Доктор Уоллес, которого я помнила, был человеком средних лет, лысеющим, с животиком, который свешивался над ремнем. Лицо и руки его загорели и покрылись морщинами из-за долгих часов, проведенных на солнце. Встреченный мною человек был худым, поджарым и выглядел голодным; кожа у него была как у двадцатилетнего, но больше всего изменилась не его внешность.
Картер Уоллес, которого я помнила, был медлителен и мягок. Я видела, как он выманил скунса из груды шин, и при этом тот не окутал никого своей вонью; он голосом удерживал испуганную лошадь, доставая из ее ноги колючую проволоку. В нем было что-то мирное, прочное и подлинное, как в дубе.
Больше этого не было. Глаза его оставались яркими и добрыми, но в его взгляде, который был устремлен на меня, было что-то хищническое. Облако насилия окутывало его, я почти ощущала запах крови.
– Давно ли вы стали волком? – поинтересовалась я.
– В прошлом месяце исполнился год, – ответил он. – Не отрицаю, я клялся, что никогда этого не сделаю. Слишком много и в то же время недостаточно я знал о волках. Но год назад мне пришлось уйти на пенсию, потому что руки больше не работали. – Он с некоторой тревогой оглядел свои руки и чуть успокоился, показав мне, что все пальцы свободно шевелятся. – Я правильно поступил. Если ветеринар к чему-либо и привыкает, особенно здесь, так это к старости и смерти. Джерри снова принялся за меня, но я упрям. Потребовалось нечто большее, чем артрит и Джерри, чтобы я согласился.
Джерри – это его сын. Он вервольф.
– А что случилось? – спросила я.
– Рак костей. – Доктор Уоллес покачал головой. – Мне сказали, что он зашел слишком далеко. Ничего, кроме месяцев в постели и надежды умереть до того, как перестанут действовать уколы морфия. У всего есть своя цена, но этого я перенести не мог. Поэтому попросил Брана.
– Большинство людей не переживают Перемену, особенно если они уже больны, – заметила я.
– Бран говорит, что я слишком упрям, чтобы умереть. – Он снова улыбнулся, и его улыбка начала меня тревожить: было в ней нечто такое, чего у доктора Уоллеса, моего доктора Уоллеса, никогда не было. Я забыла, как быть знакомым с человеком по обе стороны Перемены, забыла, насколько волк меняет личность человека. Особенно когда человек его не контролирует.
– Я хотел возобновить практику, но Бран не разрешает. – Доктор Уоллес чуть раскачивался на каблуках и щурил глаза, словно видел то, чего не видела я. – Дело в запахе мяса. Со мной все в порядке, пока нет крови.
Последнюю фразу он произнес шепотом, и в его голосе я услышала желание.
С глубоким вздохом он взял себя в руки и посмотрел на меня глазами, которые были лишь чуть темней снега.
– Помнишь, годами я утверждал, что вервольфы не очень отличаются от диких хищников.
«Как большая белая акула или гризли», – говорил он мне.
– Помню, – ответила я.
– Самцы гризли не нападают на своих самок, Мерси.
Они не жаждут насилия и крови. – Он закрыл глаза. – Несколько дней назад я едва не убил свою дочь за то, что она сказала что-то такое, с чем я был не согласен. Если бы Бран не остановил… – Он покачал головой. – Я стал не животным, а чудовищем. И никогда не смогу снова быть ветеринаром. Пока я жив, моя семья никогда не будет в безопасности.
Последние его слова отозвались эхом. «Черт побери, – думала я. – К этому времени у него уже должен быть прочный контроль. Если он уже целый год волк и все еще не в состоянии контролировать себя в гневе, значит, никогда не сможет, а контроль необходим для выживания. Волки, не умеющие себя контролировать, уничтожаются ради безопасности стаи. На самом деле единственный вопрос: почему Бран до сих пор не принял меры?»
Хотя ответ я знала: доктор Уоллес был одним из немногих, кого Бран считал своим другом.
– Я бы хотел, чтобы Джерри вернулся на День благодарения, – заявил доктор Уоллес. – Но я рад и возможности увидеться с тобой до твоего отъезда.
– А почему здесь нет Джерри? – спросила я. Джерри всегда куда-то ездил по поручениям Брана, но, конечно, он может вернуться до того, как его отец…
Доктор Уоллес провел рукой по моей щеке, и я поняла, что плачу.
– У него дела. Он присматривает за одинокими волками, которые находятся вне стаи. Это важно, Конечно, важно. Но если доктор Уоллес скоро умрет, сын его должен быть здесь.
– Обычно жить легче, чем умирать, Мерси, девочка, – произнес он ласково, повторив любимое высказывание моего приемного отца. – Танцуй, когда зовет луна, и не думай о неприятностях, которые еще не пришли.
