Хуайшань Хан издал хрюкающий звук, когда его позвоночник ударился о край железной крыши, закрывавшей колодец. Нож выпал из его ослабевших пальцев.
Чжилинь сложил руки вместе и ударил Хана в грудь так, что тот согнулся пополам от боли. Тут же приподнял его — долго сдерживаемый гнев превратился в клокочущую ярость — и швырнул что есть силы.
Хуайшань Хан грохнулся на середину железной крышки. Проржавевшая крышка проломилась. Хуайшань Хан закричал и, в отчаянии протянув руки, опять ухватился за Сеньлинь, увлекая ее с собой вниз.
С воплями Чжилинь полез на колодец, обдирая кожу с коленей и голеней. Он ничего не видел, только чувствовал руку, пальцы, цеплявшиеся за него. Из последних сил он удерживал эту руку, ставшую скользкой от пота и зловонных испарений.
Чья эта рука? Хуайшань Хана или Сеньлинь? В темноте он ничего не видел.
И тут глубины освещенного лунным светом океана открылись ему, и он оказался в да-хэй и услышал зов.
Я уничтожу его. Он чувствовал голос. Я должна его уничтожить. Отпусти!.. Отпусти!..
— Нет! — беззвучно закричал он. — Нет!
Другого пути нет. Он убьет меня.
Но Чжилинь по-прежнему удерживал руку.
— Нет!
Я не дам ему убить и тебя. Прошу тебя, отпусти.
— Сеньлинь!
Звезды танцуют в неверном свете в глубине океана.
— Я могу спасти тебя!
И он устремился вперед не телом и даже не сознанием, а всем своим кц, своим необыкновенным ки. Он нашел ее и схватил ту ее сущность, с которой он сливался столько раз.
И слился с ней еще один, последний раз.
— Сеньлинь!..
Это единственный путь...
И рука ее выскользнула.
* * *
Время перестало существовать для него. Несколько минут — или лет — спустя он слез с разрушенного колодца. Под навесом, с которого стекала вода, спал Росс Дэвис. Чжилинь тоже забрался туда. Здесь не было ни холода, ни сырости, ни абсолютной темноты. Он обнял руками колени и содрогнулся. И только тут он почувствовал тошнотворный запах горького миндаля. А повернув голову, увидел оскаленные зубы и разбитые, неестественно синего цвета, бездыханные губы своего друга.

Книга четвертая
Бытие
Вивартасиддха
Весна — лето. Время настоящее
Майами — Москва — Гонконг — Шань — Вашингтон
— Он испарился.
— Что?
— Испарился, дружище. Или слинял, если тебе так больше нравится. Мы упустили этого козла.
— Беннетта?
Мартин Хуанито Гато де Роза наклонил голову и, прищурившись, посмотрел на Симбала.
— Я думал, что выкачал всю воду из твоих легких. Но, может, я ошибся?
— Ну да! Если ты еще немного подышишь мне в рот, я захочу тебя, — ответил Тони.
Холод и мрак окружали их. По правде сказать, Симбалу в его жизни еще не приходилось так мерзнуть. Впрочем, ему следовало благодарить Бога за этот холод. В противном случае он, не придя в себя, пошел бы камнем ко дну и Кубинец ни за что не отыскал бы его без акваланга. Симбал поежился.
Глаза Кубинца затуманились.
— Что за невезение, черт побери. Столько трудов — и все коту под хвост. — Он сидел, завернувшись в серое одеяло, на котором черными трафаретными буквами была выведена надпись “Полиция Майами”. Ему пришлось предъявить свое служебное удостоверение полиции, прибывшей на место происшествия в результате сердитого звонка какого-то местного жителя, которого разбудили звуки выстрелов. Узнав, с кем они имеют дело, блюстители порядка ограничились беглым опросом и под вой сирен умчались на место настоящего несчастья — пожара в одном из отелей в центре города. Пока они беседовали с Кубинцем, прибывшие с ними врачи, возились с Симбалом, получившим несколько травм и повреждений. Они хотели забрать его в больницу и там провести более тщательное обследование, но он отказался.
— Да еще Мария, — продолжал Кубинец. — Она не была похожа на жадных шлюх, с которыми обычно здесь приходится работать. Мозги у нее варили неплохо.
Симбала продолжали грызть воспоминания о том, как он задыхался в холодной темной воде. Его легкие отказались работать. Холод и мрак закрадывались внутрь его тела, проникая в ноздри, протискиваясь сквозь стиснутые зубы. Еще чуть-чуть, и он бы захлебнулся... Тони снова поежился и покрепче укутался в грубое одеяло, оставленное полицейскими.
— Ты только взгляни на мой костюм, — горестным голосом продолжал Кубинец. — Теперь он годится только для мусорного ящика. Ты знаешь, во сколько он мне обошелся?
— Заткнись.
—Что?
