Вас боятся, ненавидят, иногда просто терпят. Мне нет нужды напоминать вам об этом. Это унизительно для нас обоих.
Юношеские щеки Дэвиса запылали. В его глазах возникло выражение боли и обиды.
— Черт бы вас побрал, — рявкнул он, трясясь от ярости. — Вы просто негодяй.
Чжилинь не ответил. Его слух наполнили щебет птиц, пул насекомых, шмелей, шуршание листвы. То были сладкие для уха звуки. Звуки жизни.
Спустя некоторое время он все же промолвил:
— То, что я говорил прежде, я говорил всерьез. Мне кажется, мистер Дэвис, что вы не лишены способности учиться. Я думаю, что вы можете извлечь для себя пользу из вашего пребывания в Китае. По-моему, такое нельзя сказать о подавляющем большинстве представителей западного мира. Я бы очень серьезно задумался над этим, будь я на вашем месте.
— Но ты не на моем месте, Ши, — процедил сквозь зубы Дэвис.
Слепой гнев обуревал его. Сунув руку во внутренний карман, он вытащил маленький пистолет. Впрочем размер его вовсе не внушил Чжилиню иллюзию, будто перед ним безобидная игрушка.
— Мои предки жили в горах Кавказа, и тебе никогда не понять, что это значит. У тебя желтая кожа и узкие глаза. Ты болтаешь вздор, и вздор опасный.
Он взвел курок.
— Я могу убить тебя сейчас с такой же легкостью, с какой раздавил муравья. В моей власти решить твою судьбу. Как тебе это нравится?
Чжилинь покачал головой.
— Аргумент, предъявленный вами, мистер Дэвис, не имеет никакого отношения к власти. Это всего лишь сила. Впрочем, их часто путают между собой, и именно в таких случаях чаще всего гибнут люди.
— Какая чушь!
— Неужели? Убив меня, мистер Дэвис, вы проиграете.
— Почему?
— Да потому что вы потеряете меня навсегда.
— Ничего подобного, Ши. Я убью тебя, отберу у тебя жизнь. И это станет высшим проявлением моей власти над тобой.
— Нет, ты достигнешь не больше, чем достиг, раздавив муравья, совершив бесполезное — хуже того! — бессмысленное действие. Ты проявишь подлинное могущество, если защитишь меня в минуту опасности, сохранишь мне жизнь, станешь моим другом. Вот тогда ты обретешь во мне соратника в своих трудах, в крайнем случае, союзника в час испытаний. Ты докажешь, что дальновидность и смелость не чужды тебе. И таким образом ты сумеешь выработать свою стратегию.
Долго они стояли, глядя друг другу в глаза, застыв, словно каменные изваяния. Их разделяло несколько шагов и блестящее дуло пистолета, взведенный курок которого походил на змею, готовую ужалить в любую секунду. Многие годы спустя Росс Дэвис был готов поклясться, что в те мгновения на зеленом склоне Жиньюнь Шаня явственно ощущал присутствие какой-то потусторонней силы. Сидя в кругу друзей за бутылкой доброго старого виски, он говорил, что едва не задохнулся от ярости и унижения. Прошло много лет, прежде чем он решился признаться себе, что слова Чжилиня проникли ему в самое сердце. Тогда же на поляне он понимал лишь то, что его вдруг заставили почувствовать себя жалким и ничтожным созданием. Долго накапливавшийся в его душе гнев, порожденный собственной неспособностью проникнуть сквозь эластичный занавес, скрывавший от чужих взоров эту странную и завораживающую страну, выплеснулся наружу в ответ на слова Чжилиня.
В последующие годы Дэвис, вспоминая про этот случай, находил самым удивительным и необъяснимым то, что ему не хватило лишь чуть-чуть, чтобы нажать на курок. Профессиональный солдат, он хорошо знал ощущение жажды крови и в тот момент почувствовал, как она сжигает его изнутри. Ему показалось, что в воздухе разливается запах дыма и гари, точно пламя охватывает лес на склоне горы в жаркий день.
