“На вершине горы царят холод и мрак, однако без них не было бы ничего”, — он пододвинул ноги навстречу набежавшей на берег волне. — Ты сейчас стоишь на вершине горы и уже должен был почувствовать холод и мрак вокруг себя. Не познав их истинной сущности, ты собьешься с пути. Твои чувства умрут. Останется лишь страх, который станет преследовать тебя до конца жизни.
Соленый ветер освежал лицо Джейка. Откуда-то издалека доносился детский смех и радостный собачий визг. Однако все ощущения казались стертыми, расплывчатыми, и лишь одно выделялось на их фоне. Джейк чувствовал, как холодная резная нефритовая печать наливается тяжестью в его руке. Отец, — хотелось ему спросить, — когда я усвою твой урок, сделаюсь ли и всесильным или стану просто бесчеловечным?
Однако, сидя на пляже в заливе Отвращения, возле своего отца — Цзяна, творца, создателя, — он не мог вымолвить ни слова. Он просто ждал, когда отец объяснит ему, что произошло с Камсангом. Объяснит, каким образом мир вдруг преобразился, став гораздо более опасным местом, чем прежде.
* * *
Чжинь Канши находился в Цянмине, районе Пекина, начинающемся к югу от площади Тяньаньмынь. Он представляет собой лабиринт из узких улочек, вдоль которых тянутся ряды продовольственных лавок и торговых лотков. В желто-серой шинели с погонами, туго перетянутой поясом, полы которой доставали до земли, Чжинь Канши казался еще более высоким и худым, чем был на самом деле.
Мимо него двигался бесконечный поток велосипедистов. Сырой, холодный воздух поглощал почти все звуки, так что двухколесные машины, проносившиеся мимо без малейшего шума, производили жутковатое впечатление. Тучи пыли превратили воздух в черную патоку.
Чжинь заметил приземистого, коренастого человека у входа в лавку, где торговали коврами, и подошел к нему.
— Доброе утро, товарищ. Как поживает наша лизи, наша несносная ягодка?
Полковник Ху с шумом вздохнул.
— С нашей лизи все в полном порядке, как и следовало ожидать, — ответил он.
Полковник Ху, как обычно, чувствовал себя неуютно в присутствии Чжиня. Грубые, плебейские черты его лица разительно контрастировали с элегантной внешностью Чжинь Канши.
— Операция по ее поимке прошла удачно? — осведомился Чжинь.
Они медленно шагали по тротуару, пробираясь через толпы покупателей. Чжинь Канши не любил стоять на месте.
— Без лишних трудностей, — сказал полковник Ху, но Чжинь насторожился, уловив некоторую странность в интонации собеседника. — Предложенный вами план оказался верным. Они привыкли к тому, что их искали неподалеку от рек. Так было на протяжении многих лет.
Мы обнаружили Ченга и девушку на горном склоне и застали их врасплох, когда они спали. — Полковник Ху пожал плечами. — И тем не менее я потерял двух человек, а еще один лежит в коме. Эти люди исключительно находчивы.
Чжинь Канши показалось, что он уловил уважительные нотки в тоне, которым полковник произнес последние слова. Впрочем, он не был в этом уверен.
— Мы предприняли все необходимые меры предосторожности, и все же они сумели оказать сопротивление.
— Жаль, что так вышло с ее сопровождающим, — промолвил Чжинь Канши. — Я предпочел бы его допросить с пристрастием.
— Ченга? — Полковник Ху опять пожал плечами. — Он погиб как настоящий солдат. Пуля попала ему в сердце.
Чжинь Канши фыркнул.
— Погиб как “настоящий солдат”!.. Что это еще за романтическая ахинея? В смерти нет ничего романтического.
Полковник промолчал. Дойдя до конца квартала, они свернули направо. Этот район прилегал к железнодорожной станции. По пути они миновали целый ряд аптек, продававших традиционные лечебные средства. Узкие помещения этих магазинчиков были заставлены запыленными стеклянными полками со снадобьями из оленьих рогов, измельченных зубов тигров, кореньями женьшеня и всевозможными разновидностями грибов.
Чжинь Канши кивнул, показывая, что данная тема исчерпана.
— Впрочем, нас в конце концов интересует девчонка. Спасибо У Айпину, узнавшему, что она входит в состав триады Стального Тигра. Его почти патологический интерес к этой организации позволил ему незадолго до смерти выследить девушку и установить ее личность и другие данные. Такое наследство он оставил своему другу Хуайшань Хану.
