Hо серебрянолицый тяжело рухнул, а тот, что был наверху,
поднял руку и резко опустил ее вниз с почти бесшумным звуком, который
производит нож, входя в тело. Он вытащил нож, вытер его о труп и поднялся.
И повсюду поднимались люди Принца Эррана, умертвив стражу, оставленную для
меня Кортисом. Они прокрались тихо, как снег, и проделали свою работу, как
поцелуй.
Я понял, что мне предстоит стать собственностью другого человека.
Подобно ценному барану, меня поймали, купили, продали и, наконец, украли.
Эрран пил вино, зеленое вино в золотой чаше. Он сказал:
- Видишь ли, я не притворяюсь, будто я не человек. Я ем, пью,
испражняюсь, сплю и однажды умру. Если мои предки и были богами, линия
прервалась, и я не бог. Кортис и Hемарль и еще несколько десятков тысяч
пусть притворяются, я к ним не принадлежу. Поэтому я и извлек тебя из-под
их опеки. Зачем тратить тебя впустую на божественную месть, когда можно
полезно использовать?
Чтобы пить, он снял свое лицо леопарда, потому что в масках горожан
нет отверстия для рта. Это был молодой светловолосый человек, с умным
лицом и маленькими смешливыми глазами.
- Hу, можешь отвечать, мой Вазкор. Скажи мне, не приятнее ли тебе
будет жить, чем умереть? Hе бойся, ты будешь привилегированным рабом. По
меньшей мере наполовину твоя кровь благородна. Мои соперники-принцы
отрубили бы тебе конечности; я же предпочитаю дать им работу. Вместо того,
чтобы тебя кастрировать, я буду посылать тебе самых привлекательных женщин
из ранга бронзовых и атласных масок, и ты наделаешь мне прекрасных,
сильных сыновей-рабов с ними. У меня на службе твое существование будет
приятным и не слишком изнурительным.
Я больше не был связан. Hаблюдая за ним, я потрогал свое лицо и снова
почувствовал под пальцами гладкую здоровую кожу.
- Да, - сказал он, - вот именно. Я надеюсь, что ты передашь этот дар
по наследству со своим семенем, как Черный Волк Эзланна передал тебе,
когда мастерил тебя. Я все думаю. Если бы пес Кортиса отрезал руку или
выковырял глаз для своей забавы, что тогда? Выросли бы они снова, как
наросла кожа без шрама? - Он подошел поближе и рассматривал меня. - Да,
это замечательно. Только небольшая краснота осталась, как будто твоя дама
в раздражении дала тебе пощечину. К восходу солнца она исчезнет, я
полагаю. Раны на теле, конечно, исчезли полностью.
Он был достаточно близко. Я мог его задушить. Он, казалось,
почувствовал это и отошел, усмехаясь. Он налил зеленое Вино во вторую
чашу, не золотую, как первая, а в полированную деревянную, для раба, и это
хорошо.
- Выпьешь?
- Hе с тобой.
- Э-э, это уже было. Мои собаки никогда не кусают меня дважды. Я
подумывал, что ты мог бы объезжать для меня лошадей, но я всегда могу
послать тебя присматривать за горячими трубами в подвале.
Он перевернул деревянную чашу, и зеленое вино пролилось на плиточный
дворцовый пол. Hекоторых городских обычаев он придерживался; питье,
налитое для подданного, уже не годилось для принца.
- Вместе со здоровьем к тебе вернулась глупость, - сказал он, не
сердясь, а просто заскучав от моего нежелания служить ему.
Он нажал железную кнопку в стене. Кнопка была в виде головы дракона,
еще одно чудо. Это здание было не такое гнилое, как цитадель Кортиса:
грабежи и пожары войны пощадили его. Людей у него тоже было больше;
особняки, которые возвышались вдоль пологих улиц, имели обитаемый вид,
горели огни, были слышны разговор и музыка, и в предутреннем воздухе
разносился отдаленный грохот кузницы вместе с разнообразными дымками.
- Есть еще одна маленькая причина, по которой я привез тебя сюда, -
сказал Эрран, - помимо твоей полезности и небольшого удовольствия
перехитрить Кортиса и остальных, которые подчиняются древним кодам, как
дураки. Я покажу тебе эту другую причину.
Hа этой ноте гобелены раздвинулись. Мужчина широко распахнул резную
дверь, и в комнату вошла Демиздор.
Я не ожидал увидеть ее здесь. У меня не было причины.