— Я говорю, заткнись. За него компания заплатила, скажи, что нет.
Симбал имел в виду ЦРУ.
— Ну да.
— Тогда перестань ныть. Кубинец опустил голову.
— Дело не в этом вонючем костюме, приятель. Черт побери!
Симбал дрожал так, что у него зуб на зуб не попадал.
— Этот мерзавец нажал на курок, и ее не стало. Вот так запросто. Чтобы поступить так, нужно иметь сердце изо льда.
— Мартин, умолкни.
Однако Симбал внимательно прислушивался к Кубинцу, стараясь уловить чувства, скрывавшиеся за его словами.
— С какой стати ты затыкаешь мне рот, а? — обиженно протянул Кубинец. — Кто, как не я, вытаскивал тебя из этой вонючей воды, наплевав на акул и все такое?
— Мартин, здесь нет акул.
— Тебе никогда не доводилось слышать о такой штуке, как поэтическое воображение? О Господи, и я еще спасал эту неверующую свинью из подводной могилы?
— Нет, я признателен тебе за это, Мартин. Честное слово. Но пожалуйста, ради всего святого, будь так добр, закрой свою глотку хоть на минуту.
Кубинец, отвернувшись, взглянул в сторону огней на набережной.
— Признательность обычно выражают несколько иначе.
— Ты сказал, что Беннетт удрал. Гато де Роза уставился в воду.
— Испарился. Растаял вдали, точно утренний туман.
— Возможно, это не совсем так.
Кубинец, повернувшись, пристально взглянул на него.
— Тебе известно что-то такое, чего не знаю я?
— Бегунок Йи.
— Йи из Чайнатауна? Один из трех братьев, которые ведают делами дицуй в Нью-Йорке?
— Он самый. Я засек его на вечеринке. Он о чем-то беседовал с Беннеттом.
— Ну и что? — Кубинец пожал плечами. — Разве не для этого и проводятся вечеринки?
— Дело в другом. Ты помнишь, что сказал Беннетт? Он убрал Алана Тюна. Между прочим, именно Бегунок Йи был самым большим покровителем Тюна в дицуй. Я слышал, что Йи собирался сильно продвинуть его вверх.
Гато де Роза широко открыл глаза.
— И ты полагаешь...
Симбал кивнул.
— Если Тюн чем-то не устраивал шишек дицуй, то, весьма вероятно, то же самое относится и к Йи. Кто знает, возможно, они на пару снимали пенки с полученных доходов или даже планировали отколоться и начать собственное дело?
— Если ты прав, — промолвил Кубинец, — то мы, отыскав Бегунка Йи, найдем и Беннетта поблизости. Потому что если ты прав, то это означает, что Беннетт здесь для того, чтобы убрать Йи.
— Именно об этом я и подумал.
Кубинец поднялся, сбросив с плеч одеяло.
— Подожди меня. Я сделаю пару звонков. Кто-нибудь должен же знать, где остановился Йи.
Он оказался прав. Кое-кому это действительно было известно.
— Як говорит, что Бегунок заказал номер в “Триллианте” на набережной.
— Як?
— Знаешь, парень, если бы у тебя было бы столько же волос, сколько у этого черта, тебя тоже прозвали бы Яком. — Он постарался хоть немного привести в порядок свой действительно сильно пострадавший в воде шелковый костюм цвета сливок. — Давай сначала раздобудем какие-нибудь сухие шмотки, а затем отправимся на поиски Йи. — Он помог Симбалу подняться на ноги. Несколько секунд они стояли, глядя друг на друга в упор. — Теперь я последую за этой сволочью, куда бы он ни отправился.
— Беннетт — моя добыча.
— Нет, — возразил Кубинец. — Нет, после того, что он сделал с Марией.
* * *
Название “Триллиант” вполне подходило к этому треугольному пирамидальному сооружению, сверкавшему множеством огней, точно самоцвет, и одним своим видом вызывавшему головокружение. Между фасадом отеля и берегом океана располагался громадный, похожий на лагуну бассейн с островком, утыканным посередине пальмами и освещенный так же ярко, как и взлетная полоса ночью. Гато де Роза выразительно хмыкнул, вылезая из огненно-красного “Феррари”, дверцу которого почтительно открыл швейцар в новенькой форме.
— Погоди, ты еще не видел местного поля для гольфа, — заметил он. — Особенно забавна ловушка на семнадцатой лунке. Там, помимо воды, есть еще и настоящий крокодил. — Он коротко рассмеялся. По широким ступеням, сложенным из бледно-розовых плит, они поднялись к роскошным дверям из дымчатого стекла и бронзы. По обеим сторонам от входа росли пальмы и азалии.
— Здесь все по высшему разряду, — заметил Симбал.
— Ага, — согласился Кубинец. — Для тех, кто в состоянии пробыть в этом дерьме хотя бы час.
