Рост ее, черты, цвет волос – все ее!.. но Имми такая добрая, я представить не могу, чтобы она кого-то убила! И что она делала в царских чертогах? Ничего не понимаю.
– Куда ее увели?
– Это я и хочу понять! Тут путаница какая-то. Я должна поговорить с Гелананфией, узнать правду! А меня не пускают. Говорят, к царице – в порядке очереди.
– Это как же выходит, – процедил Руфрид с нарастающей яростью, – мы с ней неделями сидим в лесах, сражаемся за нее в этой клятой битве, а теперь она разом стала для нас слишком важной персоной?
– На то похоже.
– Ну ладно же! – Руфрид решительно подошел к золоченым дверям. Шестеро стражников – вероятно, охранявших прежде Гарнелиса, потому что мундиры на них были дворцовые – преградили ему дорогу живой стеной.
– Я требую немедля пропустить меня к царевне Гелананфии.
– Никак нельзя. Никого впускать не велено.
– Тогда скажите о нас Элдарету! Он знает.
– Извините, – твердо ответил стражник, – нам приказано не тревожить их обоих до особого распоряжения.
– В очередь! – К излучинцам обратились десятки гневных лиц. – Мы со своими челобитными не один час ждем! Куда прешь!
Руфрид, скривившись, отвернулся. Подойдя к Танфии, он поднял ее со скамьи.
– Пошли отсюда, – скомандовал юноша.
– Мы не можем…
– Сегодня мы до Гелананфии не доберемся! Пошли. Завтра придем снова. Сейчас я хочу одного – спать.
– Где? – Танфия позволила себя увести.
– Я, когда на Сафаендера наткнулся, отвел его в лагерь, – ответил Руфрид. – Прихвостни его уже поджидали. Так что мы вымылись, и пошли в Париону вместе. Я… я и Линдена привез. Не мог его там бросить. Сафаендер нас отвел к себе – домище у него, я тебе доложу! – и тогда я пошел тебя искать. В общем, он предложил принять нас у него. Знаешь, у меня было искушение послать его вместе со всем гостеприимством.
– Руфрид!
– Но я не стал. Честно говоря, мне от усталости на все плевать. Пошли, я тебя отведу.
Дом Сафаендера стоял на третьем городском холме – беломраморные палаты, такие же, как мнилось Танфии, и еще прекрасней. Залы, прохладные и просторные, соединялись лестницами, решетки на окнах рассеивали свет, заполняя простор синими тенями и во внутреннем дворе, вокруг фонтана, росли папоротники, как Танфии и мечталось. Девушка не ожидала, как покойно здесь будет – точно в храме.
Сафаендер вышел им навстречу. Вид его был ужасен. Он успел посетить баню, и вымыл волосы, блестевшие теперь от влаги. Танфия старалась не вспоминать рассказ Руфрида, в котором поэта от головы до пят покрывала чужая кровь. Но перемену в своем возлюбленном девушка почувствовала сразу. Сафаендер ступал медлительно, точно во сне. Под глазами его залегли глубокие тени, и лицо обрело несвойственную ему тревожную мрачность. При виде Танфии он, впрочем, улыбнулся и сжал ее в объятьях так крепко, что кости захрустели.
– Как же я тебе рад. Я бы не вынес… только не Линден и ты…
– Я еще жива, – ответила она. – Только в синяках вся. Я Зарянку поставила в конюшне, рядом с Зимородком… ты не против?
– Нет, конечно! Танфия… пойдем, перекусите… сегодня будете спать на перинах и купаться в мраморных бассейнах…
Внезапно он замолк и упал на кушетку, закрыв лицо руками. Танфия присела рядом с ним. Руфрид молча взирал на него свысока.
– Линден погиб, защищая меня. Вот я с ним спорю, а миг спустя – пролетела стрела, и все. И… я не знаю, что со мной потом было. Есть такой оборот – «глаза застит»; вот теперь я понял, что это не фигура речи. Мне красным глаза застило, и только пятна пестрые, как в бреду…
– Ты зарубил самое малое шестерых, – без украс сообщил Руфрид.
