– поинтересовался Каламис, многозначительно глядя на Танфию. – Какие пары героев в наилучшей степени проявляют суть пьесы?
– Э… хм.. Ягис и Тион…
– Это из «Аркенфелла».
Танфия беспомощно развела руками. Не зная даже имен героев, она не могла и надеяться отболтаться.
– Боюсь, что «Эскадале» я не читала, – призналась она. – Не всегда можно найти книги, о которых мечтаешь.
– С этим надо что-то делать, – раздумчиво проговорил князь. – Рассылать по деревням книги…
– Козам скормят, – пробормотал Каламис себе под нос. Танфия возмущенно глянула на него, но княжич вновь повернулся к ней.
– Так кто же из троих писателей все же наивеличайший: Сафаендер, Теотис, Амаллия?
Танфия ощутила себя стоящей на краю бездны собственного невежества. Когда-то ей казалось, что она знает все на свете. Обнаруживать, что это не совсем так, было на удивление болезненно. Теотиса она еще читала, а про пьесы Амаллии слышала лишь краем уха.
– На мой взгляд, они несравнимы, – спокойно отрезала она.
– Разумеется, считают величайшей досточтимую госпожу Амаллию, – заметил князь. – Но недавние работы Сафаендера, на мой взгляд, непревзойденны.
У Танфии отпала челюсть.
– Сафаендер жив?! – воскликнула она, не успев сдержаться.
– Ну разумеется. Я полагал, вы должны знать.
– Я… считала… что он давно умер.
– Ваш любимый писатель, и вы не знали? – изумился Каламис. – Танфия, вы краснеете.
– А ты пытаешься выставить ее дурой, – воинственно оборвал его Руфрид. – Оставь ее! Если б не она, половина ребят в нашей деревне осталась бы неграмотна. А ваше образование кому помогло? Безде…
– Руфе, хватит! – шикнула на него Танфия, и для верности ущипнула за ногу.
– А вот и десерт! – возгласила княгиня. – Сырный пирог с розовой водой, украшенный засахаренными лепестками…
Голос ее прервался. Вместе с княгиней все собравшиеся обернулись к дверям. Вслед за несущей огромное блюдо Мерией в зал вступил еще один человек. Линден.
Надо столом повисла тишина. Мерия поспешно поставила блюдо и выбежала. Линден был одет в штаны и рубаху наизнанку, но бос. Шел он медленно, неуверенно, под глазами его темнели круги, но выражение измученного мрачного лица было вполне осмысленно.
Все смотрели на него. Танфия не знала, что делать; Руфрид, судя по всему, – тоже.
– Простите, что я вмешиваюсь, – проговорил Линден, остановившись рядом с братом и опершись одной рукой о стол. – Я должен был предупредить вас как можно скорее.
– Лин, тебе нельзя вставать, – начал Руфрид.
– Нет, мне уже лучше. И я не сошел с ума. – Линден перевел взгляд на княжескую чету. – Простите, но кто-то должен сказать об этом, пока не стало поздно. В вашем лесу обитают бхадрадомен.
Зал окутала мертвящая тишь. К стыду и ужасу Танфии князь и княгиня, не изменившись в лице, встали и поспешно вышли из залы. Эсамира и Фейлан глядели в тарелки. Госпожа Амитрия глядела на Каламиса.
– Нет, – вяло произнес княжич, когда за его родителями затворились двери. – Конечно же, никаких бхадрадомен в нашем лесу нет. Вы видели, должно быть, лейхолмцев – дровосеков, милостью моих предков живущих с леса.
– Я знаю, кого видел! – воскликнул Линден.
– У вас был жар. Это всего лишь бред.
– Нет. Это бхадрадомен вызвал болезнь, он высасывал из меня жизнь!
– В Ардакрии нет бхадрадомен, – опасным голосом произнес Каламис. – Это крестьянские суеверия.
– А письмо, что мы нашли на теле господина Арана? – поинтересовался Руфрид.
– Какое письмо? – Каламис посмотрел ему в лицо. – Никакого письма не было.
– Ладно! А это тогда что такое?
