
– А вот тут ты не прав. Черная дыра, как мне объяснял академик Хохлов, это не обязательно громадные плотности. Теоретически могут быть дыры, плотность которых в десятки раз меньше плотности воздуха.
– Неужели?
– Поверь мне на слово, вернее, Хохлову. И я начинаю понимать, почему мы именно здесь. – Борис чуть улыбнулся вопросительно глядящему на него американцу. – Дело в том, что в черной дыре пространственные и временные координаты могут поменяться местами.
– Как это?
– Если в обычном пространстве, пройдя, допустим, пять километров, ты прошел именно пять километров, то здесь пять километров могут обозначать, что ты перескочил, к примеру, пять веков.
– Не понимаю.
– Попробую объяснить на пальцах, как и объясняли мне. Для простоты будем рассматривать не трех-, а двухмерное пространство, причем вообразим его себе в виде куска гибкой пленки. Направим ось времени перпендикулярно этой пленке. А теперь поместим на пленку тяжелый шар и начнем постепенно его сжимать, имитируя силу гравитации. Пленка под шаром будет изгибаться все сильнее и сильнее, пока, наконец, стенка «вмятины» не станет вертикальной. Мы получили модель черной дыры. Нетрудно заметить, что некто, путешествующий по стенке «вмятины», будет, таким образом, перемещаться по оси времени. А, как ты понимаешь, по всем законам, мы сейчас падаем к центру черной дыры.
– Но так можно заглянуть в будущее!
– Наверное, можно, – последовал спокойный ответ.
Американец еще раз оглядел экраны внешнего обзора:
– Если это загородная резиденция, то каков должен быть центральный офис?!
Соединенные Штаты Америки. Нью-Йорк.
31 августа 2192 года. Суббота. 20.15 по местному времени.
День Веселья, единственный день в году, когда отключаются «надсмотрщики», пульсировал фейерверками, карнавалами, музыкой и веселыми криками людей. В пустынном кафе сидели двое. Двое стариков.
– Ты как? Оклемался? Как рука?
– Кое-как. Эскулапы особенно и не старались. Зачем? Через неделю все равно читать «Быть или не быть». А потом мне уже совершенно будут не нужны старая сломанная рука вкупе с захламленной печенкой, прохудившимся сердцем и прочими проржавевшими органами.
– Ну, проржавевшей твою голову назвать трудно.
– Голова уже тоже туго соображает.
– Ничего себе туго. Такое придумала, что даже Главного Компа обманула. – Сказав это, Игорь Николаевич спокойно сделал глоток кофе.
За окнами кафе гремел салют, и сполохи разноцветных огней попеременно надевали на беседующих людей красные, синие, зеленые маски.
– Что-то я тебя не понимаю, – жестко сказал бывший программист.
– Ваня, спокойно. Я твой друг – это раз. Сегодня День Веселья. У всех чипы отключены. Так что о нашем разговоре никто никогда не узнает. Это два. И в-третьих. Это я убедил Совет Развития утвердить вердикт Главного Компьютера.
– А что, Совет был против?
– Некоторые говорили, что этот случай с сосной и экспрессом подозрителен и необходима тщательная проверка.
– А ты?
– Я сказал, что если Совет проголосует против решения Главного Компьютера, сказавшего «да», то это бросит большущую тень на Совет. И так очень многие недовольны тем, что Совет говорит «да» для некоторых знаменитостей, когда Машина говорит «нет». А тут обыкновенный гражданин, и ему Совет говорит «нет». Все скажут, что приберегли место для какой-нибудь отвергнутой звезды. А выборы в Совет, между прочим, не за горами. А ты, вместо того чтобы благодарить, кулаки на меня сжимаешь.
– Игорь, прости, нервы. Даже не знаю, как тебя отблагодарить.
– Действительно, это трудная задача. Особенно если учесть, что я сделал так, что тебя и Бориса будут обновлять в один день!
– Игорь! Все, в следующей жизни я твой должник!
– Гм… я бы предпочел начать еще в этой.