И именно в эту секунду оцепенение особого рода охватило его. Он словно почувствовал дыхание земли, передававшееся его ногам, проникавшее в его тело неведомыми ему путями, заглушая удары его собственного сердца.
Он вспомнил про тай цзы, про серебристые токи мыслей, которые подобно нитям, привязанным к пальцам кукольника заставляли его поднимать руки и ноги, поворачивать туловище и шею, вдыхая в него ритмы занимающегося дня.
Дэвис моргнул. Затем он перевел взгляд на пистолет и, внезапно охваченный ужасом, как суеверный человек при дурном предзнаменовании уронил его в густую траву.
* * *
Что случилось? Было уже поздно. Ночной мрак полз вдоль склонов Жиньюнь Шаня. Солнце несколько часов назад, сверкнув на прощание последним лучом, скрылось на западе, исчезнув за грядой голубых облаков.
Одна из сестер Пу (та, что спрашивала про огонь в волосах гвай-ло) принесла им еду, приготовленную из продуктов, подаренных семье Чжилинем. Отказаться было невозможно, и они поблагодарив девочку, принялись за еду.
Они ели молча, сосредоточившись на работе челюстей и вкусе пищи. Только когда они завершив трапезу отложили в сторону миски и палочки, Дэвис нарушил молчание.
— Есть вопросы, — тихо промолвил Чжилинь — не требующие ответов.
—Но...
— Вы должны научиться примиряться с тайнами, мистер Дэвис. Довольно часто жизнь не любит давать ответы на свои загадки.
Он посмотрел вверх. Сквозь чернеющую листву пробивался извечный бело-голубой свет звезд Чжилинь подумал, что давно уже не видел столь величественной карты звездного неба. На протяжении долгих лет сияние далеких светил меркло и тускнело за пеленой дыма от пожарищ и походных костров.
— Я сообщу вам один секрет, мистер Дэвис Совершенно непостижимо, почему я испытывал сегодня днем столько удовольствия.
— Вам действительно понравилось ездить верхом?
— Да.
Трескучее пение цикад усиливалось, отражаясь от гигантской стены Жиньюнь Шаня.
— Знаете, иные полагают, будто вы воплощение дьявола, — в ночи голос Дэвиса звучал так, словно американец шептал Чжилиню на ухо. — В библейской книге Апокалипсис говорится о Звере. Как утверждает Аллен Даллес, Зверь — это вы. Вы, и Мао, и прочие коммунисты.
— Мистер Даллес единственный, кто придерживается этого мнения?
— Господи, разумеется, нет. С ним соглашаются многие богатые и влиятельные люди. Генри Люс, Билл Донован, Генри Форд... Да всех и не перечислишь. — Дэвис повернулся к собеседнику. — Говорят ли вам что-нибудь эти имена?
— Думаю, да, говорят. — Чжилинь размышлял, стоит ли задать столь интересующий его вопрос. Он словно вновь услышал громкий топот скакуна. Почувствовал свое слияние с ним и близость к Россу Дэвису. Ну и, конечно же, он вспомнил оцепенение, охватившее их на поляне.
— А что президент Рузвельт? Соглашается ли он с этими богатыми и влиятельными людьми?
— Если говорить начистоту, то я думаю, что мнение мистера Рузвельта не имеет большого значения.
Слова Дэвиса заставили Чжилиня задуматься. Сам он полагал, что американский президент ненавидит и опасается Мао.
— Но ведь президент правит страной, разве нет? — заметил он.
— Да-а, — протянул Дэвис. — Но это верно лишь в определенном смысле. Кроме того, что согласно конституции в нашей стране действует принцип разделения властей, президент испытывает постоянное давление со стороны.
Дэвис не различал в темноте лица Чжилиня. Тот, помолчав, промолвил:
— Как известно, общий закон состоит в том, что чем богаче человек, тем большее давление он способен оказывать.
При этих словах Росс Дэвис слегка пошевелился.
— Да, я думаю, вы попали в точку.