Несколько мгновений Сафаендер вглядывался в никуда.
– Шестерых? – повторил он, сглотнув. – Я только четверых помню… но тебе поверю на слово. Все было так смутно… как и не было… пока ты меня не нашел. Это все были царские солдаты?
– Да. К счастью, наши тебе под руку не подвернулись.
Поэт резко хохотнул.
– Надо же, какой я молодец. Зарубил стольких ребят, которые еще недавно здоровались со мной на улицах и ходили на мои пьесы.
– Ты сражался храбро, – прошептала Танфия. – Ты помог нам победить.
– Ничего в этом не было отважного. Это не вернет нам театра, и не воскресит Линдена.
Когда закат окрасил небо червонным золотом, Сафаендер отвел их в рощу на окраине города. Как пояснил поэт, будучи почетным горожанином, он имел право распоряжаться святой землей, не спрашиваясь властей. Хотя роща находилась на южной околице, избранный ими склон смотрел на запад – в сторону Излучинки. Тихо было здесь, где каждое деревце отмечало место упокоения парионца.
Сюда они и привезли Линдена – привезли на спине Зимородка, и сам юноша не пожелал бы лучшей похоронной процессии. Были с ними Зоря и Мириас, за что Танфия была им сердечно благодарна – они здорово сдружились за последнее время. Пришли и товарищи Сафаендера – Аштарь и Шарма, Салиоль и Эвендер, в кои-то веки молчаливые и серьезные. Не хватало только Элдарета, но странник был так занят в Цитадели, что они и не стали тратить времени, дозываясь его.
«Не хватает только Имми», подумалось Танфии. Боги, а мне ведь придется ей рассказать…
Своими руками они выкопали могилу, и уложили Линдена в землю, и обок его – элирский клинок. Руфрид высадил над могилой молодую березку, чтобы хрупкое серебряное деревце впитало дух его брата.
Танфия тихонько всхлипывала, и никак не могла остановиться. Только Руфрид оставался мрачен, но не проронил ни слезинки; он погладывал на нее кисло, а то и вовсе избегал взглядов девушки, и Танфия в ответ прятала слезы на плече Сафаендера. Поэт прижимал ее к себе, и слез не скрывал.
По обратной дороге Танфия брела одна, не желая ни с кем разговаривать. Потом ее догнала Аштарь, и некоторое время они шли вместе, взявшись за руки. Танфия была только рада этому проявлению молчаливого сочувствия, думая, что она обманулась в Аштари.
– Бедный Сафаендер, – промолвила актриса чуть погодя. – Он тяжело это перенес.
– Знаю, – Танфия вздохнула. – Он винит себя.
– Да нет, тут дело серьезней. – Аштарь удивленно покосилась на нее. – Я думала, ты знаешь.
– Что?
– Ему очень нравился Линден.
– Знаю. Его нельзя не любить.
– Нет, Танфия – больше чем нравился. Понимаешь, Сафаендер всегда влюбляется в несчастных и заблудших, особенно если они красивы. Приходится ему их соблазнять – ну, это тебе знакомо. Не вини его. У него это выходит помимо желания. Все мы когда-то попадались на его удочку. – Она бросила на девушку теплый, сочувственный взгляд. – Я решила, что стоит тебе сказать.
Танфия тупо обвела взглядом мирные, плодородные холмы, за которыми, в двух тысячах миль отсюда, лежала Излучинка. Потом девушка обернулась к видимым сквозь слезы и листву берез золотым шпилям Парионы. «Ну вот, – подумалось ей, – я и добралась».
Поутру Руфрид с Танфией вернулись в Янтарную цитадель. Столпотворение там нимало не рассеялось за ночь; народ набралось столько, что излучинцы не смогли пройти даже через галерею, не говоря о том, чтобы проникнуть в приемную.
– Вот дурость какая! – ругалась Танфия. – Не-ет, я не сдамся!
Они ужа заработали локтями в полную силу, не обращая внимания на возмущенные возгласы, в стороне показалась знакомая фигура, пробирающаяся к ним через толпу.
– Элдарет! – крикнул Руфрид.
Странник добрался до них и с облегчением стиснул их в объятиях.