Улыбка его смягчилась, и на мгновение я ясно увидела человека, каким он был когда-то.
– Здесь холодно, Мерси, и куртка тебе не очень помогает. Согрейся, девочка. Я не знала, как с ним попрощаться, поэтому ничего не сказала. Просто повернулась и ушла.
Когда часы пробили полдень, я покинула свой номер и направилась к фургону, который Чарльз – или Карл – подогнал к самой двери номера один. «Если Адам не готов ехать, ему придется искать другую машину. Я и минуты здесь не останусь».
Я открыла заднюю дверь, чтобы проверить антифриз: у фургона была небольшая течь, которую я еще не ликвидировала. А когда закрыла, рядом стоял Сэмюэль, держа полный брезентовый саквояж.
– Что ты здесь делаешь? – осторожно спросила я.
– Разве отец тебе не сообщил? – Он лениво улыбнулся той улыбкой, от которой у меня всегда начинало сильнее биться сердце. Я была в отчаянии от того, что улыбка по-прежнему на меня действует. – Он посылает меня с тобой. Кто-то должен разобраться с бандитами, которые напали на Адама, а сам он пока это сделать не в состоянии.
Я резко повернулась, но остановилась, потому что не знала, где найти Брана. И потому что Сэмюэль прав, черт побери. Мне нужна помощь.
К счастью, прежде чем я нашла подходящее оправдание своему явному отчаянию, дверь номера открылась.
Адам выглядел так, словно за последние сутки потерял двадцать фунтов. На нем были чужие штаны из шкуры оленя и куртка, расстегнутая на голой груди. Кожа вся в синяках: пурпурные, синие и черные пятна чередовались с чуть более светлыми, красными, но открытых ран не было. Адам всегда очень тщательно следил за своей одеждой и лицом, но сейчас его щеки покрывала темная щетина, а волосы были встрепаны. Он хромал и опирался на трость.
Я не ожидала, что он так быстро сможет ходить; должно быть, это удивление отразилось на моем лице, потому что он слегка улыбнулся.
– Мотивация ускоряет выздоравливание, – сказал он. – Мне нужно найти Джесси.
– Мотивация способствует глупости, – пробормотал рядом со мной Сэмюэль, и улыбка Адама стала шире, хотя потеряла свою веселость.
– Я должен найти Джесси. – Вот все, чем ответил Адам на явное неодобрение Сэмюэля. – Мерси, если бы ты не пришла вовремя, я был бы мертв. Спасибо.
Я еще не определила, каковы теперь наши взаимоотношения, и то, что теперь я знала: Бран просил его присмотреть за мной, не облегчало понимание. Но даже теперь я не могла удержаться, чтобы не подразнить его: слишком серьезно он воспринимает жизнь.
– Всегда готова прийти на выручку, – оживленно откликнулась я и с радостью увидела, как гневно вспыхнули его глаза. Но потом он рассмеялся.
Ему пришлось остановиться и справиться с дыханием.
– Черт возьми, – проронил он, закрыв глаза. – Не поступай так со мной.
Сэмюэль незаметно подошел ближе, но успокоился, видя, что Адам смог возобновить движение, не упав. Я открыла боковую дверь за пассажирским сиденьем.
– Хочешь лечь? – спросила я его. – Или будешь располагаться полусидя. Сидеть прямо тебе нельзя – трудно будет заходить и выходить.
– Я сяду. Когда ложусь, болят ребра.
Когда Адам подошел к фургону, я отступила, а Сэмюэль помог ему устроиться.
– Мерси. – За моей спиной возник Бран. Он застал меня врасплох, потому что я следила за выражением лица Адама.
Бран держал несколько одеял.
– Я хотел прийти раньше и объявить, что Сэмюэль едет с тобой, – произнес Бран, протягивая мне одеяла. – Но было дело, которое задержало меня дольше, чем я предполагал.
– А ты уже решил, что пошлешь его, когда беседовал Ар мной прошлым вечером? – осведомилась я.
Он улыбнулся.
– Да, я считал это вероятным. Хотя после ухода от тебя я еще раз переговорил с Адамом, и это кое-что прояснило. Чарльза с несколькими волками для поддержки я отправляю в Чикаго. – Он улыбнулся шире, отвратительной улыбкой хищника. – Он узнает, кто создает новых волков без разрешения, и позаботится, чтобы это прекратилось и у нас больше никогда не было такой проблемы.
– Почему бы не послать Сэмюэля и не отправить со мной Чарльза?