— Так это через него мы вышли на девушку?
— Да, — задумчиво ответил Чжинь Канши. — Скоро она превратится в послушный механизм, собранный вашими руками.
— Существует большая вероятность, — медленно протянул полковник Ху, — что то, о чем вы просите меня, в корне изменит ее личность.
Да, — мысленно согласился с какими-то своими внутренними мыслями Чжинь Канши, — да. Она подобна древнему мифическому существу. Любой, мужчина, взглянувший на ее лицо, оказывается во власти ее чар. Он резко остановился и повернулся к полковнику.
— Я должен сказать вам вполне определенно: значение всей операции настолько велико, что между нами должно быть полное взаимопонимание. Это относится и к вам, и ко мне, — он сделал паузу и устремил свой пытливый взгляд на полковника, стараясь зафиксировать малейшее изменение в выражении лица собеседника.
Тот немного погодя кивнул.
— Согласен.
Впервые полковник Ху осознал истинную причину того состояния, которое появлялось у него всякий раз в присутствии этого человека. Я боюсь его, — с некоторым изумлением признался он себе. — Чжинь Канши знает, какую силу таит в себе лизи. Неужели она оказала такое сильное впечатление на меня, своего тюремщика? Интересно, насколько догадки Чжинь Канши близки к истине? Больше всего Ху беспокоило то, что он сам не знал ответа на эти вопросы.
— Ну вот и славно, товарищ полковник. Эта ягодка еще не созрела. Однако сие отнюдь не означает, что она не опасна. Она исключительно опасна.
Чжинь Канши внезапно пошел, и полковник Ху, застигнутый врасплох, поспешил догнать его.
— Вы попали в точку, — промолвил он. — Однако, должен сознаться, я не уверен, понимаете ли вы всю степень опасности, которую она представляет в моих руках.
Чжинь Канши повернулся к собеседнику. В его глазах вспыхнуло пламя, точно они источали поток энергии.
— Скажите, товарищ полковник, — осведомился он, — вы когда-нибудь бывали в море?
— Нет, — отозвался озадаченный Ху. — По правде говоря, путешествие по воде вызывает у меня морскую болезнь.
Чжинь Канши рассмеялся.
— Верно. Похоже, так обстоит дело со многими нашими соотечественниками. Однако в обиходе у моряков есть один термин, который вам необходимо запомнить, работая с нашей лизи . Она похожа на прекрасную яхту. Имея дело с ней, человек начинает ощущать вседозволенность. Поэтому, товарищ полковник, опасайтесь идти в слишком крутой бейдевинд. В противном случае ваш корабль может пойти ко дну. — Он бросил взгляд на свои часы. — Я опаздываю.
Полковник Ху умел распознать угрозу под любой личиной. Он остался стоять на месте, следя за удаляющимся Чжинь Канши. Через несколько мгновений высокая фигура в желто-серой шинели затерялась в водовороте пешеходов и велосипедистов.
* * *
Этот портфель Ян Маккена получил в тот момент, когда возглавляемое им полицейское подразделение усмиряло беспорядки, вспыхнувшие в Стенли. Он руководил тремя своими людьми, теснившими назад толпу оглушительно кричащих китайцев, в одно мгновение разметавших хлипкий барьер, воздвигнутый полицейскими перед входом в “Гонконг и Бангкок Траст Банк”. Вдруг какой-то ничем не примечательный китаец вложил что-то в свободную руку Маккены, Благодаря внушительному росту (шесть футов и три дюйма) инспектор выделялся даже в этой сумасшедшей давке.
В первое мгновение Маккена даже не заметил, что произошло. Он был слишком увлечен вышибанием зубов одного из бузотеров. Его полированная трость из тикового дерева стремительно взмывала вверх и столь же стремительно опускалась вниз, круша человеческую плоть. Каждый меткий удар сопровождался хрустом, ласкавшим слух инспектора.
Истекающий кровью китаец повалился лицом на асфальт, и, перешагивая через него, Маккена внезапно ощутил добавочный вес в своей руке. Недоуменно повернув голову, он увидел портфель и того самого неприметного человека.
— Это для вас, инспектор Маккена, — промолвил китаец.
— Эй! — окликнул его тот. — Эй, ты!
Но было уже слишком поздно. Незнакомец растворился в обезумевшей пестрой толпе.