– Вот вы где! А я вас все утро ищу! Уже всякую надежду потерял.
– Здесь мы, здесь, – выпалила Танфия, забыв от волнения о вежливости. – Элдарет, нам надо видеть Гелананфию.
– Не получится, – ответил странник, отводя обоих излучинцев в сторонку. – К ней рвется несколько сотен чиновников, воевод, жриц, обиженных советников и цеховых старост, и каждого надо принять. Но о тебе, Танфия, она не забыла. Поэтому я здесь. У меня для тебя дурные вести.
Девушка испуганно вздернула голову.
– Еще?
– Вчера был убит царь Гарнелис. Гелананфия в отчаянии, она делает, чтобы может, чтобы восстановить порядок. Горе в том, что мы схватили убийцу на месте преступления. Танфия, я почти уверен, что это и есть твоя сестра.
Плечи девушки поникли.
– Значит, это правда.
– Ты уже слышала?
– Я потому так и рвалась к Гелананфии! Я уверена, это какая-то ошибка! Изомира такого бы не натворила! Где она?
Элдарет прокашлялся.
– Ее заключили под стражу в одной из камер северной чети внутренней стены.
– Камер? – Танфия задохнулась. – Что с ней сделают?
– Прости, Танфия, – серьезно проговорил Элдарет. – Гелананфия едва не помешалась от скорби. Она любила деда, понимаешь, что бы он не творил. Все ее надежды покоились на том, что она переубедит его. Предупреждаю – она будет непреклонна. За цареубийство полагается смертная казнь.
– Смертная? – прошептала девушка.
– Судьбу Гарнелиса должен был решать совет Солнечного чертога; скорей всего, его отправили бы на покой, а Гелананфию поставили наместницей до его смерти. Не дело Изомиры было решать судьбу самодержца, понимаешь?
– Я хочу ее видеть!
– Конечно. Я вас отведу.
Элдарет провел ее и Руфрида в старую часть дворца, и через крытый мостик на внутреннюю стену. Только теперь Танфия сообразила, что каждый круг стен вмещал множество комнат, где жила замковая прислуга, являясь сам по себе замком. Путь их вел через затворенные и запертые врата, охраняемые двумя тюремщиками в черном. За воротами начинался коридор со стенами из простого желтого известняка, вдоль которых тянулись ряды окованных железом дубовых дверей. С нарастающим беспокойством заглядывая в каждое зарешеченное окошко, Танфия увидела, что все камеры пусты.
Наконец провожавшая их тюремщица остановилась.
– Пленница здесь, господин Элдарет, – сообщила она, перебирая связку ключей.
Прежде чем войти, Элдарет вежливо постучал. Пропустив излучинцев, сам он остался в дверях, давая им видимость уединения. Танфию трясло. Одним взглядом она окинула камеру – маленькую и голую, но чистенькую, с узеньким стрельчатым окошком, жесткой койкой, дверцей в отдельное отхожее место.
Изомира сидела за столиком под окном и что-то писала. Заслышав лязг засова, она подняла голову; мгновение глаза ее оставались тусклы и пусты, потом в них промелькнуло узнавание, и она недоверчиво воззрилась на гостей.
Танфия едва могла поверить глазам. Нестерпимо было видеть сестру в заточении, но куда страшнее оказалась произошедшая в Изомире перемена.
Пленница была одета в присобранное на плечах свободное платье ржавого цвета. Волосы ее, свежевымытые, нечесаной золотисто-русой копной валились на плечи. Она была несказанно прекрасна, и очень, очень стара – уже не славная деревенская девочка, но почтенная дама с испуганным взглядом.
– Танфия? – Она неуклюже поднялась навстречу сестре.
– Имми…
– Танфия? Боги благие, это ты?
– Да, моя родная, – прошептала Танфия.
Она несмело шагнула вперед, потом ринулась вперед, обнимая и целуя сестру. Они не в силах были разойтись хоть на миг. Танфия безутешно рыдала, и странное дело – теперь Изомира успокаивала ее. Хотя слезы лились из ее глаз, стоило ей утереть их, как лицо ее опять стало непроницаемо-спокойно.