Руфрид вытряхнул из кармана белесый шарик чуть больше сустава большого пальца. У Танфии пересохло во рту. Это была одна из тварей, что чуть не закопала ее живьем. Руфрид швырнул насекомое на стол перед Каламисом. Эсамира бросила на дохлую тварь единственный взгляд, плечи ее дрогнули во рвотной судороге, и, бросив салфетку, она выбежала из комнаты.
– В огонь эту мерзость! Как вы только смеете?! – Каламиса трясло, гнев разбил его ледяную маску. – Этой беседы не было !
Он выбежал вслед за женой, оставив троих путешественников наедине с Фейланом и госпожой Амитрией.
– Простите… Не знаю, что сказать… – Танфия закрыла горящее лицо руками.
Руфрид пожал плечами и швырнул тварь в камин.
– Не извиняйтесь, – ответила Амитрия. – Не в вас беда. Наши ужины часто завершаются подобный образом, верно, Фейлан? – Она зловеще хохотнула непонятной, мрачной шутке. – Садись, Линден, и помоги нам с пирогом. Жаль, если он зря пропадет.
Линден нерешительно подчинился.
– Не понимаю, – пожаловался он. – Я знаю, что видел. Почему они не слышат?
– Молчи. Ешь. – Старуха ткнула в его сторону ножом. – Господин Аран умер оттого, что болтал о том, чего не знает.
Полчаса спустя Танфия и Руфрид отвели Линдена в его комнату, оглашая длинные, скрипучие переходы громким шепотом.
– Это была ошибка – приходить сюда, – твердил Линден. – С этим конем мы догнали бы Имми. А сейчас мы вернулись к началу пути.
– Забываешь, что у нас не было выбора! – огрызнулась Танфия. – Ты болен.
– Я уже здоров.
– Непохоже. Тебе нужен отдых. И мы не уйдем, пока я не буду уверена, что ты у нас на руках не помрешь!
– Не дури. Я знаю, что со мной. Это не болезнь, это…
– Откуда ты знаешь, – перебил его Руфрид, – что видел бхадрадомена? Ты же прежде их не видел, так? Тогда откуда тебе знать?
Линден вздохнул.
– Не могу объяснить. Что-то случилось, когда я нашел тело господина Арана. Виделось что-то, чего обычно не замечают… ох, неважно, я знал . Думаешь, мне примерещилось?
– Бывает.
– А что вы с Танфией то цапаетесь, то любитесь – тоже примерещилось?
– Ох. Я думал, ты не заметишь.
– Да весь лес слышал!
– Не ори ты! Ты что, из-за этого сбежал? – Линден смолчал. – Вот дурень!
– Ой, Лин… – пробормотала Танфия.
– Ну ладно, глупо вышло, – снизошел Линден. – Но если вы думали, что я всю ночь буду слушать, пока Имми…
– Лин, прости. – Танфия взяла его за руку. – Мы не хотели тебя расстроить. Просто…
– Так вышло? Я понимаю.
К этому времени они добрались до комнаты.
– Давайте лучше утром обсудим наши планы, – предложила девушка.
– Тогда заходим. – Руфрид оглянулся – нет ли кого в коридоре. Гуськом они прошли в комнату, и Линден запалили фитилек. – Чем быстрее мы уйдем, тем лучше. Не нравятся мне здешние хозяева; у меня от них мурашки по коже.
На этих словах дверь с грохотом захлопнулась. Путешественники обернулись. Выход заслоняли Каламис и Фейлан. Отсветы огня играли на клинках их коротких мечей.
Каламис со щелчком провернул ключ в замке и осклабился – как дра’ак.
– Мурашек маловато будет, – проговорил он своим правильным, невыразительным голосом. – А вот теперь пора рассказать, кто вы на самом деле такие, и что тут делаете.
Глава десятая.
Самоцветы земли
Когда Изомира и ее сотоварищи достигли каменоломен, в свои права уже вступила сырая, зябкая зима.
В воздухе носились снежные хлопья, облепляли повозку и таяли, едва коснувшись земли. Сквозь их круговерть Изомира смутно видела встающие по обе стороны голые утесы. Между ними лежали террасы серой грязи, и разделенные насыпями квадратики серых прудов. На истерзанной земле лежал тонким слоем снег, и расточался водою.