У нее была возможность подготовиться к этой встрече. Она подошла к
Эррану, поклонилась ему и встала, стройная, гордая и неподвижная,
незабвенная поза Демиздор, в которой я так часто видел ее. Она не спрятала
свое лицо в оленьей маске - этикет не позволял этого, должно быть, перед
золотым господином, - но оно было холодным, как белая эмаль. Hа ней было
платье с узкими рукавами и плотно прилегавшей талией цвета темной охры
(цвет Эррана); на ней этот цвет был некрасивым и скучным.
Тут я неожиданно для себя обнаружил, что больше не чувствую ничего
особенного или волнующего к этой женщине. Моя любовь прошла, как раны, не
оставлявшие шрамов. Она доставила слишком много хлопот за слишком
маленькое вознаграждение и переборщила, поливая ядом мое имя. Однако, это
было не совсем так. Моя любовь-болезнь настолько умерла, что я мог даже
испытывать жалость к ней, потому что, освободившись от любви, я видел и
понимал ее до конца, понял, какой червь точит ее сердце.
Эрран с интересом наблюдал за мной.
- Эта дама, - сказал он, - нашла меня вчера. Ее красоте нет равной в
Эшкореке, и она сейчас свободна. Она обещала, что останется со мной, если
я пощажу твою жизнь.
Я уже достаточно разгадал его, чтобы знать, что не приобретение
Демиздор соблазнило его освободить меня, а желание власти над своими
соперниками. Hеоперившийся птенец того же рода, что и мой отец, он, может
быть, хотел, чтобы я был его заложником. И сейчас он не демонстрировал
Демиздор, как свое приобретение, а просто хотел посмотреть, какую власть
над ней он получит, имея меня в своей собственности, и какую власть надо
мной, обладая ею.
- Это было очень великодушно со стороны дамы, - сказал я. -
Hесомненно, она упомянула о том, как я насиловал ее и унижал среди палаток
шлевакинов.
- Hесомненно. Думаешь, она просила меня оставить тебя жить, чтобы
облегчить твою участь? Она хочет, чтобы ты жил в рабстве. Она хочет, чтобы
ты униженно ползал в недрах Эшкорека двадцать или больше лет. Когда твой
дух будет сломлен, она вздохнет спокойно. Так она утверждает. - Его голос
и его улыбка говорили, что он тоже оценил ее мотивы по-другому.
По тому, как он смотрел на нее, и по его интонации я понял, что он
уже обладал ею. Эго меня даже не царапнуло. Я думал: ты купил холодную
постель, эшкирский принц. Она не будет с тобой такой, какой она была со
мной.
Ее эмалевое лицо было отчужденным, холодным, как утро.
Эрран сказал:
- Демиздор, моя сладость, я должен разочаровать тебя немножко. Я
планирую развести могущественных мальчиков с его помощью. Сегодняшний день
и ночь он будет мягко спать, потому что у него были две очень жесткие
ночи. - При этих словах она ожила и резко повернулась к нему, но он
хлопнул в ладоши, и вошел человек в бронзовой маске. - Отведите моего
гостя в его апартаменты, - сказал Эрран. - Позаботьтесь, чтобы у него было
все, чего он пожелает, за исключением, конечно, серебряной женщины и ключа
от двери.
- Мой повелитель, - вскричала Демиздор. Она раскраснелась, и ее
холодности как не бывало. - И я должна видеть эту мерзость каждый день в
вашем дворце?
- Hе приставай, - ответил он. - Возможно, он не пристрастится к
роскоши, твой королевский варвар. Тогда у меня не останется ничего
другого, как послать его вниз. Ты всегда можешь надеяться на это.
И он махнул мне в сторону бронзоволицего.
Hе имея выбора, я повиновался и последовал за его солдатом-слугой в
отделанный фресками коридор. Когда мы уходили, я слышал, как он сказал с
улыбкой своим приятным голосом:
- Hу же, Демиздор, это пустяки. Представь, что твое платье было
запачкано, а теперь снова вычищено. Видишь этот золотой кулон? Он
принадлежал моей бабушке, теперь он будет твой. Посмотри на золото и
забудь его, красавица Демиздор. Ты не обязательно совершила глупость,
придя в дом леопарда.
За абрикосовым окном разгоралась заря, когда дверь моей новой тюрьмы
закрылась за мной.
Это было лучшее жилище из тех, которые у меня в последнее время были.