– Но что ты тут делаешь? – спросила Имми, не отпуская ее пальцев.
– Мы пришли вчера, вместе с мятежниками. Пришли за тобой.
– От самого дома?
– Да. Я, и Руфрид, и Линден. Только Лина с нами нет. Прости, Имми…
Танфия выпалила страшную весть, пока не перехватило горло. Изомира потеряла сознание. Танфия усадила ее в кресло, пока Руфрид пытался отпоить ее водой из деревянного кубка. В конце концов Изомира немного пришла в себя, по-прежнему цепляясь за руку Танфии.
– Ничего, Тан. Я знала. Просто… тяжело было услышать это от тебя.
– Откуда ты узнала? Тебе кто-то сказал?
– Нет, – отозвалась Изомира с призрачной улыбкой. – Я почувствовала его смерть. Потому я и заколола Гарнелиса… кажется. Трудно говорить – столько всего в голове мнется… не стерпеть было.
– Так ты правда…
– Оно даже легче, что мне не встретить больше Линдена. Так тяжело было бы ему о многом рассказать.
– Он бы все понял.
– Понял, почему я вышла замуж за Гарнелиса?
Танфия с Руфридом ошарашенно переглянулись. На лице юноши было явственно написано «она с ума сошла», и Танфия готова была с ним согласиться.
– Ты была женой… царя?
– Знаю, нелепо звучит… даже не знаю, чем это докажешь. И не знаю, считается ли такой обряд; но там были владыка Поэль, и этот Лафеом, и жрица, так что, наверное, считается.
– Зачем ему было на тебе жениться? – спросила Танфия, пытаясь найти какой-то смысл в рассказе сестры.
Имми пожала плечами.
– Царица умерла. Ему было одиноко. Я еще не видела, чтобы человеку было так одиноко. Он говорил, что любит меня, и, наверное, так и было. Я тоже любила его, только недолго. А царевна мне не поверила. Скажи ей, что я никогда не вру, ладно?
Танфия в жизни не слышала от сестры ни слова лжи.
– Ты его правда убила?
– Да.
– Точно? Может, кто другой это сделал, а тебе сунул нож в руку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Куда ее увели?
– Это я и хочу понять! Тут путаница какая-то. Я должна поговорить с Гелананфией, узнать правду! А меня не пускают. Говорят, к царице – в порядке очереди.
– Это как же выходит, – процедил Руфрид с нарастающей яростью, – мы с ней неделями сидим в лесах, сражаемся за нее в этой клятой битве, а теперь она разом стала для нас слишком важной персоной?
– На то похоже.
– Ну ладно же! – Руфрид решительно подошел к золоченым дверям. Шестеро стражников – вероятно, охранявших прежде Гарнелиса, потому что мундиры на них были дворцовые – преградили ему дорогу живой стеной.
– Я требую немедля пропустить меня к царевне Гелананфии.
– Никак нельзя. Никого впускать не велено.
– Тогда скажите о нас Элдарету! Он знает.
– Извините, – твердо ответил стражник, – нам приказано не тревожить их обоих до особого распоряжения.
– В очередь! – К излучинцам обратились десятки гневных лиц. – Мы со своими челобитными не один час ждем! Куда прешь!
Руфрид, скривившись, отвернулся. Подойдя к Танфии, он поднял ее со скамьи.
– Пошли отсюда, – скомандовал юноша.
– Мы не можем…
– Сегодня мы до Гелананфии не доберемся! Пошли. Завтра придем снова. Сейчас я хочу одного – спать.
– Где? – Танфия позволила себя увести.
– Я, когда на Сафаендера наткнулся, отвел его в лагерь, – ответил Руфрид. – Прихвостни его уже поджидали. Так что мы вымылись, и пошли в Париону вместе. Я… я и Линдена привез. Не мог его там бросить. Сафаендер нас отвел к себе – домище у него, я тебе доложу! – и тогда я пошел тебя искать. В общем, он предложил принять нас у него. Знаешь, у меня было искушение послать его вместе со всем гостеприимством.
– Руфрид!
– Но я не стал. Честно говоря, мне от усталости на все плевать. Пошли, я тебя отведу.