Среди всех китайцев, которым приходилось иметь с ним дело, Маккена был известен под кличкой Напруди Лужу. Даже те из них, кто работал под его началом, называли его так, правда лишь между собой и непременно на родном языке. Огненно-рыжий австралиец говорил на кантонском и немного на ханьском диалектах китайского языка с ужасающим акцентом. Он прошел курс обучения ремеслу полицейского в одном из малонаселенных районов Австралии, прежде чем эмигрировал в Гонконг десять лет назад. Он получил должность капрала Королевской колониальной полиции и благодаря откровенной подлости и огромной силе воли дослужился до звания капитана.
Он обладал чисто звериным, инстинктивным умением находить наиболее уязвимое место врага, и эта черта внушала страх не только его подчиненным, но и начальникам.
Однако находились и такие, кто не боялся Яна Маккены. И среди них — Верзила Сун, обладатель порядкового номера 489 в крупнейшей кантонской триаде, 14 К. Именно Верзила Сун, потерпевший неудачу при попытке полюбовно договориться с Маккеной, сумел обнаружить слабую точку австралийца. Капитан получил конверт с фотографиями, на которых он был снят вместе с одиннадцатилетним китайским мальчиком в позах столь интимных, что публикация этих снимков не только означала бы конец его карьеры, но и, более чем вероятно, обвинительный приговор уголовного суда.
Теперь дважды в неделю Маккена докладывал о деталях своей текущей работы прямо Верзиле Суну. В нарушение всех традиций номер 489 не побрезговал лично вручить капитану глянцевый малиновый пакет со снимками.
Этот жест имел свой подтекст: точно такой же красный конверт с символической суммой денег было принято давать прогоревшему конкуренту. И этим он смертельно ранил самолюбие австралийца. При всем старании Маккена не мог забыть тот миг, когда Верзила Сун вложил конверт в его руку. Каждый жест, каждый запах, а самое главное, лукавый, насмешливый блеск в глазах номера 489 неизгладимо врезались в память капитана. Такого оскорбления он забыть не мог, ибо Сун, лично явившись на рандеву и глядя снизу вверх на рослого австралийца, заставил того чувствовать себя жалким, ничтожным пигмеем.
Наконец его люди разогнали последних участников так называемых “беспорядков”, и Маккена задумался над тем, какое новое унижение для него придумал дракон из 14 К. Его лицо побагровело, и причиной тому было не пребывание в толпе истеричных желтолицых дикарей.
Маккена подул в свисток, призывая своих людей вернуться в фургон, доставивший их сюда из участка. Окинув взглядом китайца, валявшегося на тротуаре, капитан смачно плюнул в его разбитое лицо. Как бы ему хотелось, чтобы оно оказалось физиономией Верзилы Суна.
Развернувшись, он тяжело зашагал к фургону, повторяя про себя: Наступит день, когда я сделаю это. И тогда я уважу, как краснеет его лицо. Чума на него и его проклятую триаду.
Он открыл портфель, только добравшись до участка. Однако он не решился проделать это даже в своем кабинете. Вместо этого он прошел по коридору в мужскую уборную, где стояла невыносимая вонь. Единственное закопченное окно было закрашено белой краской. На полусгнившем подоконнике валялась целая груда черных высохших мух. Одна их них, все еще живая, не прекращала вялые попытки пробиться сквозь стекло. Проникавшего в уборную тусклого света зимнего солнца хватало ровно настолько, чтобы зародить у обессилевшего насекомого ложную надежду.
Маккена замешкался. Глупое постукивание мухи о стекло, звук которого усиливался, отражаясь от стен, раздражал его.
Внезапно Маккена перенесся в свое далекое прошлое, на дикие просторы Северной Территории в Австралии. Там, на границе пустыни Гибсона, он и его напарник напали на след трех аборигенов, обвинявшихся в краже шести молодых бычков. Маккена хорошо помнил, как заартачился Дик Джонс, его напарник, не желавший двигаться дальше, завидя пустыню.
— Только не туда, дружище, — его глаза превратились в две узенькие щелочки на загорелом лице. — Черт с ними, с этими козлами. Они сами изжарятся там.
Ни одно живое существо не могло находиться в январе в пустыне без укрытия от палящего солнца и без достаточного запаса воды.
— Они здесь как рыбы в воде, — возразил Маккена. — Во время перехода через пустыню они станут убивать животных одно за другим, пить их кровь и есть мясо. Им удастся улизнуть, если мы повернем назад.