– Согласен! А как ты понял, что я все это подстроил?
– В молодости мы оба занимались тяжелой атлетикой, – начал объяснять Переверзев.
– Ну и?
– Ванечка, ты единственный из всей нашей секции не орал, когда выталкивал груду железа наверх. А тут под сосной закричал.
– Это не доказательство. Мало ли что было в молодости, – горячо стал возражать Ковзан.
– Ваня, я не Главный Компьютер и расследования не провожу. Я очень рад, что ты прошел. Меня просто мучает обычное любопытство – как ты сумел перехитрить этого Большого Засранца?
– Да все элементарно, Игорь. Все, что видели мои глаза и слышали мои уши там, на гряде, – это добротная компьютерная игра. За то время, что я был вне контроля, я все это и подготовил. Спроектировал специальный шлем виртуальной реальности со встроенной видеокамерой и маленьким ракетным движком.
Написал программу, которая могла бы на реальность, что снимала видеокамера, накладывать в реальном времени элементы псевдокатастрофы. Спроектировал специальную курточку со вшитыми пластинами с приводами, которые в нужный момент имитировали давление на спину «падающей» сосны. В сосну поместил бактерии Xylophyllus sp., которые очень любят древесину. Кстати, мое открытие очень пригодилось.
– Какое открытие?
– Ты же знаешь, Игорь, что у меня хобби довольно своеобразное – я развожу всякие микроорганизмы.
– И что из этого? – не понял Переверзев.
– Год назад, возясь у себя в лаборатории с этими крохотульками Xylophyllus sp., большими любителями древесины, я в лабораторную чашку с ними случайно пролил пару капель своего любимого пивка.
– «Оболони»?
– Да. Чашку эту я по своей лени не помыл, а назавтра обнаружил, что культура этих Xylophyllus sp. размножилась неимоверно и от древесных опилок не осталось и следа. Прямо не Xylophyllus sp., а пираньи настоящие.
– Ты прямо как Флеминг. Тот тоже чашку поленился помыть после опытов. В результате открыл пенициллин и обессмертил свое имя.
– Он имя, а я тело. Мне кажется, второй вариант лучше, а?
– Ты, Ваня, я смотрю, стал циником.
– Лучше иметь здоровый цинизм, чем не иметь ничего и себя, в итоге, тоже.
– Наверное, ты прав.
– Кстати, я еще с ними пару месяцев экспериментировал. Оказалось, что у этих безмозглых крошек отличный вкус.
– И, как ни странно, совпадающий с твоим. – Игорь Николаевич улыбнулся.
– Ты сомневаешься в моем аристократическом вкусе?
– Ни секунды!
– Кстати, – продолжил Иван Антонович, – эти Xylophyllus sp. наиболее комфортно чувствовали себя в среде «Оболони». Так вот, поместив их в древесину сосны, я каждый день приходил туда. Полюбуюсь восходом солнца, помечтаю, пофилософствую, попью своего любимого пивка – и глоточек им. Пусть полакомятся за мое здоровье!
– А если бы сосна упала раньше времени?
– Я в нее загнал метровый штырь из уранита, три десятых миллиметра в диаметре, с маленькой ракеткой на конце, замаскированной под сучок. Такой стержень не то что сосну, железнодорожный состав выдержит. Далее все просто. На гряде я на ощупь вытащил шлем, надел его на голову, и тут же автоматически включилась программа. Пока я «смотрел» вдаль, экспресс проехал. Я тут же «посмотрел» на часы. Они показали, что до «прибытия» экспресса осталась минута. Программа послала радиосигнал на ракету, укрепленную на уранитовом стержне. Ракета этот стержень выдернула, как гнилой зуб, и забросила за пару десятков километров в лес. Ну, а сосне, основательно подъеденной бактериями, ничего другого не оставалось, как упасть с двадцати метров на дорогу. Меня же там, наверху, начали основательно терзать пластинки. А в самом конце спектакля, под занавес, ракетный движок на шлеме основательно саданул меня об валун. Так что даже руку подпортил. За правдоподобие пришлось заплатить реальной кровью. Потом специальные зажимы на курточке и шлеме отстегнулись, и тот же движок унес датчики и шлем в тот же лес. Оборванная после «препирательств» с сосной курточка осталась на мне. Ну, а «надсмотрщик», после того как меня ударило об валун, послал вызов спасателям. Вот, в принципе, и все: окровавленное тело под валуном, сосна на дороге и сотни спасенных жизней в экспрессе. И Большой Бэби штампует: «Ол райт. Достоин».