– Думаю, сюда нас и везут, – проговорила Имми, обнимая Серению, когда девушки приникли лицами к растворенному окну. Сердце ее трепетало, но так долг и мучителен был их путь, что Изомира отринула всякую мысль об избавлении. – Должно быть, это Нафенет.
Серения наморщила личико.
– Великий Антаров уд! Да это просто ужас!
Ее возмущенный голосок почему-то в любом положении пробуждал в Изомире улыбку. Было в Серении что-то, вызывавшее всеобщую любовь – возможно, эта способность без труда порождать смех.
После случая с солдатом, попытавшимся украсть медальон Серении, Беорвин защищал обеих девушек от мира, становившегося все более враждебным. Изомира с Серенией стали неразделимы, а Лат и остальные товарищи по несчастью превратились для них в новую семью. Все они стояли друг за друга – как иначе могли они защититься от угроз стражников? Чем дальше продвигалась повозка, тем хуже становилась каждая новая смена охранников. Что случилось с гордыми и веселыми солдатами, которых с такой любовью описывала бабушка Фрейна? Эти стражники были безразличны, подловаты, порой жестоки. Только присутствие Беорвина удерживало их в отдалении и делало путь терпимым.
Повозка со скрипом остановилась у низенького бревенчатого дома. Через распахнутые двери Изомира и Серения видели, как со стороны утесов волокут огромные глыбы камня: тележки выплывали из снежной мглы, и таяли в ней. Под ледяной коркой камень лучился бледным золотом. У Изомиры полегчало на сердце: она любила камень, любила его прохладу и легкость, с какой он поддавался ее пальцам.
Две раскрасневшихся от холода женщины, закутавшихся в теплые платки, разнесли рекрутам дымящиеся миски с похлебкой. Те были встречены с радостью, и вагон заполнился голосами. Каким бы бесприютным не был внешний мир, эти дощатые стены стали для людей прибежищем, единственным местом, что могло бы сойти для них за дом.
Пока Изомира грела ладони о горячую миску, Беорвин запел:
– Бесконечны плывут эти зимние дни,
Пламень Огнева Терна угас,
Но подснежник Брейидин проломит сугроб,
И по юной траве, по зеленой листве,
Танцевать мы будем одни,
От страсти сгорая…
Глубокий его бас наполнял повозку, и к нему присоединились другие. Даже стражники подхватили песню. Изомира прикрыла веки и улыбнулась изумительным звукам, думая, что, возможно, найдет в себе силы стерпеть то, что казалось невыносимым.
Когда песня завершилась, Беорвин нагнулся к ней, коснувшись ладоней девушки.
– Царь не причинит нам зла, – проговорил он. – Чего бы он не хотел от нас, это, верно, к лучшему.
– Да, – отозвалась Изомира, и сама захотела себе поверить.
– Так, – донесся от дверей чей-то голос.
Протопотали башмаки, и в повозку запрыгнул, разбивая хрупкое единение, рыжеволосый дружинник, рослый, как Беорвин, в потертой кожанке, с коротким мечом на поясе. Рекруты боязливо подтянулись..
– Ты… и ты… – Старшой указывал на самых крепких рекрутов, по большей части – юношей. Беорвин оказался отмечен одним из первых. – За мной. Пойдете на разрез. Остальные – кто половчей, кому по щелям ползать легче, – Он гнусно ухмыльнулся, – остаются. Вам в рудники.
Изомира и Серения переглянулись.
– Нет, – обронил Беорвин. – Я не пойду. Я нужен друзьям.
– А кто тебя спрашивает? – поинтересовался старшой. Беорвин упрямо помотал башкой. – Спорить тут с тобой. Пошел!
– Нет! – рявкнул Беорвин, кидаясь на рыжего дружинника.
Он вышвырнул своего противника из повозки и прыгнул следом. Все рядом ринулись к дверям – посмотреть; стражники с руганью проталкивались к выходу. На несколько мгновений, застряв в толпе, Имми потеряла своего защитника из виду. Наконец она пробилась к окну, и опершись на скамью коленями, высунула голову наружу.