Дом Сафаендера стоял на третьем городском холме – беломраморные палаты, такие же, как мнилось Танфии, и еще прекрасней. Залы, прохладные и просторные, соединялись лестницами, решетки на окнах рассеивали свет, заполняя простор синими тенями и во внутреннем дворе, вокруг фонтана, росли папоротники, как Танфии и мечталось. Девушка не ожидала, как покойно здесь будет – точно в храме.
Сафаендер вышел им навстречу. Вид его был ужасен. Он успел посетить баню, и вымыл волосы, блестевшие теперь от влаги. Танфия старалась не вспоминать рассказ Руфрида, в котором поэта от головы до пят покрывала чужая кровь. Но перемену в своем возлюбленном девушка почувствовала сразу. Сафаендер ступал медлительно, точно во сне. Под глазами его залегли глубокие тени, и лицо обрело несвойственную ему тревожную мрачность. При виде Танфии он, впрочем, улыбнулся и сжал ее в объятьях так крепко, что кости захрустели.
– Как же я тебе рад. Я бы не вынес… только не Линден и ты…
– Я еще жива, – ответила она. – Только в синяках вся. Я Зарянку поставила в конюшне, рядом с Зимородком… ты не против?
– Нет, конечно! Танфия… пойдем, перекусите… сегодня будете спать на перинах и купаться в мраморных бассейнах…
Внезапно он замолк и упал на кушетку, закрыв лицо руками. Танфия присела рядом с ним. Руфрид молча взирал на него свысока.
– Линден погиб, защищая меня. Вот я с ним спорю, а миг спустя – пролетела стрела, и все. И… я не знаю, что со мной потом было. Есть такой оборот – «глаза застит»; вот теперь я понял, что это не фигура речи. Мне красным глаза застило, и только пятна пестрые, как в бреду…
– Ты зарубил самое малое шестерых, – без украс сообщил Руфрид.
Несколько мгновений Сафаендер вглядывался в никуда.
– Шестерых? – повторил он, сглотнув. – Я только четверых помню… но тебе поверю на слово. Все было так смутно… как и не было… пока ты меня не нашел. Это все были царские солдаты?
– Да. К счастью, наши тебе под руку не подвернулись.
Поэт резко хохотнул.
– Надо же, какой я молодец. Зарубил стольких ребят, которые еще недавно здоровались со мной на улицах и ходили на мои пьесы.
– Ты сражался храбро, – прошептала Танфия. – Ты помог нам победить.
– Ничего в этом не было отважного. Это не вернет нам театра, и не воскресит Линдена.
Когда закат окрасил небо червонным золотом, Сафаендер отвел их в рощу на окраине города. Как пояснил поэт, будучи почетным горожанином, он имел право распоряжаться святой землей, не спрашиваясь властей. Хотя роща находилась на южной околице, избранный ими склон смотрел на запад – в сторону Излучинки. Тихо было здесь, где каждое деревце отмечало место упокоения парионца.
Сюда они и привезли Линдена – привезли на спине Зимородка, и сам юноша не пожелал бы лучшей похоронной процессии. Были с ними Зоря и Мириас, за что Танфия была им сердечно благодарна – они здорово сдружились за последнее время. Пришли и товарищи Сафаендера – Аштарь и Шарма, Салиоль и Эвендер, в кои-то веки молчаливые и серьезные. Не хватало только Элдарета, но странник был так занят в Цитадели, что они и не стали тратить времени, дозываясь его.
«Не хватает только Имми», подумалось Танфии. Боги, а мне ведь придется ей рассказать…
Своими руками они выкопали могилу, и уложили Линдена в землю, и обок его – элирский клинок. Руфрид высадил над могилой молодую березку, чтобы хрупкое серебряное деревце впитало дух его брата.
Танфия тихонько всхлипывала, и никак не могла остановиться. Только Руфрид оставался мрачен, но не проронил ни слезинки; он погладывал на нее кисло, а то и вовсе избегал взглядов девушки, и Танфия в ответ прятала слезы на плече Сафаендера. Поэт прижимал ее к себе, и слез не скрывал.
