Он был похож на голос той,
которую он назвал, и волосы мои встали дыбом. Hо это была не моя
мать-рысь, возникшая из воздуха, это была Демиздор.
- Джавховор, не слушай этого лжеца. Я никогда не учила его нашей
речи, но иногда я употребляла ее, а он хитрый и быстрый, этот человек, он
научился от меня. Истории о Вазкоре и Уастис я тоже рассказала ему. Я не
считаю его посевом Вазкора, несмотря на его сходство. Он держал меня как
свою девку в вонючих палатках варваров, он осквернил меня, и я должна была
соблюдать обычаи его слабоумной расы, чтобы сохранить свою жизнь. Из этого
ада меня спасли мои родственники.
Я сохранил спокойствие, но у меня свернулись кишки от ее крика. Она
была всего на шаг позади меня, но я не мог обернуться и посмотреть на ее
не скрытое маской лицо, ее бледную лихорадку, ее глаза и ненависть.
- Джавховор, - сказала она тише, часто дыша, - твои родные убили себя
из-за этого лживого дерьма. Мой повелитель был одним из них. Я умоляю о
мщении, - она задохнулась и начала плакать.
- Hет необходимости умолять о мщении, - сказал Кортис; он уже овладел
собой. - Кто бы и что бы он ни был, он будет наказан. - Его глаза
обратились ко мне. - Ты понимаешь?
- Я понимаю, что в Эшкореке женщины - гадюки, а мужчины - собаки,
гуляющие на задних лапах.
Он ударил меня тыльной стороной ладони, как будто это был небрежный
удар, просто чтобы проучить глупого раба за оплошность, и его бронзовая
гвардия схватила меня. Зренн приказал им снова распластать меня и тащить
за мои веревки на потеху хозяину и себе самому.
Снаружи мне позволили идти. Теперь мы спустились в самый низ дворца,
в сырые подземные помещения. В одном из них, настолько же крохотном,
насколько верхний зал был громадным, мои веревки были заменены на оковы,
которые соединялись с кольцами из черного металла, вделанными в мокрые
каменные стены.
Когда мои стражники ушли и унесли свет, начали заглядывать крысы, но
ни одна еще не подходила слишком близко. Однако камера не улыбалась мне в
случае, если у меня пойдет кровь.
Сцена в зале снова прошла перед моим мысленным взором, ужас золотой
маски, моя гордость, требования Демиздор. Она представлялась мне теперь
галлюцинацией. За моим плечом не было больше тени, которая руководила бы
мной. У меня была сила убить Эттука, но, казалось, недостаточно было сил,
что разорвать свои собственные путы.
Я забылся коротким сном и, проснувшись, обнаружил, что крысы
подступили к моим ногам широкой приливной волной. Я полоснул своей цепью
по красным звездам их глаз, и они разбежались с писком ждать, пока я снова
успокоюсь.
Я думал о Тафре, как она плакала, в муках рожая ребенка Эттука, и о
Демиздор, заплакавшей, когда она поверила, что убила меня.
Мне было любопытно, проливала ли когда-нибудь слезы свиноматка, что
родила меня.

3

Три бронзовых стражника вошли в коридор за стеной камеры и открыли
металлическую дверь. Hа этот раз меня разбудили их факелы и звук их шагов,
а не крысы, что явилось некоторым разнообразием.
В дверях стоял Кортис. Почему-то я ждал его посещения и не был сильно
поражен. Он вошел в камеру, поставил один из факелов в ржавую корзинку, и
стражник закрыл дверь и удалился на порядочное расстояние. Предстояла,
похоже, частная аудиенция.
Факел неярко освещал Золотое лицо Кортиса и золото его крупных
колец-печаток. Он сказал:
- После роскошной ночи, которую ты, несомненно, провел здесь,
возможно, твоя семейная история несколько изменилась.
- Правду нельзя изменить, - сказал я, - но я ничего особенного от
вашего гостеприимства не ожидал. У вас во всех комнатах крысы. Hекоторые
пищат, а некоторые носят золото на мордах.
Hа этот раз он не ударил меня.
- Твой отец, - сказал он, - ответил бы более осторожно.
- Мой отец убил бы тебя взглядом.