Двое великанов стояли друг напротив друга в припорошенной снегом придорожной грязи. Беорвин одним ударом в лицо сбил дружинника с ног, но когда тот поднялся, в руке его был меч. Тут подоспели стражники из вагона, и Беорвин отшвырнул их, словно кутят; но со станции спешили на подмогу другие, и даже сил великана не хватило, чтобы одолеть всех. Имми в отчаянии смотрела, как Беорвина скрутили и заковали в кандалы.
– Он просто хотел присмотреть за друзьями! – крикнула она, когда рыжий снова взобрался в повозку.
Старшой тяжело дышал, лицо его под рыжей копной было иззелена-бледно.
– Ему повезло, что живой остался. Так. Поехали заново. Кто в разрез – на выход, быстро !
Когда полупустая повозка тронулась, Изомира бросила прощальный взгляд на Беорвина. Тот стоял, точно медведь на ярмарке, в окружении шести стражников, растрепанный. По щекам великана текли слезы. Взгляды их встретились, но Имми не могла окликнуть его, не могла даже махнуть рукой. Потом он скрылся за поворотом.
До рудников, насколько могла судить Изомира, оставалось еще миль десять – по истерзанной, смолотой в грязь, покрытой снегом земле.
Но наконец рекрутов выгрузили на склоне одного из холмок, близ кучки низеньких домиков. Вылезая из повозки с мешком в руке, Изомира окинул взглядом длинную, увечную долину. Лишь на самых верхушках холмов из-под снега проглядывала зелень. Ниже склоны были сплошь изъедены дырами. Близ путей громоздилась гора мелкого серого щебня.
Один из стражников заметил, что разглядывает девушка, и кинул ей камушек из кучи.
– Вот что вы добывать будете! Царские самоцветы!
В первый раз за все время пути юношей отделили от девушек. Суровая баба-командирша с седой косой и руками, как бревна, отвела Изомиру и остальных в барак, уставленный вдоль стены узкими койками. Половина мест была уже занята такими же девушками, при виде старшей вскочившими и вставшими по стойке «смирно».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Э… хм.. Ягис и Тион…
– Это из «Аркенфелла».
Танфия беспомощно развела руками. Не зная даже имен героев, она не могла и надеяться отболтаться.
– Боюсь, что «Эскадале» я не читала, – призналась она. – Не всегда можно найти книги, о которых мечтаешь.
– С этим надо что-то делать, – раздумчиво проговорил князь. – Рассылать по деревням книги…
– Козам скормят, – пробормотал Каламис себе под нос. Танфия возмущенно глянула на него, но княжич вновь повернулся к ней.
– Так кто же из троих писателей все же наивеличайший: Сафаендер, Теотис, Амаллия?
Танфия ощутила себя стоящей на краю бездны собственного невежества. Когда-то ей казалось, что она знает все на свете. Обнаруживать, что это не совсем так, было на удивление болезненно. Теотиса она еще читала, а про пьесы Амаллии слышала лишь краем уха.
– На мой взгляд, они несравнимы, – спокойно отрезала она.
– Разумеется, считают величайшей досточтимую госпожу Амаллию, – заметил князь. – Но недавние работы Сафаендера, на мой взгляд, непревзойденны.
У Танфии отпала челюсть.
– Сафаендер жив?! – воскликнула она, не успев сдержаться.
– Ну разумеется. Я полагал, вы должны знать.
– Я… считала… что он давно умер.
– Ваш любимый писатель, и вы не знали? – изумился Каламис. – Танфия, вы краснеете.
– А ты пытаешься выставить ее дурой, – воинственно оборвал его Руфрид. – Оставь ее! Если б не она, половина ребят в нашей деревне осталась бы неграмотна. А ваше образование кому помогло? Безде…
– Руфе, хватит! – шикнула на него Танфия, и для верности ущипнула за ногу.
– А вот и десерт! – возгласила княгиня. – Сырный пирог с розовой водой, украшенный засахаренными лепестками…
Голос ее прервался. Вместе с княгиней все собравшиеся обернулись к дверям. Вслед за несущей огромное блюдо Мерией в зал вступил еще один человек. Линден.