— Послушай, они ведь голодают. Им приходится воровать, чтобы выжить.
— Когда они увидят вот это, — Маккена извлек из кобуры “Магнум 357”, — то поймут, что поступили неправильно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Соленый ветер освежал лицо Джейка. Откуда-то издалека доносился детский смех и радостный собачий визг. Однако все ощущения казались стертыми, расплывчатыми, и лишь одно выделялось на их фоне. Джейк чувствовал, как холодная резная нефритовая печать наливается тяжестью в его руке. Отец, — хотелось ему спросить, — когда я усвою твой урок, сделаюсь ли и всесильным или стану просто бесчеловечным?
Однако, сидя на пляже в заливе Отвращения, возле своего отца — Цзяна, творца, создателя, — он не мог вымолвить ни слова. Он просто ждал, когда отец объяснит ему, что произошло с Камсангом. Объяснит, каким образом мир вдруг преобразился, став гораздо более опасным местом, чем прежде.
* * *
Чжинь Канши находился в Цянмине, районе Пекина, начинающемся к югу от площади Тяньаньмынь. Он представляет собой лабиринт из узких улочек, вдоль которых тянутся ряды продовольственных лавок и торговых лотков. В желто-серой шинели с погонами, туго перетянутой поясом, полы которой доставали до земли, Чжинь Канши казался еще более высоким и худым, чем был на самом деле.
Мимо него двигался бесконечный поток велосипедистов. Сырой, холодный воздух поглощал почти все звуки, так что двухколесные машины, проносившиеся мимо без малейшего шума, производили жутковатое впечатление. Тучи пыли превратили воздух в черную патоку.
Чжинь заметил приземистого, коренастого человека у входа в лавку, где торговали коврами, и подошел к нему.
— Доброе утро, товарищ. Как поживает наша лизи, наша несносная ягодка?
Полковник Ху с шумом вздохнул.
— С нашей лизи все в полном порядке, как и следовало ожидать, — ответил он.
Полковник Ху, как обычно, чувствовал себя неуютно в присутствии Чжиня. Грубые, плебейские черты его лица разительно контрастировали с элегантной внешностью Чжинь Канши.
— Операция по ее поимке прошла удачно? — осведомился Чжинь.
Они медленно шагали по тротуару, пробираясь через толпы покупателей. Чжинь Канши не любил стоять на месте.
— Без лишних трудностей, — сказал полковник Ху, но Чжинь насторожился, уловив некоторую странность в интонации собеседника. — Предложенный вами план оказался верным. Они привыкли к тому, что их искали неподалеку от рек. Так было на протяжении многих лет.
Мы обнаружили Ченга и девушку на горном склоне и застали их врасплох, когда они спали. — Полковник Ху пожал плечами. — И тем не менее я потерял двух человек, а еще один лежит в коме. Эти люди исключительно находчивы.
Чжинь Канши показалось, что он уловил уважительные нотки в тоне, которым полковник произнес последние слова. Впрочем, он не был в этом уверен.
— Мы предприняли все необходимые меры предосторожности, и все же они сумели оказать сопротивление.
— Жаль, что так вышло с ее сопровождающим, — промолвил Чжинь Канши. — Я предпочел бы его допросить с пристрастием.
— Ченга? — Полковник Ху опять пожал плечами. — Он погиб как настоящий солдат. Пуля попала ему в сердце.
Чжинь Канши фыркнул.
— Погиб как “настоящий солдат”!.. Что это еще за романтическая ахинея? В смерти нет ничего романтического.
Полковник промолчал. Дойдя до конца квартала, они свернули направо. Этот район прилегал к железнодорожной станции. По пути они миновали целый ряд аптек, продававших традиционные лечебные средства. Узкие помещения этих магазинчиков были заставлены запыленными стеклянными полками со снадобьями из оленьих рогов, измельченных зубов тигров, кореньями женьшеня и всевозможными разновидностями грибов.
Чжинь Канши кивнул, показывая, что данная тема исчерпана.
— Впрочем, нас в конце концов интересует девчонка. Спасибо У Айпину, узнавшему, что она входит в состав триады Стального Тигра. Его почти патологический интерес к этой организации позволил ему незадолго до смерти выследить девушку и установить ее личность и другие данные. Такое наследство он оставил своему другу Хуайшань Хану.
— Так это через него мы вышли на девушку?
— Да, — задумчиво ответил Чжинь Канши. — Скоро она превратится в послушный механизм, собранный вашими руками.