– Действительно просто. Теперь посмотрим, как к этому отнесется Всевышний.
Иван Антонович недоуменно посмотрел на друга.
– Иван, ты, естественно, читал нашумевший отчет Института глобальных проблем «Следы Бога»?
– Где приводится куча доказательств существования Бога?
– Да.
– Читал, конечно, – подтвердил Иван Антонович.
– Основные положения помнишь?
– Помню основное. Вероятность случайного возникновения устойчивой на долгий период Вселенной есть число с таким количеством нулей после запятой, что их больше, чем атомов в нашей Галактике.
– И тем не менее Вселенная существует.
– Значит, Бог есть. Утверждение, несомненно, приятное, но давно известное, – спокойно сказал Иван Ковзан.
– У доклада было секретное приложение. Называлось оно «Гнев Бога».
– И что в том приложении?
– Там приводится статистика смертных случаев с людьми, получившими вторую жизнь. – Игорь Переверзев внимательно посмотрел на друга.
– И что эта статистика показывает? – тихо спросил Иван Антонович.
– Смертность среди них в пять раз выше средней. Причем все они погибали в результате несчастных случаев. Как ты понимаешь, от всевозможных болезней мы бы их вылечили.
– Ты думаешь, что это Бог таким образом выражает свое недовольство тем, что люди сами уже могут подарить себе бессмертие?
– Тогда бы Он убивал всех, – возразил Переверзев. – А так только выборочно. В приложении делается вывод, что Всевышний убирает тех, кто, по Его мнению, недостоин второй жизни.
– Так что же вы людям головы морочите. Клонировали бы всех подряд. А там бы Господь разобрался, кто достоин, а кто нет. А этого Большого Засранца в утиль. А то заладили: засорим генофонд, исчезнет самый мощный стимул для напряженной, эффективной работы. Тоже мне блюстители чистоты. Ассенизаторы хреновы.
– Ага. И без последних штанов останемся. Тебе не надо напоминать, сколько стоит один грамм «ускорителя жизни»? Уж очень накладно, Ваня, играть в прятки с Костлявой. Так что не кипятись.
– Кстати. Вывод, скажем так, о недовольстве Бога можно легко проверить.
– Каким образом? – Чиновник ООН вопросительно посмотрел на Ковзана.
– Вновь клонировать кого-нибудь из погибших. Жизненная Запись-то имеется.
– Не один ты такой умный. Пробовали.
– И?
– Угадай с одного раза, – вместо прямого ответа сказал Переверзев.
– Ясно.
– Вот поэтому я и говорю – если Бог не будет против.
– Что ж, поживем – увидим.
– Да, Ваня, поживешь и увидишь. – Игорь Николаевич поставил чашку на стол и, повернувшись к окну, стал любоваться праздничным салютом.
– Не понял? Что значит «поживешь»? А ты?
Старый друг Ивана Антоновича медленно повернул к нему лицо и грустно усмехнулся:
– А я, Ванечка, наверное, удовлетворюсь одной жизнью.
– Не понял! Ты же сказал, что у тебя сто два процента. Какого черта?! Что это у тебя за шуточки такие?
– Нет, Иван, это не шуточки. Когда я сказал тебе, что, так сказать, пользуясь служебным положением, подсмотрел свой процент, я сказал не все.
– Так что же еще? Ведь критерий отбора один – эти чертовы проценты, которые насчитывает Машина. Все! Больше ничего!
Лицо Переверзева стало каким-то по-детски виноватым:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56