Надо столом повисла тишина. Мерия поспешно поставила блюдо и выбежала. Линден был одет в штаны и рубаху наизнанку, но бос. Шел он медленно, неуверенно, под глазами его темнели круги, но выражение измученного мрачного лица было вполне осмысленно.
Все смотрели на него. Танфия не знала, что делать; Руфрид, судя по всему, – тоже.
– Простите, что я вмешиваюсь, – проговорил Линден, остановившись рядом с братом и опершись одной рукой о стол. – Я должен был предупредить вас как можно скорее.
– Лин, тебе нельзя вставать, – начал Руфрид.
– Нет, мне уже лучше. И я не сошел с ума. – Линден перевел взгляд на княжескую чету. – Простите, но кто-то должен сказать об этом, пока не стало поздно. В вашем лесу обитают бхадрадомен.
Зал окутала мертвящая тишь. К стыду и ужасу Танфии князь и княгиня, не изменившись в лице, встали и поспешно вышли из залы. Эсамира и Фейлан глядели в тарелки. Госпожа Амитрия глядела на Каламиса.
– Нет, – вяло произнес княжич, когда за его родителями затворились двери. – Конечно же, никаких бхадрадомен в нашем лесу нет. Вы видели, должно быть, лейхолмцев – дровосеков, милостью моих предков живущих с леса.
– Я знаю, кого видел! – воскликнул Линден.
– У вас был жар. Это всего лишь бред.
– Нет. Это бхадрадомен вызвал болезнь, он высасывал из меня жизнь!
– В Ардакрии нет бхадрадомен, – опасным голосом произнес Каламис. – Это крестьянские суеверия.
– А письмо, что мы нашли на теле господина Арана? – поинтересовался Руфрид.
– Какое письмо? – Каламис посмотрел ему в лицо. – Никакого письма не было.
– Ладно! А это тогда что такое?
Руфрид вытряхнул из кармана белесый шарик чуть больше сустава большого пальца. У Танфии пересохло во рту. Это была одна из тварей, что чуть не закопала ее живьем. Руфрид швырнул насекомое на стол перед Каламисом. Эсамира бросила на дохлую тварь единственный взгляд, плечи ее дрогнули во рвотной судороге, и, бросив салфетку, она выбежала из комнаты.
– В огонь эту мерзость! Как вы только смеете?! – Каламиса трясло, гнев разбил его ледяную маску. – Этой беседы не было !
Он выбежал вслед за женой, оставив троих путешественников наедине с Фейланом и госпожой Амитрией.
– Простите… Не знаю, что сказать… – Танфия закрыла горящее лицо руками.
Руфрид пожал плечами и швырнул тварь в камин.
– Не извиняйтесь, – ответила Амитрия. – Не в вас беда. Наши ужины часто завершаются подобный образом, верно, Фейлан? – Она зловеще хохотнула непонятной, мрачной шутке. – Садись, Линден, и помоги нам с пирогом. Жаль, если он зря пропадет.
Линден нерешительно подчинился.
– Не понимаю, – пожаловался он. – Я знаю, что видел. Почему они не слышат?
– Молчи. Ешь. – Старуха ткнула в его сторону ножом. – Господин Аран умер оттого, что болтал о том, чего не знает.
Полчаса спустя Танфия и Руфрид отвели Линдена в его комнату, оглашая длинные, скрипучие переходы громким шепотом.
– Это была ошибка – приходить сюда, – твердил Линден. – С этим конем мы догнали бы Имми. А сейчас мы вернулись к началу пути.
– Забываешь, что у нас не было выбора! – огрызнулась Танфия. – Ты болен.
– Я уже здоров.
– Непохоже. Тебе нужен отдых. И мы не уйдем, пока я не буду уверена, что ты у нас на руках не помрешь!
– Не дури. Я знаю, что со мной. Это не болезнь, это…
– Откуда ты знаешь, – перебил его Руфрид, – что видел бхадрадомена? Ты же прежде их не видел, так? Тогда откуда тебе знать?
Линден вздохнул.