— Существует большая вероятность, — медленно протянул полковник Ху, — что то, о чем вы просите меня, в корне изменит ее личность.
Да, — мысленно согласился с какими-то своими внутренними мыслями Чжинь Канши, — да. Она подобна древнему мифическому существу. Любой, мужчина, взглянувший на ее лицо, оказывается во власти ее чар. Он резко остановился и повернулся к полковнику.
— Я должен сказать вам вполне определенно: значение всей операции настолько велико, что между нами должно быть полное взаимопонимание. Это относится и к вам, и ко мне, — он сделал паузу и устремил свой пытливый взгляд на полковника, стараясь зафиксировать малейшее изменение в выражении лица собеседника.
Тот немного погодя кивнул.
— Согласен.
Впервые полковник Ху осознал истинную причину того состояния, которое появлялось у него всякий раз в присутствии этого человека. Я боюсь его, — с некоторым изумлением признался он себе. — Чжинь Канши знает, какую силу таит в себе лизи. Неужели она оказала такое сильное впечатление на меня, своего тюремщика? Интересно, насколько догадки Чжинь Канши близки к истине? Больше всего Ху беспокоило то, что он сам не знал ответа на эти вопросы.
— Ну вот и славно, товарищ полковник. Эта ягодка еще не созрела. Однако сие отнюдь не означает, что она не опасна. Она исключительно опасна.
Чжинь Канши внезапно пошел, и полковник Ху, застигнутый врасплох, поспешил догнать его.
— Вы попали в точку, — промолвил он. — Однако, должен сознаться, я не уверен, понимаете ли вы всю степень опасности, которую она представляет в моих руках.
Чжинь Канши повернулся к собеседнику. В его глазах вспыхнуло пламя, точно они источали поток энергии.
— Скажите, товарищ полковник, — осведомился он, — вы когда-нибудь бывали в море?
— Нет, — отозвался озадаченный Ху. — По правде говоря, путешествие по воде вызывает у меня морскую болезнь.
Чжинь Канши рассмеялся.
— Верно. Похоже, так обстоит дело со многими нашими соотечественниками. Однако в обиходе у моряков есть один термин, который вам необходимо запомнить, работая с нашей лизи . Она похожа на прекрасную яхту. Имея дело с ней, человек начинает ощущать вседозволенность. Поэтому, товарищ полковник, опасайтесь идти в слишком крутой бейдевинд. В противном случае ваш корабль может пойти ко дну. — Он бросил взгляд на свои часы. — Я опаздываю.
Полковник Ху умел распознать угрозу под любой личиной. Он остался стоять на месте, следя за удаляющимся Чжинь Канши. Через несколько мгновений высокая фигура в желто-серой шинели затерялась в водовороте пешеходов и велосипедистов.
* * *
Этот портфель Ян Маккена получил в тот момент, когда возглавляемое им полицейское подразделение усмиряло беспорядки, вспыхнувшие в Стенли. Он руководил тремя своими людьми, теснившими назад толпу оглушительно кричащих китайцев, в одно мгновение разметавших хлипкий барьер, воздвигнутый полицейскими перед входом в “Гонконг и Бангкок Траст Банк”. Вдруг какой-то ничем не примечательный китаец вложил что-то в свободную руку Маккены, Благодаря внушительному росту (шесть футов и три дюйма) инспектор выделялся даже в этой сумасшедшей давке.
В первое мгновение Маккена даже не заметил, что произошло. Он был слишком увлечен вышибанием зубов одного из бузотеров. Его полированная трость из тикового дерева стремительно взмывала вверх и столь же стремительно опускалась вниз, круша человеческую плоть. Каждый меткий удар сопровождался хрустом, ласкавшим слух инспектора.
Истекающий кровью китаец повалился лицом на асфальт, и, перешагивая через него, Маккена внезапно ощутил добавочный вес в своей руке. Недоуменно повернув голову, он увидел портфель и того самого неприметного человека.
— Это для вас, инспектор Маккена, — промолвил китаец.
— Эй! — окликнул его тот. — Эй, ты!
Но было уже слишком поздно. Незнакомец растворился в обезумевшей пестрой толпе.