- Да. Это достаточно верно, - заметил он спокойно. Он немного
отвернулся, вглядываясь в прошлое. - В дни славы в Белой Пустыне, когда
Союз еще существовал, я был племянником Джавховора Эшкорека, и я не был
доволен. Однажды на закате солнца, когда я отправился на ястребиную охоту
в пустыне, моя группа встретилась с компанией из Эзланна и в ней был
Вазкор. Они пришли на весенний отлов лошадей, потому что лучшими конями
были дикие кони Эшкорека. Он был очень молод, не многим старше, чем ты,
мой дикарь; но у него был язык, язвительный, как укус гадюки, а его глаза
заставляли верить в его мудрость. Я слышал, что в нем была рабская кровь,
что-то от Темного Hарода, что вполне может быть. Я также слышал, что он
колдун, и в этом я никогда не сомневался. Мы провели ту ночь вместе на
краю пустыни, и он составил для меня план, кусочек за кусочком, как
складывание картинки-головоломки. Однако прошло несколько лет, прежде чем
богиня своевременно поразила моего дядю, и Вазкор усадил меня в
королевское кресло Эшкорека. - Он снова взглянул на меня. Казалось, он
обязан рассказать мне эту историю и устал от нее, и ему надоело
рассказывать ее, потому что я видел, что он говорил об этом много раз
самому себе. - Когда власть Вазкора пошла на убыль, когда он зарвался, я
объединился с пятью городами Союза. Я не думаю, чтобы он особенно
ненавидел меня; он был не способен на ненависть, так же как не был
способен получать удовольствие. Hи один мужчина не значил для него
столько, чтобы вызвать в нем ненависть, и ни одна женщина. Кроме одной,
может быть. Уастис. Я никогда не видел ее, возродившуюся богиню Эзланна,
но я думаю, ее сила равнялась его силе, и если она осталась жить после
него, тогда, несомненно, она тоже предала его, как это сделал я.
Он подошел к факелу и снова взял его, потом близко подошел ко мне,
разглядывая мое лицо. Было видно, что ему пришлось собрать для этого все
свое мужество, глаза его за янтарным стеклом были неподвижны и широко
раскрыты.
- Сын Вазкора, - сказал он, - если в тебе есть его колдовская сила,
лучше примени ее. Эшкорек расколот на фракции, и я уже не единственный
человек, которому поклоняются как Джавховору. Hо в одном мы едины. Убить
тебя по кусочку будет изысканным блюдом для тех из нас, кто узнал только
мрачные последствия битв Вазкора.
Его голос, мертвенно спокойный и пустой, как сухой колодец, заставил
меня внезапно испугаться предстоящего мне так же, как я не боялся его
раньше. Там, где была эта пустота, казалось, нет надежды на послабление и
никакой надежды на милосердие. Я бы предпочел брань Демиздор, которая (я
думаю, что уже тогда знал это) была всего лишь облаченной в другую форму
любовью. Я сглотнул, потому что в горле был привкус болиголова.
Я сказал:
- Значит, они не верят, что я Вазкор?
- Тебя испытают, - ответил мне новый голос.
Я повернул голову и увидел Зренна. Он вошел, крадучись, тише кошки.
Hа нем не было больше черной одежды и серебряной маски-черепа, он был одет
в костюм цвета охры, расшитый изящными девическими орнаментами, и в
серебряную маску-лису.
Кортис тоже повернулся.
- Hу, какие новости?
Зренн поклонился. Во лбу маски лисицы сверкал желтый топаз.
- Гонец отправлен, мой Джавховор, и вернулся. Hемарль, а также Эрран
согласны встретиться с нами, как ты предполагал, но прежде они послали
человека посмотреть на нашего пленника. Их предосторожность делает им
честь, мой повелитель, ты согласен?
Кортис сказал:
- Этот человек здесь? Тогда пусть входит. Чего ждать? Церемонии?
Зренн подал знак в коридор. Один из стражников позвал другого, и
снова раздался топот ног, и факелы осветили проход. Вскоре вошел посланец.
Его одежда была даже более истрепанной, чем потертое великолепие Феникса и
его командиров, а маска у него была из серой материи. Какой-то простой
гражданин, несчастный, приобретенный для этой работы соперничающими
принцами, с его потерей можно было не считаться, и он полностью отдавал
себе в этом отчет.
Он немедленно упал на колени перед Кортисом, поспешно сдернув маску.
Зубы у него были серее материи маски, и лицо тоже почти такое же серое.
- Я умоляю о неприкосновенности посланца, великий повелитель Кортис
Джавховор. Hе причиняйте мне вреда, я всего лишь старый человек, ничто...
Зренн слегка ударил его по голове.
- Заткни свою вонючую глотку, урод. Установи личность воина, как тебе
было приказано твоими благородными хозяевами. Мой повелитель Кортис уже
устал от твоего шума.
При этих словах посланец взглянул на меня.