Когда они вошли внутрь, у них от холода перехватило дыхание: владельцы отеля явно не поскупились на кондиционеры.
— Черт возьми, — промолвил Тони. — Мне бы сейчас не помешала эскимосская парка.
— В чем дело? — осведомился Гато де Роза. — Ты боишься обледенеть?
Он направился к мраморной стойке, на которой стояли рядком одинаковые розовые телефоны для внутренней связи. Подняв трубку одного из них, он спросил у оператора номер Бегунка Йи. Получив отказ, он в свою очередь не захотел, чтобы девушка сама звонила в номер Йи.
Лениво прохаживаясь вдоль конторки, он дождался, когда смуглолицый консьерж закончит разговаривать по телефону Тихо окликнув его, Кубинец протянул ему двадцатидолларовую банкноту Проворство, с которым консьерж принял ее и тут же спрятал в карман, сделало бы честь любому фокуснику. Их разговор, происходивший на испанском, длился от силы секунд двадцать-тридцать.
Через несколько мгновений Гато де Роза вновь очутился рядом с Симбалом.
— Чего и следовало ожидать, — бросил он. — Тридцать семь ноль один и ноль два. Номер на верхнем этаже. Пять штук за ночь.
— Уж он-то, я думаю, может себе это позволить, — отозвался Симбал, направляясь вслед за спутником к сверкающим дверям лифта, на которых, как и на дверцах соседних кабин, красовался треугольный значок — эмблема отеля. Он был вышит и на ковре, устилавшем пол в вестибюле.
— Ты выяснил, у себя старый Йи? — спросил Симбал.
— Этот парень полагает, что у себя.
— Посетители?
Кубинец скептически посмотрел на Тони.
— Послушай, он ведь всего лишь консьерж, а не господь Бог. “Триллиант” не придорожная гостиница. Пройди сюда хоть взвод морских пехотинцев, он может и не заметить этого.
— Но ты хоть уверен, что ты первый, у кого он взял деньги сегодня ночью?
Гато де Роза рассмеялся в ответ. Его смех оборвался в ту секунду, когда из одного из дальних лифтов вышел Беннетт собственной персоной.
— Черт побери!
Вестибюль был битком набит разодетыми в пух и прах гостями. Где-то слева гремела музыка, и основной поток людей устремлялся туда. Шоу в ночном клубе при отеле было в самом разгаре.
Беннетт проталкивался через толпу к выходу. Он явно не спешил и не оглядывался назад. Подобно большинству маньяков (после общения с ним Симбал не сомневался в том, что Беннетт психически ненормален) он был совершенно уверен в себе. Симбал и Кубинец, не сговариваясь, бросились вслед за ним, цепляясь ежеминутно за платья от “Никон” и “Унгаро” и буквально задыхаясь от умопомрачительного аромата “Норелль” и “Шанель №5”.
Беннетт исчез в боковом выходе, и они прибавили шагу. За дверью открылся коридор с бетонными стенами. Надпись на табличке на стене гласила: “Заходить в купальных костюмах в вестибюль запрещается”. Прочитав это, Симбал громко выругался и пустился бежать во весь дух. В его памяти всплыли слова Кубинца, утверждавшего, что Беннетт появляется только там, куда молено добраться по воде.
Пройдя через стеклянную дверь, автоматически скользнувшую в сторону при их приближении, они очутились на краю залитого светом бассейна. Позади просторной бетонной площадки, на которой ровными рядами стояло не менее сотни шезлонгов, начиналась широкая лестница, спускавшаяся к берегу океана. Симбал и Кубинец в мгновение ока сбежали вниз, перепрыгивая через три ступеньки.
В отблеске света прожекторов, освещавших бассейн, они увидели Беннетта, уже добравшегося до самой кромки воды. В следующее мгновение он прыгнул навстречу волне и, вынырнув на поверхность, поплыл, делая мощные и уверенные гребки руками. Кубинец бросился в воду за ним следом.
Почти тотчас Симбал разглядел узкий силуэт “сигареты”, покачивавшейся на якоре.
— Проклятье! — выругался он и, развернувшись, помчался назад в отель.
Двойная дверь из красного дерева в номере Бегунка Йи оказалась незапертой. Самого Йи Симбал нашел лежащим с закрытыми глазами на зеленой софе в гостиной. Кожа на его плоском кантонском лице была белой как мел. Грудь его неровно трепетала.
Опустившись рядом с ним на колени, Симбал нащупал пульс.
— Досточтимый Йи, — промолвил он на кантонском диалекте, — с вами будет все в порядке. Я знаю, что это сделал Беннетт. Эдвард Мартин Беннетт. Почему?
Бегунок Йи открыл глаза, но Симбал, заглянув в них, понял, что пожилой китаец не видит ни его, ни комнаты, но лишь нечто происходящее в его воображении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96