– Не могу объяснить. Что-то случилось, когда я нашел тело господина Арана. Виделось что-то, чего обычно не замечают… ох, неважно, я знал . Думаешь, мне примерещилось?
– Бывает.
– А что вы с Танфией то цапаетесь, то любитесь – тоже примерещилось?
– Ох. Я думал, ты не заметишь.
– Да весь лес слышал!
– Не ори ты! Ты что, из-за этого сбежал? – Линден смолчал. – Вот дурень!
– Ой, Лин… – пробормотала Танфия.
– Ну ладно, глупо вышло, – снизошел Линден. – Но если вы думали, что я всю ночь буду слушать, пока Имми…
– Лин, прости. – Танфия взяла его за руку. – Мы не хотели тебя расстроить. Просто…
– Так вышло? Я понимаю.
К этому времени они добрались до комнаты.
– Давайте лучше утром обсудим наши планы, – предложила девушка.
– Тогда заходим. – Руфрид оглянулся – нет ли кого в коридоре. Гуськом они прошли в комнату, и Линден запалили фитилек. – Чем быстрее мы уйдем, тем лучше. Не нравятся мне здешние хозяева; у меня от них мурашки по коже.
На этих словах дверь с грохотом захлопнулась. Путешественники обернулись. Выход заслоняли Каламис и Фейлан. Отсветы огня играли на клинках их коротких мечей.
Каламис со щелчком провернул ключ в замке и осклабился – как дра’ак.
– Мурашек маловато будет, – проговорил он своим правильным, невыразительным голосом. – А вот теперь пора рассказать, кто вы на самом деле такие, и что тут делаете.
Глава десятая.
Самоцветы земли
Когда Изомира и ее сотоварищи достигли каменоломен, в свои права уже вступила сырая, зябкая зима.
В воздухе носились снежные хлопья, облепляли повозку и таяли, едва коснувшись земли. Сквозь их круговерть Изомира смутно видела встающие по обе стороны голые утесы. Между ними лежали террасы серой грязи, и разделенные насыпями квадратики серых прудов. На истерзанной земле лежал тонким слоем снег, и расточался водою.
– Думаю, сюда нас и везут, – проговорила Имми, обнимая Серению, когда девушки приникли лицами к растворенному окну. Сердце ее трепетало, но так долг и мучителен был их путь, что Изомира отринула всякую мысль об избавлении. – Должно быть, это Нафенет.
Серения наморщила личико.
– Великий Антаров уд! Да это просто ужас!
Ее возмущенный голосок почему-то в любом положении пробуждал в Изомире улыбку. Было в Серении что-то, вызывавшее всеобщую любовь – возможно, эта способность без труда порождать смех.
После случая с солдатом, попытавшимся украсть медальон Серении, Беорвин защищал обеих девушек от мира, становившегося все более враждебным. Изомира с Серенией стали неразделимы, а Лат и остальные товарищи по несчастью превратились для них в новую семью. Все они стояли друг за друга – как иначе могли они защититься от угроз стражников? Чем дальше продвигалась повозка, тем хуже становилась каждая новая смена охранников. Что случилось с гордыми и веселыми солдатами, которых с такой любовью описывала бабушка Фрейна? Эти стражники были безразличны, подловаты, порой жестоки. Только присутствие Беорвина удерживало их в отдалении и делало путь терпимым.
Повозка со скрипом остановилась у низенького бревенчатого дома. Через распахнутые двери Изомира и Серения видели, как со стороны утесов волокут огромные глыбы камня: тележки выплывали из снежной мглы, и таяли в ней. Под ледяной коркой камень лучился бледным золотом. У Изомиры полегчало на сердце: она любила камень, любила его прохладу и легкость, с какой он поддавался ее пальцам.
Две раскрасневшихся от холода женщины, закутавшихся в теплые платки, разнесли рекрутам дымящиеся миски с похлебкой. Те были встречены с радостью, и вагон заполнился голосами. Каким бы бесприютным не был внешний мир, эти дощатые стены стали для людей прибежищем, единственным местом, что могло бы сойти для них за дом.