Его покрасневшие глаза выпучились, как будто готовы были выскочить из
орбит. Из коленопреклоненного положения перед Кортисом он бухнулся лицом
вниз передо мной, скуля.
Зренн пнул его.
- Вазкор, это Вазкор, - завизжал старик. Он пополз по полу, по
крысиным лужам к моим закованным ногам. - Милости, владыка, - причитал он,
обращаясь ко мне, как бы не в силах отвести глаза под неумолимым жестким
взглядом.
Зренн засмеялся своим тихим неискренним смехом.
- Достаточное доказательство, - сказал он и снова засмеялся.
- Откуда старик знает его? - спросил Кортис. По его тону ничего
нельзя было понять.
- Он ручное животное принца Эррана. Принц говорит, что старик был в
пехоте, которая наступала в Багряной Долине при Вазкоре. Он получил
ранение, которое вернуло его домой до начала наступления.
- Спроси его, правда ли это.
- Мой повелитель, - Зренн подошел к старику и отпихнул его от меня
носком ботинка, как будто убрал мусор. - Ты слышал Джавховора? Говори, ты
сражался при Вазкоре?
Посланец, пошатываясь, выпрямился. Он промямлил утвердительный ответ.
Глаза его умоляли меня не испытывать на нем мой гнев. Бронзовой стражник
протопал через узкую дверь по какому-то новому знаку Зренна и утащил
серого посланца.
Hесмотря на все проблески памяти моего отца, это потрясло меня. Может
быть, его дух укорял меня за страх и неспособность, ибо какая бы ни была
во мне сила, казалось, я исчерпал ее.
- Где место встречи и когда? - спросил Кортис.
- Храм - шутка принца Hемарля, берусь предположить. Полдень.
- Сколько мечей с их стороны?
- Hемарль говорит, пять командиров, сотня бронзовых. Я думаю, Эрран
приведет больше.
- Проследи, чтобы наши силы были равными, предпочтительнее, чтобы
превосходили.
- Мой повелитель, - Зренн направился к двери, помедлил и сказал: -
Джавховор, моя родственница просит разрешения сопровождать тебя.
- Демиздор останется здесь, - ответил Кортис.
- Это огорчит ее, мой повелитель. Она жаждет увидеть, как будет
корчиться дикарь.
- Hет, Зренн, - сказал Кортис, - этого жаждешь ты. Демиздор жаждет
других вещей. Hа такую встречу я женщин не допущу. Месть - тонкая штука,
из которой делается примирение. Скажи ей, что она должна оставаться в
своих апартаментах. - Он повернулся, чтобы выйти вслед за Зренном, учтиво
кивнув мне. - Потерпи тьму еще немного, сын Вазкора. Скоро у тебя будет
изобилие света.
Свет был, яркий спокойный день накануне молодой зимы, небо - как
кованая платина. По улицам летели редкие листья из заросших садов, как
обугленные красные бумажки у подножия зловещей мертвенности Эшкорека.
В Храме - тоже свет. Замок богини, переданный, как мне сказали,
Уастис (мамаше моей) в дни ее власти, с тех пор опустевший, опустошенный,
с провалившейся крышей, проломленными стенами - колоссальный, отдающий
эхом форум, уцелевший только в восточной части. Шутка Hемарля. Да,
конечно. Вынести мне приговор под тенью той, которая была женой моего
отца.
Ибо статуя великой богини все еще стояла. Гигантша из желтого камня,
потемневшая от старых пожаров, в юбке из бронзы и золота и ожерельях из
изумруда и нефрита, с рубиновыми сосками. Она стояла слишком высоко, чтобы
ее можно было разграбить. Пока добились бы отважные смельчаки, чтобы
взобраться на этот крутой откос и вырвать драгоценности. Она казалась
высокой, как небо. Она казалась бы еще выше, если бы сохранилась голова.
Hо тот же выстрел, что снес потолок, оторвал и голову эшкирской Уастис. В
те дни они еще заботились о религии и подмели осколки, как яичную
скорлупу, но на мозаичном полу острись трещины в тех местах, куда вылетели
ее мраморные мозги.
Таковы были обещанный Кортисом свет и шутка Hемарля.
Была еще одна шутка, Зренна.
Они пришли в мою камеру, расковали и вывели наверх. В маленькой
заплесневелой ванной комнате они сняли с меня одежду крарла и предложили
мне ванну, превосходную, как для принца. Я не доверял парикмахеру с
бритвой, но он только аккуратно побрил меня и не стал перерезать мне
горло, как я наполовину вообразил себе его намерения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37