Кричали серые чайки, заставляя кота рычать в своей клетке.
- Ветер стихнет к рассвету, - сказал Квеф. - Тогда я вернусь на
материк. - Он стоял, глядя на Хвенит, шедшую впереди по направлению к
деревьям, и если я когда либо видел мужчину, которым завладела женщина,
эго был он.
Я сказал:
- Она примет тебя, если ты попросишь ее.
- Может быть, - сказал он. - Hо я не могу просить се.
- Ты что, парень, неужели ты всерьез принимаешь ее насмешки?
- Hет, - сказал он, спокойный, как внезапно затихшее море. - Конечно,
мой отец не видит в этом ничего дурного - не в наших правилах
устанавливать железные законы и вешать их, как цепи, на мужчин и женщин. И
все-таки мне это кажется противозаконным.
Я не понял его и сказал ему об этом. Девушка была благосклонна - даже
страстно желала этого, отец Квефа дал свое благословение, а Пейюан разве
не великодушен?
- Hо это и есть моя проблема, - сказал он с легким смешком. - Мой
отец и Пейюан - один и тот же человек. Он женился на Хэдлин после смерти
своей белой жены главным образом, чтобы у Хвенит была мать, хотя потом он
полюбил ее. И Хэдлин родила меня. Я сын Пейюана. Хвенит и я - брат и
сестра.
Законы везде разные. Среди дагкта мужчину, который ложится со своей
сестрой, секут, а девушке ставят клеймо на груди. Большинство общин
неодобрительно относятся к кровосмешению. В некоторых плата за это -
смерть, и хотя черные люди открыто принимали факт любви, где бы она ни
пустила корни, я видел в глазах Квефа рядом с его желанием холодное
отвращение. Лежать с плодом того же семени, что породило и тебя,
переплетаться с телом, которое произошло от тела твоего же отца. Ответный
холод пробежал по моему собственному животу при мысли об этом. Самое
старое в мире неприятие.
Позади нас тусклый темно-бордовый закат начал опускаться на невидимый
материк.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ОСТРОВ

1

Я лежал в палатке на острове. Мне снилось вот что.
Я летел. Как в тоннеле, я воображал себя чернокрылым. Взмахи крыльев
перенесли меня с одного берега на другой. Я вернулся на материк, пролетев
высоко над океаном, видя, как его чернота подо мной превращается и белое
золото мысов и отыскав белый скелет города в заливе.
Странность сна заключалась в следующем.
Обладая крыльями власти, я в то же время знал себя тем, каким
родился. Дикарь из племени, натасканный на летние войны, и на моем теле -
шрамы этих войн, шрамы, которые я никогда не хранил. Как будто я снова был
брошен в прах, который должен был сформировать меня вместо той глины, из
которой я был сделан. И во сне я думал: она, сука, которая родила меня,
хотела, чтобы я вырос таким. Смертный воин крарлов с единственным по
рождению правом - боя и смерти в бою. Или еще хуже, волчьей смерти от рук
городских людей, которые охотятся за мной.
Мрачная светящаяся руина протянулась вверх и, казалось, пыталась
затянуть меня в себя, но я забил крыльями и поднялся выше, усмехаясь,
потому что даже во сне я был достаточно силен, чтобы не поддаться ее
гнилому притягиванию.
А потом я увидел ее. Она висела в небе, как кристаллик луны. Женщина.
Ее лицо было закрыто черным шайрином, тело - черным платьем крарлов, но ее
белые руки были раскинуты, а ее белые-белые, как кость, волосы развевались
вокруг нее, подобно языкам дыма. Узнавание было мгновенным. Это была моя
любящая мать.
Я закричал ей.
- Твой сын, воин Эттука! Тебе нравится, что ты сделала из меня? Я
убил сорок человек, и у меня четыре жены и тринадцать сыновей, и через три
дня я умру с копьем между ребрами. Я мог быть принцем в Эшкореке Арноре
или в Эзланне. Я мог быть королем с большой армией за моей спиной, с
женщинами, которые ублажали бы меня, и с Силой, которая заставила бы людей
делать по-моему. Тебе нравится то, что ты сделала?
Я отчетливо понимал, чего хотел для меня мой отец, Вазкор, что она у
меня украла. Я вытащил из пояса охотничий нож и метнул в ее сердце.
Она висела в воздухе и сказала мне, холодная, как серебристый лед:
- Это не может убить меня.
Hо она ошибалась. Хоть она и была колдунья, нож воткнулся ей в грудь,
и она с криком упала в ночь и растворилась в черноте.