Среди всех китайцев, которым приходилось иметь с ним дело, Маккена был известен под кличкой Напруди Лужу. Даже те из них, кто работал под его началом, называли его так, правда лишь между собой и непременно на родном языке. Огненно-рыжий австралиец говорил на кантонском и немного на ханьском диалектах китайского языка с ужасающим акцентом. Он прошел курс обучения ремеслу полицейского в одном из малонаселенных районов Австралии, прежде чем эмигрировал в Гонконг десять лет назад. Он получил должность капрала Королевской колониальной полиции и благодаря откровенной подлости и огромной силе воли дослужился до звания капитана.
Он обладал чисто звериным, инстинктивным умением находить наиболее уязвимое место врага, и эта черта внушала страх не только его подчиненным, но и начальникам.
Однако находились и такие, кто не боялся Яна Маккены. И среди них — Верзила Сун, обладатель порядкового номера 489 в крупнейшей кантонской триаде, 14 К. Именно Верзила Сун, потерпевший неудачу при попытке полюбовно договориться с Маккеной, сумел обнаружить слабую точку австралийца. Капитан получил конверт с фотографиями, на которых он был снят вместе с одиннадцатилетним китайским мальчиком в позах столь интимных, что публикация этих снимков не только означала бы конец его карьеры, но и, более чем вероятно, обвинительный приговор уголовного суда.
Теперь дважды в неделю Маккена докладывал о деталях своей текущей работы прямо Верзиле Суну. В нарушение всех традиций номер 489 не побрезговал лично вручить капитану глянцевый малиновый пакет со снимками.
Этот жест имел свой подтекст: точно такой же красный конверт с символической суммой денег было принято давать прогоревшему конкуренту. И этим он смертельно ранил самолюбие австралийца. При всем старании Маккена не мог забыть тот миг, когда Верзила Сун вложил конверт в его руку. Каждый жест, каждый запах, а самое главное, лукавый, насмешливый блеск в глазах номера 489 неизгладимо врезались в память капитана. Такого оскорбления он забыть не мог, ибо Сун, лично явившись на рандеву и глядя снизу вверх на рослого австралийца, заставил того чувствовать себя жалким, ничтожным пигмеем.
Наконец его люди разогнали последних участников так называемых “беспорядков”, и Маккена задумался над тем, какое новое унижение для него придумал дракон из 14 К. Его лицо побагровело, и причиной тому было не пребывание в толпе истеричных желтолицых дикарей.
Маккена подул в свисток, призывая своих людей вернуться в фургон, доставивший их сюда из участка. Окинув взглядом китайца, валявшегося на тротуаре, капитан смачно плюнул в его разбитое лицо. Как бы ему хотелось, чтобы оно оказалось физиономией Верзилы Суна.
Развернувшись, он тяжело зашагал к фургону, повторяя про себя: Наступит день, когда я сделаю это. И тогда я уважу, как краснеет его лицо. Чума на него и его проклятую триаду.
Он открыл портфель, только добравшись до участка. Однако он не решился проделать это даже в своем кабинете. Вместо этого он прошел по коридору в мужскую уборную, где стояла невыносимая вонь. Единственное закопченное окно было закрашено белой краской. На полусгнившем подоконнике валялась целая груда черных высохших мух. Одна их них, все еще живая, не прекращала вялые попытки пробиться сквозь стекло. Проникавшего в уборную тусклого света зимнего солнца хватало ровно настолько, чтобы зародить у обессилевшего насекомого ложную надежду.
Маккена замешкался. Глупое постукивание мухи о стекло, звук которого усиливался, отражаясь от стен, раздражал его.
Внезапно Маккена перенесся в свое далекое прошлое, на дикие просторы Северной Территории в Австралии. Там, на границе пустыни Гибсона, он и его напарник напали на след трех аборигенов, обвинявшихся в краже шести молодых бычков. Маккена хорошо помнил, как заартачился Дик Джонс, его напарник, не желавший двигаться дальше, завидя пустыню.
— Только не туда, дружище, — его глаза превратились в две узенькие щелочки на загорелом лице. — Черт с ними, с этими козлами. Они сами изжарятся там.
Ни одно живое существо не могло находиться в январе в пустыне без укрытия от палящего солнца и без достаточного запаса воды.
— Они здесь как рыбы в воде, — возразил Маккена. — Во время перехода через пустыню они станут убивать животных одно за другим, пить их кровь и есть мясо. Им удастся улизнуть, если мы повернем назад.
— Послушай, они ведь голодают. Им приходится воровать, чтобы выжить.
— Когда они увидят вот это, — Маккена извлек из кобуры “Магнум 357”, — то поймут, что поступили неправильно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96