* * *
На следующую их встречу на склоне Жиньюнь Шаня Дэвис явился не один. В его спутнике Чжилинь узнал одного из офицеров, сопровождавших Чан Кайши. Однако он не сказал ни слова, решив сначала узнать, что задумал американец.
— Ши тон ши, — сказал Дэвис, представляя их друг другу. — Это Хуайшань Хан. Подполковник Национально-освободительной армии.
— И советник генералиссимуса Чана, — добавил Чжилинь. — Я слышал о вас.
Он сопроводил свои слова мягким, церемонным поклоном и получил в ответ точно такой же.
— Ну что ж, — сказал Дэвис, потирая руки, — не приступить ли нам к ленчу? Я попросил нашего повара приготовить кое-что.
Он как бы невзначай поглядывал то на Чжилиня, то на Хуайшань Хана, словно ожидая первой искры, которая привела бы к пожару. Не дождавшись, он отошел в тень ближайшего дерева и поставил на землю большую плетеную корзину. День выдался необычайно душным. Тяжелый воздух, в котором не ощущалось ни единого дуновения ветерка, навевал дремоту.
Дэвис деловито извлек из корзины сэндвичи, невесть откуда раздобытые им приправы и бутылку белого вина.
— Не желаете подкрепиться? — обратился он к спутникам с надеждой в голосе. — Мне не хочется, чтобы вся эта провизия пропала зря.
Хуайшань Хан молча глазел на чужеземную пищу. Он был худым, как спичка. Чуть выдающаяся вперед челюсть свидетельствовала о том, что он уроженец Манчжурии или одной из высокогорных областей, тянущихся вдоль северной границы Китая. Маленькие уши его плотно прилегали к голове. Сквозь короткую щетину волос, едва прикрывавших череп, проглядывал кусочек лиловой полосы родимого пятна. Возможно, из-за формы челюсти создавалось впечатление, что нос и глаза Хуайшань Хана расположены несколько выше, чем им полагается.
Закончив раскладывать закуски, Дэвис обвел их взглядом.
— Ну хоть что-нибудь из этого вам нравится?
— Сэндвичи, — промолвил Чжилинь.
— А нет ли чая? — осведомился Хуайшань Хан. Солнце ненадолго скрылось за облаками. Поляна, казалось, утратила свои очертания, лишившись при этом отчасти присущего ей ощущения покоя. Плантация чая подходила к ней почти вплотную, и Дэвис и его спутники видели, как глава семьи Пу нагружает своего четвероногого помощника. Трое его дочерей, не останавливаясь, подавали один бушель чая за другим.
— Вино не подойдет? — Дэвис откупорил бутылку и извлек из корзины хрустальные бокалы.
— Я не возражаю, — ответил Хуайшань Хан, усаживаясь рядом с американцем. — Однако сомневаюсь, что наш товарищ придерживается того же мнения. — Он сделал глоток из протянутого ему Дэвисом бокала и поднял его с насмешливым видом. — Вам не стоит тратить время на это вино, товарищ, — сказал он, обращаясь к Чжилиню. — Столь элитарный напиток станет вам поперек горла. — Он кивнул головой, продемонстрировав родимое пятно в полной красе. — Кстати, по дороге мы видели небольшой ручеек. Вода, берущая начало из земли, больше подходит для коммуниста.
Чжилинь не спеша расположился по другую руку от Дэвиса. Он недоумевал, зачем тот притащил с собой человека из окружения Чана. Недолго думая, он решил выжидать и наблюдать. Определив характер взаимоотношений между Дэвисом и его спутником, он нашел бы ответ на свой вопрос.
Хуайшань Хан наклонился вперед. Его тонкие губы блестели от вина.
— Отличное вино, товарищ, — заметил он, обращаясь к Чжилиню. Его голос звучал с сарказмом. — Почему бы вам и не попробовать его? Оно ведь тоже берет начало из земли. — Он улыбнулся, показав два ровных ряда маленьких, ослепительно белых зубов. — Какая разница, что это напиток, ценимый капитанами капиталистической промышленности. — Он хмыкнул. — Впрочем, простите меня. Я забыл, что слово “промышленность” мало что может сказать истинному коммунисту. Я дрожу от мысли о том, что произойдет с этой страной, если Мао придет к власти.