– У Сэмюэля нутро слишком слабое, чтобы справиться в Чикаго, – чуть задыхаясь, проговорил Адам. Я оглянулась и увидела, что он сидит прямо на коротком среднем сиденье. На лбу у него испарина.
– Сэмюэль врач и доминант, он помешает Адаму съесть кого-нибудь, пока тот не выздоровеет, – сказал Сэмюэль, выбираясь из фургона и беря у меня из рук одеяла.
Улыбка Брана смягчилась и повеселела.
– Сэмюэль долго отсутствовал, – объяснил он. – Из всей стаи, кроме Адама, с ним встречался только Даррил, второй по рангу. И пока мы не поймем, что происходит, я бы предпочел, чтобы никто не знал о моем вмешательстве.
– Мы думаем, что наступает время, когда мы больше не сможем скрывать от людей свое существование, – заявил Сэмюэль, который закончил укутывать Адама одеялами. – Но мы предпочли бы контролировать это появление и не позволим волкам-убийцам сделать это раньше времени.
Должно быть, я выглядела ошеломленной, потому что Бран рассмеялся.
– Вопрос времени. Малый народ был прав. Развитие науки, наблюдение со спутников и цифровые фотоаппараты делают все более трудным сохранение нашей тайны. Сколько бы ирландских волкодавов и английских мастифов ни скрещивал Джордж Браун, они не делаются похожими на волков.
В Осиновом Ручье три-четыре заводчика выводят огромных собак, чтобы объяснить странные следы и необычные зрелища. Джордж Браун, один из них, получил несколько национальных премий за своих мастифов. Собаки, в отличие от кошек, спокойно воспринимают вервольфов.
– Подыскиваете образцовый пример, вроде Кирана Макбрайда? – спросила я.
– Нет, – ответил Адам. – У вервольфов не найдется Кирана Макбрайда. Мы не безвредны и не скромны. Но можно найти героя: полицейского или еще кого-нибудь.
– Ты об этом знал? – осведомилась я.
– Слышал.
– Нам сегодня совершенно не нужен ублюдок, бегающий по Тройному городу и использующий для убийств вервольфов. – Бран через плечо оглянулся на сына. – Найди мерзавца и устрани его раньше, чем он привлечет внимание людей, Сэмюэль.
Бран единственный, кто может произнести «мерзавец» так, словно это грязное ругательство. Он даже «рождественский кролик» может сказать так, что меня страх охватывает.
Но дрожала я не от страха, а от холода. В Тройном городе большинство дней температура выше нуля. Для ноября в Монтане не очень зябко – например, ноздри у меня не слипались при дыхании, так что сейчас выше минус десяти, но все же значительно холодней, чем я привыкла.
– Где твоя куртка? – Бран заметил, что я стучу зубами.
– В номере, – ответила я. – Она не моя.
– Можешь ее взять.
– Далеко возвращаться.
Он покачал головой.
– Тогда поезжай побыстрее, пока не замерзла насмерть. – Он взглянул на Сэмюэля. – Держи меня в курсе.
– Бран, – произнес Адам. – Спасибо.
Бран улыбнулся и прошел мимо меня, чтобы наклониться и взять руку Адама.
– В любое время.
Отступив, он закрыл дверцу точно с таким усилием, чтобы она снова не открылась. Мне потребовалось три месяца, чтобы научиться этому.
Бран сунул руку в карман, достал карточку и дал мне. На белом прямоугольнике было написано его имя и два телефонных номера.
– Чтобы ты могла мне позвонить, если понадобится. Верхний номер мой сотовый – так что не рискнешь нарваться на жену.
– Бран, – подчиняясь порыву, спросила я. – Чем таким важным занят Джерри, что не может вернуться к доктору Уоллесу?
– Жалеет себя! – выпалил Сэмюэль.
Бран положил ладонь на руку Сэмюэля, но заговорил со мной.
– Случай Картера трагичный и необычный. Как правило, если волк переживает Перемену, но не протягивает и года, причина в том, что человек не может контролировать инстинкты волка.
– Я считала, что это всегда вопрос контроля, – сказала я Брану.
Он кивнул.
– Но в случае Картера дело не в недостатке, а в слишком сильном контроле.
– Он не хочет быть вервольфом, – пояснил Сэмюэль – Не хочет ощущать пламя убийства или страсть преследования. – На мгновение солнце отразилось в глазах Сэмюэля, и они блеснули. – Он целитель – и не желает отнимать жизни.
«Ах, – подумала я, – как это знакомо, доктор Сэмюэль Корник?» Сэмюэль никогда не был склонен к разговорам по душам – впрочем, это могло быть связано с моим возрастом, а не его нежеланием, – но я помнила, что у него бывали тяжелые времена: инстинкт излечивать был у него слабее инстинкта убивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39