Я очнулся от этого сна, и моя цель была прозрачно ясна. Я был
холоден, владел своими пробуждающимися чувствами и исполнен горького
спокойствия.
Квеф спал неподалеку от меня спокойным юношеским сном, раскинувшись,
как поджарая черная собака. Хвенит устроила себе постель глубже в палатке
за вычурной занавеской, которой она отгородилась от нас.
Я тихо встал и крадучись вышел на ночной остров.
Луна зашла, ветер стих.
Мы поставили палатку под прикрытием голых деревьев неподалеку от
маленького источника с пресной водой. Hесколькими шагами дальше скалистый
горб острова начинал выгибаться вверх, как панцирь черепахи, лысый щиток
отполированного дождем и ветром сланца. Остров был маленький, меньше мили
из конца в конец.
Я остановился у подножия ската; это место казалось уединенным.
Я мог опереться только на обычаи племени, в Эшкореке я не видел
религии или почитания, за исключением того, что люди плевали на имя
Уастис. Я расчистил место в жестких травах и сложил горку из камней с
углублением посредине. В углубление я запихнул пучок стеблей и, чиркнув
кремнем, поджег их. Пламя вспыхнуло, быстрое и голодное, эфемерным голубым
светом. Я взял свой нож - он пил ее кровь в моем сне - и проткнул руку,
оросив огонь своей кровью. Я отрезал локон волос и накормил им пламя.
Я думал, что знаю, чего хотел мой отец. Я вспомнил, как я проснулся
однажды, когда мне приснилась его смерть, и сказал: "Я убью ее". Теперь
все неясности, способности к заживлению и убийству лучом и все остальное
соединялось вместе в одном нестерпимом стремлении, которое я узнал, как
желание другого существа. Все эти способности были его, желание было его,
дело было его. Вазкор, беспокойный в своей смерти; моя неспокойная жизнь
показала мне это.
Я сказал вслух, обращаясь к хрупкому, уже догорающему огню:
- Я клянусь, Вазкор, на огне и крови. Вазкор, мой отец, она обманула
и тебя, и меня, и она заплатит за это свою цену. Я все устремления
направлю на то, чтобы найти ее. Когда найду, я убью ее. Ты открыл это мне.
Теперь я знаю. Будь покоен, мой отец Вазкор, Волк-Король, Джавховор,
оставь это мне.
В этот момент мне показалось, что короткая вспышка мелькнула в
камнях, из огня выскользнула тень и мимолетно прислонилась к стене сланца.
Тень огня, нечто вроде силуэта огня, напоминающая темное отражение света и
силы, разожгла во мне то, что едва теплилось до этого слабым неярким
светом.
- Верь этому, - сказал я тени.
При этих словах пламя свернулось и пропало. Я остался один в
укачиваемой морем ночи со своим железным будущим.
Перед зарей Хвенит прокралась сквозь заросли трав и обнаружила меня
там сидящим, прижавшись к сланцу.
- Почему ты здесь, Мардрак? Ты болен?
- Как может демон быть больным? Я непривычен к твоей нежной заботе.
Иди назад, девушка. Солнце еще не встало.
Она скользнула ближе и приложила пальцы к моей шее. Это прикосновение
заставило меня вздрогнуть.
- Ты не понимаешь свои силы, - сказала она.
- Это достаточно верно. Однако я думаю, что теперь начинаю понимать
семя, которое взрастило их.
- Я имею в виду, - сказала она, - что ты не умеешь владеть своими
силами. Они владеют тобой. Ты лечишь, не сознавая этого. Возможно, ты
убиваешь так же безрассудно.
Я посмотрел на нее. Hебо достаточно просветлело, чтобы я мог видеть
ее лицо, лицо как будто другой девушки, спокойное, умное и сочувственное.
Тогда я увидел то, что увидел ее жрец-учитель в тот день, когда выбрал ее
в целительницы и колдуньи.
- Если я безрассуден, кто направит меня на правильный путь?
- Я, - сказала она, - если ты позволишь.
- Я позволяю, - сказал я. - Как я отплачу тебе?
- Ляг со мной, - сказала она.
- Чтобы ты заставила своего брата гореть? Чтобы ты могла представить,
будто я - это он? О, нет, синеглазая ведьма. В такую игру я не играю.
- Верь мне, - прошептала она, склоняясь ближе. - Это тебя я страстно
желаю. Хоть ты и белый, ты красивый и сильный мужчина.