— Без коммунистов Китай обречен на бесконечную междоусобную грызню, — парировал Чжилинь без малейшего признака враждебности. — Коммунизм — это единственная идея, способная объединить под своими знаменами миллионы крестьян, составляющих основную массу нашего народа. Без единства, которое может обеспечить только коммунизм, Китай станет слабой, раздробленной на куски страной, а следовательно, и легкой добычей для гвай-ло, подобных шакалам, питающимся падалью.
Хуайшань Хан крякнул с отвращением.
— Они всеядны, — промолвил Чжилинь, — эти гвай-ло . У них нет представления о культуре, о приличиях. Они ничего не знают об универсальности природы. Без защитного вала коммунизма они наверняка дочиста обгложут наши кости. Они вывезут из Китая все, что имеет хоть какую-нибудь ценность и полезность. Только тогда они уйдут, оставив после себя кучи отбросов и костей.
— Вы говорите не хуже, чем ваш бог Мао, — заметил Хуайшань Хан.
— Мой бог — Будда, — возразил Чжилинь. — Мне казалось, что это должно было быть очевидным.
Он подобрал с земли несколько тонких прутиков бамбука и, достав из кармана складной нож, принялся делать на них надрезы, мастеря какое-то сложное сооружение.
— Что вы делаете? — поинтересовался Дэвис, оторвавшись на мгновение от сэндвича.
— Я голоден, — ответил Чжилинь, — и намереваюсь предпринять кое-что по этому поводу.
Он встал и сорвал несколько стеблей какого-то растения, похожего на коноплю. Движения его рук были молниеносными. Закончив свои странные приготовления, он исчез в кустах.
Несколько минут спустя он вернулся и, усевшись на прежнее место, промолвил.
— Ну вот, теперь я не прочь отведать этого вина, — он не спеша пригубил изысканный напиток, попробовав его вначале на язык, и добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Юношеские щеки Дэвиса запылали. В его глазах возникло выражение боли и обиды.
— Черт бы вас побрал, — рявкнул он, трясясь от ярости. — Вы просто негодяй.
Чжилинь не ответил. Его слух наполнили щебет птиц, пул насекомых, шмелей, шуршание листвы. То были сладкие для уха звуки. Звуки жизни.
Спустя некоторое время он все же промолвил:
— То, что я говорил прежде, я говорил всерьез. Мне кажется, мистер Дэвис, что вы не лишены способности учиться. Я думаю, что вы можете извлечь для себя пользу из вашего пребывания в Китае. По-моему, такое нельзя сказать о подавляющем большинстве представителей западного мира. Я бы очень серьезно задумался над этим, будь я на вашем месте.
— Но ты не на моем месте, Ши, — процедил сквозь зубы Дэвис.
Слепой гнев обуревал его. Сунув руку во внутренний карман, он вытащил маленький пистолет. Впрочем размер его вовсе не внушил Чжилиню иллюзию, будто перед ним безобидная игрушка.
— Мои предки жили в горах Кавказа, и тебе никогда не понять, что это значит. У тебя желтая кожа и узкие глаза. Ты болтаешь вздор, и вздор опасный.
Он взвел курок.
— Я могу убить тебя сейчас с такой же легкостью, с какой раздавил муравья. В моей власти решить твою судьбу. Как тебе это нравится?
Чжилинь покачал головой.
— Аргумент, предъявленный вами, мистер Дэвис, не имеет никакого отношения к власти. Это всего лишь сила. Впрочем, их часто путают между собой, и именно в таких случаях чаще всего гибнут люди.
— Какая чушь!
— Неужели? Убив меня, мистер Дэвис, вы проиграете.
— Почему?
— Да потому что вы потеряете меня навсегда.
— Ничего подобного, Ши. Я убью тебя, отберу у тебя жизнь. И это станет высшим проявлением моей власти над тобой.