По обратной дороге Танфия брела одна, не желая ни с кем разговаривать. Потом ее догнала Аштарь, и некоторое время они шли вместе, взявшись за руки. Танфия была только рада этому проявлению молчаливого сочувствия, думая, что она обманулась в Аштари.
– Бедный Сафаендер, – промолвила актриса чуть погодя. – Он тяжело это перенес.
– Знаю, – Танфия вздохнула. – Он винит себя.
– Да нет, тут дело серьезней. – Аштарь удивленно покосилась на нее. – Я думала, ты знаешь.
– Что?
– Ему очень нравился Линден.
– Знаю. Его нельзя не любить.
– Нет, Танфия – больше чем нравился. Понимаешь, Сафаендер всегда влюбляется в несчастных и заблудших, особенно если они красивы. Приходится ему их соблазнять – ну, это тебе знакомо. Не вини его. У него это выходит помимо желания. Все мы когда-то попадались на его удочку. – Она бросила на девушку теплый, сочувственный взгляд. – Я решила, что стоит тебе сказать.
Танфия тупо обвела взглядом мирные, плодородные холмы, за которыми, в двух тысячах миль отсюда, лежала Излучинка. Потом девушка обернулась к видимым сквозь слезы и листву берез золотым шпилям Парионы. «Ну вот, – подумалось ей, – я и добралась».
Поутру Руфрид с Танфией вернулись в Янтарную цитадель. Столпотворение там нимало не рассеялось за ночь; народ набралось столько, что излучинцы не смогли пройти даже через галерею, не говоря о том, чтобы проникнуть в приемную.
– Вот дурость какая! – ругалась Танфия. – Не-ет, я не сдамся!
Они ужа заработали локтями в полную силу, не обращая внимания на возмущенные возгласы, в стороне показалась знакомая фигура, пробирающаяся к ним через толпу.
– Элдарет! – крикнул Руфрид.
Странник добрался до них и с облегчением стиснул их в объятиях.
– Вот вы где! А я вас все утро ищу! Уже всякую надежду потерял.
– Здесь мы, здесь, – выпалила Танфия, забыв от волнения о вежливости. – Элдарет, нам надо видеть Гелананфию.
– Не получится, – ответил странник, отводя обоих излучинцев в сторонку. – К ней рвется несколько сотен чиновников, воевод, жриц, обиженных советников и цеховых старост, и каждого надо принять. Но о тебе, Танфия, она не забыла. Поэтому я здесь. У меня для тебя дурные вести.
Девушка испуганно вздернула голову.
– Еще?
– Вчера был убит царь Гарнелис. Гелананфия в отчаянии, она делает, чтобы может, чтобы восстановить порядок. Горе в том, что мы схватили убийцу на месте преступления. Танфия, я почти уверен, что это и есть твоя сестра.
Плечи девушки поникли.
– Значит, это правда.
– Ты уже слышала?
– Я потому так и рвалась к Гелананфии! Я уверена, это какая-то ошибка! Изомира такого бы не натворила! Где она?
Элдарет прокашлялся.
– Ее заключили под стражу в одной из камер северной чети внутренней стены.
– Камер? – Танфия задохнулась. – Что с ней сделают?
– Прости, Танфия, – серьезно проговорил Элдарет. – Гелананфия едва не помешалась от скорби. Она любила деда, понимаешь, что бы он не творил. Все ее надежды покоились на том, что она переубедит его. Предупреждаю – она будет непреклонна. За цареубийство полагается смертная казнь.
– Смертная? – прошептала девушка.
– Судьбу Гарнелиса должен был решать совет Солнечного чертога; скорей всего, его отправили бы на покой, а Гелананфию поставили наместницей до его смерти. Не дело Изомиры было решать судьбу самодержца, понимаешь?
– Я хочу ее видеть!
– Конечно. Я вас отведу.