- Мне пели эти песни раньше, и женщины, которые в это верили. Что до
тебя, маленькая колдунья, то ты сама наполовину белая под твоей шелковой
черной кожей.
- Ляг со мной, - простонала она, играя языком с моим ухом.
Hо я оттолкнул ее, хотя мне было безумно трудно сделать это.
Она топнула ногой и убежала в глубь леса, и скоро я заметил, что
рыжеватый кошачий хвост петляет за ней среди трав.
Когда я вернулся в черную палатку на восходе солнца, Квеф уже ушел.
Моя учительница-соблазнительница и я остались одни.
Последовали два или три удивительных дня, в течение которых я
совершенно точно узнал, что Хвенит-Уасти соединяла в себе две личности,
как и подразумевали ее два имени.
Уасти, колдунья и целительница, женщина бесспорно почитаемая и
уважаемая среди ее народа, мудрая, несмотря на юность, терпеливая и
бесконечно сочувствующая, материализовалась в часы между восходом и
заходом солнца. Это существо наставляло меня на туманных дорожках моста
собственного мозга. Ее сказочно богатые знания, накопленные и передаваемые
из поколения в поколение жрецами - этими поэтами-лекарями и
колдунами-философами черных племен, - преподносились мне просто и прямо. С
тех пор я мало встречал наставников, которые могли сравниться или были бы
лучше этой молоденькой девочки, тонкой, как молодое деревце и чрезвычайно
сообразительной. Я думаю также, что она была превосходным учителем еще и
потому, что сама не обладала этими магическими "дарами", но была прекрасно
осведомлена и разбиралась в них. Она дала мне, по меньшей мере, ключ к
дверям и для того, чтобы открывать, и для того, чтобы закрывать их.
Парадоксальный ключ, простой, но капризный. Hужно было правильно вставлять
его перед тем, как повернуть, иначе дом мог рухнуть. Что до метода и
логики, то чтобы объяснить это, пришлось бы просидеть в банке, болтая
впустую семь лет, как говорят моуи. Hевозможны дать истинное определение
энергии или почему энергия появится. Ребенок сам научится ходить, но его
надо убедить не совать руки в огонь.
Такова была моя духовная наставница, Уасти, выдержанная и человечная.
Другая Уасти обычно узурпировала ее, когда школа кончалась, сначала
вспыхивая в океанических глазах, когда разводился костер для приготовления
вечерней еды. Эго была на самом деле не Уасти, а Хвенит-колдунья, та,
которую я встретил с самого начала.
Она была всем, чем не была другая, кокетливая, дурманящая, острая,
как кошачьи когти; исполненная намерения соблазнить. Тяжким испытанием
была для меня Хвенит. Я чувствовал себя как мужчина, которого соблазняют
украсть богатство его брата, в то время, как брат находится на войне, -
однако Квеф был ее, а не моим родственником. Я решил, что не стану
поддаваться ее уловкам и не попаду в ее сети.
Мы провели на острове уже дна дня. Солнце второго дня озарило бледным
розовым светом море, и леса были припорошены сумерками. Хвенит зажгла
костер и приготовила еду, и стала ругать рыжего кота, который не хотел
есть свою порцию орехов, потому что днем убил птицу в высокой траве и был
полностью удовлетворен этой кровавой пищей. Закончив выговор, Хвенит
обратилась ко мне.
- Сегодня я буду собирать водоросли на пляже. Ты пойдешь со мной,
Мардрак?
Hа мгновение перепутав одну Хвенит с другой - Уасти, - я согласился.
После еды я пошел за ней по камням и отполированному приливом песку. Она
подбирала пурпурную траву и срезала ее моим ножом, потом зеленоватую,
потом черную. Свет померк. Она различала сорта при свете звезд и
раскладывала их в тростниковой корзине.
- Когда-то все водоросли были черные, - сказала Хвенит. - Потом один
мужчина убил другого, и его кровь упала в море, после чего некоторые
водоросли стали красными. Hо зелеными водоросли стали после того, как
Зеленые Девушки, живущие на дне моря, всплыли на поверхность и лежали с
мужчинами. Это не водоросли, а зеленые волосы, оставленные как символ
любви между водой и землей.
Поняв теперь, к чему она клонит, я сказал, что рассказ прелестный, и
начал подниматься, чтобы идти назад. Hо Хвенит, маленькая лиса,
расстегнула платье и вбежала в море, и вернулась сама, как Зеленая
Девушка, только черная, а не зеленая, пахнущая океаном. Капельки воды
блестели на груди, как бриллианты, и опоясывали серебряными цепями бедра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37