— Нет, ты достигнешь не больше, чем достиг, раздавив муравья, совершив бесполезное — хуже того! — бессмысленное действие. Ты проявишь подлинное могущество, если защитишь меня в минуту опасности, сохранишь мне жизнь, станешь моим другом. Вот тогда ты обретешь во мне соратника в своих трудах, в крайнем случае, союзника в час испытаний. Ты докажешь, что дальновидность и смелость не чужды тебе. И таким образом ты сумеешь выработать свою стратегию.
Долго они стояли, глядя друг другу в глаза, застыв, словно каменные изваяния. Их разделяло несколько шагов и блестящее дуло пистолета, взведенный курок которого походил на змею, готовую ужалить в любую секунду. Многие годы спустя Росс Дэвис был готов поклясться, что в те мгновения на зеленом склоне Жиньюнь Шаня явственно ощущал присутствие какой-то потусторонней силы. Сидя в кругу друзей за бутылкой доброго старого виски, он говорил, что едва не задохнулся от ярости и унижения. Прошло много лет, прежде чем он решился признаться себе, что слова Чжилиня проникли ему в самое сердце. Тогда же на поляне он понимал лишь то, что его вдруг заставили почувствовать себя жалким и ничтожным созданием. Долго накапливавшийся в его душе гнев, порожденный собственной неспособностью проникнуть сквозь эластичный занавес, скрывавший от чужих взоров эту странную и завораживающую страну, выплеснулся наружу в ответ на слова Чжилиня.
В последующие годы Дэвис, вспоминая про этот случай, находил самым удивительным и необъяснимым то, что ему не хватило лишь чуть-чуть, чтобы нажать на курок. Профессиональный солдат, он хорошо знал ощущение жажды крови и в тот момент почувствовал, как она сжигает его изнутри. Ему показалось, что в воздухе разливается запах дыма и гари, точно пламя охватывает лес на склоне горы в жаркий день.
И именно в эту секунду оцепенение особого рода охватило его. Он словно почувствовал дыхание земли, передававшееся его ногам, проникавшее в его тело неведомыми ему путями, заглушая удары его собственного сердца.
Он вспомнил про тай цзы, про серебристые токи мыслей, которые подобно нитям, привязанным к пальцам кукольника заставляли его поднимать руки и ноги, поворачивать туловище и шею, вдыхая в него ритмы занимающегося дня.
Дэвис моргнул. Затем он перевел взгляд на пистолет и, внезапно охваченный ужасом, как суеверный человек при дурном предзнаменовании уронил его в густую траву.
* * *
Что случилось? Было уже поздно. Ночной мрак полз вдоль склонов Жиньюнь Шаня. Солнце несколько часов назад, сверкнув на прощание последним лучом, скрылось на западе, исчезнув за грядой голубых облаков.
Одна из сестер Пу (та, что спрашивала про огонь в волосах гвай-ло) принесла им еду, приготовленную из продуктов, подаренных семье Чжилинем. Отказаться было невозможно, и они поблагодарив девочку, принялись за еду.
Они ели молча, сосредоточившись на работе челюстей и вкусе пищи. Только когда они завершив трапезу отложили в сторону миски и палочки, Дэвис нарушил молчание.
— Есть вопросы, — тихо промолвил Чжилинь — не требующие ответов.
—Но...
— Вы должны научиться примиряться с тайнами, мистер Дэвис. Довольно часто жизнь не любит давать ответы на свои загадки.
Он посмотрел вверх. Сквозь чернеющую листву пробивался извечный бело-голубой свет звезд Чжилинь подумал, что давно уже не видел столь величественной карты звездного неба. На протяжении долгих лет сияние далеких светил меркло и тускнело за пеленой дыма от пожарищ и походных костров.
— Я сообщу вам один секрет, мистер Дэвис Совершенно непостижимо, почему я испытывал сегодня днем столько удовольствия.
— Вам действительно понравилось ездить верхом?
— Да.
Трескучее пение цикад усиливалось, отражаясь от гигантской стены Жиньюнь Шаня.