Элдарет провел ее и Руфрида в старую часть дворца, и через крытый мостик на внутреннюю стену. Только теперь Танфия сообразила, что каждый круг стен вмещал множество комнат, где жила замковая прислуга, являясь сам по себе замком. Путь их вел через затворенные и запертые врата, охраняемые двумя тюремщиками в черном. За воротами начинался коридор со стенами из простого желтого известняка, вдоль которых тянулись ряды окованных железом дубовых дверей. С нарастающим беспокойством заглядывая в каждое зарешеченное окошко, Танфия увидела, что все камеры пусты.
Наконец провожавшая их тюремщица остановилась.
– Пленница здесь, господин Элдарет, – сообщила она, перебирая связку ключей.
Прежде чем войти, Элдарет вежливо постучал. Пропустив излучинцев, сам он остался в дверях, давая им видимость уединения. Танфию трясло. Одним взглядом она окинула камеру – маленькую и голую, но чистенькую, с узеньким стрельчатым окошком, жесткой койкой, дверцей в отдельное отхожее место.
Изомира сидела за столиком под окном и что-то писала. Заслышав лязг засова, она подняла голову; мгновение глаза ее оставались тусклы и пусты, потом в них промелькнуло узнавание, и она недоверчиво воззрилась на гостей.
Танфия едва могла поверить глазам. Нестерпимо было видеть сестру в заточении, но куда страшнее оказалась произошедшая в Изомире перемена.
Пленница была одета в присобранное на плечах свободное платье ржавого цвета. Волосы ее, свежевымытые, нечесаной золотисто-русой копной валились на плечи. Она была несказанно прекрасна, и очень, очень стара – уже не славная деревенская девочка, но почтенная дама с испуганным взглядом.
– Танфия? – Она неуклюже поднялась навстречу сестре.
– Имми…
– Танфия? Боги благие, это ты?
– Да, моя родная, – прошептала Танфия.
Она несмело шагнула вперед, потом ринулась вперед, обнимая и целуя сестру. Они не в силах были разойтись хоть на миг. Танфия безутешно рыдала, и странное дело – теперь Изомира успокаивала ее. Хотя слезы лились из ее глаз, стоило ей утереть их, как лицо ее опять стало непроницаемо-спокойно.
– Но что ты тут делаешь? – спросила Имми, не отпуская ее пальцев.
– Мы пришли вчера, вместе с мятежниками. Пришли за тобой.
– От самого дома?
– Да. Я, и Руфрид, и Линден. Только Лина с нами нет. Прости, Имми…
Танфия выпалила страшную весть, пока не перехватило горло. Изомира потеряла сознание. Танфия усадила ее в кресло, пока Руфрид пытался отпоить ее водой из деревянного кубка. В конце концов Изомира немного пришла в себя, по-прежнему цепляясь за руку Танфии.
– Ничего, Тан. Я знала. Просто… тяжело было услышать это от тебя.
– Откуда ты узнала? Тебе кто-то сказал?
– Нет, – отозвалась Изомира с призрачной улыбкой. – Я почувствовала его смерть. Потому я и заколола Гарнелиса… кажется. Трудно говорить – столько всего в голове мнется… не стерпеть было.
– Так ты правда…
– Оно даже легче, что мне не встретить больше Линдена. Так тяжело было бы ему о многом рассказать.
– Он бы все понял.
– Понял, почему я вышла замуж за Гарнелиса?
Танфия с Руфридом ошарашенно переглянулись. На лице юноши было явственно написано «она с ума сошла», и Танфия готова была с ним согласиться.
– Ты была женой… царя?
– Знаю, нелепо звучит… даже не знаю, чем это докажешь. И не знаю, считается ли такой обряд; но там были владыка Поэль, и этот Лафеом, и жрица, так что, наверное, считается.
– Зачем ему было на тебе жениться? – спросила Танфия, пытаясь найти какой-то смысл в рассказе сестры.
Имми пожала плечами.
– Царица умерла. Ему было одиноко. Я еще не видела, чтобы человеку было так одиноко. Он говорил, что любит меня, и, наверное, так и было. Я тоже любила его, только недолго. А царевна мне не поверила. Скажи ей, что я никогда не вру, ладно?
Танфия в жизни не слышала от сестры ни слова лжи.
– Ты его правда убила?
– Да.
– Точно? Может, кто другой это сделал, а тебе сунул нож в руку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76