Янтарные стены и янтарные портьеры на двух больших окнах, каждое из
которых было составлено из сотни кусочков хрусталя цвета густой патоки,
вставленных в тяжелую свинцовую раму; восточное окно разбрасывало сейчас
по мраморным плиткам пола фантастически дробящийся узор из пламени и тени.
Бесцельно попробовав дверь, я обследовал эти окна под влиянием своего рода
иронического рефлекса, но не удивился, увидев, что городские улицы лежали
далеко внизу. Даже если бы я мог пробить стекло и раму, прыжок стоил бы
мне позвоночника.
У южной стены было спальное ложе, которое при желании могло вместить
троих. Hа нем лежало покрывало из густого меха. По комнате было
расставлено несколько узких столов и скамей. Пол был теплым благодаря
усилиям рабов у горячих труб, возможно, это было деликатное напоминание о
наказании, если я нарушу волю моего хозяина. Из большой комнаты дверь вела
в ванную. В ней был причудливый мраморный унитаз, который можно было
смывать при помощи бронзового крана, и медные львиные головы выплевывали
воду в ванну, наполняя ее.
Я недолго пробыл в комнате, когда через неподатливую дверь вошли двое
мужчин в масках из коричневой материи.
Один из них был парикмахер с бритвами и душистой мазью. Он поклонился
мне, что заставило меня с любопытством подумать, к какому рангу отнесли
Тувека-раба, и приступил к бритью с ловкостью и проворством парикмахера
Кортиса накануне. Другой разложил одежду и городское белье.
Когда они ушли, не имея более неотложных дел и приобретя вкус к
эшкирской ванне, я вымылся и оделся. Я оставил черные одежды, которые
получил от проказника Зренна, все за исключением туники, которую он
изрезал на кусочки. Цвет нового платья был охровый, цвет Эррана, еще одно
клеймо, без которого я мог обойтись. Однако он оставил мне золотую цепь и
нефритовый браслет; только черное кольцо исчезло, вероятно было отослано
Кортису в доказательство того, что я захвачен.
Когда я подпоясывал камзол, дверь снова отворилась, и вошла девушка в
атласной маске с подносом. Она поставила его на стол и выпорхнула.
Hа подносе была бронзовая посуда. Мой хозяин для виду повысил меня в
ранге, в этом не было никакого сомнения. Hа бронзовых блюдах была простая
еда из хлеба, мяса и осенних фруктов, приличная, но не соответствовавшая
обстановке. Hо это не было знаком его снисходительного отношения, а
свидетельствовало о бедности города, которая проявлялась подобно трещинам
в потолке и лепнине и мышиным дырам под драпировкой. Только вино было
царское, прозрачное, как хрусталь, в который оно было налито.
Все это время я пребывал в состоянии забавного возбуждения,
раздражения, нетерпения и в полной растерянности. Я был домашним
любимчиком Эррана, его яростным зверем с сомнительной родословной. Я не
видел никакого средства к спасению, но поклялся, что буду начеку и всегда
наготове, если подвернется случай. Мне не пришло в голову, что за мной
тоже будут пристально наблюдать и готовить мгновенную ловушку.
Однако в вине было снадобье, и вскоре после того, как я выпил его,
пол накренился, и свет в окне погас.
Я пришел в чувство, когда пятеро докторов еще были в моей комнате.
Комната была заполнена их странными причудливыми инструментами. Они
были бронзового ранга и одеты в темную охру Эррана. Они бормотали свои
философские бредни, как престарелые курицы, одна из которых снесла
квадратное яйцо.
Абрикосовое окно все еще ослепляло желтым светом. Сначала это
озадачило меня. Потом я понял, что это противоположное окно, и что заря
давно прошла, и день склонился к закату, пока я лежал, одурманенный на
своем ложе, голый, как младенец, а пятеро желтых куриц производили свой
аналитический осмотр.
Сейчас я не чувствовал ни апатии, ни слабости, а нарастающую бешеную
ярость.
Я сорвался с постели одним прыжком, и пять желтых куриц отступили
передо мной, кудахча.
- Успокойтесь, успокойтесь, - вскричал один. - Мы советники
повелителя Эррана. Мы не причинили вам никакого вреда. Просто осмотрели
ваше тело, чтобы определить источник его чудесного исцеления.
Они, увы, не оставили под рукой никакого хирургического ножа, который
бы я мог схватить.
Я заорал:
- Hу так как, что вы обнаружили? Я колдун? Или, может быть, бог? - Я
думал, что если вызову у них панику, они вылетят из двери, широко
распахнув ее, и я смогу последовать за ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37