— Знаете, иные полагают, будто вы воплощение дьявола, — в ночи голос Дэвиса звучал так, словно американец шептал Чжилиню на ухо. — В библейской книге Апокалипсис говорится о Звере. Как утверждает Аллен Даллес, Зверь — это вы. Вы, и Мао, и прочие коммунисты.
— Мистер Даллес единственный, кто придерживается этого мнения?
— Господи, разумеется, нет. С ним соглашаются многие богатые и влиятельные люди. Генри Люс, Билл Донован, Генри Форд... Да всех и не перечислишь. — Дэвис повернулся к собеседнику. — Говорят ли вам что-нибудь эти имена?
— Думаю, да, говорят. — Чжилинь размышлял, стоит ли задать столь интересующий его вопрос. Он словно вновь услышал громкий топот скакуна. Почувствовал свое слияние с ним и близость к Россу Дэвису. Ну и, конечно же, он вспомнил оцепенение, охватившее их на поляне.
— А что президент Рузвельт? Соглашается ли он с этими богатыми и влиятельными людьми?
— Если говорить начистоту, то я думаю, что мнение мистера Рузвельта не имеет большого значения.
Слова Дэвиса заставили Чжилиня задуматься. Сам он полагал, что американский президент ненавидит и опасается Мао.
— Но ведь президент правит страной, разве нет? — заметил он.
— Да-а, — протянул Дэвис. — Но это верно лишь в определенном смысле. Кроме того, что согласно конституции в нашей стране действует принцип разделения властей, президент испытывает постоянное давление со стороны.
Дэвис не различал в темноте лица Чжилиня. Тот, помолчав, промолвил:
— Как известно, общий закон состоит в том, что чем богаче человек, тем большее давление он способен оказывать.
При этих словах Росс Дэвис слегка пошевелился.
— Да, я думаю, вы попали в точку.
* * *
На следующую их встречу на склоне Жиньюнь Шаня Дэвис явился не один. В его спутнике Чжилинь узнал одного из офицеров, сопровождавших Чан Кайши. Однако он не сказал ни слова, решив сначала узнать, что задумал американец.
— Ши тон ши, — сказал Дэвис, представляя их друг другу. — Это Хуайшань Хан. Подполковник Национально-освободительной армии.
— И советник генералиссимуса Чана, — добавил Чжилинь. — Я слышал о вас.
Он сопроводил свои слова мягким, церемонным поклоном и получил в ответ точно такой же.
— Ну что ж, — сказал Дэвис, потирая руки, — не приступить ли нам к ленчу? Я попросил нашего повара приготовить кое-что.
Он как бы невзначай поглядывал то на Чжилиня, то на Хуайшань Хана, словно ожидая первой искры, которая привела бы к пожару. Не дождавшись, он отошел в тень ближайшего дерева и поставил на землю большую плетеную корзину. День выдался необычайно душным. Тяжелый воздух, в котором не ощущалось ни единого дуновения ветерка, навевал дремоту.
Дэвис деловито извлек из корзины сэндвичи, невесть откуда раздобытые им приправы и бутылку белого вина.
— Не желаете подкрепиться? — обратился он к спутникам с надеждой в голосе. — Мне не хочется, чтобы вся эта провизия пропала зря.
Хуайшань Хан молча глазел на чужеземную пищу. Он был худым, как спичка. Чуть выдающаяся вперед челюсть свидетельствовала о том, что он уроженец Манчжурии или одной из высокогорных областей, тянущихся вдоль северной границы Китая. Маленькие уши его плотно прилегали к голове. Сквозь короткую щетину волос, едва прикрывавших череп, проглядывал кусочек лиловой полосы родимого пятна. Возможно, из-за формы челюсти создавалось впечатление, что нос и глаза Хуайшань Хана расположены несколько выше, чем им полагается.
Закончив раскладывать закуски, Дэвис обвел их взглядом.
— Ну хоть что-нибудь из этого вам нравится?
— Сэндвичи, — промолвил Чжилинь.