Пока Изомира грела ладони о горячую миску, Беорвин запел:
– Бесконечны плывут эти зимние дни,
Пламень Огнева Терна угас,
Но подснежник Брейидин проломит сугроб,
И по юной траве, по зеленой листве,
Танцевать мы будем одни,
От страсти сгорая…
Глубокий его бас наполнял повозку, и к нему присоединились другие. Даже стражники подхватили песню. Изомира прикрыла веки и улыбнулась изумительным звукам, думая, что, возможно, найдет в себе силы стерпеть то, что казалось невыносимым.
Когда песня завершилась, Беорвин нагнулся к ней, коснувшись ладоней девушки.
– Царь не причинит нам зла, – проговорил он. – Чего бы он не хотел от нас, это, верно, к лучшему.
– Да, – отозвалась Изомира, и сама захотела себе поверить.
– Так, – донесся от дверей чей-то голос.
Протопотали башмаки, и в повозку запрыгнул, разбивая хрупкое единение, рыжеволосый дружинник, рослый, как Беорвин, в потертой кожанке, с коротким мечом на поясе. Рекруты боязливо подтянулись..
– Ты… и ты… – Старшой указывал на самых крепких рекрутов, по большей части – юношей. Беорвин оказался отмечен одним из первых. – За мной. Пойдете на разрез. Остальные – кто половчей, кому по щелям ползать легче, – Он гнусно ухмыльнулся, – остаются. Вам в рудники.
Изомира и Серения переглянулись.
– Нет, – обронил Беорвин. – Я не пойду. Я нужен друзьям.
– А кто тебя спрашивает? – поинтересовался старшой. Беорвин упрямо помотал башкой. – Спорить тут с тобой. Пошел!
– Нет! – рявкнул Беорвин, кидаясь на рыжего дружинника.
Он вышвырнул своего противника из повозки и прыгнул следом. Все рядом ринулись к дверям – посмотреть; стражники с руганью проталкивались к выходу. На несколько мгновений, застряв в толпе, Имми потеряла своего защитника из виду. Наконец она пробилась к окну, и опершись на скамью коленями, высунула голову наружу.
Двое великанов стояли друг напротив друга в припорошенной снегом придорожной грязи. Беорвин одним ударом в лицо сбил дружинника с ног, но когда тот поднялся, в руке его был меч. Тут подоспели стражники из вагона, и Беорвин отшвырнул их, словно кутят; но со станции спешили на подмогу другие, и даже сил великана не хватило, чтобы одолеть всех. Имми в отчаянии смотрела, как Беорвина скрутили и заковали в кандалы.
– Он просто хотел присмотреть за друзьями! – крикнула она, когда рыжий снова взобрался в повозку.
Старшой тяжело дышал, лицо его под рыжей копной было иззелена-бледно.
– Ему повезло, что живой остался. Так. Поехали заново. Кто в разрез – на выход, быстро !
Когда полупустая повозка тронулась, Изомира бросила прощальный взгляд на Беорвина. Тот стоял, точно медведь на ярмарке, в окружении шести стражников, растрепанный. По щекам великана текли слезы. Взгляды их встретились, но Имми не могла окликнуть его, не могла даже махнуть рукой. Потом он скрылся за поворотом.
До рудников, насколько могла судить Изомира, оставалось еще миль десять – по истерзанной, смолотой в грязь, покрытой снегом земле.
Но наконец рекрутов выгрузили на склоне одного из холмок, близ кучки низеньких домиков. Вылезая из повозки с мешком в руке, Изомира окинул взглядом длинную, увечную долину. Лишь на самых верхушках холмов из-под снега проглядывала зелень. Ниже склоны были сплошь изъедены дырами. Близ путей громоздилась гора мелкого серого щебня.
Один из стражников заметил, что разглядывает девушка, и кинул ей камушек из кучи.
– Вот что вы добывать будете! Царские самоцветы!
В первый раз за все время пути юношей отделили от девушек. Суровая баба-командирша с седой косой и руками, как бревна, отвела Изомиру и остальных в барак, уставленный вдоль стены узкими койками. Половина мест была уже занята такими же девушками, при виде старшей вскочившими и вставшими по стойке «смирно».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76