— А нет ли чая? — осведомился Хуайшань Хан. Солнце ненадолго скрылось за облаками. Поляна, казалось, утратила свои очертания, лишившись при этом отчасти присущего ей ощущения покоя. Плантация чая подходила к ней почти вплотную, и Дэвис и его спутники видели, как глава семьи Пу нагружает своего четвероногого помощника. Трое его дочерей, не останавливаясь, подавали один бушель чая за другим.
— Вино не подойдет? — Дэвис откупорил бутылку и извлек из корзины хрустальные бокалы.
— Я не возражаю, — ответил Хуайшань Хан, усаживаясь рядом с американцем. — Однако сомневаюсь, что наш товарищ придерживается того же мнения. — Он сделал глоток из протянутого ему Дэвисом бокала и поднял его с насмешливым видом. — Вам не стоит тратить время на это вино, товарищ, — сказал он, обращаясь к Чжилиню. — Столь элитарный напиток станет вам поперек горла. — Он кивнул головой, продемонстрировав родимое пятно в полной красе. — Кстати, по дороге мы видели небольшой ручеек. Вода, берущая начало из земли, больше подходит для коммуниста.
Чжилинь не спеша расположился по другую руку от Дэвиса. Он недоумевал, зачем тот притащил с собой человека из окружения Чана. Недолго думая, он решил выжидать и наблюдать. Определив характер взаимоотношений между Дэвисом и его спутником, он нашел бы ответ на свой вопрос.
Хуайшань Хан наклонился вперед. Его тонкие губы блестели от вина.
— Отличное вино, товарищ, — заметил он, обращаясь к Чжилиню. Его голос звучал с сарказмом. — Почему бы вам и не попробовать его? Оно ведь тоже берет начало из земли. — Он улыбнулся, показав два ровных ряда маленьких, ослепительно белых зубов. — Какая разница, что это напиток, ценимый капитанами капиталистической промышленности. — Он хмыкнул. — Впрочем, простите меня. Я забыл, что слово “промышленность” мало что может сказать истинному коммунисту. Я дрожу от мысли о том, что произойдет с этой страной, если Мао придет к власти.
— Без коммунистов Китай обречен на бесконечную междоусобную грызню, — парировал Чжилинь без малейшего признака враждебности. — Коммунизм — это единственная идея, способная объединить под своими знаменами миллионы крестьян, составляющих основную массу нашего народа. Без единства, которое может обеспечить только коммунизм, Китай станет слабой, раздробленной на куски страной, а следовательно, и легкой добычей для гвай-ло, подобных шакалам, питающимся падалью.
Хуайшань Хан крякнул с отвращением.
— Они всеядны, — промолвил Чжилинь, — эти гвай-ло . У них нет представления о культуре, о приличиях. Они ничего не знают об универсальности природы. Без защитного вала коммунизма они наверняка дочиста обгложут наши кости. Они вывезут из Китая все, что имеет хоть какую-нибудь ценность и полезность. Только тогда они уйдут, оставив после себя кучи отбросов и костей.
— Вы говорите не хуже, чем ваш бог Мао, — заметил Хуайшань Хан.
— Мой бог — Будда, — возразил Чжилинь. — Мне казалось, что это должно было быть очевидным.
Он подобрал с земли несколько тонких прутиков бамбука и, достав из кармана складной нож, принялся делать на них надрезы, мастеря какое-то сложное сооружение.
— Что вы делаете? — поинтересовался Дэвис, оторвавшись на мгновение от сэндвича.
— Я голоден, — ответил Чжилинь, — и намереваюсь предпринять кое-что по этому поводу.
Он встал и сорвал несколько стеблей какого-то растения, похожего на коноплю. Движения его рук были молниеносными. Закончив свои странные приготовления, он исчез в кустах.
Несколько минут спустя он вернулся и, усевшись на прежнее место, промолвил.
— Ну вот, теперь я не прочь отведать этого вина, — он не спеша пригубил изысканный напиток, попробовав его вначале на язык, и добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96